Бог не писал в своей скрижали,
Чтобы себя мы унижали.
Себя унизив самого,
Ты унижаешь божество…
Ведь ты и сам — частица вечности.
Молись своей же человечности.
— Уильям Блейк
У меня есть лишь одна сверхспособность — мои отношения с Богом.
— Шон Комбс
Т. К.
Алхимия души
осуществление качественных изменений внутри одушевленного предмета; совершенствование.
— Что это, Уильям? — пытаясь разобрать почерк Наставника, Корниэль всматривался в свежие чернила на бумаге.
Покачиваясь в кресле-качалке, Блейк потягивал трубку, лихорадочно бегая глазами.
— Вы здесь? — Корниэль озадаченно щелкал пальцами.
— Прекрати! — буркнул Блейк, не отрывая взгляда от белой стены.
Обернувшись, Корниэль ощупал стену дома, но ничего не обнаружил. Продолжая таращиться на Уильяма, он ждал ответа.
— Тш, я слушаю заседание.
Блейк вскинул голову и продолжил вслушиваться:
— «…но это большой риск для всех нас! Никто не может дать гарантии, что он выберет нас, а не их…
— …но эта девушка, Софи! Мы присматриваем за ней с самого рождения…
— …он славный парень, Один…
— …пророчество гласит…
— …а как же Блейк?
— …назови мне хотя бы одну причину, по которой мы прибегаем к услугам Праца…»
— Лучше бы обсудили экспедицию Лео… — прохрипел с недовольством Блейк.
— Заседание? Какое еще заседание? Мы здесь одни.
Сдвинув брови, Корниэль нахмурился. Он ненавидел выглядеть глупо.
— Здесь — да. Но я могу слышать то, что происходит за пределами этих стен, — выпустив кольцо дыма, Блейк наконец-то переключил внимание на преемника. — Ничего нового на сегодня, — пренебрежительно отрезал он.
— Вы не расскажете мне, верно?
Слегка улыбнувшись, Корниэль скрестил руки и облокотился на стену.
— Никогда не говорил прежде, но у тебя очень уютный Мир.
— Дом. Я зову его Домом.
— Как скажешь, малец, — улыбнулся Блейк, еще раз оглядев фасад дома.
— Что это здесь, на листке? — Корниэль протянул Наставнику список.
— Это предметы, которые ты будешь изучать.
— То есть вы ответите мне на все вопросы?
— Мне понятно твое любопытство, сынок, ведь ты полагаешь, что я дам тебе ответ на главный вопрос человечества. Но вот что я тебе скажу: все присутствующие здесь, включая тебя и меня тоже, находятся у подножия Вершины, а это еще не конечный пункт.
Корниэль устало вздохнул. Уже который месяц он не может добиться ни от единой души, в чем смысл его пребывания здесь. Прочитав досаду в его взгляде, Блейк добавил:
— Начнем с малого, по рукам? — подмигнув, он протянул Корниэлю руку, и тот охотно пожал ее.
Прохаживаясь окрестностями, они вели размеренную беседу. Темп, разумеется, задавал Блейк.
— Руны — это проводник, служащий для материализации наших желаний. У людей есть доступ лишь к малой части знаний, руны высшего уровня — оружие ангелов. Как ты успел заметить, твой Ангел-Хранитель активировал тебя, коснувшись ладонью эпифиза, — подняв руку в подобии приветствия, Блейк продемонстрировал свою. Буквально через секунду на коже выступили сверкающие символы, походившие на древний рунический алфавит. — Мы имеем собственную руническую систему, а лукавые — свою.
Символы не были для Корниэля диковиной — он успел познакомиться с ними на ладонях матери.
— Я интересовался оккультизмом в молодости. Но так и не убедился, может ли человек на самом деле сотрудничать с Дьяволом?
Блейк с минуту помолчал, а затем, вынув из-под жилета старенькую флягу, сделал пару глотков.
— Тебе ведь знакома свастика нацистской Германии?
— Само собой, — отвлеченно ответил Корниэль. Изучив глазами металлический сосуд, он заметил выгравированную надпись. — «Т. К.» Кто это?
— Не твое дело, — буркнул Блейк и спрятал флягу за пазуху. Нарочито просверлив ученика глазами, он продолжил: — Так вот, фашисты не просто овладели искусством высвобождения энергии, используя ее для контроля над массами, но и были связаны с ее представителями.
— То есть лукавые были в рядах отрядов СС?
— А кто же еще, по-твоему, мог быть зачинщиком преступлений против человечества? Бог у каждого свой.
— Но какая же религия правильная?
— Хочешь знать, что я думаю о религии?
Корниэль кивнул. Узрев поблизости скамью, Уильям направился в ее сторону.
— Ганс не так молод, как хочет казаться. Он — финикиец, это древнее государство, если тебе известно.
— Разумеется.
— Так вот, согласно их религии, принесение в жертву младенцев воспринималось как наиболее угодная «богам» жертва.
Олицетворяя своим взглядом абсурдность сего действа, Уильям озадаченно смотрел на преемника.
Нервно встряхнувшись, Корниэль поборол воображение. Он был синестетом, а значит, не только слышал сказанное, но и видел это, осязал и чувствовал на вкус.
— Редкая форма восприятия, — подметил Уильям. — Кровь и по сей день льется во имя «религии»: неслыханное братоубийство, крестовые походы, религиозные группировки, секты и культы — кошмарно-кровавый балаган, последствия которого необратимы. А бедные язычники? Лишать жизни мирян, всей душой любящих природу — это «во имя Господа»? — присев на скамью, Блейк снова тяжело вздохнул. — Люди сами впускают Дьявола в свой дом, а потом винят Бога в его «бездействии». А «идея благородного страдания»? — коверкая слова, протянул Блейк. — Неплохой способ устранить конкурентов, не правда ли? — усмехнувшись, он поправил шевелюру.
— Но современные религии…
— Значение слова relogio — связывать. Люди считали религию связью между собой и богами. Пока «земные правители» не примерили на себя роли «богов», неразрывно связав религию с политикой. Древние народы не могли определить, где заканчивается одно и начинается другое. Современное общество мало чем отличается.
— Но как же вера? — Корниэль вопрошающе смотрел на Наставника.
На этот раз голос Уильяма зазвучал спокойно. Его слова падали медленно, словно он вдумчиво выбирал их из того запаса, к которому редко прибегал:
— Не путай религию с верой. Она — здесь, —приложив ладонь к груди Корниэля, Блейк добавил: — Это — Любовь.
Корниэль молча следил за Иерархом.
— Ну, подумай, сынок, разве Отец одобрит рознь между своими детьми? Разве Мать попросит своих детей о жертве? М-м?
— Нет, — ответил Корниэль, — ни в коем случае.
— Я не спорю, что церкви, храмы, реабилитационные центры несут свою пользу, но лишь как искусственное поддержание жизни для тех, кто забыл, как дышать, — продолжал Блейк. — Но запомни, одни только лукавые могут говорить о том, что ум препятствует Истине. Ведь лишь при единении души и разума возможно познание.
Корниэль внимал каждому слову.
— Видишь ли, сынок, мне посчастливилось провести время среди выходцев из разных культур. Я живу в атмосфере взаимной любви среди славян, евреев, англичан, ирландцев, греков, итальянцев, выходцев из Африки и Азии. Мне выпала удача знать людей из старых латиноамериканских поселений, таких, как Трампас, Тручас и Нью-Мехико, общаться с потомками американских индейцев-лакандонов, уичолей и хиваро в Центральной и Южной Америке. И что я тебе скажу, — Блейк поднял голову к небу, — божественное — едино, какие бы имена не произносил человек. Молчание и молитва, медитация и мантра, магический танец и песнопение — все это пища для души, если они не подавляют свободу и разум.
— Вы говорите о сектантских агентах?
— Само собой. Это работа для лукавого. Священники раскололи на части единую «божественную истину», организовав в одном только лагере протестантов триста пятьдесят разнородных сект. Если допустить, что одна из этих сект недалека от истины, то все остальные должны быть ложными по определению.
— Я не был верующим, — поддержал Корниэль, — я не веровал, но верил. Я мог зайти в храм любого божества, исполнить обряд любой культуры — так я говорил ангелам спасибо за все, что у меня есть, просил о помощи и чувствовал благодать.
— И это верно, — Блейк похлопал его по плечу и улыбнулся. — Неважно, как ты это делаешь, важна сама суть.
Поймав ответную улыбку, Блейк тут же переключился.
— Итак, материя — это «затвердевший» или «сконденсированный» Дух.
Поднявшись со скамьи, он зашагал вдоль кипарисовой аллеи. Корниэль без раздумий последовал за ним.
— Все мы в том или ином виде — энергия, разница лишь в условиях. И отсюда следует, что нет существенной разницы между «духовным началом» и «началом материальным».
— Моя мать навела меня на эту мысль. А мой Хранитель сказал, что мозг может работать и за пределами тела.
Поддерживая разговор, Корниэль вдумчиво всматривался в сумерки.
— Уна очень мудрая женщина, недаром у нее такой толковый отпрыск.
Впервые услышав от Наставника комплимент, Корниэль воспрял духом. Гордость Иерарха для преемника — выше всякой похвалы. И действительно, Корниэль владел особым талантом — он мог переключиться на совершенно разные уровни и поддержать любого собеседника в соответствующей манере. Будь то трепетная мать, подвыпивший приятель или мыслитель мирового масштаба — Корниэлю всегда удавалось быть «своим».
— Вот только не надо этого, — скривившись, Блейк указал Корниэлю на его улыбку и сверкающие глаза.
— Почему вы всегда скрываете эмоции? — наконец решился спросить он.
Нервно сглотнув, Корниэль ожидал ядерного взрыва. Но, к его удивлению, Блейк оказался вежлив:
— Чувства старика — темя ребенка. Их нужно беречь.
— Вы боитесь, что я подведу вас?
Остановившись, Корниэль заглянул Иерарху в глаза, но тот отвернулся и продолжил путь.
Это был смелый маневр, так как он все же был кем-то вроде куратора для аспиранта — еще не коллега, но уже не нянька. И это не означало «друг».
Немного помолчав, Блейк все же обернулся и взглянул на него:
— Я не твой Ангел-Хранитель, чтобы за тебя краснеть.
— Я говорю не о стыде, а о предательстве, — не унимался Корниэль.
Он догадывался, что на кону стоит нечто большее, чем прогул занятий.
— Уильям, скажите мне, кто я?
Надеясь, что Блейк остановится, Корниэль не двинулся с места, пока Наставник не превратился в крохотную точку на горизонте.
Т. К.
На самом деле, нет ни Христианства, ни Иудейства, ни Ислама, ни Викки, ни тому подобного. Есть Вселенная с ее законами, которые открывают те или иные группы людей. Просто каждый называет их по-своему, в соответствии со своим жизненным опытом.
Тебе не нужно становиться викканином, чтобы почитать Великую Мать. Достаточно войти в контакт с природой.
Не нужно становиться христианином, чтобы уважать память Мессии из Назарета.
Равно как и мусульманкой, чтобы быть достойной женщиной.