Дьявол
Ох уж этот Дьявол! Именно его присутствие в колоде в свое время стало причиной восприятия Таро как «книги дьявольских картинок». Человек остается всего лишь человеком, и даже на православных иконах мы находим выскобленные места там, где были изображены черти или Дьявол. Примитивное сознание действует по принципу «если не вижу — значит, этого не существует». Кстати говоря, это характерная черта именно русского коллективного бессознательного. Ни одна европейская картина не была испорчена подобным образом. Страшные демоны и горгульи украшают католические соборы, в том числе знаменитый собор Парижской Богоматери. Мир, где теневые образы естественно включены в структуру как хранители, более психически здоров, устойчив и осознан.
Враг, которого видишь перед собой, опасен, но у тебя есть шанс постоять за себя. А вот перед тем врагом, который у тебя за спиной, ты беззащитен. Поэтому любая серьезная психологическая или духовная работа начинается с осознания и приятия того, что находится в тени, и взаимодействия с ним.
Дьявол — образ собирательный. Чтобы понять пятнадцатый аркан, нам нужно очень серьезно рассмотреть те концепты, которые традиционно с ним связывались. Мы уже говорили о том, что боги одного цикла становятся демонами другого. Поэтому и в атрибутах Дьявола мы видим то Пана, то Аполлона (как Аполлиона-Губителя), то Вотана. Если обратиться к средневековой демонологии, то и там демоны — тоже бывшие боги. Астарот — это переиначенное имя финикийской богини Астарты, Вельзевул — давно забытый Баал Зебуб, а демон Аполлион — не кто иной, как светоносный Аполлон. Но, несмотря на то что Дьявол вобрал в себя множество образов, за века он выработал свою собственную иконографию, скрывающую вполне конкретные архетипические идеи.
В этой главе мы, сравнивая разные изображения и концепции, попробуем разобраться в том, чем же на самом деле является архетип Дьявола.
Исследуя аркан 15 в классических колодах и Таро Кроули, нам надо сосредоточиться на двух фундаментальных идеях. Первая идея лежит на поверхности — это идея Дьявола как носителя архетипического зла. Внимательное ее рассмотрение позволяет распознать ее иллюзорную природу. На уровне объективного космоса зла нет, поскольку все противостоящие силы оказываются частью единства на более высоком уровне. И, тем не менее, мы не можем отвергнуть идею зла вовсе, поскольку она является одной из архетипических идей, формирующих нашу культуру. Кроме того, именно кристаллизованная идея зла и является эволюционным двигателем. Появление фигуры Дьявола позволяет не замкнуться в совершенстве четырнадцатого аркана, а, принимая вызов, выходить из устоявшейся зоны комфорта, где уже произошло полное примирение противоположностей.
Дьявол — это вызов, требующий адекватного ответа. Мефистофель заявляет о себе как о слуге энтропии и покоя и стремится успокоить Фауста, заставив его довольствоваться достигнутым, но в конечном счете его действие оказывается прямо противоположным — в отсутствие Мефистофеля риск впасть в энтропию для Фауста был бы куда более реальным.
Вторая важная идея, представленная в Таро Кроули, — Дьявол как выразитель мощной природной фаллической, проникающей силы. Не нужно долго всматриваться в кроулианский аркан 15, чтобы увидеть в нем фаллос с глазом. Таким образом Дьявол показан как связанный с воспроизводящей, агрессивной, мужской сексуальностью.
Пожалуйста, посмотрите на одно из самых старинных изображений Дьявола в Таро.
Рога, крылья, мохнатость — все при нем, как обычно. Но в первую очередь взгляд оказывается прикован к его второй голове, которая изображается непосредственно в области, где вообще-то должен был быть фаллос.
Может показаться, что тут имеет место своего рода визуальный эвфемизм, или замещение. Дескать, целомудренные итальянские художники подразумевали фаллос, но, поскольку рисовать фаллос неприлично, на его месте нарисовали голову. Это очень соблазнительная точка зрения, но она неверна. Потому что здесь, в пространстве аркана 15, фаллос и есть голова. И эти две головы противопоставлены друг другу. Есть такой пошлый афоризм: мужчина не может думать двумя головами сразу. Голова-фаллос — это не просто фаллос. Это, если угодно, второй центр желания, противостоящий первому.
Интересно, что образ зла часто связан с двухголовостью. Например, двуглавый змей Сисиютль у американских индейцев. Или вершина антииерархии Древа Жизни — Таумиэль, две чудовищные головы, которые постоянно пытаются поглотить друг друга. Само слово дьявол содержит в себе идею дуальности, двойственности, диады (на картах более поздних колод Таро это показано более наглядно).
Поэтому образ головы вместо полового члена — это не смягчение, а наоборот, обострение, акцентирование ужаса. Художник, изображающий Дьявола таким образом, как бы кричит о состоянии мучительной раздвоенности между рациональным (голова) и сексуальным (вторая голова) центрами. Классический Дьявол как бы указывает нам на ужас раздвоенности: «Хорошего хочу, но не делаю, дурного не хочу, но делаю». Это типично средневековое состояние острой конфронтации между телесным и духовным, рациональным и хтоническим, инстинктивным и разумным.
Здесь интересно проанализировать само происхождение слово дьявол от греческого диаболос — «разделять». Обратите внимание, что антонимом диаболос было слово симболос — «соединять». Дьявольское разделяет, символическое соединяет. Символ, противостоящий Дьяволу и выражающий волю к соединению, представлен в аркане 14, Искусство. Разделение, на которое нам указывает самое раннее изображение Дьявола в Таро, — это разделение внутри человека, разделение на Эго и Тень, желаемое и отвергаемое. В «Книге Закона» сказано: «Не проводи различия, ибо так приходит вред» и «Ноль равен двум» — как будто Кроули с самого начала использует «противоядия» против излишних разделений.
Следует обратить внимание на то, что ни в одной из древних космологий зло не обладало полной автономией. Даже в самой дуалистической модели мира, зороастрийской, чудовищный Ариман появляется из сомнения Ахура Мазды. Трагедия раскола начинается с сомнения Бога в самом себе: «Существую ли Я? Прекрасно ли то, что Я создаю? Если Я есть всё, есть ли что-то, кроме Меня?» Первичное совершенство нарушается не внешним вторжением, а внутренним сомнением. В этом свете даже поздняя христианская идея «восстания Люцифера» является лишь поэтической проекцией этого сомнения Бога в самом себе. Ведь даже согласно многим религиозным текстам, ангелы — лишь посланники, то есть выразители воли Всевышнего, в отличие от человека не обладающие душой. Следовательно, восстание ангела — это зримое выражение внутреннего конфликта в структуре Божества.
Итак, Дьявол является лишь символическим выражением раскола. Может показаться странным, что карта раскола следует после карты интеграции, но на самом деле речь идет о переходе на новый виток спирали. Конфликты, которые преодолевает сознание в четырнадцатом аркане, связаны прежде всего с проблематикой отдельного, индивидуального «я», проблемой Эго и Тени, Эго и Анимы. Уладив эти расколы, сознание сталкивается с главным расколом, имеющим метафизические корни, — расколом Бога в себе самом. Дьявол как бы бросает вызов сознанию: способен ли человек выдержать созерцание этого раскола внутри самого Божества и способен ли он излечить эту рану?
В Таро Уэйта раскол представлен тем, что первичный андрогин разделен на «мужедемона» и «женодемона», хвосты которых (заместители половых органов) охвачены огнем, то есть страстью.
Таким образом, основное значение этой карты, страсть, является компенсаторным по отношению к основной идее. Страсть здесь — скорее отчаянное стремление восстановить статус кво; она возникает как результат разделения, разрыва, утраты способности к символизации и излишне конкретного восприятия реальности.
Лоб уэйтовского Дьявола венчает перевернутая пентаграмма, которая считается символом демонического порабощения духа материей. Однако истина в том, что каждый символ имеет несколько аспектов, и та же самая перевернутая пентаграмма у ранних христиан служила символом одухотворения материи, благовещения. Так, на монетах первого христианского императора Константина изображалась именно перевернутая пентаграмма, а Андрей Рублев рисовал Христа на ее фоне. Перевернутые пентаграммы встречаются на средневековых христианских храмах. Впрочем, не стоит впадать в другую крайность, утверждая исключительно благое значение этого символа. Даже Алистер Кроули, называвший перевернутую пентаграмму «пентаграммой благодати», использует ее изображения в теневом значении на изображениях Пятерки Чаш и Пятерки Мечей.
«Преображение Господа нашего Иисуса Христа». Православная икона, конец XV — начало XVI вв.
Эти факты с легкостью игнорируются современными оккультистами, которые в большинстве своем не способны понять и принять бинарную природу любого символа. Потребность в определенности и однозначности, как и склонность «выскабливать» пугающие изображения Дьявола и Смерти с икон, — симптомы неисправимой инфантильности и незрелости.
Алистер Кроули предлагает свое изображение аркана Дьявол, в котором доминирует гигантский фаллос с тестикулами, содержащими зародыши новой жизни.
Кроули писал, что «Дьявол — это всего лишь средневековая маска Пана», олицетворявшего мужскую репродуктивную силу. Однако так ли прост и благ Пан сам по себе, как это может видеть недалекий почитатель пасторальных идиллий эпохи Просвещения? Слова «всего лишь маска Пана» могут пониматься как «на самом деле он безобиден, как Пан с пастушками». Однако для древних греков Пан был отнюдь не безобидным божком. Кстати, слово паника этимологически происходит от имени Пана. Неконтролируемый, стихийный панический ужас, который может обуревать странника в лесу, безошибочно указывает на присутствие Пана.
Основное и определяющее значение большого аркана 15 — одержимость, захваченность, неистовство. Это может быть неистовство сексуального вожделения, когда весь мир сводится к одному сексуальному импульсу, или неистовство войны, когда единственный смысл жизни — уничтожение врага. Одержимость отключает какое-либо реальное восприятие целого. Поэтически говоря, одержимость — это когда монета заслоняет солнце.
В средневековой теологии описывается множество способов, которыми демоны одерживают людей. В легкой форме это может быть захваченность какой-то одной страстью — жадностью, алчностью, честолюбием, вожделением. Но в крайнем своем проявлении одержимость — это безумие. Все мы видели голливудские фильмы об «одержимых Дьяволом». Но если вы хотите понять суть, экзистенцию одержимости, не смотрите голливудские фантазии. Лучше посмотрите фильм Ежи Кавалеровича «Мать Иоанна от ангелов». Возможно, тогда символика аркана Дьявол вам станет более понятной. Формально в фильме одержима Иоанна, но на самом деле во власти одержимости там находятся все — в этом и уникальность удивительной кинематографической работы Кавалеровича.
Одержимость — это не метафора, а очень точное психологическое описание состояния как бы изнутри процесса. Карл Густав Юнг очень точно подмечает, что в за века изменились название: «То, что раньше называли демонами, сейчас стало неврозами». Даже методы борьбы с одержимостью схожи: узнать имя демона, то есть дать наименование синдрому, комплексу, из которого он происходит, — значит узнать его природу.
Дьявол, как и Вожделение, безусловно, связан с сексуальностью. Но надо понимать, что под сексуальностью мы понимаем очень сложный комплекс архетипических явлений. Стараниями Фрейда понятие «сексуальности» существенно расширено за пределы того, что непосредственно связано с половым актом. И с этим могут быть связаны совершенно разные архетипические силы. Скажем, Императрица — это природная репродуктивная сила, которая, не мудрствуя лукаво, направлена на одну цель: зачатие новой жизни. Центральный с нашей точки зрения архетип сексуальности, одиннадцатый аркан, раскрывает нам священное, магическое измерение сексуальности, в то время как в арканах Смерть и Дьявол раскрывается ее демоническое, хтоническое начало. Причем, если Смерть — это больше темное женское (Черная Луна) то Дьявол — темное мужское (инкуб, Черное Солнце, демонический любовник). Здесь можно вспомнить апокрифическую «Книгу Товита», в которой все мужья Сарры, одержимой демоном Асмодеем, умирали после первой брачной ночи, пока его не изгнал Товия, наставляемый архангелом Рафаилом.
«Когда мы даем название “сексуальность” тому, что некогда воспринималось как хтоническое 6oжecтво, или говорим о «галлюцинациях» вместо откровения, и когда боги небес и подземного мира признаются доминантами человеческого бессознательного, это означает, что в человеческую психику опустился огромный участок внешнего мира»— пишет юнгианский аналитик Эрих Нойманн.
Состояние, связанное с арканом Дьявол, прекрасно передал Стивен Кинг в своем романе «Длинный путь». Забег ста человек, схождение с дистанции означает смерть и до финиша дойдет только один. Вот если вы сможете прочувствовать, что должен переживать участник такого забега, какая немыслимая одержимость финишем должна захватить его сознание, чтобы все, кроме заветной финишной ленты, просто перестало существовать, — вы поймете, что такое одержимость по пятнадцатому аркану.
Метафора длинного пути интересна тем, что именно это проходит сперматозоид на пути к яйцеклетке. Только в отличие от романа Кинга здесь соревнуются не сто, а миллионы витальных единиц. Сексуальность Дьявола — это не только вожделение одного тела к другому. Это пиковая разрядка, оргазм, безумная гонка, длинный путь, по которому миллионы сперматозоидов устремляются к яйцеклетке. Если вы представите себе, какая неистовая витальность стоит за этим моментом выбросом семени, то поймете, почему секс у всех народов считался сакральным и лиминальным действом, а символизм секса и смерти был один и тот же.
Кроме сексуальности, Дьявол связан с архетипом гордыни, или как это называется в психологии, с состоянием Эго-Инфляции. Гордыня — не очень удачный термин, поскольку он подразумевает личный выбор, сознательную волю ко злу, которую можно одолеть посредством дисциплины сознания, самоконтроля и смирения. Но состояние инфляции не может быть личным выбором. Одержимость — более точное слово. Никто не скажет: «Сегодня я впаду в инфляцию». Инфляция — это скорее своего рода «психическая инфекция», которую отдельный человек и весь народ рискуют «подхватить», оказавшись на сквозняке славы и холодной вершине триумфа.
С этой точки зрения Дьявол оказывается странным образом переплетен с такими арканами, как Колесничий и Иерофант. Победив, герой рискует стать жертвой инфляции, но стоит впасть в инфляцию, и сфинксы понесут колесницу в бездну, а ученики восстанут и создадут свою ересь. Обратите внимание на структурное сходство этих карт в марсельской и уэйтовской колодах. Каждая из этих карт триадична. Триадичности — Колесничий и два сфинкса, Дьявол и два демона, Иерофант и два ученика. Триада указывает на фаллическую силу, но, не скомпенсированная четвертым элементом, эта сила очень легко может впасть в опасную односторонность. принципы «ничего сверх меры» и «познай себя», никогда не забывала об опасности одержимости демоническим хюбрисом. Избыточность всегда пресекается: попытавшийся сковать священный Босфор Ксеркс погибает от армии греков, а Беллерофонт, попытавшийся взлететь к богам на Олимп, оказывается сброшен крылатым конем. Если говорить на языке образов Таро, за Дьяволом неизбежно следует Башня.
До сих пор мы рассматривали в основном негативную сторону одержимости. Но, как ни странно, одержимость — это не всегда плохо. Удобный, уютный, ограниченный и управляемый мир внутри аркана Искусства кажется
Античная цивилизация, поставившая в основу своей культуры куда более привлекательным, чем безумная одержимость демоническим, но это лишь первое впечатление. Ограниченность оборачивается стагнацией. Покой — скукой. Удобство — пресыщением. Совершенство — лишь этап на пути к целостности.
Дьявол — великий разрушитель, ставящий индивидов и группы перед вызовом, ответ на который всегда означает трансгрессию в запретное и неизвестное. В этом отношении функция Дьявола может совпадать с функцией аркана Влюбленные, главной идеей которого является выход за границу биологической обусловленности. В некотором смысле Дьявол и Влюбленные являются полярными противоположностями — во Влюбленных герой преодолевает ограничение инстинктивного и природного ради культурного и сознательного, в то время как в Дьяволе происходит обратное — сознательное и культурное, пройдя свой путь от откровения к образу отжившего канона, преодолевается через природное и биологическое.
Говоря о Дьяволе как о некоей сущности, противопоставленной Богу, мы часто упускаем его первое предназначение — быть уполномоченным прокурором, наместником Божества, «тем, кто противится».
Самые ранние мифологии изображают Дьявола своего рода прогрессором человечества. В образе Азазеля он спускается к людям, берет в жены дочерей человеческих и передает сокровенные знания. Азазель обучает людей астрологии, астрономии, косметике, но самое главное — он обучает их «видеть, что было позади них». Что скрывается за этой странной фразой «Книги Еноха», можно лишь догадываться. История? Создание зеркал? Магическая интуиция? Способность к психологической рефлексии? Благодаря вторжению Дьявола в человеческое пространство человек из счастливого животного превращается в свободного человека. «Книга Еноха», описывающая «грехопадение ангелов», открывает нам Азазеля как некоего аналога Прометея. Это прогрессор, который за свои усилия жестоко наказывается Яхве, убивающим его детей на его же глазах.
Образ козла на картине пятнадцатого аркана отсылает нас к мифологеме Азазеля, который в конечном счете становится «демоном пустыни». Азазель — великий козел отпущения, которому магически соответствует знак Козерога. Это знак, в котором в своей обители находится Сатурн — планета, считающаяся самой опасной. Средневековые астрологи называли Сатурн «Великим Несчастьем», в то время как Юпитер был «Великим Счастьем». Сатурн — это суровая планета времени, скорби, старости и смерти. Металл Сатурна — свинец, и до сих пор мы слышим отголосок герметической космогонии в таких словосочетаниях, как «свинцовая тоска» или «свинцовая тяжесть».
Однако следует обратить внимание на то, что празднования в честь Сатурна, сатурналии, у древних римлян проходили совсем не так, как мог бы предположить непосвященный. Сатурналия — это вовсе не чинное шествие старцев (старец — распространенный символ Сатурна) в черных (цвет Сатурна) одеждах. Нет, сатурналия — это время, когда на поверхность выходили хаос, безумие, оргия и шабаш. Это время одной сплошной оргии и смешения ролей — господа прислуживали своим рабам. Оргии происходили в начале вхождения Солнца в дом Козерога — дом холода, когда только самая грубая и первобытная сила может оживить замерзающий мир.
Архетип сатурналии не имеет ничего общего с радостными дионисийскими мистериями Солнца, хотя внешне у них были определенные сходства. Сатурналии гораздо ближе образ пира во время чумы, когда последний импульс жизни стремится выплеснуться в оставшиеся минуты перед неизбежной смертью. Перед смертью позволено все — опьянение, содомия, оргия, ибо через это изливается жизнь в своей последней капле.
Французы называют оргазм «маленькой смертью». Эта близость сексуального и смертельного, которую мы уже отмечали, проявляется в двух арканах Таро — тринадцатом и пятнадцатом. Смерть и Дьявол, Нун и Аин являются взаимодополняющими архетипами, в которых сексуальное связано со смертью, но если аркан Смерть относится к женскому началу как эротизм смерти соблазняющей, очаровывающей и растворяющей, то эротизм Дьявола имеет иную природу — это грубая мужская энергия, в последнем порыве на бешеной скорости мчащаяся к экстазу саморазрушения.
Выразитель архетипа аркана 15 — не воин-солдат. Это воин-берсерк. Одиночка. Террорист-смертник, решившийся на последнюю атаку. Он знает, что умрет. И эта неизбежность смерти превращает все его существо в один напряженный возбужденный фаллос. В Таро Кроули Дьявол и изображается как фаллос — это очень точно символически, в этом нет пошлости. Психологическая правда здесь в том, что одержимый — не «некто с возбужденным фаллосом», а «некто, превратившийся в один возбужденный фаллос», который на пике возбуждения готов излить семя жизни.
Дьявол связан с архетипом мятежника, бунтовщика, который даже не рассчитывает на победу. Его бунт — это бунт одиночки, заведомо обреченного на гибель, но гибель для него является одновременно кульминационной точкой экстаза. Ибо это одержимость. Дьяволу близок сатурнический принцип античной трагедии, к пониманию которого пришел и Ницше. Ницше первым увидел за внешней трагичностью финальной гибели героя дионисийское исступление, опыт предельного наполнения жизнью, которое на пике переходит в смерть.
Посмотрите на Кефлан (главу) 15 «Книги Лжей»:
Мощно и прямо воздвигнута Воля моя — Пирамида огня, чья вершина растворяется в Небе. На ней я сжег труп желаний своих.
Мощно и прямо воздвигнут ФАЛЛОС Воли моей. Семя его есть То, что несу я в себе от Вечности; и оно растворяется в Теле нашей Владычицы Звезд.
Я — не я; я — всего лишь полый тростник, низводящий Огонь с Небес.
Мощно и дивно простерта Слабость сия, Небесная синь, влекущая меня в Свое Лоно, сей Свод, что укрывает и поглощает Меня.
Это и есть та Ночь, в которой я растворяюсь, та Любовь, чрез которую я — больше не я.
Это и метафора возбуждения, и метафора смерти, и метафора полного и окончательного освобождения, растворения в любви.
Каббалистически Дьявол соответствует букве Аин, название которой означает «глаз», «око». На картине этого аркана увенчанный венком козел (обратите внимание: в античности увенчивали козлов, предназначавшихся в жертву божеству, так что его дальнейшая судьба представляется очевидной) изображен с третьим глазом во лбу. Кроули говорит в «Либер Самех»: «Сатана, ты есть Око, ты есть вожделение».
Не только Кроули связывал Дьявола с фаллосом и глазом. В одном из ранних детских сновидений Юнг увидел впечатляющую картину. Вот как он сам это описывает:
Я отодвинул занавес и увидел в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре его лежал красный ковер. Там, на возвышении, стоял богато изукрашенный золотой трон. Я не уверен, но на сиденье, кажется, лежала красная подушка. Это был действительно величественный трон — сказочный королевский трон. На нем что-то стояло, что я поначалу принял за ствол дерева (около 4-5 м высотой и 0,5 м толщиной). Этот ствол доходил почти до потолка, и очень напоминал странную массу — сплав кожи и голого мяса; все венчало нечто вроде головы без лица и волос, на макушке которой располагался один глаз, устремленный неподвижно вверх.
Помещение довольно хорошо освещалась, хотя там не было ни окон, ни другого видимого источника света. От головы же полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, но у меня возникло чувство, что оно в любой момент может соскользнуть и, как червяк, поползти ко мне. Я застыл в ужасе. В этот момент снаружи, сверху, послышался голос моей матери. Она воскликнула: «Взгляни, это же людоед!»
Впоследствии символическая связка зла и глаза развивается у Юнга в одном из видений, описанных в «Красной книге»:
Я оказался в мрачном склепе, пол которого был покрыт влажными каменными плитами. Посредине стоял столб, с которого свисали веревки и топоры. У основания столба находилось ужасное змееобразное переплетение человеческих тел. Сначала я заметил фигуру юной девушки с прекрасными красно-золотыми волосами: под ней был наполовину скрыт человек дьявольской наружности, голова его была откинута назад, тонкая струйка крови стекала со лба. Два похожих демона бросились к ногам девушки и телу на полу. На лицах у них было нечеловеческое выражение — это живое зло — их мускулы были тугими и мощными, а тела лоснились, как змеи. Они лежали без движения. Девушка держала руку над глазом человека, скрытого под ней — он был могущественнейшим из троих — рука ее крепко сжимала удочку, которую она направляла в глаз дьявола.
Я прервался, обливаясь холодным потом. Они хотели замучить девушку до смерти, но она защитилась силой крайнего отчаяния и сумела проткнуть глаз дьявола маленьким крючком. Если бы он шевельнулся, она вырвала бы его глаз последним рывком. Ужас парализовал меня; что случится, если он шевельнется? Голос говорил:
«Злой не может принести жертву, он не может пожертвовать глазом, победа с тем, кто может пожертвовать»
Видение исчезло. Я увидел, как душа пала во власть бездонного зла.
Сила зла несомненна, и мы не без оснований его боимся. Здесь не помогут ни молитвы, ни благочестивые слова, ни магические речи. Когда грубая сила приходит за тобой, ничто не поможет. Как только зло безжалостно овладевает тобой, ни отец, ни мать, ни правда, ни стена, ни башня, ни броня, ни защитные силы не помогут тебе. Бессильно и безнадежно ты падаешь в руки высшей силы зла. В этой битве ты совершенно один. Поскольку я хотел родить моего Бога, я также хотел зла. Тот, кто хочет создать вечную полноту, также создает вечную пустоту. Нельзя предпринять одного без другого. Но если ты хочешь спастись от зла, ты не создашь Бога, все, что ты делаешь, прохладно и серо. Я хотел моего Бога ради благодати и бесчестья. А значит, я хотел и моего зла. Но я хотел, чтобы мой Бог был могучим и превзошел пределы счастья и блеска. Только таким я люблю моего Бога.
И блеск его красоты также заставил меня испробовать самое дно Ада. Нет ничего более важного для зла, чем его глаз, ибо только через его глаз пустота может завладеть блестящей полнотой. Из-за того, что пустоте не хватает полноты, она жаждет ее и ее сияющей силы. И она пьет ее при помощи своего глаза, который способен воспринять красоту и незапятнанное сияние полноты. Пустота бедна, и если у нее не будет глаза, ее положение безнадежно. Он видит прекраснейшее и хочет поглотить его, чтобы испортить. Дьявол знает, что прекрасно, и потому он — тень красоты и следует за ней повсюду, ожидая момента, когда прекрасное и благодатное пытается дать жизнь Богу.
Схожие идеи мы можем наблюдать и у Жоржа Батая в его «Истории глаза», где глаз связывается с фаллосом и Солнцем.
Давайте попробуем понять, что же значит для нас глаз. Во-первых, надо сразу обозначить один важный момент: символика глаза в одинаковой степени актуальна для двух больших арканов — Дьявола (чей козел имеет третий глаз, а путь называется Аин) и Башни (где именно через открытое око Бога разрушается гарнизон). Поэтому к символике глаза нам придется вернуться еще по крайней мере один раз. Крайне любопытно, что эти два аркана находятся в непосредственной близости, словно правый и левый глаза Гора.
Кроули сближает Око и Вожделение. В самом деле, именно глаз является главным «эрогенным» органом. Магнетический взгляд, правильно направленный на объект, притягивает эротически задолго до непосредственного перехода к делу. Глаз — это врата, через которые внешний образ попадает во внутреннее пространство. Как орган зрения, глаз символизирует, с одной стороны, способность осознавать (жить — значит видеть), а с другой — способность попадать под очарование внешних объектов. И именно в точке глаза происходит встреча двух субъектов.
Глаз, как и лоно, служит вратами. Независимо от пола через глаза в наше «я» проникают образы мира и овладевают нами, вызывая у нас желание овладеть ими. Именно поэтому глаз — это символ трансгрессии, нарушения границ. Дальнейший анализ символа глаза мы продолжим в следующей главе, а пока подведем итог по Дьяволу.
Дьявол — это не зло в чистом виде. Даже одержимость порой может освободить от слишком узких границ привычного мира, заставив соприкоснуться с Неведомым.