Барбара Ханнах

Символы Индивидуации в "Эоне".

Глава XIV

Структура и динамика Самости

Часть 1

Примеры, приведённые в последней главе, иллюстрируют последовательное усвоение и усложнение сознанием эго архетипа, который лежит под ним. Вместо того, чтобы увеличивать их число, Юнг старается подвести им итог в этой главе, чтобы составить, насколько это возможно, общую картину.

Ипполит ясно показывает, что гностики действительно были психологами. Они говорят, например, об огромной трудности обнаружения и постижения души и знания целостного человека. Климент из Александрии отмечает, в частности: «Таким образом, похоже, что знание себя является величайшей из отраслей знания, поскольку когда человек знает самого себя, он знает Бога». Моноим даёт прямой психологический совет, когда пишет Теофрасту, как найти Бога в себе, исследуя, кто или что заставляет человека делать те самые вещи, которые он делать не собирался (§347).

Можно найти в точности ту же самую идею в Упанишадах в таких утверждениях, как «Кто издаёт речь, которую мы произносим? Какой бог волнует глаз и ухо?» И даже: «Он есть твоя Самость, внутренний управитель, бессмертный» (§348).

Моноим, возможно, находился под влиянием индийской мысли, поскольку он назван «арабом», но его высказывания очень важны, поскольку они показывают, что уже во втором веке н.э. эго рассматривалось как составляющая всеохватывающей целостности – мысль, к которой пришли даже не все психологи до сегодняшнего дня. Эти прозрения демонстрируют напряжённое внутреннее наблюдение и показывают, что гнозис, безусловно, является психологическим знанием и что его содержание происходит из бессознательного. Они достигали этого знания, сосредотачивая своё внимание на так называемом «субъективном факторе», который проявляется эмпирически в заметном влиянии, которое коллективное бессознательное оказывает на сознание, что объясняет любопытные параллели между гностическими символами и современными результатами психологии бессознательного (§350).

Перед тем, как проиллюстрировать эти параллели, Юнг кратко рассматривает факты, которые позволяют психологии предполагать существование архетипа целостности. Затем он углубляется в детальное описание мандал, основанных на круге и квадрате, что приводит его к имеющим геометрическую форму кристаллам и чудодейственной кости. Аналогии ведут к городу, замку, церкви, дому, комнате и сосуду – все эти символы подчёркивают, что эго содержится в гораздо большей Самости, а следующий затем символ колеса отсылает к ритуальному обходу. Символ колеса сосредотачивает внимание на центре (вокруг которого вращается колесо) и может рассматриваться как точка. Этот символ связан с небесным полюсом и звёздным небосводом, вращающимся вокруг него, и с гороскопом как «колесом рождения» (§351).

Образы дома и сосуда приводят нас к его обитателю и жидкости (воды), содержащейся в этом сосуде. В отличие от геометрических и арифметических символов, человеческая фигура является самым обычным символом Самости в современном материале. Подобно тому как круг отличается от квадрата, позитивные человеческие фигуры (боги, богоподобные люди, великие мужчины или женщины, добрые родители и т.д.) контрастируют с негативными фигурами (демонами, поглощающими родителями и подобными), поскольку Самость, как и все архетипы, сочетает парадоксы и антиномии. Хотя в действительности вполне возможно, что видимый парадокс является лишь отражением носящих характер энантиодромии перемен в сознательном отношении, которое, кажется, может иметь благоприятное или неблагоприятное влияние на целое. Наше отношение к нему влияет на бессознательное в целом, и разумно рассматривать противоречивые манифестации бессознательного в связи с нашим сознательным отношением. Нам не следует недооценивать ни сознательное, ни бессознательное, поскольку – в противовес тому, что может требовать сознание – есть слишком много доказательств автономности бессознательного для того, чтобы мы могли искать источник антиномий исключительно в сознательном уме. Одно влияет на другое, и есть своего рода «неустойчивое взаимодействие» между ними (§353).

Самость может проявиться в любом виде или форме, от высочайшей до самой низкой, и естественно, у неё есть также звероподобные символы. Наиболее частыми из животных образов в современных снах, по опыту Юнга, являются слоны, лошади, быки, медведи, чёрная и белая птицы, рыба, змеи, хотя иногда появляются также черепахи, улитки, пауки и жуки. Главными растительными символами являются цветы и деревья, среди неорганических символов наиболее часто попадаются гора и озеро (§356).

Когда сексуальность недооценивается, Самость обычно появляется в образе фаллоса. Недооценка может заключаться в обычном подавлении или заметном обесценивании. Последнее – в некоторых приспосабливающихся людях – вызвано чисто биологической интерпретацией и оценкой сексуальности, которая полностью упускает из виду духовные (или мистические) последствия полового инстинкта. Хотя они существуют как психический факт с незапамятных времён, тем не менее эти факты вновь и вновь подавляются и обесцениваются по рациональным и философским причинам. Во всех подобных случаях можно ожидать появления бессознательного почитания фаллоса в качестве компенсации. Хороший пример можно найти в лице Фрейда, чей главный подход к психе в том виде, в котором он широко известен, связан с её рассмотрением сквозь призму сексуальности (§357).

Часть 2

Юнг подчёркивает, что наассены, как описывает их Ипполит, делали основной акцент на человеческих образах, и возвращается к символу, бегло упомянутому в последней главе, который Юнг для краткости называет кватернион Моисея, и в другом месте – к райскому кватерниону, связанному с четырьмя реками рая. Эти два связаны не только друг с другом, но и с более поздними алхимическими кватерностями, что можно представить в виде уровней следующим образом:

Позитивный Иофор – Мириам как позитивная анима

Моисей как культурный герой – Зиппора как высшая мать

Низший Адам как обычный человек – Ева как обычная женщина

Моисей как чувственный человек – эфиопская женщина

Иофор как языческий жрец – Мириам как негативная прокажённая

Теперь подчёркнутая гностическая кватерность, как мы видим на диаграмме («Эон», с. 227), включает только три высших уровня, где это по ощущениям несимметрично и ведет лишь вверх и таким образом к сенарию (шести). Но образы выбраны столь искусно, что мотив инцеста (столь подчёркиваемый в алхимии) не утрачен, и два низших (теневых) уровня намекают на библейский факт о том, что Моисей женился на эфиопянке (чернокожей женщине), и Мириам была столь взбешена, что стала прокажённой (негативной), и хотя Иофор не представлен в Библии негативно, однако он был мидианитским жрецом, не служил Яхве и оставил «избранный народ» ради того, чтобы уйти в землю свою. Он был очень мудрым и наиболее полезным для Моисея, и таким образом он предстаёт как нуминозная личность, архетипический образ, который, как мы видим снова и снова, всегда имеет двоякую природу, позитивную и негативную. Итак, Моисей как культурный герой представляет светлую позитивную сторону своей личности и как муж тёмной женщины – свою собственную сексуальную тень, а Иофор как мудрый старик также имеет свою тень в виде чужеземца и языческого жреца, предположительно наделённого магическими и нечестивыми качествами (§358).

Этот гностический кватернион является разновидностью почти универсального перекрёстно-кузенного брачного кватерниона, для которого всегда характерен налёт инцеста (с. 361, см. также Юнг 1946, §410-449).

Затем Юнг соединяет уровни, упомянутые выше, в более детально разработанную диаграмму. (К сожалению, в более скрупулёзном английском издании слово «Человек» не поставлено просто и ясно между верхними и нижними четверичностями, открытыми полному напряжению, как это сделано в немецком издании. Выражения «Кватернион Антропоса» и «Теневой кватернион», которые на немецком появляются в тексте, но не на диаграмме, всё усложняют). Самой низкой точкой на этой диаграмме является не низший Адам, а змея, которая, согласно «Бытию», была создана до человека и была Наасом, который дал этим гностикам их название – наасены.

Юнг углубляется затем в теневой аспект метафизических образов в гностицизме, который так оскорбил правоверных отцов церкви, и подчёркивает, что хотя у змея есть позитивная сторона (мудрость), у него есть также негативный аспект, например, такие как змей Апофис в Египте (который каждую ночь старается поглотить ладью солнечного бога Ра), или дьявол, «древний змей», в христианстве. Затем Юнг приводит много интересного материала, с которым я предлагаю вам познакомиться самостоятельно (§366).

Часть 3

Весьма значимо, что гностическая философия получила продолжение в алхимии. Мать-Алхимия является одной из матерей современной науки, которая позднее дала нам бесподобное знание «тёмной стороны» материи, сделав предметом своего изучения самые основы человеческого существования. Человеческий ум столь глубоко проник в подлунный мир материи, что повторил гностический миф о Ноусе, который, ища своё отражение в расположенных ниже глубинах, прыгнул в них и был поглощен в объятиях физиса (если взглянуть фактам в лицо, в точности как мы сегодня). Юнг прослеживает это развитие и подчёркивает, что колесо истории повернулось на две тысячи лет назад и породило совершенно дохристианское возрождение деспотизма, недостаток личных прав, возрождение жестокости, унижения и рабства, при котором проблема рабочей силы решалась с помощью эргастула (рабовладельческого или концентрационного лагеря). Полная нравственная переоценка всех ценностей таким образом разыгралась на наших глазах (§368).

Это развитие событий, кажется, предвосхищалось в средневековом и гностическом символизме именно как явление Антихриста, о котором говорилось в Новом Завете. Это произошло, поскольку высший Адам соотносился с низшим, и эти старые мыслители, хотя сознательно в четверичности Антропоса они стремились к духу, никогда не забывали об инстинктивной склонности человека, которая уходит корнями в животное царство (то есть, в теневую четверичность). Самой низшей точкой этого царства является хладнокровная змея, которая, вопреки всем ожиданиям, оказывается двойником Антропоса. Она была в действительности символом Христа, наделённого дарами мудрости и духовности (§369).

То, что теневая четверичность имеет корни в животном царстве, было обнаружено очень рано. Уже Ориген сказал: «Итак, когда ты видишь, что у тебя есть все вещи, которые есть в мире, нет сомнения, что в тебе есть даже животные, которые принесены в жертву». Но поскольку тень у большинства людей бессознательна, её надир, змей, там, где возможность отношений прекращается, действительно представляет глубочайшее бессознательное (§370).

Низшая личность, тень, более не может на своём самом низком уровне отличаться от инстинктивности животного, которое обладает собственной необычной мудростью и иногда знанием, которое кажется для нас сверхъестественным. Это сокровище, которое охраняет змей или дракон, и вот почему, с одной стороны, это мудрость per se (лат. «как таковая»), а с другой – холодная, безжалостная, опасная недосказанность (§370).

В алхимии змей является символом Mercurius non vulgi (лат. «Меркурий не черни»), который соотносился с Гермесом, богом откровения. Оба они являются воздушными по природе, хотя Меркурий – хтонический дух, который пребывает в материи и выступает как часть изначального хаоса, massa confusa (лат. «нерасчленённой массы») (§371).

Райский кватернион представляет собой параллель к кватерниону Моисея, и здесь змей является воплощённым древесным духом и обычно традиционно изображается на дереве. Это голос дерева, который – по версии Лютера – убедил Еву, что «хорошо будет отведать от древа и приятно созерцать это вожделенное древо» (§372).

Рай был также излюбленным символом альбедо в алхимии, восстановленным состоянием неведения и источником четырёх рек как символом их aqua permanence (лат. «вечной воды»). Для отцов церкви этим источником является Христос, и рай есть основание души, из которой возникает четырёхчастная река логоса (§373).

Часть 4

Змей возвращает нас к образам рая, дерева и земли, что является эволюционной регрессией от царства животных к растениям и неорганической материи, загадочную тайну которой в алхимии символизирует ляпис. В данном случае, безусловно, он выступает в большей степени как исходный материал, поскольку ляпис является одновременно первичным и конечным продуктом алхимии (§374).

Юнг приводит затем другую двойную пирамидальную диаграмму с четырьмя реками рая на месте четырёх фигур, змеем наверху и ляписом внизу. Он подчёркивает, что ляпис является не просто аллегорией Христа, а прямой параллелью, Антропосом, поэтому надир этого райского кватерниона вновь является двойником Антропоса (§375).

Далее следует ещё одна двойная пирамидальная диаграмма, названная в английской версии «Кватернионом ляписа», в ней четыре реки (или четыре фигуры) заменены следующими четырьмя элементами: змей наверху – ляписом, а ляпис – ротундумом. В первоначальной стадии ляписа элементы не объединены, напротив, они враждебны друг другу, и задача алхимического опуса – восстановить единство ляписа в мире неорганическом и вызволить его из состояния разделения. Парацельс и его последователи называли это первоначальное состояние prima materia «несотворённым» и рассматривали его существующим вечно вместе с Богом, напрямую сравнивая его с землёй в «Бытии», которая «была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий носился над водою» (Быт. 1: 2). Первичная материя является круглой, как мир и мировая душа. Согласно древним воззрениям, душа является круглой и сосуд, в котором происходит трансформация, также должен быть круглым. Дорн говорит, что сосуд «должен быть сделан из своего рода квадратуры круга, чтобы дух и душа нашего материала, отделённая от его тела, могли поднять тело с собой к высотам его собственного неба». Анонимный автор схолий к «Tractatus Aureus» (лат. «Золотому трактату») говорит: «Сведи твой камень к четырём элементам, восстанови и соедини их в одно, и ты обретёшь полный магистерий. Это Единое, к которому должны быть сведены элементы, – тот маленький круг в центре этого квадрата. Это посредник, который устанавливает мир между врагами или элементами». Позднее он описывает этот сосуд как философского Пеликана (§376).

Дорн комментирует: «А является серединой, поскольку она была началом и источником, из которого проистекают другие буквы, и подобна конечной цели, к которой подводят все другие, подобно тому как реки впадают в океан» (§378). Юнг отмечает, что этого объяснения достаточно для того, чтобы показать нам, что сосуд является мандалой, которая символизирует Самость, подобно высшему Адаму и его четырём эманациям или Гору и его четырём сынам. Поэтому Мария Пророчица говорит: «Философы учат всему, кроме герметического сосуда, поскольку он является божественным и скрыт от язычников мудростью Господа» (§378).

Эти цитаты – и многие другие, которые я опускаю – показывают нам, что сосуд имеет самое необычное и великое значение. Естественно, это может быть понято только «философски», то есть психологически, тогда это означало бы: «Сотвори герметический сосуд из своей психической целостности» и влей в него aqua permanens (лат. «вечную воду») и aqua doctrinae (лат. «воду вероучения»), это предполагало бы, что адепту следует «внутренне привести себя в порядок» и преобразить себя посредством алхимической доктрины (§379).

Юнг заканчивает эту часть, говоря о том, что круглый герметический сосуд, в котором происходит таинственная трансформация, означает Божество, (платоновскую) душу мира и целостность человека. Поэтому он вновь является аналогом Антропоса и в то же время вселенной в её самой малой и наиболее материальной форме. Это облегчает понимание того, почему при первых попытках создать модель атома за основу была взята солнечная система (§380).

Я хотела бы кратко прокомментировать слова Юнга о том, что алхимический сосуд – в психологическом понимании – означает нашу собственную целостность, в которую мы должны влить aqua permanens (лат. «вечную воду») или vinum ardens (лат. «пылающее вино»). Фактически это равнозначно обнаружению наших ограничений – поскольку каждый человек имеет свой уровень целостности – и дальнейшему вливанию психологического знания в этот сосуд нашей собственной индивидуальной целостности.

Каждый основополагающий анализ начинается с гипотезы о целостности человека, который ему подвергается. Эта гипотеза подтверждается вновь и вновь, поэтому аналитик учится доверять ей. Каждый сон является фактом, выражением этой целостности, и постепенно вливает в сосуд воду знания себя. Конечным результатом или целью является сосуд индивидуальной целостности, наполненный живым осознанием. Vinum ardens (лат. «пылающим вином») может быть названа интенсивная духовная жизнь. Чем более бессознательными являются люди, тем более занудным и скучным является их результат, но чем ближе они подходят к индивидуации, тем более захватывающим и виноподобным он становится. Это было изумительно видно в случае Юнга. Юнг, пребывавший рядом с ним, оказывал живительное воздействие, и практически все, кто знал его, отмечали этот факт.

Это действительно соответствует идее изречения, которое так часто цитировал сам Юнг: «Человек, если ты знаешь, что ты делаешь, ты благословен, но если ты не знаешь, то ты проклят как нарушитель закона» (Джеймс 1924, стр. 33, см. также Юнг 1938, §394).

Часть 5

Эта часть начинается с объяснения причин, по которым кватерность является организующей схемой par excellence (фр. «по преимуществу»), наподобие скрещенных нитей, используемых в телескопе. Число четыре интуитивно используется для деления земли (направления компаса), течения года (четыре сезона) и т.д. Поэтому неудивительно, что гностики использовали кватерность, более или менее сознательно, для того, чтобы утвердить некий порядок в хаотических и многочисленных образах, изливавшихся из бессознательного (§381).

Они использовали модель первобытного кросс-кузенного брака, но его чисто биологический характер перевели на более культурный уровень, то есть недостаток признаков родства был компенсирован – как это обычно случается – магическими качествами или благородным положением. Выражаясь психологическим языком, имела место проекция анимы и анимуса, которая включила бессознательное в брачные отношения, то есть брак стал психологически усложнённым. Он не является более чисто биологическим и социальным сосуществованием, а начинает становиться сознательными взаимоотношениями (§381).

Гностики также использовали, как мы видели, кватерность рек рая для того, чтобы соединить очевидно отстоящие друг от друга символы. Обе эти кватерности образуют близкую параллель к серии образов, которые всё ещё создаются в активном воображении и хаотических состояниях психики. Они являются компенсирующим и упорядочивающим фактором в замешательстве, вызванном вторжением бессознательных содержаний, которые нуждаются в упорядочивающем принципе, в точности как содержания гностицизма и алхимии (§382).

Поскольку целесообразно рассматривать это исторически, Юнг говорит, что он использовал кватернион Моисея наассенов как отправную точку, поскольку он основан непосредственно на первобытной кросс-кузенной модели, но мог опираться на любой другой брачный кватернион, кроме, например, Гора и его четырёх сыновей, поскольку в нём упущено женское начало и потому он не представляет крайних противоположностей (§383).

Затем Юнг возвращается к двум кватернионам. Кватернион Антропоса соотносится с гностической моделью, но второй, теневой кватернион взят из библейского текста. Высший кватернион должен иметь тень, поскольку человек (низший Адам) обладает очевидной хтонической душой и потому не может быть выражен только кватернионом, который превосходит его (§384).

В точности как Антропос находит симметричное дополнение в низшем Адаме, низший Адам (человек) находит своё симметричное дополнение в змее. Выбор этого символа основан не только на их взаимных отношениях в Эдеме, но и на том, что змей является самым обычным символом тёмного хтонического мира инстинктов. И он также выступает как символ мудрости и с самого начала может перехитрить Адама. Змей, кажется, наделён Богом сверхчеловеческим интеллектом (§385).

Таким образом, человек достигает высшей точки в идее света, доброго Бога и оставляет внизу тёмный принцип, змея, который олицетворяет непослушание Адама. И змей вновь имеет своё дополнение во втором кватернионе наассенов. Рай переносит нас в мир растений и животных, сад, вдохновляющий животными и расцветом всего, что цветёт. Змей не только связан с Гермесом, богом откровений, как serpens mercurialis (лат. «меркурианский змей»), но и вызывает «благословенную зелень» как древесный дух-покровитель. Этот змей присутствует даже в глубине земли и является духом, сокрытым в камне (§386).

Итак, симметричным дополнением змея является камень как представитель земли, и здесь мы переходим к дальнейшему развитию символизма, алхимическому ляпису. Точно так же, как змей образует низшую противоположность человека, ляпис дополняет змея. Но он вновь соотносится с человеком, поскольку не только часто представлен в человеческой форме, но и имеет «тело, душу и дух», является гомункулусом и символом Самости. Однако это не человеческое эго, а скорее коллективная душа, наподобие индийской хиранагарбхьи, золотого семени. Ляпис является отцом и матерью всех металлов, гермафродитом (§387).

Выбор этого символа также не случаен, мы находим его в алхимической литературе с первого по восемнадцатый века. Хотя он является «конечным единством», он всё же создан расщеплением и соединением четырёх элементов из ротундума. Ротундум выступает как весьма абстрактная, трансцендентальная идея, которая в силу своей целостности и округлости отсылает к Антропосу (§388).

Так наши четыре двойные пирамиды организуются в круг и образуют хорошо известный уроборос. Ротундум как пятая стадия затем отождествляется с первой, то есть тяжёлой темнотой земли, металлом, имеет тайную связь с Антропосом. Это очень наглядно представлено в алхимии, но мы также встречаемся с этим в истории религии, где металлы возникают из крови Гайомарта. Эти любопытные взаимоотношения объясняются идентичностью высшего и низшего, как мы уже видели в образе змея, который является хтоническим и одновременно «самым духовным животным». Для Платона ротундум является мировой душой и «благословенным Богом» (§389).

Часть 6

Юнг говорит, что он сконцентрирует идеи в последней главе и представит их графически.

Точка величайшего напряжения между противоположностями представлена змеем, который является аллегорией Христа, равно как и дьявола, и таким образом содержит в себе и символизирует сильнейшую полярность, в которую погружается Антропос, когда он нисходит в физис. Обычный человек не достигает этой точки напряжения, но оно есть в бессознательном, то есть в змее (§390).

В примечании Юнг подчёркивает, что большинство людей не имеет достаточно широкого уровня сознания для того, чтобы осознать противоположности в человеческой природе. Тогда напряжение остаётся бессознательным, но может проявляться и проявляется в снах. Но высвобождение бессознательной силы представляет собой опасность тем большую, чем более эта сила бессознательна. Поэтому чем сильнее разделение между сознательным и бессознательным, тем масштабней опасность психического заражения и массового психоза. Потеря наших символов разрушает мост, связывающий нас с бессознательным, и тогда инстинкт более не защищает нас от ложных идей и пустых лозунгов. Если рациональность не укоренена в традиции и инстинкте, она не может защитить нас от любой бессмыслицы (§390).

Вернёмся к основному тексту: противоположности соединены в ляписе, аналоге человека, но видимым объединением является символ гермафродита. В высшем Адаме и ротундуме противоположности не заметны, но, очевидно, они находятся в оппозиции друг к другу.

Расположение в уроборосе показывает более сильное напряжение между Антропосом, ротундумом и змеем, чем между человеком и ляписом, который виден вдали. Стрелки обозначают нисхождение в физис и восхождение к духу. Понимание того, что все эти символы являются антиномиями, содержится в парадоксальной природе алхимии (§391).

[Я хочу подчеркнуть, что можно также представить наши четыре диаграммы в виде круга, в качестве уробороса, поскольку в каждой из них содержится символ, который присутствует в следующей. Человек является низшим образом в кватернионе Антропоса и высшим в теневом кватернионе. Змей является низшим теневого кватерниона и высшим райского кватерниона. Ляпис является низшим райского кватерниона и высшим кватерниона ляписа. Когда мы приходим к началу и концу – вершине кватериона Антропоса и дну кватериона ляписа – мы осознаём обычный двойственный характер четвёртого, в котором он одновременно является ротундумом и Антропосом, но при этом оба они выступают как символ одного и того же – Самости.]

Изображение четырёх элементов из книги Михаила Майера далее рассматривается в деталях, но поскольку оно очень сложно и не является абсолютно необходимым для основной темы, я оставляю вам возможность изучить его самостоятельно и возвращаюсь к основному тексту, где Юнг говорит, что один из факторов кватерниона имеет необычное расположение, которое также может быть выражено его двойственной природой. Ефрат (одна из четырёх райских рек) обозначает, например, рот, в который входит пища и из которого исходят молитвы. В кватернионе Моисея жена Моисея играет двойную роль Зиппоры и эфиопской женщины, в алхимии Меркурий является мужским и женским. Эта особенность также может быть обнаружена в кватернионе пространства-времени, где есть три измерения пространства, а четвёртым может считаться время. Но у времени также есть три измерения (прошлое, настоящее и будущее), и тогда статичное пространство, в котором происходят изменения состояния, должно быть добавлено как четвёртое. В обоих случаях четвёртое представляет несоизмеримое другое, которое нуждается во взаимном определении по отношению к остальным. Другое, четвёртое, появляется во всех четверичностях, которые мы рассматриваем, и четвёртым в христианской Троице, если можно так выразиться, является Мария или дьявол (§397).

Кватернион пространства и времени представляет собой архетипическое условие и возможность постичь физический мир в целом. Он соотносится по структуре с четырьмя физиологическими функциями. (Четвёртая подчинённая функция также имеет этот двойной характер, заключающийся в том, что эго не может использовать её из-за своей слабости и подчинённого характера, но, будучи использована Самостью, она приносит нам наиболее ценные дары (§398).

Затем Юнг отсылает читателя к мандале, воспроизведённой в его работе о мандалах (Юнг 1950b, с. 309), и далее говорит об изображении в рукописи Иоахима Флорского (Юнг 1951, с. 254a) и необычной теории сотворения мира в «Климентиновых проповедях», но я оставляю вам возможность изучить их самостоятельно.

В конце этой главы Юнг оглядывается назад на выбранное направление изложения основной идеи. Два кватерниона наассенов, положительный Моисеев и райский, были в начале. Один из них выше человека, а другой очевидно ниже его. Но когда гностики рассматривали человека в тесной связи с более высокой (Моисеевой) четвертичностью, они отделяли его от хтонического животного и растительного мира рая. Это особенность эпохи гностицизма и раннего христианства, человек тогда смотрел лишь вверх. Но мы не можем подниматься выше и выше, такое движение неизбежно приведёт вниз. Поэтому теперь мы чувствуем побуждение расположить низшего Адама симметрично теневому кватерниону, соответствующему высшему кватерниону Антропоса. Это не было необычным во времена гностиков, когда присутствовала тенденция стремиться выше, но мы не можем более воображать себе, что психе устремлена лишь вверх, и знаем, что она должна быть уравновешена столь же сильным осознанием нашего низшего человека. Таково специфически современное положение дел, ставящее человека в центр сферы сознания, который он никогда ранее не занимал сознательно. Ранее он мог видеть лишь Христа как посредника между Богом и миром, но посредством медитации на этом образе он постепенно превзошёл свою роль медитирующего. Образ Христа, распятого между двумя разбойниками, один из которых направился вверх, а другой – вниз, постепенно пробудил человека к осознанию своей тени и её двойственной природы, которая уже была предвосхищена двойным значением змея. Подобно тому как змей несёт в себе силу исцеления и разрушения, а два вора обозначают две диаметрально противоположные участи, тень является, с одной стороны, прискорбной и предосудительной слабостью, а с другой – здоровой инстинктивностью, необходимой для высшего сознания (§402).

Теневая четверичность становится необходимой для того, чтобы уравновесить срединное положение человека, лишь тогда, когда он начинает становиться более осознанным в отношении собственного существования, и необходимость в большем осознании себя становится сильнее, чем его доверие к божеству. Мы завершаем картину теневой четверичности, поскольку она соотносится с историческим развитием. Рано завершившееся доверие к высшей пневматической сфере, когда человек просто цеплялся за неё, как ребёнок за мать, было поставлено под угрозу царством Сатаны, и ранняя надежда человека на спасение от этой опасности искупителем, который смог подчинить себе всё, была значительно усилена верой в скорейшее второе пришествие Христа. Но когда эта великая надежда была убита и человек оказался разочарован в своих огромных ожиданиях, некий регресс стал неизбежен, и либидо неминуемо вернулось к человеку, усилив его самосознание. Постепенно это привело к отделению от высшей пневматической сферы и приближению к миру тени. Это усилило моральное сознание человека, и его чувство, что он искуплен, стало относительным. Церковь посчитала себя обязанной сделать огромный упор на значении и силе своего ритуала, чтобы установить границу натиску мира, но она таким образом неизбежно стала «царством мира сего». Переход теневой четверичности иллюстрирует историческое развитие второго тысячелетия н.э. (§403).

Часть 7

Мы подходим к седьмой и последней части четырнадцатой главы, где движение и динамика Самости становятся очень наглядными. Эта часть требует очень внимательного и неоднократного прочтения и она очень трудна для обобщения. Я лишь попытаюсь дать очень краткий и заведомо неполный обзор.

А означает первоначальное состояние (в данном случае Антропос) и конечное состояние. B, C и D означают промежуточные состояния. Мы не должны забывать о том, что это вопрос постоянной трансформации одного и того же вещества. А произведёт а, B произведёт b, и поскольку это психологическая формула, мы можем также полагать, что за a следует b и формула читается слева направо, то есть что трансформация ведёт направо к солнцу, процессу развития сознательности. Современное научное мышление основывается на троичном принципе (время, пространство и причинность), но здесь мы следуем не современной научной мысли, а классической и средневековой точке зрения, которое вплоть до времени Лейбница признавало принцип соответствия, который Юнг называет синхронистичностью, в качестве четвёртого принципа. Наша гностическая четверичность является естественным продуктом бессознательного и потому представляет собой психический факт, который может быть связан с четырьмя функциями сознания (§404).

Формула воспроизводит ключевые особенности символического процесса трансформации. Она показывает вращение мандалы, антитетическую игру взаимодополняющих (или компенсаторных) процессов и затем апокатастасис, то есть восстановление изначального состояния целостности. Но она может лишь намекать на более высокий уровень, который достигается с помощью процессов преображения и интеграции. Развитие предполагает развёртывание целостности четырьмя путями, четырьмя способами, это означает, что они подвергаются распознаванию четырьмя функциями, и именно последние преобразуют изначальную бессознательную целостность в сознательную (§410).

[Это объясняет вновь и вновь встречаемое нами при анализе убеждение, согласно которому не достигается ничего, анализирующий возвращается к исходной точке. Ему следует вернуться, чтобы, так сказать, воспринять её с помощью другой функции, но это возвращение является частью процесса преображения, а вовсе не неизбежным регрессом.]

Мы также можем представить это как Антропоса. A нисходит из высшего через свою тень B в физис C (змей) и затем – через своего рода процесс кристаллизации D (ляпис), который приводит хаос к порядку – Антропос вновь возвращается к своему первоначальному состоянию, которое теперь преображено из бессознательного в сознательное (§410).

Я хочу вернуться к отрывку, который я уже цитировала во введении, поскольку его смысл гораздо более ясен в данном контексте.

«Формула представляет символ самости, поскольку самость не просто постоянная величина или статичная форма, а является также динамическим процессом. Подобным же образом древние видели imago Dei (лат. «образ Божий») в человеке не просто как оттиск, нечто безжизненное, шаблонный отпечаток, но как активную силу. Четыре трансформации представляют процесс восстановления или омоложения, имеющий место, так сказать, внутри самости и сравниваемый с углеродно-азотным циклом, происходящим на солнце, когда углеродное ядро захватывает четыре протона (два из которых немедленно становятся нейтронами) и освобождает их в конце цикла в виде альфа-частиц. Само углеродное ядро выходит из реакции неизменным, «подобно Фениксу из пепла». Тайна существования, т.е. существования атома и его компонентов, может таким образом состоять в постоянно повторяющемся процессе обновления, и можно прийти к аналогичным выводам, пытаясь объяснить нуминозный характер архетипов» (§411).

Юнг подчёркивает, что он полностью осознаёт крайне гипотетический характер данного сравнения, но считает, что лучше рискнуть ошибиться, поскольку рано или поздно ядерная физика и психология должны сблизиться в силу того, что они с разных направлений продвигаются к территории трансцендентного, одна – с концепцией атома, другая – с идеей архетипа (§412).

Психе не может быть полностью отличной от материи, иначе как бы она могла приводить материю в движение? И как бы могла материя произвести психе? Они существуют в одном и том же мире, и каждая должна пользоваться другой (§413).

Поскольку формирование аналогий является законом, который в значительной степени управляет жизнью психе, мы можем ожидать, что наше чисто гипотетическое построение является не новым изобретением, а может быть обнаружено в более ранней мысли. Юнг кратко говорит затем о подобной схеме в «Книге псевдоплатоновских тетралогий», которой он касался гораздо более подробно в «Психологии и алхимии» (1944). Я оставляю вам возможность поискать её там самостоятельно.

Далее Юнг говорит о древнем искусстве геомантии или гадании по точкам, в котором также есть аналогичное построение. Вы найдёте гораздо больше материала об этом в статье «Синхронистичность» (Юнг 1952b).

Затем рассматривается четверичная система Атанасиуса Кирхера, из анализа которой я хочу процитировать лишь последнее предложение: «Вы можете видеть из этих единств, как воспринимающие чувства возвращаются к причине, причина – к разумности, а разумность – к Богу, где в совершенном круге обнаруживается начало и завершение» (§417).

После другого примера из Михаила Майера Юнг упоминает, что подобная идея кругового опуса может быть найдена в китайской алхимии и приводит цитату из текста «Золотой цветок»: «Когда свету позволено двигаться в круге, все силы небес и земли, Света и Тьмы кристаллизуются» (§418).

Круговое приспособление для того, чтобы передать этот круговой процесс, появляется уже у Олимпиодора (второй век н.э.), и Дорн считает, что это «круговое движение физиохимиков» происходит от земли, самого низкого элемента. Мы также находим эту базовую идею восхождения и нисхождения в Tabula Smaragdina (лат. «Изумрудной скрижали»), и стадии трансформации вновь и вновь описываются в алхимических текстах, например, «Свитке» Рипли. Всех их следует рассматривать как косвенные попытки изобразить всё ещё остающийся бессознательным «процесс индивидуации».

[Я хочу лишь отметить здесь, как предупреждала вас в начале, что я использую термин «процесс индивидуации» довольно скупо постольку, поскольку этот процесс всё ещё остаётся бессознательным почти во всех наших примерах. Тем не менее всё, чего мы коснулись, всегда имеет одно и то же основание – то, что мы называем сейчас процессом индивидуации.]

XV

Заключение

Мы подошли к концу нашей долгой, трудной и – во всяком случае для меня – очень полезной книги.

В заключение Юнг ещё раз резюмирует цель написания своей книги, которая заключается прежде всего в том, чтобы истолковать и детально описать самые важные из архетипов для современного человека, чтобы понять архетип Самости или, иными словами, процесс индивидуации (§422).

Во введении он напоминает читателю, что описывает архетипы, которые встречаются при любом анализе, который хоть сколько-нибудь проникает вглубь поверхности, первым из которых является тень. Юнг по-разному выражается о тени и о фигурах, стоящих за ней, что я нахожу в известном смысле поучительным. Я могу только подтолкнуть вас к тому, чтобы вы внимательно прочли его самостоятельно, если вы этого ещё не сделали, поскольку моего скупого обзора здесь явно недостаточно (§422).

Если выражаться очень кратко, он подчёркивает, что тень при поверхностном рассмотрении является недостатком света в той же мере, в какой ей является физическая тень тела, когда мы анализируем её, то обнаруживаем в значительной степени самостоятельные фигуры анимуса и анимы. Когда мы исследуем эту пару в полную силу – слепые демонические мнения в женщине и чарующую, но ревнивую соблазнительницу, которая производит капризы и невероятную сентиментальность в мужчине – мы начинаем сомневаться в нашем обычном повседневном опыте относительно того, в самом ли деле бессознательное является лишь простым несущественным придатком сознания и не более чем потерей света и добра. (Это, конечно, не ощущается так, когда происходит борьба с собственным анимусом, и я сомневаюсь, что кто-либо, кто действительно старался сделать это, испытывает сомнения в его чрезвычайно самостоятельной реальности).

Если кто-то придерживается мнения, что человеческая тень является источником всякого зла, он будет удивлён, когда обнаружит в ходе анализа, что она содержит также много хороших качеств, то есть естественных инстинктов, нормальных реакций, реалистичных прозрений и творческих импульсов. На этой стадии зло кажется деформацией или искривлением, искажением естественных фактов анимусом или анимой. Затем человек склоняется к мысли, что эта пара является подлинным побуждением ко всему злу, но он не может преждевременно остановиться на этом понимании, поскольку оказывается, что все архетипы имеют светлую и тёмную стороны, и сама Самость оказывается complexio oppositorum (лат. «соединением противоположностей»), поскольку подлинность невозможна без полярности. Мы не знаем, чем являются добро и зло в себе, возможно, они просто возникают из потребности человеческого сознания и утрачивают свою ценность вне человеческой сферы. Но если всё, что Бог делает или чему позволяет быть, является «добром», тогда зло также должно быть добром, и противопоставление становится бессмысленным, однако в любом случае страдание остаётся, и на радостное великолепие жизни, безусловно, брошена тень глупости, греха, болезни, старости и смерти (§423).

Познание анимуса и анимы кажется по большей части уделом психотерапевтов. Тем не менее у любого, кто изучил просветительскую литературу, не будет трудностей в распознавании анимы, поскольку она является любимым объектом изображения романистов, особенно на западе Рейна. Не всегда необходима интерпретация снов для того, чтобы открыть её существование человеку. Анимус более сложен, имя ему легион. Но если внимательно и объективно изучать других людей, это не поможет увидеть, как часто они ревнивы. Гораздо более уместно, однако, изучить себя, поскольку это то место, где можно что-то с этим сделать (§424).

На этот счёт есть в частности проясняющий пассаж в «Психологии и алхимии»:

«Не имеет значения, сколь много родители и бабушки и дедушки будут грешить против ребёнка, человек, который действительно является взрослым, примет их грехи как своё собственное состояние, с которым следует считаться. Только дурак интересуется виной других людей. Он спросит себя: «Кто я такой, что всё это должно было со ной случиться?» Чтобы найти ответ на этот судьбоносный вопрос, он заглянет в своё сердце» (Юнг 1944, §152).

Хотя сначала мы почти всегда встречаем аниму и анимуса в их негативной и неприятной форме, они имеют по меньшей мере равноценный позитивный аспект. С давних времён они создают основу всех мужских и женских божеств, и как нумены они работают то для добра, то для зла. Они являются высшей парой противоположностей, разделённой их противоположным полом и природой, но они также исполнены обещания союза в силу их взаимного влечения друг к другу. Стадия анимуса и анимы связана с политеизмом, а стадия Самости – с моногамией. Естественный архетипический символизм описывает целостность, которая включает свет и тьму, и хотя это в какой-то мере противоречит христианской точке зрения, в случае позиции иудеев и яхвиста это не так. Последняя, кажется, ближе к природе и таким образом лучше отражает подлинный опыт. Но тем не менее нам не следует забывать, что манихейский дуализм был смертельной опасностью для ранней церкви, и что по крайней мере христианские еретики никоим образом не забывали природные символы, и мы находим, как мы видели, много природных символов, которые используются как в отношении Христа, так и в отношении дьявола, но даже самые важные из них имели мало или вовсе не имели влияния на церковную догму (§425).

Самые плодотворные ранние попытки найти подходящие символы для Самости, однако, были сделаны гностиками. Большинство из них – например, Валентин или Василид – были просто богословами, которые, в противовес крайним ортодоксам, позволяли себе испытывать влияние собственного внутреннего опыта. Поэтому гностики и алхимики являются источником информации, относящейся ко всем этим символам, которые возникли как отражения христианского послания. Кроме того, их идеи представляют собой компенсацию асимметричному образу Бога, выраженному доктриной privatio boni (лат. «лишения добра»), в точности как бессознательное в наше время проявляет символы целостности, чтобы преодолеть разрыв, образовавшийся между сознанием и бессознательным, который достиг такой опасной степени, что угрожает полной дезориентацией или даже разрушением нашего Weltanschauung (нем. «мировоззрения») (§428).

Юнг заканчивает книгу, говоря о том, что прекрасно сознаёт, что эта книга является всего лишь очерком некоторых христианских идей с точки зрения психологического опыта и подчёркивает, что она нисколько не претендует на то, чтобы сказать последнее слово по данному вопросу в каком-либо смысле. Поскольку его главной целью было подчеркнуть параллели или различия между эмпирическими находками и традиционной точкой зрения, мы неизбежно должны были бы рассмотреть различия в языке разных времён. Это особенно касается символа рыбы. Здесь исследователь неминуемо оказывается на неизвестной земле и вынужден время от времени прибегать к умозрительным гипотезам или попыткам установить взаимосвязь. Очевидно, каждому исследователю следует документально подтверждать свои выводы столь тщательно, насколько это возможно, но ему следует также отваживаться выдвигать гипотезы, даже если есть риск совершить ошибку. Ошибки обычно являются основанием для истины, и если человек не знает, что представляет собой та или иная вещь, росту его понимания будет способствовать по крайней мере знание того, чем она не является.