Барбара Ханна
Процесс Индивидуации в "Эоне"
Глава IX Амбивалентность символа рыбы
Юнг рассматривает далее сирийский Апокалипсис Баруха (который можно найти у Чарльза (1985)), где говорится, что время, предшествующее приходу Мессии, распадается на двенадцать частей, и Мессия придёт в двенадцатую. Как деление времени это указывает на двенадцать знаков Зодиака, из которых двенадцатым являются Рыбы. Двенадцатый является таким образом концом и началом. Затем из моря восстанет Левиафан. В то время как Бегемот является однозначно земным животным, два морских чудовища, упомянутые у Баруха, должны быть дупликациями Левиафана, и последнее также намекает на них как на мужскую и женскую формы. Вместе с тем в книге Иова и во всех более ранних текстах Левиафан только один. Затем он был противоположностью самого высокого Бога, но – поскольку он разделился надвое – Бог, так сказать, высвободил свой собственный внутренний конфликт и теперь может наблюдать конфликт двух враждующих братьев вне себя. Мы часто видим это разделение тени в современных снах, особенно там, где эго личности не осознаёт составляющих, которые оно должно знать. Если мы применим этот психологический опыт к мифологическому материалу, который мы обсуждаем, тогда мы можем предположить, что чудовищные противники Бога двоятся, поскольку Богообраз является незавершённым. Развивая это далее, рассматривая Христа как другую рыбу, мы можем утверждать, что именно человеческий элемент ранее отсутствовал в Богообразе, как мы действительно знаем из других источников (§181).
Юнг приводит далее многочисленные примеры амбивалентного отношения к рыбе. В Египте, например, её обычно считали нечистой и негативной, хотя среди многих положительных противоположностей я упомяну изображение на позднем эллинистическом саркофаге, где присутствует рыба, порхающая над мумией вместо обычной души-птицы. Ясно даже, что рыба на этом изображении – одна из трёх самых ненавистных рыб, которые, как утверждается, съели фаллос Осириса после того, как он был разорван на части Сетом. Эти рыбы были посвящены Тифону (Сету), который представляет «вспыльчивую, импульсивную, иррациональную и жестокую» часть души, поэтому действительно интересно, что она была представлены на этом саркофаге как изображение души, порхающей над мумией (§187).
Далее Юнг говорит о Горе и Сете, из которых первый был богом дня, а второй – богом ночи и которые были поэтому врагами. Эта пара богов (скрытые противоположности, содержащиеся в Осирисе) представляет собой интересную параллель к Бегемоту и Левиафану в отношении к Яхве. Но оба работают вместе, когда дело доходит до того, чтобы помочь одному богу Осирису достичь небесной квартерности (§187).
В арабской традиции область вокруг полюса видится в форме рыбы. Видение Бога, пережитое Иезекиилем, пришло с севера, несмотря на то, что север обычно считается местом рождения всякого зла. Такое совпадение противоположностей привычно для всех первобытных концепций Бога, для него это было тогда просто само собой разумеющимся. Но когда люди начинают размышлять сознательно, совпадение противоположностей становится крепким орешком, и мы стараемся избежать проблемы любым возможным способом. Положение дьявола в христианстве глубоко неудовлетворительно, но когда такие пробелы остаются коллективными доминантами, они обычно компенсируются из бессознательного. Алхимики, однако, стремились, по сути дела, к более или менее сознательному восстановлению первобытного Богообраза и таким образом были способны выдвигать парадоксы, которые шокируют нас своей откровенностью и которые, хотя и содержатся в христианской религии, никогда не выносились в сферу сознания. Кто говорит, например, об адском огне и одновременно о privatio boni (лат. лишение добра)? Хотя и то, и другое являются христианскими доктринами (§189).
Юнг говорит здесь: «То, к чему они стремились, было более или менее восстановлением первобытного Богообраза. Поэтому они могли выдвигать настолько шокирующие парадоксы, как тот, что божественная любовь полыхает в языках адского пламени» (§191, см. также Юнг 1944, §446).
Я работала некоторое непродолжительное время с Эммой Юнг, и кое-что, чему я у неё научилась, стало для меня с тех пор огромной помощью в установлении отношений с негативными эмоциями. У неё было огромное доверие к тому, что происходило из её собственного опыта. Она говорила, что если у вас ужасная депрессия, или вы сильно раздражены, или испытываете ещё какую-либо негативную эмоцию, которую вы обычно стараетесь подавить или избежать, необходимо воспринять эту эмоцию, насколько вы на это способны, как друга или как животное, установить с ней отношения и в конечном счёте сделать так, чтобы она сказала вам, почему вы её испытываете. Поэтому если у вас жуткая депрессия, вместо того, чтобы использовать алкоголь, прогулку или ещё что-то, обратитесь к ней, установите с ней отношения и спросите: «Полагаю, у тебя есть свои основания?» Я очень многое получила благодаря этой технике, и я думаю, когда алхимики говорят о любви Бога, полыхающей адским пламенем, это даёт некоторые сведения о картине переживания негативной эмоции без попыток убежать от неё.
Когда мы думаем о Нострадамусовом «короле севера», нам не следует забывать, каким парадоксом является север у древних авторов: это трон высших богов и Люцифера. Особенно имеет значение крик Бернарда Клервосского Люциферу: «И стремишься ли ты вкривь к северу? Чем более ты спешишь к вершинам, тем быстрее ты идёшь к закату» (§120).
Здесь я хочу сделать комментарий, что на самом деле идеей, которая вызвала такое бешенство после «Ответа Иову», было представление Бога как, так сказать, прообраза, как развития в каждой личности. В личности присутствует это разделение на две фигуры, если вы не сознательны там, где вы могли бы сознавать, и это как раз то, что Юнг показывает в книге и для чего, если вы помните, он так часто говорит, что если бы Яхве всего лишь прислушался к своей Софии, универсальному знанию внутри себя, он смог бы осознать, что у него самого также есть тёмная сторона. Если вы наблюдаете за снами, самое интересное, что, когда тень возникает как две фигуры, если вам удастся обнаружить их природу, одна будет ближе к сознанию, чем другая. Последняя будет более сложна для выделения и может быть смешана с архетипическим материалом.
Вопрос в целом очень интересен, но очень сложен. Вы знаете, что во сне очень часто появляются не одна, а две теневые фигуры. Если вы думаете о них, о том, что вы чувствуете по отношению к ним, об их наиболее выдающихся качествах и о том, что они означают для вас, вы, вероятно, обнаружите, что одна из них ближе вам, чем другая, и вы знаете о ней больше. С другой стороны, Юнг говорит, что удвоение любой фигуры – указание на то, что она просто поднимается на поверхность и выглядит как две, хотя в действительности она одна. Если взять идею фигур Бегемота и Левиафана в «Иове», они являются тёмной стороной Бога. Когда Иов очень несчастен и рассказывает Богу о своём несчастье, Бог просто хвастается удивительными животными, которых он сотворил, и Левиафан и Бегемот выступают как разделившаяся тень Бога. Если я правильно это понимаю, отброшенная тень затем раздваивается, когда двое сражаются друг с другом, как пара враждующих братьев, что обозначает стадию достижения большей объективности, на которой это может быть рассмотрено как конфликт. Когда я испытывала огромную трудность в распознании своей тени, поскольку она была для меня слишком неприемлема, мне приснились две женщины, которые, хотя они делали всё возможное, не могли понять друг друга, но затем они танцевали и таким образом смогли каждая пойти своим путём, просто случайно встретившись и став ближе друг к другу. Я думаю, что сначала человек просто совсем не видит, что его тень может сделать с ним что угодно, и следующий шаг – увидеть её как неприемлемую пару противоположностей, сражающихся друг с другом, из которой можно получить идею о том, что внутри вас также присутствуют эти две неприемлемые фигуры и происходит страшное разделение, поскольку в вас есть эти две женщины или две тени, которые ничего не знают друг о друге. Сначала это казалось мне пустыми словами, и мне никогда не удавалось добиться какого-либо успеха во взаимодействии со своей тенью до тех пор, пока я не получила идею о возможности синхронизации, как в танце. Удвоение, насколько я это вижу, следует связывать с опредмечиванием, но это мой собственный опыт, и это пришло ко мне не из «Эона».