Глава 1. Портрет художника с паническим характером, нарисованный интервьюером Жилем Фарсе.

Алехандро Ходоровский

Психомагия Глава 1

ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА С ПАНИЧЕСКИМ ХАРАКТЕРОМ,

НАРИСОВАННЫЙ ИНТЕРВЬЮЕРОМ ЖИЛЕМ ФАРСЕ

Я не пьяница, но и не святой. Врач не может быть святым. Он должен пробовать и чувствовать взлеты и падения, отчаяние и радость, магию и реальность, смелость и страх за людей. Он должен ползать внизу как жук и парить наверху как орел. Ты становишься дьяволом и Богом, ими обоими. Быть хорошим врачом означает правильно действовать в полном хаосе, но не заслоняться от него. Это означает чувствовать все фазы жизни. Не бояться быть дураком и отрезать то, что нужно. И здесь тоже есть святость.

ДЖОН (ОГОНЬ) ХРОМОЙ ОЛЕНЬ (ИНДЕЕЦ СИУ – ВРАЧ ИЗ ПЛЕМЕНИ ЛАКОТА)

После долгих вечеров обсуждений психомагии в библиотеке у Алехандро Ходоровского, я попросил объяснить мне, что значит «психомагическое действие». Он ответил, что создание вместе с ним этой книги само себе – достаточно сильное действо. Почему нет?

По правде говоря, Ходоровский для меня – ходячее психомагическое действо, возвышенный и определенно «панический характер», чья частота вибраций образует трещины в организации нашей довольно предсказуемой вселенной.

Режиссер, который вместе со своими единомышленниками Аррабалем и Топором¹ оставил след в истории театра своим (адекватно названным) «паническим» движением; создатель культовых фильмов, таких как «Крот» и «Священная гора», которым даже американцы бескорыстно посвящают диссертации и научные работы; автор сценариев к мультфильмам, работавший с лучшими мультипликаторами; внимательный отец пяти детей, с каждым из которых у него чудесные отношения до сегодняшнего дня, «Ходо» также великолепный гадальщик на Таро, чьи блестящие прозрения оставляли многих людей безмолвными от восторга. Импульсивный клоун Мистического Кабаре², он, даже когда парижская публика бойкотировала подобные события, регулярно проводил свои конференции, на которые приходили, передавая о них информацию из уст в уста. Маг международного значения (можно сказать, межзвездного, вдохновленного Мёбиусом³), с которым дружат многие рок-звезды и музыканты со всего мира.

Этот чилиец русского происхождения, много лет живший в Мехико-сити, а сейчас поселившийся во Франции – персонаж, которого не смогли бы придумать осторожные романисты нашей эпохи, поскольку он привносит необычайное творческое воображение во все уголки своего многомерного существования.

Его дом – умелый сплав порядка и беспорядка, организации и хаоса: точный слепок хозяина, если не воплощение самой его жизни. Это особое чувство – сдаться ложу из книг, видеокассет, игрушек. Это место, где вы можете столкнуться с мультипликаторами Мёбиусом, Буком, Бессом, или с котом, или с женщиной, приехавшей неизвестно откуда и зашедшей ненадолго, чтобы убрать квартиру. Это место поэтической силы, где под контролем хозяина концентрируется избыточная энергия.

Чтобы быть точным, работа с паническим характером – не синекура. Потому что, кроме всего прочего, Ходо превосходно игнорирует расписания, повестку дня и другие временные рамки, которые управляют земной жизнью. Когда мы закончили La Trampa Sagrada («Священную ловушку»), и он предложил мне помочь перенести его психомагическое приключение на бумагу, я понял, что должен буду всецело посвятить себя этому, отложив свои дела. С ним не было никаких предварительных договоренностей, никаких точных дат, никаких фиксированных встреч, все делалось спонтанно. Все совершалось по наитию. И не потому, что он был неспособен соблюдать распорядок и быть дисциплинированным, совсем напротив. Однако, оставалась загадка: как может этот человек (как только наши беседы завершились, он начал работу над фильмом с интригующим названием «Похититель радуги», у которого был солидный бюджет) укрощать таких священных чудовищ, как Питер О’Тул, Омар Шариф или Кристофер Ли и передавать свою чувствительность продюсерам (которые одновременно были полны энтузиазма и беспокойства), а также договариваться в сентябре о проведении в марте следующего года конференции безо всяких попыток вписать ее в какое-либо расписание. Когда приближается нужная дата каждый раз необходимо отслеживать то, что он совершенно забыл, оказавшись совсем на другом конце Земли.

Алехандро убежден в том, что реальность непредсказуема и это изумительное и изнуряющее качество делает его чрезмерным во всех проявлениях. Перед лицом публики он с трудом может остановиться. Будучи типичным южно-американцем, этот необыкновенный человек знает как жить уединенно, добродушно и скромно. Но не успеешь и глазом моргнуть, как он превращается в барочную оперу в духе своих фильмов, где гротеск спорит с торжественным, обсценное – с сакральным. Он всегда на грани: танцует на тонком краю, разделяющем творчество от бессмысленной провокации, инновацию от диких атак на хороший вкус, дерзость от вульгарности… Знакомый с этим методом после более чем пятнадцати лет сотрудничества, Мёбиус, гениальный карикатурист «Инкала⁴», воспринимает его как «метод, используемый Алехандро для того, чтобы ослабить сопротивление вселенной».

В любом случае, у Ходоровского вещи всегда организуют сами себя – независимо от травм, нанесенных нервам организаторов. У него нет соперников в том, чтобы перевернуть текущую ситуацию, которая ужасна, и направить все в новое русло. Он меняет реальности также быстро, как перчатки.

Почему бы не упомянуть здесь показательный анекдот, который позже появится в книге? Он ясно иллюстрирует эту способность изменять реальность – нечто, к чему лучше быть готовым заранее, если у вас есть смелость, чтобы сопровождать его на этом пути.

Мы договорились появиться вместе на ежегодной ярмарке, где вместе продавались еда, бытовая техника и все сорта эзотерики: от книг поэтов Великой Богини до услуг целителей и издателей книг по нетрадиционной медицине… Было ли это тактической ошибкой? А случилось вот что: когда я приехал в Венсен в поисках моего героя, я нашел его полностью погруженным в изучение комикса и не расположенного отрывать себя от этого занятия для того, чтобы поехать в «Майоран⁵» (как он мило называл его).

Тем не менее я настаивал, аргументируя, что нас ждут и мы должны держать свое слово, до тех пор, пока Ходоровский не согласился сесть в мою машину, повторяя все время: «Не думаю, что… Не думаю, что мы должны ехать в Майоран».

Когда мы приехали, то обнаружили худшее, что могло случиться: открытый всем четырем ветрам зал, отсутствие микрофона и стульев, а также сотню людей, которые пришли послушать не Ходоровского, а, из-за ошибки организаторов программы, Вестланда – симпатичного автора книг по нетрадиционной медицине.

Я был в гневе, а мой гениальный товарищ, окинув взглядом масштаб катастрофы, процедил тоном фаталиста: «Вот видишь? Я же тебе говорил!». И повернулся, чтобы уйти.

Моя подруга обратилась к Ходо и попросила его выступить в любом случае. Склонный внимать женским просьбам, Алехандро повернулся ко мне и произнес: «Отлично! Эти люди хотели услышать доктора Вестфалера? Почему бы не сказать, что я – это он? Скажи им, что я доктор Визен-Визен и я хочу с ними поговорить».

Возможно, сегодня я согласился бы с такой заменой, но в то время я был слишком убежден в том, что доктор Вестланд – это доктор Вестланд, Жиль – это Жиль, а Ходоровский – это Ходоровский… Мой принцип реальности протестовал против участия в маскараде. Я пробормотал несколько вежливых слов, представляя своего опасного друга, который удобно устроился перед недовольной аудиторией и заговорил ласковым голосом: «Послушайте, я не доктор Вестфаллус, но это неважно. Личность не имеет никакого значения. Итак, представьте, что я доктор Визен-Визен и задайте мне свои вопросы. Неважно, что я за человек. Я буду отвечать вам так, как если бы я был доктором Вуфом-Вуфом...»

Аудитория вначале приняла это предложение в штыки, но затем попала под очарование Ходоровского и включилась в его игру, в которой он (я не верил своим глазам) достиг большого успеха. Довольно скоро он предложил своей импровизированной аудитории задавать ему насущные вопросы, бархатным голосом разрешая людям пользоваться удивительным шансом, который им выпал. «Задавайте свои вопросы! Это последний раз, когда я нахожусь в Майоране!»

Остановившись у киоска «Дерви Паблишерз» для того, чтобы купить книгу доктора Вестланда, Алехандро вернулся в столовую, где, окруженный кружком почитателей, с бесконечной любезностью продолжил раздавать советы и ученые комментарии. Вот так день, начавшийся как полное фиаско, закончился апофеозом.

Мы должны помнить и о его потрясающей интуиции. Алехандро нередко встречает человека впервые и раскрывает его спрятанную тайну, оставляя у собеседника впечатление, что он находится в компании могущественного мага.

Мой друг, которого здесь назовем Клод Зальцман, не может забыть вечер после конференции, эпической в своем роде, когда, сидя на террасе кафе в Сен-Сюльписе, Ходо настойчиво, но не без деликатности, преподал нам одно из своих откровений. «Послушай Зальцман, позволь с тобой поговорить? Ты друг моего друга, поэтому я и обращаюсь к тебе. Послушай, Зальцман, когда я смотрю на тебя, то вижу, как ты раздвоен – твоя верхняя губа отличается по размеру от нижней». Взглянув на Клода, я впервые заметил эту особенность его лица. «Твоя верхняя губа очень тонкая, она – от серьезного, духовного, даже жесткого человека. Это губа аскета. Но твоя нижняя губа намного толще, мясистей, это губа человека чувственного, любителя наслаждений. Да, в тебе заключены эти две природы. Ты должен их признать». Хотя само по себе довольно простое, это наблюдение потрясло моего друга, который стал более тщательно соединять эти две тенденции: противоречивые, согласно обычной логике, и взаимодополнительные, согласно глубинной, духовной логике.

Как много я знаю людей, которым Ходоровский давал подобные определения либо с помощью карт Таро, либо независимо от них; одной лишь силой наблюдения, суммируя присущие им трудности и выставляя арканные тайны их природы на дневной свет.

Однажды я был сильно удивлен мудростью Ходоровского, который ранее не видел одну мою приятельницу и, без ее вопроса и без раскладывания карт сформулировал несколькими фразами ситуацию, в которой она находилась. Неудивительно, что он вызывает у многих привязанность и сильные эмоции.

Король Ходоровский восседает на своем троне, окруженный кучей поклонников, для которых Мистическое Кабаре похоже на Священную мессу. Есть такие, которые за годы не пропустили ни одного события, преданно посещая необычные мессы маэстро…

Хочу заметить, что я не принадлежу к этим поклонникам. Используя термин, употребленный Ходоровским в послесловии к «Священной ловушке», «почти молодой человек», каким я был, многое узнал от «почти пожилого человека» и это превратило нас в друзей. Иногда я здраво протестовал против его историй, что приносило свой положительный результат, проясняя его мысли.

Из-за того, что он ослепляюще ярок, можно пребывать в сомнении или раздражаться; поскольку иногда его интуиции кажутся слишком поспешными. Увидев его терапию во время Кабаре, где он разгадывает старые психологические узлы в течение одного вечера с помощью генеалогического древа, украшенного гирляндой «Психомагии», симпатизирующий ему, однако сохраняющий критическое чувство наблюдатель, не может не раскачиваться в разные стороны – между восхищением и скептицизмом, изумлением и сомнением. Восхищение и изумление – от захватывающего дух представления, которое играет этот прирожденный актер, от его умения управлять и направлять энергию зала на пятьсот человек, от кристальной точности его наблюдений. Скептицизм и сомнение, поскольку эти вечера наполнены смехом и эмоциями, в то время как человеческое горе поставлено на сцене с сумасшедшей смелостью, а травмы и комплексы выставляются наружу затем, чтобы быть излеченными мастером, умело сочетающим увлеченность, эпатаж и доброжелательность, мастером открывшим новый жанр: духовно-аналитическое «риалити-шоу». Ты покидаешь зал одновременно соблазненным и взволнованным, задумываясь над долгосрочными последствиями арт-терапии.

Есть что-то от старомодного зубодера или торговца бесполезными снадобьями в этом венсенском визионере, который определяет себя как «священного трикстера». Но эта часть «трансцендентального шарлатана» в характере Ходоровского в конечном счете служит его сострадательной энергии. Также можно сказать, что Алехандро – это бодхисатва в духе латиноамериканской сальсы⁶ – очень пряной сальсы.

Он не священный трикстер, хотя бы потому, что сам об этом заявляет; за чрезмерностью и кажущейся простотой этого необычного художника скрывается строгость (особая строгость, но все же), неисчерпаемый творческий потенциал, глубокое поэтическое видение и, я в это верю, много доброты.

У него чистое сердце. Даже будучи королем, Ходо не злоупотребляет своей абсолютной властью, которую дали ему суверены. Его Величество сам себе шут, не раздумывая осуждающий и осмеивающий свои собственные учения. И, хотя он и не отвергает поклонение своих учеников, но у него нет желания превратиться в идола. Принципиально бескорыстный – в чем я много раз мог убедиться – Ходоровский остается светлым созданием, сотканным из талантов и ограничений.

Использовавший шанс пообщаться с настоящими мастерами, такими как японец Эдзё Таката, который оставил на нем красный след дзэнской медитации. Он знает, как не быть гуру в строгом и благородном значении этого слова, но быть добрым и беспокойным гением, с которым каждому по пути.

«Подрасти немного!», – сказал однажды Ходоровский своей двадцатилетней дочери Евгении. Она ему ответила: «А ты стань помладше!». Тот факт, что Алехандро не без гордости мне рассказал о прекрасном ответе его отпрыска, говорит много о его характере.

Слуга правды, хотя и с ореолом самозванца, дерзкий акробат, кто требует от своих последователей молчания и поклонения, Ходоровский очень похож на сумасшедшего шамана. Если этому мистическому трикстеру действительно нужно немедленно вдохновлять на восторг или отвращение, а иногда и на то и на другое, то мы можем многое узнать обо всем его внутреннем богатстве.

Хотя он напечатал несколько романов и множество комиксов, Ходо ждал до преклонного возраста, чтобы перепоручить бумаге хранимое в самом сердце. Следуя нити наших бесед, Алехандро взял меня в мистическое путешествие, со всем искусством Кастанеды, если бы тот писал о театре. Это путешествие, в которое вы сейчас приглашены. Эта книга не только художественная и духовная биография, но и руководство по новой терапии. Открытое окно в мир, где поэзия вдохновляет революции, в котором театр становится сакральным жертвоприношением, а настоящая ведьма, вооруженная кухонным ножом, лечит рак, пересаживает сердца и насылает грезы. Я надеюсь на то, что эта книга останется свидетельством необыкновенного путешествия личности.

ЖИЛЬ ФАРСЕ

Париж, 1989-1993