Экстаз

Экстаз

доктор Исраэль Регарди

[Примечание: это пятая глава из книги Исраэля Регарди “Целительная сила, молитва и релаксация” (издательство New Falcon Publishing). Написанная автором довольно поздно, эта книга воплощает глубинную суть того знания, что он приобрёл за свою жизнь, полную преданного изучения и практики Магии, природного целительства и психологии. Кристофер Хайатт, Джеймс Вассерман, Лон Майло Дюкетт и AIMA также предоставили свои эссе для этой книги.]

Состояние холодного спокойствия и отсутствия чувств во время молитвы (насколько позволяет утверждать моё понимание) невозможно. Я не могу представить себе, как человек, размышлявший, например, над двадцать третьим псалмом, понявший его до той степени, чтобы успешно применить в качестве личной метафизической терапии, может оставаться эмоционально отстранённым. Ибо для того, чтобы молитва была успешной, она должна вызывать у человека внутренний кризис. Рано или поздно она должна вызвать могучую эмоциональную реакцию, которая, будучи понята, проконтролирована и направлена, может вознести душу на крыльях к осознанию присутствия Бога — цели, к которой стремились испокон веков. Результатом должен стать истинный экстаз, пронзающее насквозь отделение разума от себя самого и от своих забот о теле и его проблемах, от неврозов и внутреннего смятения. Он должен возносить человека над его личностью, чтобы тот мог осознать свою истинную божественную природу. Весь секрет молитвы состоит именно в этом. Она нацелена на то, чтобы человек преодолел себя путём экстаза. Если вкратце — молитва состоит из комплекса психологических жестов, разработанных для того, чтобы дать нам возможность восстановить нашу истинную идентичность — идентичность Бога. Молясь, мы развиваемся до состояния полной и идеальной взрослости, когда мы способны воспринять наше истинное и неотъемлемое родство со всем живущим, и нашу полную зависимость от Единого Разума, в котором мы существуем и проживаем нашу жизнь.

Это не только достижение для интеллекта или разума — реализация тоже загорается от искры восторга, возбуждаемого медитацией или молитвой. Успешная молитва должна давать простор для любого дарования человека. Так порождается духовный и эмоциональный стимул, посредством которого восстанавливается ощущение нашей изначальной Божественной идентичности. Или, по меньшей мере, молитва даёт личности неизведанный способ активного контакта с тем безграничным источником силы и мудрости, который мы называем Богом. Это не выпрашивание у несуществующего божества милости или награды, подобно ребёнку, выпрашивающему подарки у матери или отца. Будучи совершена искренне, молитва должна мобилизовать все качества внутреннего “я”. Целостность — сущность и главная цель её природы. Пробуждаемый ей внутренний порыв должен придать сил всей личности, заряжая энергией существующий в уме и подлежащий обработке концепт, чтобы тот воплотился в конкретную реальность. Этот внутренний порыв — обязательное условие для успеха.

Невилл Годдард делает верное предположение, что для того, чтобы молитвы человека исполнялись, ему надо на время сойти с ума. Как влюблённые взволнованы и тронуты одной лишь мыслью о своих ненаглядных, так и молящийся должен реагировать схожим образом. Нужно быть способным настолько приходить в восторг и духовное волнение от молитвы, чтобы всё ваше “я” выходило из себя и летело напрямую к божественной цели, неумолимо направляясь к ней, подобно стреле, выпущенной из лука преданности и устремления. Демонстрируемый успех происходит не столько из человеческих усилий, сколько из прохождения божественной силы сквозь человека. И тем не менее, в первую очередь человек должен правильным образом дотронуться до вселенского божественного разума, и истинный восторг даёт человеку достаточный импульс для движения к этой цели.

Я всегда спрашивал себя, есть ли вообще какой-либо смысл в тихой безэмоциональной молитве. Этому хладнокровному прошению нет места среди высочайших достижений духа. Один древний мистик и метафизик писал, что мы должны зажечь себя молитвой. Весь секрет раскрывается одним этим словом. Как учил нас Иисус, мы не должны, подобно язычникам, уходить в бесполезные повторения. Но мы можем повторять молитву раз за разом осмысленно, до тех пор, пока в наш дом не придёт смысл, спонтанно зажигая в нас огонь, поддерживающий нашу преданность.

В своей завораживающей книге “Психология внушения” доктор Борис Сидис делает наблюдение, уместное и подходящее для этого обсуждения. Он пишет: “Мы знаем, что странные эмоции сужают поле сознания”. Таким образом, внушения с куда большей готовностью воспринимаются подсознанием, нежели пространным разумом, занятым мириадами чувственных ощущений и двигательных импульсов. “Мы часто обнаруживаем, — пишет он, — что люди, испытывающие эмоцию сильного волнения теряют, если можно так выразиться, свои чувства; их разум словно парализован или, скорее, сама идея, вызывающая волнение, изгоняет все остальные мысли; и, таким образом, достигается состояние моноидеизма, или концентрации сознания.” “Моноидеизм” — термин, применявшийся доктором Джеймсом Брэйдом^[2] для описания гипнотического состояния, когда внимание субъекта, гибкое и пластичное, может быть направлено на одну любую тему, и достигается полная концентрация его разума на этой единственной теме. И именно по этой причине эмоциональная экзальтация столь необходима для метафизической техники, или для практики самовнушения, поскольку в таком случае поток разума автоматически сходится в одну точку, позволяя внушению проникнуть внутрь.

Мы должны молиться, чтобы всё наше бытие могло загореться духовным рвением, превыше которого не может быть ничего. В этом напряжении мы заново откроем для себя то, чем мы всегда были на самом деле. Все иллюзии, ошибки и ограничения окончательно затухают рядом с этим божественным пылом. Когда душа в буквальном смысле пылает — “как лань стремится к потокам воды”, по словам известного псалма — тогда духовное единство с Богом (или осознание его присутствия) становится более чем возможно. “Ревность по доме Твоем снедает Меня”. Тогда желание сердца исполняется без усилий — потому что на деле молится Бог, и Бог же отвечает. Больше молиться некому, и ничто не может быть достигнуто, кроме дозволенного Богом. Желание освящённое становится фактом — объективным феноменальным фактом, видимым каждому.

Молитва — это драматический жест, подразумевающий предельно возможную эмоциональную силу и духовное понимание. Она не имеет ничего общего с инфантильной концепцией выпрашивания милостей у некого подобного отцу божества. И тем не менее, она является жестом представления божественной реальности, которая никогда не находилась в тени нигде, кроме сознания. Подсознательно мы всегда знали, чем мы являемся, и с какой духовной силой имеем родство. Это знание никогда не было окончательно утрачено. Творя правильные, полностью осмысленные жесты, мы возвращаем себе полное и осознанное представление о нашей собственной Божественности.

Изучение древних молитвенных техник, похоже, даёт нам понять, что авторитетные люди прошлого, в отличие от многих наших современников, не были против сотворения молитвы как сложного процесса самовнушения. Так называемые аффирмации современной метафизики — достаточно очевидные внушения. Одна старая молитва, или инвокация, как их некогда называли, часто и усиленно в своей структуре обращается к современному использованию аффирмаций вида “я — это”. Примером будет такая аффирмация в одной из частей молитвы: “Я — это Он! Нерожденный Дух! Чьи стопы зрячи: Сильный и Бессмертный Огонь! Я — это Он! Истина! Я — это Он! Чьи уста пламенеют вечно! Я — это Он! Кто грохочет и мечет молнии! Я — это Он! Кто орошает Жизнь Земли! Я — это Он! Милосердие Миров!”^[3]

Это заключительная часть долгой и сложной молитвы, полной неясных и варварских элементов, не всегда понятных современному разуму. И тем не менее, сложно усомниться в том, что главным мотивирующим посылом предшествовавших частей молитвы (или инвокации) было создание в так называемом сознательном разуме оператора достаточного волнения, чтобы достичь высокой степени душевного порыва. Молитва внушала родство человека с Богом, повествование о великой силе и мудрости Божией. Её намерение состояло в том, чтобы в важнейший момент, ввиду экстраординарной степени волнения и рвения, разум ввергался в состояние высокой внушаемости. Когда этот пылающий пик достигался, произносилась заключительная часть речи, и магический результат был следствием того, что внушения принимались и вступали в силу.

Состояние высокой внушаемости — то, где преодолеваются такие вещи, как обычная сдержанность разума по отношению к восприятию необычных идей и внутреннее психическое сопротивление, о котором говорят психоаналитики. Преодоление сопротивления не обязательно будет победой на века. Но с точки зрения молитвенной техники, это вопрос очень короткого момента. Сопротивление упраздняется на достаточно длинный период — несколько секунд или минут будут пределом продолжительности — чтобы дозволить немедленное принятие внушений. Оказавшись в глубине разума, они могут эффективно делать свою работу. Они вызывают изнутри различные состояния сознания, постоянно присутствующие, но дремлющие внутри нас. Они скорее похожи на родительские образы, сидящие внутри бессознательного и спящие до тех пор, пока не будут мобилизованы или подкреплены событиями или людьми. Состояние спячки тоже преодолевается молитвой, и эти скрытые психические состояния стимулируются внушением симпатически, переходя в непосредственную энергичную активность. Сами по себе внушения ничего не значат и ничего не дают. Они только воспроизводят более ранние, но доселе не известные части разума.

Я вполне готов признать, что именование этого процесса внушением или самовнушением не даёт разуму даже малой части объяснений того, что происходит. Перед нами предстаёт психологический феномен необычайной мощи и крайней интересности. Мы не знаем, чем он является на самом деле, но мы называем его внушением. И, тем не менее, просто дать научное имя неизвестному процессу не означает объяснить его — хоть это и выглядит типичной чертой современного критично-научного разума. По крайней мере, можно сказать так: феномен внушения может быть до определённой степени вызван извне — допуская, что наша тема для внушения хороша, и что оператор достаточно способен — и это весьма много значит для нас. Это больше, чем мы можем сказать о молитве в её формально-религиозном или даже метафизическом смысле. Я ещё ни разу не слышал о метафизике, который хотел бы “продемонстрировать” молитву в условиях экспериментальной проверки. Но это именно то, что может быть сделано с внушением и самовнушением.

На экспериментаторов распространяются очень жёсткие научные условия — и успешно ими выполняются. И пусть мы и не знаем хотя бы modus operandi внушения, мы всё же можем высказать схожие комментарии о молитве. У нас нет ни малейшего знания о том, как успешная молитва действует, и как она приводит к тем удивительным результатам, которые мы порой видим. Таким образом, для удобства мы можем использовать слова “внушение” и “самовнушение” в качестве возможности применить тот же набор идей, что участвует в определении молитвы.

Более того, ради нашего собственного понимания, мы можем сравнить процесс эвокации внутренних состояний сознания путём молитвы, преодолевающей сопротивление на бессознательном уровне, с юнгианским психоанализом. Осмысление снов в контексте мифологических и религиозно-философских процессов пробуждает из скрытого состояния первозданные архетипы, наследие предыдущих культурных эпох, чтобы те снова заработали внутри сферы нашего сознания. Это наследие — психологические импринты, оставленные усилиями предыдущих поколений, успешно решавших таким образом собственные внутренние и духовные проблемы.

Когда мы встречаемся с проблемами разума и эмоций, с которыми не знаем, как справиться, либидо, или энергия разума, стимулируемая процессом анализа, ускальзывает (или регрессирует) из настоящего времени в прошлое. Она регрессирует не только в младенчество, но и в более старые и древние слои внутри разума, в которых хранятся филогенетические результаты многовековых попыток человека самореализоваться и воплотить свои духовные устремления. Эти исторические хроники первобытных архетипов коллективного бессознательного часто проявляются во снах, под личиной магических действ древних религиозных обрядов, мифологического поклонения и преданности старым богам. Эти архетипы, слой за слоем, успешно пробуждаются посредством аналитического процесса. Словно не только поверхностные аспекты мышления трудятся над разрешением проблем, но и каждый уровень, каждое подразделение всего разума, все аспекты “я” поставлены на службу одному и тому же невероятному усилию. В своей книге “Интеграция личности” Юнг посвящает целую главу анализу многочисленных снов одного и того же человека, указывая на то, как изначальные архетипы призывались для искупительной работы на благо желаемого процесса интеграции, достижения целостности и совершенства.

Возможно, одно из больших преимуществ псалмов и древних молитв (или инвокаций) лежит в том, что они пробуждают воспоминания, не только младенческие, но и из куда более далёкого прошлого. Они позволяют нам ещё раз войти в контакт с нашим бессознательным “я”, спрятанным глубоко внутри разума. Таким образом, мы вторгаемся в коллективный исток отдельных жизней, в неизмеримо длительное прошлое, в котором силы инстинктов — символы чудотворной по своим возможностям мощи и величайшей мудрости — процветали и благоденствовали без сознательного вмешательства, свойственного нашей современной эпохе. Посредством такого использования молитвы мы заново открываем для себя жизнестойкость и ненамеренное руководство свыше, получаемые через познание наших инстинктов. Более того — что важно для нас — мы приобретаем ощущение участия и принадлежности ко всему ритмичному потоку жизни, пульсирующему и вибрирующему в мире вокруг нас.

Одной из самых выдающихся характеристик первобытного человека было его participation mystique — антропологический термин, отражающий мистическую самоидентификацию человека с природой, когда деревья, реки, облака и любые возможные явления природы были живыми и могли говорить. Природа была разумной, густо населённой дриадами и гамадриадами, нимфами, фавнами и кентаврами. Сегодня мы называем это проекцией бессознательных образов, проекцией, похожей на зеркальное отражение того мира, что действительно существовал внутри человека. Первобытный человек проецировал свои первобытные эмоции на все объекты своего мира, не познав себя изнутри, и предметы окружающей его среды были аналогично примитивными, дикими и пугающими. В ходе эволюции и развития было необходимо разрушить это participation mystique, чтобы через отрицание бессознательной проекции образов разум мог развестись с природой, улучшиться и обогатиться.

Но мы зашли слишком далеко. Раскачивание маятника привело нас к противоположной крайности. Теперь мы боимся увидеть любые проявления разума в природе, помимо нашего собственного. Мы развили свой разум настолько, что потеряли из виду целый мир саженцев бессознательных сил внутри себя. Мы оторвались от наших корней, потерялись и заблудились, не имея ни направления движения, ни проводника. Развитый нами разум оказался, сам по себе, пустым пузырём. Прикованные к скале нашего собственного отчуждения, подобно Прометею, мы кормим нашими внутренностями стервятников. Наш собственный интеллектуальный прогресс — то, что сейчас нас разрушает.

Мы обязаны идти вперёд, двигаться дальше в неизвестное будущее, и не только для того, чтобы регрессивно воспроизвести следы нашего забытого прошлого. То, что мы таким трудом заработали в ходе многовековой эволюции, мы не можем без нашей воли принести в жертву, даже для Бога. И мы не можем представить себе, что Бог потребует от нас такого отказа от себя. Конечно, это стало бы для нас несчастьем и катастрофой. Мы предали бы то, для чего родились. Вместо этого мы должны сделать прошлое современным — каким оно некогда было. Мы должны восстановить былое ощущение нашего божественного родства с природой, вещами и другими людьми. Тогда мы сможем двигаться вперёд, беря с собой всё то, что получили от природы в прошлом, через отпечатки былых героических усилий, борьбы и экспериментов.

Прибавив прошлое, с его вулканической мощью и творческой силой, к настоящему, полному разумных логических суждений, мы получим на выходе наилучшее их сочетание. Так родится истинная целостная воля. И человек будет вынужден найти Бога, ждущего в сердце природы. Это то самое совершенство, что, без сомнения, сможет победить все проблемы и сложности, приносимые жизнью — ибо действовать будет человек целиком, а не его части по отдельности. Это будет поистине эволюцией, духовным развитием и раскрытием в наилучшем и наивысшем смысле этих слов. Метафизика, будучи мудро применена, может стать техникой для человека будущего.

Таким образом, жест молитвы направлен на то, чтобы посредством стремления или внушения соединить человека с жизненно важным миром прошлого, тех времён, когда мироздание ещё было молодым. Именно поэтому молитвы и псалмы многовековой давности выглядят столь действенными. Все они утверждают великие фундаментальные истины о силе Божией, о том, что Он создал мир, управляет им сейчас и контролирует все его явления. И Он может благословить свои творения, когда те признают Его существование, наслаждением, засвидетельствованным в столь многих библейских повествованиях. Посему эти молитвы пытаются путём внушения соединить сегодняшнего индивида с событиями, людьми и божественными явлениями былых времён. Если Бог сделал так много для Авраама, Соломона и Иисуса за их знание о Нём, то Он может сделать столько же и для меня, если я буду следовать тем же правилам, что и эти люди из прошлого. Когда достигается нужная степень экзальтации или концентрации — действующий королевский путь в Бессознательное — начинает действовать сложный процесс самовнушения. И осмысление этих благословений и чудес вызывает созданные по образу и подобию явления оттуда, где ждёт нас сам Бог.