Я - змея
Я пробуждаюсь, я - змея,
Лежу под солнышком весенним.
Хоть, очень точно знаю я:
От вас не будет мне спасенья.
Меня ласкает добрый Март,
Я пробудилась после спячки.
Дожить до лета - мой азарт
И крайне сложная задачка.
Для вас ведь просто героизм -
Сломать мне палкою хребтину.
Я столько слышала ваш визг,
Но я не уползала в тину.
Что ж, моё место у болот,
В валежнике, трухлявых пнях,
Но так ждала я целый год
Весенний ритм простого Дня.
В себе я не отвергну яд
И гибельных зубов иголки,
Но я не жалю всех подряд,
Как вы твердите без умолку.
Я сжалась в кольца, знаю я:
Бросок последний будет к свету.
Аз есмь гадюка, я - змея,
Но дайте мне дожить до лета.
Я пробудилась, я - змея,
Что подколодною зовёте.
Я - ваше спрятанное «я»,
Хоть вы того не признаёте.
Сковырнула
Я просто сковырнула ранку,
А дальше...Было всё по плану.
Швырнула сердце на огранку
За извержение вулкана.
Ушла на звоны в гулкой рани -
Всё так привычно, так обычно.
Но сердце сбросило все грани,
И было то, что слишком лично.
Во свете молний, над обрывом,
Плясала Суть моя нагая.
Не будет песенки с надрывом...
Связала вместе берега я.
Все крайности я воедино
Смешаю, да посыплю солью.
Ах, неизменная картина!
Мой славный пир приправлен болью.
Шут на пиру всё ловит звёзды,
С улыбкой вечной смотрит в небо,
Поймает и подбросит в воздух,
Как крошки огненного хлеба.
Я просто сковырнула рану,
Ту, что от струн и слов, от эха.
Я словно пыль смела с экрана.
Мне так смешно, что не до смеха.
Белена
Горизонты раздвигаю
День за днём.
Упадёт луна другая
В водоём.
Всколыхнула чёрны воды,
Берега.
Кто-то водит хороводы -
В ночь рога.
На рогах сияют звёзды.
Мир притих.
В чаше ночи горек воздух.
Новый стих.
Небо затянули тучи.
Шаг за грань.
Не ищи меня ты лучше
В эту рань.
Утро ежится в накидке
Цвета льна.
Из накидки тянет нитки
Белена.
Ave Lilith, Ave Luciferi
Лилит:
Восстать, любить до вспышки,
Не быть во власти праха!
Смешной Адам с одышкой
Пусть молится от страха.
Пускай к Отцу стремится,
Тому, что не родня мне.
Живой Водой мне литься,
Или, упасть на камни.
Во мне не ищут броду,
Во мне живут и тонут.
Мой выбор - лишь Свобода
До крика, боли, стона...
Для тех я буду милой,
Кому Свобода - праздник,
Для них я стану Силой,
Иным со мной опасно.
Люцифер:
Я в утреннем сиянии,
И в сердце вещей ночи.
Я в радостном слиянии,
В рожденьи новых строчек.
Я - Дух великой воли,
Всех познающих сердце.
Актёр без всякой роли,
Во все глубины дверца.
Не бог я и не ангел,
Но Жизни суть и Смерти.
Не писаны мне ранги,
Меня вы не измерите.
Я - голос Вдохновения
И миг перед рассветом.
Я - вечное мгновение
В безвременье поэтов.
Я - Космос без огранок,
Я за пределом веры,
Нет имени, нет рамок,
Но назван Люцифером.
Факел Бафомета
Словно чистой воды напиться
Из пылающих родников...
Я свободна, как в небе птица -
Дух не знает ни стен, ни оков.
Между верою и неверием
Точка. В ней лишь меня ищи.
Нет замкОв, нет окованной двери,
Есть простор, где - кружи-свищи.
Я в Безмолвии, песне, пляске.
Страхом мерить ли круть витка?
Ты меня не увидишь в маске,
И кольчужка моя коротка.
Чистота, что всего острее,
Пусть пронзит меня, как клинок.
Фальшь повисла мешком на рее,
Ложь лишилась длиннющих ног.
Я пришла, подымите мне веки!
Я в Пути - у своих родников.
Пусть меня опалИт навеки
Чёрный Факел, что между рогов.
Кали Ма
Творение и Разрушение - Игра.
Скольжу по льду, сжимаю стрелы молний.
Скольжу по льду...Какая же жара!
А в небесах неистовые волны.
Благословляю, да презрейте страх,
Который слабых до костей изгложет.
Вам, закалённым на моих кострах,
Я так близка, что ближе быть не может.
Безумная Птица
Из серебра, из лунного вулкана
Летела птица огненной зари.
Я мимо искр и Млечного Аркана
Пройдясь, остановилось на «замри!»
Передо мной, в агонии и славе,
Лежала бездна, ночь, иль я сама...
Нет, птицей я была в горячей лаве,
Той птицей, что давно сошла с ума.
Самайн
Летит взять небо на таран,
Познавший Безначалье вран.
Садится солнце за погост.
Дух Ночи набирает рост.
Сегодня даже грани нет:
Единым звуком Тьма и Свет.
Вся полночь ясностью полна
И в этот миг видна до дна.
На перепутье чёрный снег.
Не разделить Чело и Век.
Путь прям. Дорога как спираль.
Экстазом полнится Грааль.
Всю широту вселенских пор
Теперь охватит вещий взор.
Звезда упала за погост.
Змей снова прикусил свой хвост.
С чёрной кошечкой
Прогляни, луна, хоть немножечко -
Поиграй со мной, с чёрной кошечкой.
Видишь, я уже спинку гну дугой?
Я дурила ночь с Бабушкой-Ягой.
Ох, горят глаза ярче звёздочек...
Облака плывут, вроде лодочек.
Зацеплю хвостом я предзорный час,
И качнётся мир, запоёт свеча.
Засвистят ветра - лес откликнется,
Замер миг в когтях - пообвыкнется.
Снова Вечностью кормят с ложечки...
Поиграй со мной, с чёрной кошечкой.
Разрушен монастырь
На месте звёзд мильоны дыр,
А вечность спряталась в нору.
Опять разрушен монастырь,
И все подвижники - в миру.
Но монастырская тюрьма
Стоит без окон и свечей.
Ночь, словно чёрная сурьма,
Легла вокруг моих очей.
И словно посох, у ворот,
Вонзился телеграфный столб.
Пусть будет всё наоборот:
Загадок блюдце мне на стол!
Вдохну и выдохну весь мир -
Он очень мал и он велик,
Дотла разрушен монастырь,
И под личиной виден лик.
Монахи разбредутся вновь,
Чтобы столкнуться лбом опять.
Всё в мире оживляет кровь,
Но мне её ни дать, ни взять.
И только солнце льёт из дыр,
И только звёзды льют из пор...
Разрушен напрочь монастырь,
На этом кончен разговор.
Nigredo
Змеи сплелись в клубок
В недрах Великого Дня.
Вырву из неба клок -
Брошу в простор огня.
Будет шкатулка золы -
В жмень да на воздух - лети!
Дни глубоки да злы.
Змеи клубком? Пути...
Рвать мне и рвать сорняки,
Сад с перегноем хорош.
Снова ломать каблуки
И пропадать ни за грош.
Жить в коридорах ночей,
Выйти к заре - ожог!
Слёзы небесных очей
В рюмку - на посошок.
В недрах Великого Дня
Хлебом да Болью встречать
Призрак и Льда, и Огня.
Время ломать Печать.
Она
Ломал, сносил заборы ураган,
И треснула, крошилась лжи стена,
Мирок иллюзий поднят на рога...
А что внизу? Внизу была Она.
Плясал среди обломков фальши тот,
Кому кричат: «Изыди, Сатана!»
Тот, кто отведал мёд из вечных сот...
А наверху всегда была Она.
Куда он метил, где себя нашёл,
Что он познал превыше всех корон?
Он знает, что всё будет хорошо -
Она всегда подаст ему патрон.
В нём силушка такая, что держись!
Он знает это, но не до конца.
Она - её зовут и Смерть, и Жизнь,
Она лишь знает суть его лица.
Танцуя не от печки - от Печи,
Он сокрушит что надо в прах и Дух.
Она придёт в немыслимой ночи,
Чтоб прогоревший Факел не потух.
Выпавшим из времени
Опять возьму себя как кремень и
Из камня высеку Огонь...
Дорожка выпавших из времени -
Судьба поставленных на кон.
Опять идти тропинкой ясности,
Опять всю ночь гореть дотла.
Тропинка мимо всякой разности,
В сияньи битого стекла.
В сиянии кромешной темени,
Не у лампад, не у икон...
Судьбина выпавших из времени -
Судьба поставленных на кон.
Аве Лилит
Собери, распахни, да раскрой!
Всё впусти - не покажется мало.
И колкИ подтяни и настрой
Небо-каплю в размахе Бокала.
Зазвенит, засвербит, запоёт...
Задрожат все устои и стены.
Что-то явно в соцветиях нот,
Что-то скрыто в изнанке вселенной.
Пламенеет...Подходит мой срок -
Удержать ли в напёрстке Безумье?
И пылают костры между строк,
И строка станет Вечностью в сумме.
Запретный Плод
На берегу Предвечных Вод,
Без размышлений, без боязни,
Возьми с руки Запретный Плод,
И будет смерть, и будет праздник.
Лишь то умрёт, что есть не ты,
Ты сбросишь старую коросту.
Сквозь камень прорастут цветы,
И всё на свете будет просто.
Так просто, что и не поймут,
Всё исказив, тома напишут.
Увидишь ты немало смут
Средь тех, кто слушая, не слышит.
Увидишь ты немало драк,
Где бьются не до первой крови.
Лишь на горе присвистнет рак,
Да небеса нахмурят брови.
Ты съешь тот Плод и всё поймёшь,
Посадишь семечку на поле...
И снова проиграет ложь,
А значит, будет много боли.
Локи
Как можно взять такой разгон!
Всё обсмеяв, возвысить вновь.
О, мой бушующий Огонь...
В изнанке снов - и жизнь, и кровь.
Линейки, правила, безмен? -
Всё это тщетно. Лишь Огонь.
Смелее, в бурю перемен!
Как можно взять такой разгон?
Слепец
Раскрыт небес хрустальный склеп,
Не найден сорванный замок,
И тот, который вечно слеп,
Пытался выйти, но не смог.
Открыты настежь Небеса,
И пыль летит, и льётся свет,
Но тот, кто слеп - ах, чудеса!
Застрял в дверях, хоть двери нет.
Есть этот склеп, и он открыт -
Слепец же, снова ткнулся лбом...
Он у расколотых корыт,
Он тот, кто вечно за углом.
В руке то гиря, то кистень.
Он знает цель, но он незряч.
Одетый в панцирь, гроб и день,
Он не студён и не горяч.
Да, он прошёл немало вёрст,
Но он не вышел за порог.
Он жил, одалживая в рост
Всё то, чего достичь не смог.
Открыт небес хрустальный склеп.
Замок украден, двери нет.
Он слеп. Он крошит, словно хлеб
Полузасохший чёрствый свет.
In Memoriam
Только пепел, земля и ветер...
Что ты слушаешь в этой ночИ?
На ином, на невидимом свете
Так же что-то болит и кричит?
Тишина разместилась на ветках.
Почему мне так ярок мир?
Эй, покинувший тела клетку,
Мне пока ещё рано на пир.
Пир, где небо льют по бокалам,
Где на скатерти - пятна веков.
Проходящий закатом алым,
Ты мелькнул, да и был таков...
Хуторская песенка
Этот дом не знает солнца,
Будто крот он слеп.
Словно прорези - оконца,
Дом похож на склеп.
В этом доме всё как угол,
Но ему к лицу.
Кто-то вышел чёрным лугом,
Прямиком к крыльцу.
Бросишь здесь свирели в печку,
И раздастся смех.
Месяц в старенькой уздечке,
Туч линялый мех.
Двор граничит с чёрной рощей,
И оттуда - тень.
Что же, здравствуй мой хороший
День через плетень.
Здесь давно калитка настежь,
Горе - не беда.
В гости - Омутная Настя
И Старуха Льда,
Крестовик из паутины
Да Солдат Луны
И Ожившая Картина,
И смурные сны.
Прах разбитого корыта,
В узел сто дорог...
Всё здесь будет шито-крыто,
Жми же на курок!
Умирающие боги
Движенье во все стороны дороги,
И над дорогой кружится зола.
Всё в пепле, умирающие боги
Остались без двора и без кола.
Рождённые в глубинах подсознанья,
Когда-то обретали боги плоть,
Её давно кромсает скальпель знания,
И в них никто не обретёт оплот.
Останутся как прошлое, как тени,
Агония их длится уж века...
Бог-то не главный и уже не гений,
В стихи он не раскрасит облака.
У человека много славных шуток
И он горазд из ничего творить.
А бог его порою очень жуток,
Порой - забавен, что там говорить.
Уходят боги, не оставив завещания,
Да надо ли им что-то завещать?
Они ещё устроят на прощанье,
Они не сеяли, но им сподручно жать.
Они идут ещё, но всё слабее,
Давным-давно они не при делах.
Заветы их повесили на рее,
А боль их пляшет в наших зеркалах.
Агонизируют придуманные боги,
Но сколько искр ещё летит от них,
И кровь богов реальна на дороге,
Перо я обмакнула - вышел стих.
Ночь на шестнадцатое столетие
В ночь на шестнадцатое столетие,
Было мне как-то совсем не до снов.
В том, что изведала на белом свете я,
Зрело и зрело крушенье основ.
Звёзды в окно покатились потоком,
В каждой из них свой особый урок.
Новый простор начинался с востока,
Там, где предзорье нажало курок.
И, через день, я шагала к закату,
Ночь укрывала мою наготу.
Выбросив всё, что я знала когда-то,
Смело ступила за грань и черту.
Полночью все подожгла фитили я,
И отдалялась испуганно высь.
Тучи - обломки небесных флотилий,
Вспыхнули, медленно падали вниз.
Вечность хотела вернуться к началу,
Грусть и печаль по челу расплескав.
Я новый век на восходе встречала,
Прежний схватив за дырявый рукав.
Города башни за маленькой рощей
Небо проткнули, алчут рассвет.
Я была той, кто восстала и ропщет,
Той, в ком подобия божия нет.
В ночь на шестнадцатое столетие,
Ветер унёс и развеял все сны.
И не мечтаю уж больше о лете я -
Дай мне, судьба, дозвенеть до весны.
Восьмёрка
Сверкает во мне за верстой верста
И Тьму яркозвёздием полнит.
Мой милый, всё в Жизни не просто так
И в Смерти - сплошные волны.
Поднимет одна волна на Восток,
Забросит, затопит, схлынет,
Убьёт меня напрочь Жизненный Ток,
Листок, сток и - иже с ними.
Другая волна мне воздаст сполна
И бросит меня на Запад.
Но я-то всегда выбирать вольна
Для Запада цвет и запах.
И вот, я - Живая. До смерти аж.
Зря ль Вечность зовут Восьмёркой?
Вся серость, всё ложное вышло в тираж...
Ах, как же мне славно и горько!
На тонкой грани я в эту рань,
На тонкой, тончайшей, незримой.
Милльоны вонзили глаза в Экран,
Но взгляды их - мимо Мима.
Сверкает во мне за верстой верста,
И в том - изобилье до дрожи...
Забудь же о том, что всё неспроста
И просто - Живи. Мой хороший.
Ножом
Когда тебя ножом ударят,
Промежду рёбер, сердца возле,
То вспомнишь ты не о гитаре,
Скорей о том, что будет после.
Ведь все когда-то мы явились
Из тайны, что зовётся «Нет»,
Проклятье это, или милость,
Но нас швырнуло в этот свет.
Пятно от крови будет красным,
А может, это - солнца круг?
В ужасном многое потрясно,
Круг солнца выскользнет из рук.
Воткнётся в память вой сирены.
На тему смерти - шуток тьма.
Вокруг тебя сожмутся стены,
Качнутся за окном дома.
Игла вонзится в вену прямо,
И боль уйдёт на долгий миг,
Картина разломает раму
И превратится в чей-то лик.
До сердца был лишь миллиметр -
Везучей я была всегда.
Вот видишь, всё же врут приметы,
И горе - вовсе не беда...
Старуха Мха
Тропою бездны, вызвенью росы,
Загадочна до чёртиков, лиха,
Вплетая небо в ночь своей косы,
Как зов иного, шла Старуха Мха.
Шла, не касаясь Верха или Дна,
Над рощей, над оврагом, над холмом.
Она пришла, и я была одна -
На грани меж безумьем и умом.
И проросла Предзимница сквозь мох,
А из дупла кричала Тишина.
Я видела изнанку всех эпох
И, всё поняв, не понимала ни рожна.
Кромешница смеялась вдалеке...
И, словно капля крови из стиха,
Как и всегда, явилась налегке.
Учуяла меня, учла Старуха Мха.
Polyharmonia
Пусть вспыхнет! Не страшит меня ожог.
Пойдём налево, там, где путь направо.
В единой точке Дьявол, мы и Бог,
В бокале неба вновь нектар-отрава.
Путь без пути, мы можем всё найти,
Когда одну струну настроим верно.
Есть всё во мне, куда же мне идти?
Туда, где храм не выше, чем таверна.
Земля и Небо в плоскости одной,
В которой невозможны антиподы.
И голос боли может быть родной,
А Смерть с улыбкой наблюдает роды.
Великий Коитус - Материя и Дух.
Многообразия ценю лихую пляску,
Но в ней не различу я даже двух,
Мой эпилог является развязкой.
Сегодня так Безмолвие звучит,
Что эта музыка сворачивает горы.
А из замка всегда торчат ключи...
Да вспыхнет! Мне любое пламя впору.
Канитель
В узорах льда и в сердце зноя,
И там, где лужи да капель,
Повсюду кроется Иное,
В тела вплетая канитель.
Разбудит ночь, и будет дело,
И будет ров, и будет мост.
И Вызвень, что за рамкой тела,
Внезапно встанет в полный рост.
Встревожит все лесные храмы,
Собьёт с них шапки куполов...
Во славу всех, идущих прямо,
Да в честь отчаянных голов.
Северный Ветер
Сколько огней на ладони зажгу,
Сколько вопросов найду я в ответе?
Ты мне расскажешь, обняв на бегу,
Вечной родной мне, Северный Ветер.
Путь начинался ещё до крыльца -
Путь без истока и без завершения...
Ох, и срывал же ты маски с лица,
Дав мне взамен все мои отражения!
Рвал ты с корнями основу для дров,
Будет костёр! Ты за это в ответе.
Снова расширим мы общий наш кров.
Точка. Пребудет же Северный Ветер.
Город Семи Мостов
В пространстве семи столетий,
Где Город Семи Мостов,
Стоят мои полные клети -
Я всё в них помножу на сто.
В них дудочки да гуделки,
Добро, что зовётся Злом,
Хотелки и переделки,
И сломанное весло.
Зерна в них хранится без меры,
Все тени моих тревог...
Из них тянет запахом серы,
До них мне - один рывок.
Лежит в них моя дорожка,
Вся смотанная в клубок
и что-то, истёртое в крошку,
Известное мне на зубок.
Однажды, покинув тело,
Пойду от сгоревших листов
В пространство, где нет предела,
Где Город Семи Мостов.
Посвящение
Не писали бы вы, девочки, стишат,
Или, так - пишите понемножку.
А иначе, там за вас решат -
В каждом метре будет по окошку.
Вот, ухватишь солнышко за луч
И затащишь в черновик случайно.
Руки обожжёшь, но примешь ключ...
Знай, что за нечайно бьют отчаянно.
Не пишите, девки, ни строки,
Но они пробьют асфальт и камень.
Надо брать, хотя, ожог руки -
Как ты пишешь этими руками?
Не пишите, девочки. Нет, нет -
Затрепещет, захлебнётся слово.
Будет подтверждение примет,
Если слово выплеснется снова.
Ты не пишешь. Но в тебе волна
Тех морей, в которых вечно бури.
Ты по-прежнему безумна и вольна,
Вновь тебе судьба отсыпет дури.
А глаза всегда глядят сквозь ночь,
Видят то, что для кого-то страшно.
Ты всё можешь, но уходишь прочь,
Рассыпая семена на пашне.
Не пиши так много, погоди!
Каждый стих как камень постамента.
То, что вызрело в твоей груди,
Не вонзится в тишину момента.
Я тебя запомню на окне.
А какой этаж? Уже не важно.
Ты всё знала о грядущем дне.
Улетел в воронку змей бумажный.
Не пишите, девочки, стишков.
Не считать бы вам рубцы да шрамы.
А на шрамах...Сколько там стежков?
Знают лишь распахнутые рамы.
Кто умер
Тот, кто умер во мне,
Вечно жив и здоров.
Не в бреду, не во сне,
Наломала я дров.
Я скучала в ночи
И ломала дрова.
Мотылёк у свечи
Мне сказал: «Ты права!»
И успел подмигнуть, исчезая в огне....
Мой Попутчик и Путь -
Тот, кто умер во мне.
Птицам хватит...
Тропинка вокруг и яви, и сна -
Ох, зазмеилась...
Сегодня так темнолика Луна! -
Погибель. Милость.
Лишь миг до крещендо, и он так скор -
В нём вечность, милый,
Она и во мне - сочится из пор
Восходом Силы.
Летят слова, летят светляки,
Летят в Погибель.
Оставь своё «от стольки-до стольки»
И будь на сгибе.
На сгибе всех времён и эпох,
Здесь славно очень:
Здесь всем нашим птицам хватает крох
В изломе ночи.
Ещё идёт охота на волков
Ещё идёт охота на волков,
И кровью на снегу мы пишем жизнь.
Я слышу песни порванных силков
И стоны раненой волками лжи.
Ещё струна натянута как нерв,
Коль лопнет, захлестнёт весь свет.
В петлю сплетается всё та же вервь,
В полях тиши опять затишья нет.
Из сухожилий рвёмся мы, из сил,
Глотаем крики, воздух, облака...
Исписан род словами острых вил,
И то, что истинное - снова на века.
Охота на волков со всех сторон,
На всех тропинках наших злая кровь.
Но как дрожит уже презренный трон,
Который мы шатаем вновь и вновь!
Сломанная шарманка
Лишь эхо бродит, сломана шарманка,
Но ты всё крутишь ручку до сих пор.
Обсыпан твой мираж небесной манкой,
А мне - всё снег, куда не брошу взор.
Нет звуков по дворам, всё опустело,
На тишине лишь эхо бахромой,
Та тишина - мурашками по телу...
Вот день прошёл, озябший и хромой.
И снова ночь, и снова всё по кругу,
Шарманка сломана, но ручку ты крути.
Да обними же, ночь, свою подругу!
А если хочешь, то и соврати.
Salve, Magistra!
Пришла загадочной тропинкой,
Сквозь Бытие, меня - насквозь.
Как кошка, выгибала спинку.
Дарила Огненную Гроздь.
Она была очарованьем
И гибелью, и всем, что есть.
Во мне блеснула дарованьем,
Явила Чистоту и Честь.
Пила без меры кровь заката,
И на губах не сохла кровь.
Свободою была крылата.
В жар Печки подсыпАла дров.
Была. Нет-нет, она осталась:
Блудница, Божество, Змея...
Всё вовремя, всё наверсталось,
Но покажите, где же я?
Сны в руку
За воротами странно и жутко,
День умчался на крыльях ворон.
Желтоглазая чёрная утка -
Я её нарекаю. Харон...
Музыканты - ожившие тени,
Да тревога в настрое гитар.
Неизбывные вопли растений
Мне толкуют и молод, и стар.
Вечность лихо отбила чечётку,
Притомилась, отправилась спать.
Наяву обозначилась чётко
Откровения лютая пасть.
Эх, мои беспризорные мысли!
Вас зовёт паутинный приют.
Веселились вы, нынче, повисли,
Окружили вас, клювами бьют.
Разгулялось веселие злости:
Клювы острые, когти стальны.
До нутра заклевали, до кости,
До изнанки, до звёзд, до луны.
Может, выживешь. Может, изгложут.
Да проснись же, нельзя столько спать!
Швы на свежие раны наложит
Пробуждения Вечная Мать.
Ветры за ночь продули округу.
Ну, проснулась? Иди на простор.
Эти сны...Вот они вечно в руку,
Если руку помножить на сто.
Пейзажная лирика...
Предзорный миг родился звонко,
Созрел, ему терпеть невмочь.
В него влюбилась Ночь-Девчонка,
И он рассветом кончил в Ночь.
Ручьи
А не лесом, да не полем,
Не тропинкой, что змеится,
В даль пойду я прямо долей -
Из семи Ручьёв напиться.
Доля-то тропинки уже,
Неба шире и огромней.
В ней найду и зной, и стужу,
Посохом в ней станет гром мне.
И куда не брошу взор я,
Семь Ручьёв рекут мне что-то.
Всё плету из зорь узорье,
В этом - вся моя забота.
Ритуалистика
Мы жизнь познаём до великих Причин
Из чёрных колодцев, с высоких кручин.
Тотально, зеркально, сакрально, орально...
Настолько реально, что всё - Ритуально.
Простейшие аккорды
Лишь пара аккордов небрежных,
И строки на грани срыва...
Зажгла нынче шнур бикфордов -
Секунда да вечность до взрыва.
А строки...они ведь искры,
Прожгут, к чёрту, все занавески.
Жизнь снова предъявит иски.
Такие дела в Бурлеске.
Но разве мой счёт не оплачен,
Иль, я что-то вновь забыла?
Оплачен он смехом и плачем,
И словом, что с жару и пылу.
Оплачен и тем аккордом,
Который был прост до боли.
Зажгла нынче шнур бикфордов -
Дождаться мне взрыва, что ли?
Похоже на незаконченное
С небес нахально сняв бюстгальтер туч
И обнажив сияющие перси,
Те перси приласкал проказник луч,
Оставив для трактовки массу версий.
Одни сказали: «Вот весна грядёт!
Подружка вечная безумцев и поэтов!»
Потупив взор, какой-то идиот
Сквозь зубы процедил: «Порнуха это.»...
Лезла из кожи
Всё было просто - я лезла из кожи
И из пространства, из вечности - тоже.
Ох, разгулялась же я против ветра,
Всю бесконечность помножив на метры!
Лезла из кожи, и было всё мало,
Из горизонтов уздечку вязала,
Сразу - в седло, не танцуя от печки.
Факел зари я зажгла, а не свечки.
Лишь нагота и Алтарь Всех Времён...
Всё остальное не больше, чем сон.
Лишь Нагота. До предела, до дрожи.
Змеи поймут меня. Лезла из кожи.
Вечно бродит по ступеням
Всё притихло, лишь играют тени,
Бахромой свисают нити молний.
Та, что вечно бродит по ступеням,
Видит всё не с нашей колокольни.
Ей ли мерить то, что есть, словами?
Вновь танцует джигу на перилах,
Да летит у нас над головами,
Обернувшись птицей чернокрылой.
Вытащит из памяти мгновенья,
Что цены когда-то не имели
И, как-будто собирая звенья,
Вдруг нанижет омуты на мели.
Рассмеётся, как из сердца ночи
И из прядей вытащит заколку -
Волны побегут. Она пророчит -
Нет ни толку в этом, ни умолку.
Так лишь кажется, но ей одной известно,
Что шептали, замерзая, воды.
Ей известно то, что слишком честно
Под бездонным, тёмным небосводом.
Молнии ползут, пронзая время...
В пении, в терпении, в кипении
Разрешится ли когда-то бремя
Той, что вечно бродит по ступеням?
Пластилиновые человечки
Что ж, пошли от малА до велИка
Да не в поле, а в петлю-уздечку.
Понаделали личек из Лика.
Пластилиновые человечки.
Шли под пальцы, да лезли из кожи,
Надевали защитные маски.
Объявляли пригожими рожи
И без присказки, приняли сказку.
Всё, зачем-то, мостили овраги,
Разбирая всю площадь на части.
На горе, там где свистнули раки,
Получили на счастье причастие.
Небо мерили рамой оконной,
Были мягкими, из пластилина.
Но зато, у них были иконы
И кумиры с ногами из глины.
А где площадь была, нынче - свалка,
Только тема осталась площадной.
Я когда-то играла там в салки -
Там за выигрыш били нещадно.
Для нечищенной, треснутой печки
На дрова всё на свете пустили.
Пластилиновые человечки,
Их судьба в пластилиновом стиле.
Не бродяги и не скитальцы,
А адепты топтанья на месте.
Ах, как мяли их чуткие пальцы!
Вся колода у них - только крести.
Через пень протащили колоду.
За водой побежали от речки.
Правда, речки-то нет, лишь болото...
Пластилиновые человечки.
Балконы
На балконе, с балкона, балконы, балконом...
Значит, ходят на бал белоснежные кони,
Значит, есть где смотреть на зари огнедышье.
Бросить в небо пятак, перемножив на тыщу.
Разрисовывать звонами двери балконов,
Потеряться в обилии ставок и конов.
Каждый миг приоткрыты балконные двери,
Это - вроде неверия в пламенной вере.
Под балконом - лишь дерево, кто-то и камень,
Там давно обручились секунды с веками.
Что балконы? Я знаю другое, повыше:
Выше крыши проехали звёздные мыши,
Те, что будят всех слышащих скрипом кареты.
Есть и выше - горит огоньком сигареты.
Пририсую драконов к квадратным иконам...
На балконах, с балкона, балконы, балконам.
Оглушительная Тишина
Да не будет тебе страшна
Внутрь закрытая, острая дверь.
Оглушительная Тишина -
Лишь в неё в этом мире верь.
Всю планету сковал мороз -
Ты ведь знаешь, что это сны.
Прост ответ, да вопрос не прост,
Проще дышащей в нас весны.
Что же, встань и иди вперёд,
Призывая ко мне ураган.
Кровоточащий песней рот...
Он здесь принят был за врага.
А ты шёл мимо всех столбов,
Мимо виселиц - быть иль жить?
Мимо всех толоконных лбов.
Что же может тебя страшить?
Знай, в тепле наших сжатых рук
Вроде, нежность. Такой разбой.
Мы давно уже вышли за круг.
Наши раны сочли резьбой.
Я не ведаю ни рожна,
Но до неба растут цветы.
Оглушительная Тишина.
В чёрном пламени я и ты.
Голова в руке
А и небо-то - льётся оловом!
Я в руке несу чью-то голову.
Не твоя ли, друг, та головушка?
А со мной Разбойник-Соловушка.
Он сидит-сидите прямо на плече,
А из глаз его - миллион лучей,
А уж свистнет он - будет весело,
Будет вечер мой просто в месиво.
Голова в руке - загляденьице,
А внутри её - чудо-мельница.
Жернова на миг остановлены,
Не со Смертью ли вы помолвлены?
Голова к руке, вроде, в самый раз...
Напугал тебя дивный мой рассказ,
Напугали речи кручёные?
Очи ясные, очи чёрные?
Успокой его, мой Соловушка,
Не отрублена та головушка,
Это - просто, блажь, облака в реке.
Ладно, я пошла - голова в руке.
Для Вечных Скитальцев
Лучи - как пальцы Паганини,
Я словно скрипка, ночь - смычок.
Окно небес покроет иней,
Но мне-то будет горячо...
И Мастер, обжигая пальцы,
Смычок отбросит: хлынет свет,
И только Вечные Скитальцы
Услышат в Музыке ответ.
И побредут по бездорожью,
Роняя из карманов день,
Тот день, который мной не прожит,
Где все колоды - через пень.
Памяти Александра Башлачёва
Ох, ядрёна ты, берёзовая каша!
Снег февральский, слёзы да берёзы...
Нынче небо, глубины СашБаша,
Заразило рифмой будни прозы.
Как прекрасен человек в полёте! -
Даже жизнь в восторге замирала
Можно просто жить на Белом Свете,
Можно всё прожить, подняв забрало.
До весны осталось ползатяжки,
А до вечности - аккорд и эхо...
Эх, душе так славно без рубашки,
Сердце очень близко без доспехов.
Жить-допеть, в беде нащупать слово,
Обвенчать его, согреть во звуке.
Мы ломаем лёд, коросту и оковы
И взрезаем шестиструньем руки...
февралягода улетел из жизни Поэт
Александр Башлачёв, СашБаш...
Вечный период
Рассвет как кровь на чёрной простыне -
У Вечности - период, с ней всё ясно.
Пишу я на обваленной стене
О том, что простынь вымазана красным.
Я знаю, что мне веры ни на грош,
Как сводке про хорошую погоду.
А этот час...Не плох и не хорош,
В его мгновеньях спрятано по году.
На чёрной простыне не только кровь,
Там есть другое - догадайтесь сами.
А Вечность снова наломала дров -
Разбила образа в своём же храме.
Боги умирают молодыми
Боги умирают молодыми,
В пике вдохновения и страсти,
Не грузи их гимнами седыми,
Не давай им приторные сласти.
Сделай богу дудочку из ветки,
Ветер приведи, назвав лошадкой,
Ставь богам хреновые отметки,
Чтобы рвали дневники украдкой.
Не проси своих богов о многом,
Дай им время, жить богам недолго.
И не смейся над желаньем бога
Собирать и склеивать осколки.
Помолчи, тогда они расскажут
О всех искрах, что мелькали в дыме.
Раскрути и снова спутай пряжу,
Боги умирают молодыми...
Последний сон
Последний сон в этом теле,
И - точка. И сотни вёрст.
Что дальше? Я вновь при деле,
И пост мой на редкость прост.
Не трудно же мне, пожалуй,
Себя обогнув, идти.
Лететь, снова высунув жало,
Оставив внизу пути.
И видеть, как рвутся нити,
Да всё по-иному вязать -
На это мне хватит прыти,
Когда прогремит гроза.
Мне Песнь заплетут метели,
И в этом - весь мой резон...
Весёлая ночь в этом теле.
Последний, последний сон.
Шабаш
И окрик Солнца, и восторг,
И тайная печать Заката...
Сегодня не уместен торг -
Что есть, оно - и суть, и плата.
Ныряешь в то, что тьмы черней,
Выныривая прямо в звёзды.
Ты попадаешь в круг чертей,
Ты - факел, омут, земь и воздух.
Да ты сама есть свой удел,
Ты знаешь переделки эти.
Великий Ток! Слиянье тел!
И стон, в котором всё на свете.
Лишь тихий струнный перезвон.
Далёкий голос колокольцев.
Меня не одолеет сон.
Ведь, змеи разомкнули кольца.
Дурачок
Приметами покрыта неба гладь,
Дурак хохочет: «Как же подфартило!»
Он пО небу давно привык гулять
И согревать озябшее светило.
Грудь нараспашку, и дыряв карман,
Летят осколки Вечности в прорехи.
Его роман не втиснется в аркан,
Он слишком много постигает в смехе.
Нет посоха, когда есть луч луны,
Нет колпака, есть на макушке космос.
Он пляшет на мосту моей струны,
Цепляя сотни звёзд себе на космы.
За колобком, за чёрным ветерком
Шагает он к себе, себя отбросив.
И все-то его песни - в горле ком.
На всё, на всё ответил он Вопросом.
В нём видят бога, чёрта, старика,
Прохожего, похожего на детку.
И прямо в этот миг его рука
Раскачивает жизнь мою как ветку.
Ах, дурачок, зачем же ты притих,
Ком в горле оказался пулей, что ли?
Как бесприютно бродит этот стих,
По полю-полюшку, по воле и по боли.
Успокойся
Пробежала по карнизу перезвень.
На душе и чисто, и привольно.
Иглы звёзд, ручьи подобьем вен -
Я о ночи? Хватит уж, довольно!
Столько раз воспела я её,
Что, пожалуй, хватит лет на триста.
Ночь у шеи, словно остриё,
И рассыпалось моё монисто.
Верный был и ловок, и пригож,
Но поймал ли многоцветье бусин?
Побоялся вылезти из кож
И ушёл ни с чем, далёк и грустен.
Не грусти и не печалься, вздор!
На душе и чисто и привольно.
Не разрыв, не рана, не раздор...
Успокойся, от тебя не больно.
Та сторона, где Ветер
Пир жизни, главным блюдом - смерть,
Весь Мир - картинка для раскраски.
Пройди сквозь эту Круговерть,
На спицах оставляя маски.
Под маской - маска, вот дела!
Конец ли будет маскараду?
Одеты в маски и тела,
Идём с рождения на краду.
Остановилась я на миг,
Призвала не покой, но Ветер,
И в песню превратила крик,
Пронизывающий всё на свете.
Мой братец-Ветер тут как тут...
Он рвёт все маски на лохмотья.
Ни масок больше нет, ни пут
В закатной красной позолоте я.
Достала полночь из сумы -
Она, как самобранка-скатерть.
Плесни же пир в момент чумы,
Мой пробуждённый Ветром кратер!
Здесь главным блюдом будет смерть,
А послевкусьем будет время.
Пройдите эту Круговерть,
Срывая масочное бремя.
Прозрачность
Слетели покровы. Ветер.
Заборы снесло. Ураганы.
И ясно мне всё на свете.
Проявлены все арканы.*
Восход да Закат. Цветеньем.
Закат и Восход. Раздолье.
И стало безмолвие Пением,
А доля - едина с Волей.
До вен, до нутра, до кости,
Пришло что пришло. Ожогом.
Добро же пожаловать в гости,
Мой Мир, что не создан богом.
Лети через мрак, коль ясно.
Взлетай через свет, коль мрачно.
Безглазое «Единогласно»
Оставлено. Есть Прозрачность.
*Арканы - от латинского слова Arcanum,
переводящегося, как «тайное, сокрытое».
Слово «Арканы» употребляется в системе Карты Таро.
Мир, что во мне
Из ведьмянских душистых дымков,
Из забытых дымочков-клубочков,
Из кладбищенских старых венков,
Из далёких «оттуда» звоночков,
Из долин, где до неба - река,
Из лугов и из Дьяволотравья,
Из всего, что не вместит рука,
Из ночей, где прильнула к отраве я,
Из зажжённых во Тьме огоньков,
Да из тропочек, что на болоте,
Из засиженных Лешим пеньков,
Из той дали, что вся в позолоте,
Из поляны, где пляшет Сатир,
Из мелодий, что дремлют в гитаре -
Мой родной, мой таинственный мир,
Мир, в котором все твари - по паре.
узо..
Так легки и изящны узоры...
Да не изморозь - небо, рояль.
Что увидишь, что вместишь ты взором?
В беконечности спряталась даль.
Перед рождением
Дождь. Тишь. И звуки прямо в руки.
Какие звуки? - Горизонты...
Ещё не взяли на поруки,
Не погрузилась в этот Сон ты.
Пока ещё и дом без крыши,
И сам-то дом не виден даже,
Но Музыка - всё тише, тише...
Перед рождением - всё в раже.
Всё входит в раж. Всё нереально.
До крика - миг, уже не вечность.
Дождь. Как же тишина хрустальна!
И нет тебя. И ты - беспечна.
В Пропасть
Уже вонзились в небо тропы,
И вечер пробежал по крыше,
Но только так приходят в Пропасть,
Чтобы лететь, как можно, выше.
Сойдутся тропы воедино.
Все горизонты - вертикальны.
Лёд треснет - оторвётся льдина,
И станет Чистота кристальной.
И, разрывая память в клочья,
Пройдутся в пляске ураганы...
Всё это будет нынче ночью.
Всем этим зазвучат оргАны.
Ты всю судьбу измеришь нервом,
Измеришь все её уезды.
И день последний станет первым -
Ведь, только так приходят в Бездну.
Угадайка
Пролетали слова на крыльях
И роняли, как перья, вздохи.
А когда им полёт перекрыли,
Приземлились в одной эпохе.
Приземлились, и стали связкой
Иль, мостом между «тем» и «этим»,
Но Земля становилась вязкой,
Всё держалось на Альфе и Бете.
В эти буквы съёжилось слово.
Воздыханий давно не слышно.
Нет, не будет полёта снова,
Потому что, загон - как дышло.
Потому что, мим - коромыслом,
Ни души нет при полном зале.
Мы так часто меняли смыслы,
Оказалось - меняли мало.
Буквы съёжились после разгона -
Все в рубцах они от нагайки...
Есть лишь надписи на знамёнах.
Не стихи у меня - угадайка.
Слепой
Он сто волков водил на водопой -
Конечно, волки шли по одному...
Он был Поэт, но был совсем слепой,
Хоть все тропинки выпали ему.
Умел вязать их в узел и петлю,
В петле повиснуть головою вниз.
И со словами: «Я тебя люблю!»
Наощупь выйти прямо на карниз.
Он много зрел, был абсолютно слеп,
Вслепую он творил узоры строк.
Он выпекал те строки, словно хлеб,
И смог те строки превратить в курок.
Он был слепым, но мог измерить сон
И точно знал, куда его вложить.
Был слеп, как крот, как много видел он!
Он был слепым. Умея ворожить.
Когда в тебе умирает Бог
Когда в тебе умирает Бог,
То вихрь сбрасывает узду,
Тебя пронзает прозрения ток,
И ты на ветер бросаешь мзду.
Когда в тебе умирает То,
Чему придуманы сотни рам,
То голос твой помножен на сто,
А мёртвые имут и стыд, и срам.
Когда в тебе умирает Он,
Кому было тесно во всех именах,
То всем непривычен твой новый тон,
Но ноги не путаются в стременах.
В тебе умер тот, кто Богом слыл,
С Предвечной Коровы слетело седло.
Ты режешь и связываешь узлы
И разбиваешь, к чертям, стекло.
Теперь под рукой горящий Фитиль -
Ты с ним сроднился, ты это смог!
Терять уже нечего - просто свети,
В тебе каждый день умирает Бог.
Молода была, глупа...
Молода была, глупа я
И гуляла с Лёшенькой.
Дул пьянящий ветер мая,
Мальчик был хорошенький.
Целовался - ого-го!
Чувства птичьей стайкою.
Я призналась: «Ничего
У меня под майкою.»
Понял он меня едва ли,
Это мне не нравится.
Он сказал: «Послушай, Кали,
Всё ещё появится!»
Я пробуждаюсь, я - змея,
Лежу под солнышком весенним.
Хоть, очень точно знаю я:
От вас не будет мне спасенья.
Меня ласкает добрый Март,
Я пробудилась после спячки.
Дожить до лета - мой азарт
И крайне сложная задачка.
Для вас ведь просто героизм -
Сломать мне палкою хребтину.
Я столько слышала ваш визг,
Но я не уползала в тину.
Что ж, моё место у болот,
В валежнике, трухлявых пнях,
Но так ждала я целый год
Весенний ритм простого Дня.
В себе я не отвергну яд
И гибельных зубов иголки,
Но я не жалю всех подряд,
Как вы твердите без умолку.
Я сжалась в кольца, знаю я:
Бросок последний будет к свету.
Аз есмь гадюка, я - змея,
Но дайте мне дожить до лета.
Я пробудилась, я - змея,
Что подколодною зовёте.
Я - ваше спрятанное «я»,
Хоть вы того не признаёте.
Сковырнула
Я просто сковырнула ранку,
А дальше...Было всё по плану.
Швырнула сердце на огранку
За извержение вулкана.
Ушла на звоны в гулкой рани -
Всё так привычно, так обычно.
Но сердце сбросило все грани,
И было то, что слишком лично.
Во свете молний, над обрывом,
Плясала Суть моя нагая.
Не будет песенки с надрывом...
Связала вместе берега я.
Все крайности я воедино
Смешаю, да посыплю солью.
Ах, неизменная картина!
Мой славный пир приправлен болью.
Шут на пиру всё ловит звёзды,
С улыбкой вечной смотрит в небо,
Поймает и подбросит в воздух,
Как крошки огненного хлеба.
Я просто сковырнула рану,
Ту, что от струн и слов, от эха.
Я словно пыль смела с экрана.
Мне так смешно, что не до смеха.
Белена
Горизонты раздвигаю
День за днём.
Упадёт луна другая
В водоём.
Всколыхнула чёрны воды,
Берега.
Кто-то водит хороводы -
В ночь рога.
На рогах сияют звёзды.
Мир притих.
В чаше ночи горек воздух.
Новый стих.
Небо затянули тучи.
Шаг за грань.
Не ищи меня ты лучше
В эту рань.
Утро ежится в накидке
Цвета льна.
Из накидки тянет нитки
Белена.
Ave Lilith, Ave Luciferi
Лилит:
Восстать, любить до вспышки,
Не быть во власти праха!
Смешной Адам с одышкой
Пусть молится от страха.
Пускай к Отцу стремится,
Тому, что не родня мне.
Живой Водой мне литься,
Или, упасть на камни.
Во мне не ищут броду,
Во мне живут и тонут.
Мой выбор - лишь Свобода
До крика, боли, стона...
Для тех я буду милой,
Кому Свобода - праздник,
Для них я стану Силой,
Иным со мной опасно.
Люцифер:
Я в утреннем сиянии,
И в сердце вещей ночи.
Я в радостном слиянии,
В рожденьи новых строчек.
Я - Дух великой воли,
Всех познающих сердце.
Актёр без всякой роли,
Во все глубины дверца.
Не бог я и не ангел,
Но Жизни суть и Смерти.
Не писаны мне ранги,
Меня вы не измерите.
Я - голос Вдохновения
И миг перед рассветом.
Я - вечное мгновение
В безвременье поэтов.
Я - Космос без огранок,
Я за пределом веры,
Нет имени, нет рамок,
Но назван Люцифером.
Факел Бафомета
Словно чистой воды напиться
Из пылающих родников...
Я свободна, как в небе птица -
Дух не знает ни стен, ни оков.
Между верою и неверием
Точка. В ней лишь меня ищи.
Нет замкОв, нет окованной двери,
Есть простор, где - кружи-свищи.
Я в Безмолвии, песне, пляске.
Страхом мерить ли круть витка?
Ты меня не увидишь в маске,
И кольчужка моя коротка.
Чистота, что всего острее,
Пусть пронзит меня, как клинок.
Фальшь повисла мешком на рее,
Ложь лишилась длиннющих ног.
Я пришла, подымите мне веки!
Я в Пути - у своих родников.
Пусть меня опалИт навеки
Чёрный Факел, что между рогов.
Кали Ма
Творение и Разрушение - Игра.
Скольжу по льду, сжимаю стрелы молний.
Скольжу по льду...Какая же жара!
А в небесах неистовые волны.
Благословляю, да презрейте страх,
Который слабых до костей изгложет.
Вам, закалённым на моих кострах,
Я так близка, что ближе быть не может.
Безумная Птица
Из серебра, из лунного вулкана
Летела птица огненной зари.
Я мимо искр и Млечного Аркана
Пройдясь, остановилось на «замри!»
Передо мной, в агонии и славе,
Лежала бездна, ночь, иль я сама...
Нет, птицей я была в горячей лаве,
Той птицей, что давно сошла с ума.
Самайн
Летит взять небо на таран,
Познавший Безначалье вран.
Садится солнце за погост.
Дух Ночи набирает рост.
Сегодня даже грани нет:
Единым звуком Тьма и Свет.
Вся полночь ясностью полна
И в этот миг видна до дна.
На перепутье чёрный снег.
Не разделить Чело и Век.
Путь прям. Дорога как спираль.
Экстазом полнится Грааль.
Всю широту вселенских пор
Теперь охватит вещий взор.
Звезда упала за погост.
Змей снова прикусил свой хвост.
С чёрной кошечкой
Прогляни, луна, хоть немножечко -
Поиграй со мной, с чёрной кошечкой.
Видишь, я уже спинку гну дугой?
Я дурила ночь с Бабушкой-Ягой.
Ох, горят глаза ярче звёздочек...
Облака плывут, вроде лодочек.
Зацеплю хвостом я предзорный час,
И качнётся мир, запоёт свеча.
Засвистят ветра - лес откликнется,
Замер миг в когтях - пообвыкнется.
Снова Вечностью кормят с ложечки...
Поиграй со мной, с чёрной кошечкой.
Разрушен монастырь
На месте звёзд мильоны дыр,
А вечность спряталась в нору.
Опять разрушен монастырь,
И все подвижники - в миру.
Но монастырская тюрьма
Стоит без окон и свечей.
Ночь, словно чёрная сурьма,
Легла вокруг моих очей.
И словно посох, у ворот,
Вонзился телеграфный столб.
Пусть будет всё наоборот:
Загадок блюдце мне на стол!
Вдохну и выдохну весь мир -
Он очень мал и он велик,
Дотла разрушен монастырь,
И под личиной виден лик.
Монахи разбредутся вновь,
Чтобы столкнуться лбом опять.
Всё в мире оживляет кровь,
Но мне её ни дать, ни взять.
И только солнце льёт из дыр,
И только звёзды льют из пор...
Разрушен напрочь монастырь,
На этом кончен разговор.
Nigredo
Змеи сплелись в клубок
В недрах Великого Дня.
Вырву из неба клок -
Брошу в простор огня.
Будет шкатулка золы -
В жмень да на воздух - лети!
Дни глубоки да злы.
Змеи клубком? Пути...
Рвать мне и рвать сорняки,
Сад с перегноем хорош.
Снова ломать каблуки
И пропадать ни за грош.
Жить в коридорах ночей,
Выйти к заре - ожог!
Слёзы небесных очей
В рюмку - на посошок.
В недрах Великого Дня
Хлебом да Болью встречать
Призрак и Льда, и Огня.
Время ломать Печать.
Она
Ломал, сносил заборы ураган,
И треснула, крошилась лжи стена,
Мирок иллюзий поднят на рога...
А что внизу? Внизу была Она.
Плясал среди обломков фальши тот,
Кому кричат: «Изыди, Сатана!»
Тот, кто отведал мёд из вечных сот...
А наверху всегда была Она.
Куда он метил, где себя нашёл,
Что он познал превыше всех корон?
Он знает, что всё будет хорошо -
Она всегда подаст ему патрон.
В нём силушка такая, что держись!
Он знает это, но не до конца.
Она - её зовут и Смерть, и Жизнь,
Она лишь знает суть его лица.
Танцуя не от печки - от Печи,
Он сокрушит что надо в прах и Дух.
Она придёт в немыслимой ночи,
Чтоб прогоревший Факел не потух.
Выпавшим из времени
Опять возьму себя как кремень и
Из камня высеку Огонь...
Дорожка выпавших из времени -
Судьба поставленных на кон.
Опять идти тропинкой ясности,
Опять всю ночь гореть дотла.
Тропинка мимо всякой разности,
В сияньи битого стекла.
В сиянии кромешной темени,
Не у лампад, не у икон...
Судьбина выпавших из времени -
Судьба поставленных на кон.
Аве Лилит
Собери, распахни, да раскрой!
Всё впусти - не покажется мало.
И колкИ подтяни и настрой
Небо-каплю в размахе Бокала.
Зазвенит, засвербит, запоёт...
Задрожат все устои и стены.
Что-то явно в соцветиях нот,
Что-то скрыто в изнанке вселенной.
Пламенеет...Подходит мой срок -
Удержать ли в напёрстке Безумье?
И пылают костры между строк,
И строка станет Вечностью в сумме.
Запретный Плод
На берегу Предвечных Вод,
Без размышлений, без боязни,
Возьми с руки Запретный Плод,
И будет смерть, и будет праздник.
Лишь то умрёт, что есть не ты,
Ты сбросишь старую коросту.
Сквозь камень прорастут цветы,
И всё на свете будет просто.
Так просто, что и не поймут,
Всё исказив, тома напишут.
Увидишь ты немало смут
Средь тех, кто слушая, не слышит.
Увидишь ты немало драк,
Где бьются не до первой крови.
Лишь на горе присвистнет рак,
Да небеса нахмурят брови.
Ты съешь тот Плод и всё поймёшь,
Посадишь семечку на поле...
И снова проиграет ложь,
А значит, будет много боли.
Локи
Как можно взять такой разгон!
Всё обсмеяв, возвысить вновь.
О, мой бушующий Огонь...
В изнанке снов - и жизнь, и кровь.
Линейки, правила, безмен? -
Всё это тщетно. Лишь Огонь.
Смелее, в бурю перемен!
Как можно взять такой разгон?
Слепец
Раскрыт небес хрустальный склеп,
Не найден сорванный замок,
И тот, который вечно слеп,
Пытался выйти, но не смог.
Открыты настежь Небеса,
И пыль летит, и льётся свет,
Но тот, кто слеп - ах, чудеса!
Застрял в дверях, хоть двери нет.
Есть этот склеп, и он открыт -
Слепец же, снова ткнулся лбом...
Он у расколотых корыт,
Он тот, кто вечно за углом.
В руке то гиря, то кистень.
Он знает цель, но он незряч.
Одетый в панцирь, гроб и день,
Он не студён и не горяч.
Да, он прошёл немало вёрст,
Но он не вышел за порог.
Он жил, одалживая в рост
Всё то, чего достичь не смог.
Открыт небес хрустальный склеп.
Замок украден, двери нет.
Он слеп. Он крошит, словно хлеб
Полузасохший чёрствый свет.
In Memoriam
Только пепел, земля и ветер...
Что ты слушаешь в этой ночИ?
На ином, на невидимом свете
Так же что-то болит и кричит?
Тишина разместилась на ветках.
Почему мне так ярок мир?
Эй, покинувший тела клетку,
Мне пока ещё рано на пир.
Пир, где небо льют по бокалам,
Где на скатерти - пятна веков.
Проходящий закатом алым,
Ты мелькнул, да и был таков...
Хуторская песенка
Этот дом не знает солнца,
Будто крот он слеп.
Словно прорези - оконца,
Дом похож на склеп.
В этом доме всё как угол,
Но ему к лицу.
Кто-то вышел чёрным лугом,
Прямиком к крыльцу.
Бросишь здесь свирели в печку,
И раздастся смех.
Месяц в старенькой уздечке,
Туч линялый мех.
Двор граничит с чёрной рощей,
И оттуда - тень.
Что же, здравствуй мой хороший
День через плетень.
Здесь давно калитка настежь,
Горе - не беда.
В гости - Омутная Настя
И Старуха Льда,
Крестовик из паутины
Да Солдат Луны
И Ожившая Картина,
И смурные сны.
Прах разбитого корыта,
В узел сто дорог...
Всё здесь будет шито-крыто,
Жми же на курок!
Умирающие боги
Движенье во все стороны дороги,
И над дорогой кружится зола.
Всё в пепле, умирающие боги
Остались без двора и без кола.
Рождённые в глубинах подсознанья,
Когда-то обретали боги плоть,
Её давно кромсает скальпель знания,
И в них никто не обретёт оплот.
Останутся как прошлое, как тени,
Агония их длится уж века...
Бог-то не главный и уже не гений,
В стихи он не раскрасит облака.
У человека много славных шуток
И он горазд из ничего творить.
А бог его порою очень жуток,
Порой - забавен, что там говорить.
Уходят боги, не оставив завещания,
Да надо ли им что-то завещать?
Они ещё устроят на прощанье,
Они не сеяли, но им сподручно жать.
Они идут ещё, но всё слабее,
Давным-давно они не при делах.
Заветы их повесили на рее,
А боль их пляшет в наших зеркалах.
Агонизируют придуманные боги,
Но сколько искр ещё летит от них,
И кровь богов реальна на дороге,
Перо я обмакнула - вышел стих.
Ночь на шестнадцатое столетие
В ночь на шестнадцатое столетие,
Было мне как-то совсем не до снов.
В том, что изведала на белом свете я,
Зрело и зрело крушенье основ.
Звёзды в окно покатились потоком,
В каждой из них свой особый урок.
Новый простор начинался с востока,
Там, где предзорье нажало курок.
И, через день, я шагала к закату,
Ночь укрывала мою наготу.
Выбросив всё, что я знала когда-то,
Смело ступила за грань и черту.
Полночью все подожгла фитили я,
И отдалялась испуганно высь.
Тучи - обломки небесных флотилий,
Вспыхнули, медленно падали вниз.
Вечность хотела вернуться к началу,
Грусть и печаль по челу расплескав.
Я новый век на восходе встречала,
Прежний схватив за дырявый рукав.
Города башни за маленькой рощей
Небо проткнули, алчут рассвет.
Я была той, кто восстала и ропщет,
Той, в ком подобия божия нет.
В ночь на шестнадцатое столетие,
Ветер унёс и развеял все сны.
И не мечтаю уж больше о лете я -
Дай мне, судьба, дозвенеть до весны.
Восьмёрка
Сверкает во мне за верстой верста
И Тьму яркозвёздием полнит.
Мой милый, всё в Жизни не просто так
И в Смерти - сплошные волны.
Поднимет одна волна на Восток,
Забросит, затопит, схлынет,
Убьёт меня напрочь Жизненный Ток,
Листок, сток и - иже с ними.
Другая волна мне воздаст сполна
И бросит меня на Запад.
Но я-то всегда выбирать вольна
Для Запада цвет и запах.
И вот, я - Живая. До смерти аж.
Зря ль Вечность зовут Восьмёркой?
Вся серость, всё ложное вышло в тираж...
Ах, как же мне славно и горько!
На тонкой грани я в эту рань,
На тонкой, тончайшей, незримой.
Милльоны вонзили глаза в Экран,
Но взгляды их - мимо Мима.
Сверкает во мне за верстой верста,
И в том - изобилье до дрожи...
Забудь же о том, что всё неспроста
И просто - Живи. Мой хороший.
Ножом
Когда тебя ножом ударят,
Промежду рёбер, сердца возле,
То вспомнишь ты не о гитаре,
Скорей о том, что будет после.
Ведь все когда-то мы явились
Из тайны, что зовётся «Нет»,
Проклятье это, или милость,
Но нас швырнуло в этот свет.
Пятно от крови будет красным,
А может, это - солнца круг?
В ужасном многое потрясно,
Круг солнца выскользнет из рук.
Воткнётся в память вой сирены.
На тему смерти - шуток тьма.
Вокруг тебя сожмутся стены,
Качнутся за окном дома.
Игла вонзится в вену прямо,
И боль уйдёт на долгий миг,
Картина разломает раму
И превратится в чей-то лик.
До сердца был лишь миллиметр -
Везучей я была всегда.
Вот видишь, всё же врут приметы,
И горе - вовсе не беда...
Старуха Мха
Тропою бездны, вызвенью росы,
Загадочна до чёртиков, лиха,
Вплетая небо в ночь своей косы,
Как зов иного, шла Старуха Мха.
Шла, не касаясь Верха или Дна,
Над рощей, над оврагом, над холмом.
Она пришла, и я была одна -
На грани меж безумьем и умом.
И проросла Предзимница сквозь мох,
А из дупла кричала Тишина.
Я видела изнанку всех эпох
И, всё поняв, не понимала ни рожна.
Кромешница смеялась вдалеке...
И, словно капля крови из стиха,
Как и всегда, явилась налегке.
Учуяла меня, учла Старуха Мха.
Polyharmonia
Пусть вспыхнет! Не страшит меня ожог.
Пойдём налево, там, где путь направо.
В единой точке Дьявол, мы и Бог,
В бокале неба вновь нектар-отрава.
Путь без пути, мы можем всё найти,
Когда одну струну настроим верно.
Есть всё во мне, куда же мне идти?
Туда, где храм не выше, чем таверна.
Земля и Небо в плоскости одной,
В которой невозможны антиподы.
И голос боли может быть родной,
А Смерть с улыбкой наблюдает роды.
Великий Коитус - Материя и Дух.
Многообразия ценю лихую пляску,
Но в ней не различу я даже двух,
Мой эпилог является развязкой.
Сегодня так Безмолвие звучит,
Что эта музыка сворачивает горы.
А из замка всегда торчат ключи...
Да вспыхнет! Мне любое пламя впору.
Канитель
В узорах льда и в сердце зноя,
И там, где лужи да капель,
Повсюду кроется Иное,
В тела вплетая канитель.
Разбудит ночь, и будет дело,
И будет ров, и будет мост.
И Вызвень, что за рамкой тела,
Внезапно встанет в полный рост.
Встревожит все лесные храмы,
Собьёт с них шапки куполов...
Во славу всех, идущих прямо,
Да в честь отчаянных голов.
Северный Ветер
Сколько огней на ладони зажгу,
Сколько вопросов найду я в ответе?
Ты мне расскажешь, обняв на бегу,
Вечной родной мне, Северный Ветер.
Путь начинался ещё до крыльца -
Путь без истока и без завершения...
Ох, и срывал же ты маски с лица,
Дав мне взамен все мои отражения!
Рвал ты с корнями основу для дров,
Будет костёр! Ты за это в ответе.
Снова расширим мы общий наш кров.
Точка. Пребудет же Северный Ветер.
Город Семи Мостов
В пространстве семи столетий,
Где Город Семи Мостов,
Стоят мои полные клети -
Я всё в них помножу на сто.
В них дудочки да гуделки,
Добро, что зовётся Злом,
Хотелки и переделки,
И сломанное весло.
Зерна в них хранится без меры,
Все тени моих тревог...
Из них тянет запахом серы,
До них мне - один рывок.
Лежит в них моя дорожка,
Вся смотанная в клубок
и что-то, истёртое в крошку,
Известное мне на зубок.
Однажды, покинув тело,
Пойду от сгоревших листов
В пространство, где нет предела,
Где Город Семи Мостов.
Посвящение
Не писали бы вы, девочки, стишат,
Или, так - пишите понемножку.
А иначе, там за вас решат -
В каждом метре будет по окошку.
Вот, ухватишь солнышко за луч
И затащишь в черновик случайно.
Руки обожжёшь, но примешь ключ...
Знай, что за нечайно бьют отчаянно.
Не пишите, девки, ни строки,
Но они пробьют асфальт и камень.
Надо брать, хотя, ожог руки -
Как ты пишешь этими руками?
Не пишите, девочки. Нет, нет -
Затрепещет, захлебнётся слово.
Будет подтверждение примет,
Если слово выплеснется снова.
Ты не пишешь. Но в тебе волна
Тех морей, в которых вечно бури.
Ты по-прежнему безумна и вольна,
Вновь тебе судьба отсыпет дури.
А глаза всегда глядят сквозь ночь,
Видят то, что для кого-то страшно.
Ты всё можешь, но уходишь прочь,
Рассыпая семена на пашне.
Не пиши так много, погоди!
Каждый стих как камень постамента.
То, что вызрело в твоей груди,
Не вонзится в тишину момента.
Я тебя запомню на окне.
А какой этаж? Уже не важно.
Ты всё знала о грядущем дне.
Улетел в воронку змей бумажный.
Не пишите, девочки, стишков.
Не считать бы вам рубцы да шрамы.
А на шрамах...Сколько там стежков?
Знают лишь распахнутые рамы.
Кто умер
Тот, кто умер во мне,
Вечно жив и здоров.
Не в бреду, не во сне,
Наломала я дров.
Я скучала в ночи
И ломала дрова.
Мотылёк у свечи
Мне сказал: «Ты права!»
И успел подмигнуть, исчезая в огне....
Мой Попутчик и Путь -
Тот, кто умер во мне.
Птицам хватит...
Тропинка вокруг и яви, и сна -
Ох, зазмеилась...
Сегодня так темнолика Луна! -
Погибель. Милость.
Лишь миг до крещендо, и он так скор -
В нём вечность, милый,
Она и во мне - сочится из пор
Восходом Силы.
Летят слова, летят светляки,
Летят в Погибель.
Оставь своё «от стольки-до стольки»
И будь на сгибе.
На сгибе всех времён и эпох,
Здесь славно очень:
Здесь всем нашим птицам хватает крох
В изломе ночи.
Ещё идёт охота на волков
Ещё идёт охота на волков,
И кровью на снегу мы пишем жизнь.
Я слышу песни порванных силков
И стоны раненой волками лжи.
Ещё струна натянута как нерв,
Коль лопнет, захлестнёт весь свет.
В петлю сплетается всё та же вервь,
В полях тиши опять затишья нет.
Из сухожилий рвёмся мы, из сил,
Глотаем крики, воздух, облака...
Исписан род словами острых вил,
И то, что истинное - снова на века.
Охота на волков со всех сторон,
На всех тропинках наших злая кровь.
Но как дрожит уже презренный трон,
Который мы шатаем вновь и вновь!
Сломанная шарманка
Лишь эхо бродит, сломана шарманка,
Но ты всё крутишь ручку до сих пор.
Обсыпан твой мираж небесной манкой,
А мне - всё снег, куда не брошу взор.
Нет звуков по дворам, всё опустело,
На тишине лишь эхо бахромой,
Та тишина - мурашками по телу...
Вот день прошёл, озябший и хромой.
И снова ночь, и снова всё по кругу,
Шарманка сломана, но ручку ты крути.
Да обними же, ночь, свою подругу!
А если хочешь, то и соврати.
Salve, Magistra!
Пришла загадочной тропинкой,
Сквозь Бытие, меня - насквозь.
Как кошка, выгибала спинку.
Дарила Огненную Гроздь.
Она была очарованьем
И гибелью, и всем, что есть.
Во мне блеснула дарованьем,
Явила Чистоту и Честь.
Пила без меры кровь заката,
И на губах не сохла кровь.
Свободою была крылата.
В жар Печки подсыпАла дров.
Была. Нет-нет, она осталась:
Блудница, Божество, Змея...
Всё вовремя, всё наверсталось,
Но покажите, где же я?
Сны в руку
За воротами странно и жутко,
День умчался на крыльях ворон.
Желтоглазая чёрная утка -
Я её нарекаю. Харон...
Музыканты - ожившие тени,
Да тревога в настрое гитар.
Неизбывные вопли растений
Мне толкуют и молод, и стар.
Вечность лихо отбила чечётку,
Притомилась, отправилась спать.
Наяву обозначилась чётко
Откровения лютая пасть.
Эх, мои беспризорные мысли!
Вас зовёт паутинный приют.
Веселились вы, нынче, повисли,
Окружили вас, клювами бьют.
Разгулялось веселие злости:
Клювы острые, когти стальны.
До нутра заклевали, до кости,
До изнанки, до звёзд, до луны.
Может, выживешь. Может, изгложут.
Да проснись же, нельзя столько спать!
Швы на свежие раны наложит
Пробуждения Вечная Мать.
Ветры за ночь продули округу.
Ну, проснулась? Иди на простор.
Эти сны...Вот они вечно в руку,
Если руку помножить на сто.
Пейзажная лирика...
Предзорный миг родился звонко,
Созрел, ему терпеть невмочь.
В него влюбилась Ночь-Девчонка,
И он рассветом кончил в Ночь.
Ручьи
А не лесом, да не полем,
Не тропинкой, что змеится,
В даль пойду я прямо долей -
Из семи Ручьёв напиться.
Доля-то тропинки уже,
Неба шире и огромней.
В ней найду и зной, и стужу,
Посохом в ней станет гром мне.
И куда не брошу взор я,
Семь Ручьёв рекут мне что-то.
Всё плету из зорь узорье,
В этом - вся моя забота.
Ритуалистика
Мы жизнь познаём до великих Причин
Из чёрных колодцев, с высоких кручин.
Тотально, зеркально, сакрально, орально...
Настолько реально, что всё - Ритуально.
Простейшие аккорды
Лишь пара аккордов небрежных,
И строки на грани срыва...
Зажгла нынче шнур бикфордов -
Секунда да вечность до взрыва.
А строки...они ведь искры,
Прожгут, к чёрту, все занавески.
Жизнь снова предъявит иски.
Такие дела в Бурлеске.
Но разве мой счёт не оплачен,
Иль, я что-то вновь забыла?
Оплачен он смехом и плачем,
И словом, что с жару и пылу.
Оплачен и тем аккордом,
Который был прост до боли.
Зажгла нынче шнур бикфордов -
Дождаться мне взрыва, что ли?
Похоже на незаконченное
С небес нахально сняв бюстгальтер туч
И обнажив сияющие перси,
Те перси приласкал проказник луч,
Оставив для трактовки массу версий.
Одни сказали: «Вот весна грядёт!
Подружка вечная безумцев и поэтов!»
Потупив взор, какой-то идиот
Сквозь зубы процедил: «Порнуха это.»...
Лезла из кожи
Всё было просто - я лезла из кожи
И из пространства, из вечности - тоже.
Ох, разгулялась же я против ветра,
Всю бесконечность помножив на метры!
Лезла из кожи, и было всё мало,
Из горизонтов уздечку вязала,
Сразу - в седло, не танцуя от печки.
Факел зари я зажгла, а не свечки.
Лишь нагота и Алтарь Всех Времён...
Всё остальное не больше, чем сон.
Лишь Нагота. До предела, до дрожи.
Змеи поймут меня. Лезла из кожи.
Вечно бродит по ступеням
Всё притихло, лишь играют тени,
Бахромой свисают нити молний.
Та, что вечно бродит по ступеням,
Видит всё не с нашей колокольни.
Ей ли мерить то, что есть, словами?
Вновь танцует джигу на перилах,
Да летит у нас над головами,
Обернувшись птицей чернокрылой.
Вытащит из памяти мгновенья,
Что цены когда-то не имели
И, как-будто собирая звенья,
Вдруг нанижет омуты на мели.
Рассмеётся, как из сердца ночи
И из прядей вытащит заколку -
Волны побегут. Она пророчит -
Нет ни толку в этом, ни умолку.
Так лишь кажется, но ей одной известно,
Что шептали, замерзая, воды.
Ей известно то, что слишком честно
Под бездонным, тёмным небосводом.
Молнии ползут, пронзая время...
В пении, в терпении, в кипении
Разрешится ли когда-то бремя
Той, что вечно бродит по ступеням?
Пластилиновые человечки
Что ж, пошли от малА до велИка
Да не в поле, а в петлю-уздечку.
Понаделали личек из Лика.
Пластилиновые человечки.
Шли под пальцы, да лезли из кожи,
Надевали защитные маски.
Объявляли пригожими рожи
И без присказки, приняли сказку.
Всё, зачем-то, мостили овраги,
Разбирая всю площадь на части.
На горе, там где свистнули раки,
Получили на счастье причастие.
Небо мерили рамой оконной,
Были мягкими, из пластилина.
Но зато, у них были иконы
И кумиры с ногами из глины.
А где площадь была, нынче - свалка,
Только тема осталась площадной.
Я когда-то играла там в салки -
Там за выигрыш били нещадно.
Для нечищенной, треснутой печки
На дрова всё на свете пустили.
Пластилиновые человечки,
Их судьба в пластилиновом стиле.
Не бродяги и не скитальцы,
А адепты топтанья на месте.
Ах, как мяли их чуткие пальцы!
Вся колода у них - только крести.
Через пень протащили колоду.
За водой побежали от речки.
Правда, речки-то нет, лишь болото...
Пластилиновые человечки.
Балконы
На балконе, с балкона, балконы, балконом...
Значит, ходят на бал белоснежные кони,
Значит, есть где смотреть на зари огнедышье.
Бросить в небо пятак, перемножив на тыщу.
Разрисовывать звонами двери балконов,
Потеряться в обилии ставок и конов.
Каждый миг приоткрыты балконные двери,
Это - вроде неверия в пламенной вере.
Под балконом - лишь дерево, кто-то и камень,
Там давно обручились секунды с веками.
Что балконы? Я знаю другое, повыше:
Выше крыши проехали звёздные мыши,
Те, что будят всех слышащих скрипом кареты.
Есть и выше - горит огоньком сигареты.
Пририсую драконов к квадратным иконам...
На балконах, с балкона, балконы, балконам.
Оглушительная Тишина
Да не будет тебе страшна
Внутрь закрытая, острая дверь.
Оглушительная Тишина -
Лишь в неё в этом мире верь.
Всю планету сковал мороз -
Ты ведь знаешь, что это сны.
Прост ответ, да вопрос не прост,
Проще дышащей в нас весны.
Что же, встань и иди вперёд,
Призывая ко мне ураган.
Кровоточащий песней рот...
Он здесь принят был за врага.
А ты шёл мимо всех столбов,
Мимо виселиц - быть иль жить?
Мимо всех толоконных лбов.
Что же может тебя страшить?
Знай, в тепле наших сжатых рук
Вроде, нежность. Такой разбой.
Мы давно уже вышли за круг.
Наши раны сочли резьбой.
Я не ведаю ни рожна,
Но до неба растут цветы.
Оглушительная Тишина.
В чёрном пламени я и ты.
Голова в руке
А и небо-то - льётся оловом!
Я в руке несу чью-то голову.
Не твоя ли, друг, та головушка?
А со мной Разбойник-Соловушка.
Он сидит-сидите прямо на плече,
А из глаз его - миллион лучей,
А уж свистнет он - будет весело,
Будет вечер мой просто в месиво.
Голова в руке - загляденьице,
А внутри её - чудо-мельница.
Жернова на миг остановлены,
Не со Смертью ли вы помолвлены?
Голова к руке, вроде, в самый раз...
Напугал тебя дивный мой рассказ,
Напугали речи кручёные?
Очи ясные, очи чёрные?
Успокой его, мой Соловушка,
Не отрублена та головушка,
Это - просто, блажь, облака в реке.
Ладно, я пошла - голова в руке.
Для Вечных Скитальцев
Лучи - как пальцы Паганини,
Я словно скрипка, ночь - смычок.
Окно небес покроет иней,
Но мне-то будет горячо...
И Мастер, обжигая пальцы,
Смычок отбросит: хлынет свет,
И только Вечные Скитальцы
Услышат в Музыке ответ.
И побредут по бездорожью,
Роняя из карманов день,
Тот день, который мной не прожит,
Где все колоды - через пень.
Памяти Александра Башлачёва
Ох, ядрёна ты, берёзовая каша!
Снег февральский, слёзы да берёзы...
Нынче небо, глубины СашБаша,
Заразило рифмой будни прозы.
Как прекрасен человек в полёте! -
Даже жизнь в восторге замирала
Можно просто жить на Белом Свете,
Можно всё прожить, подняв забрало.
До весны осталось ползатяжки,
А до вечности - аккорд и эхо...
Эх, душе так славно без рубашки,
Сердце очень близко без доспехов.
Жить-допеть, в беде нащупать слово,
Обвенчать его, согреть во звуке.
Мы ломаем лёд, коросту и оковы
И взрезаем шестиструньем руки...
февралягода улетел из жизни Поэт
Александр Башлачёв, СашБаш...
Вечный период
Рассвет как кровь на чёрной простыне -
У Вечности - период, с ней всё ясно.
Пишу я на обваленной стене
О том, что простынь вымазана красным.
Я знаю, что мне веры ни на грош,
Как сводке про хорошую погоду.
А этот час...Не плох и не хорош,
В его мгновеньях спрятано по году.
На чёрной простыне не только кровь,
Там есть другое - догадайтесь сами.
А Вечность снова наломала дров -
Разбила образа в своём же храме.
Боги умирают молодыми
Боги умирают молодыми,
В пике вдохновения и страсти,
Не грузи их гимнами седыми,
Не давай им приторные сласти.
Сделай богу дудочку из ветки,
Ветер приведи, назвав лошадкой,
Ставь богам хреновые отметки,
Чтобы рвали дневники украдкой.
Не проси своих богов о многом,
Дай им время, жить богам недолго.
И не смейся над желаньем бога
Собирать и склеивать осколки.
Помолчи, тогда они расскажут
О всех искрах, что мелькали в дыме.
Раскрути и снова спутай пряжу,
Боги умирают молодыми...
Последний сон
Последний сон в этом теле,
И - точка. И сотни вёрст.
Что дальше? Я вновь при деле,
И пост мой на редкость прост.
Не трудно же мне, пожалуй,
Себя обогнув, идти.
Лететь, снова высунув жало,
Оставив внизу пути.
И видеть, как рвутся нити,
Да всё по-иному вязать -
На это мне хватит прыти,
Когда прогремит гроза.
Мне Песнь заплетут метели,
И в этом - весь мой резон...
Весёлая ночь в этом теле.
Последний, последний сон.
Шабаш
И окрик Солнца, и восторг,
И тайная печать Заката...
Сегодня не уместен торг -
Что есть, оно - и суть, и плата.
Ныряешь в то, что тьмы черней,
Выныривая прямо в звёзды.
Ты попадаешь в круг чертей,
Ты - факел, омут, земь и воздух.
Да ты сама есть свой удел,
Ты знаешь переделки эти.
Великий Ток! Слиянье тел!
И стон, в котором всё на свете.
Лишь тихий струнный перезвон.
Далёкий голос колокольцев.
Меня не одолеет сон.
Ведь, змеи разомкнули кольца.
Дурачок
Приметами покрыта неба гладь,
Дурак хохочет: «Как же подфартило!»
Он пО небу давно привык гулять
И согревать озябшее светило.
Грудь нараспашку, и дыряв карман,
Летят осколки Вечности в прорехи.
Его роман не втиснется в аркан,
Он слишком много постигает в смехе.
Нет посоха, когда есть луч луны,
Нет колпака, есть на макушке космос.
Он пляшет на мосту моей струны,
Цепляя сотни звёзд себе на космы.
За колобком, за чёрным ветерком
Шагает он к себе, себя отбросив.
И все-то его песни - в горле ком.
На всё, на всё ответил он Вопросом.
В нём видят бога, чёрта, старика,
Прохожего, похожего на детку.
И прямо в этот миг его рука
Раскачивает жизнь мою как ветку.
Ах, дурачок, зачем же ты притих,
Ком в горле оказался пулей, что ли?
Как бесприютно бродит этот стих,
По полю-полюшку, по воле и по боли.
Успокойся
Пробежала по карнизу перезвень.
На душе и чисто, и привольно.
Иглы звёзд, ручьи подобьем вен -
Я о ночи? Хватит уж, довольно!
Столько раз воспела я её,
Что, пожалуй, хватит лет на триста.
Ночь у шеи, словно остриё,
И рассыпалось моё монисто.
Верный был и ловок, и пригож,
Но поймал ли многоцветье бусин?
Побоялся вылезти из кож
И ушёл ни с чем, далёк и грустен.
Не грусти и не печалься, вздор!
На душе и чисто и привольно.
Не разрыв, не рана, не раздор...
Успокойся, от тебя не больно.
Та сторона, где Ветер
Пир жизни, главным блюдом - смерть,
Весь Мир - картинка для раскраски.
Пройди сквозь эту Круговерть,
На спицах оставляя маски.
Под маской - маска, вот дела!
Конец ли будет маскараду?
Одеты в маски и тела,
Идём с рождения на краду.
Остановилась я на миг,
Призвала не покой, но Ветер,
И в песню превратила крик,
Пронизывающий всё на свете.
Мой братец-Ветер тут как тут...
Он рвёт все маски на лохмотья.
Ни масок больше нет, ни пут
В закатной красной позолоте я.
Достала полночь из сумы -
Она, как самобранка-скатерть.
Плесни же пир в момент чумы,
Мой пробуждённый Ветром кратер!
Здесь главным блюдом будет смерть,
А послевкусьем будет время.
Пройдите эту Круговерть,
Срывая масочное бремя.
Прозрачность
Слетели покровы. Ветер.
Заборы снесло. Ураганы.
И ясно мне всё на свете.
Проявлены все арканы.*
Восход да Закат. Цветеньем.
Закат и Восход. Раздолье.
И стало безмолвие Пением,
А доля - едина с Волей.
До вен, до нутра, до кости,
Пришло что пришло. Ожогом.
Добро же пожаловать в гости,
Мой Мир, что не создан богом.
Лети через мрак, коль ясно.
Взлетай через свет, коль мрачно.
Безглазое «Единогласно»
Оставлено. Есть Прозрачность.
*Арканы - от латинского слова Arcanum,
переводящегося, как «тайное, сокрытое».
Слово «Арканы» употребляется в системе Карты Таро.
Мир, что во мне
Из ведьмянских душистых дымков,
Из забытых дымочков-клубочков,
Из кладбищенских старых венков,
Из далёких «оттуда» звоночков,
Из долин, где до неба - река,
Из лугов и из Дьяволотравья,
Из всего, что не вместит рука,
Из ночей, где прильнула к отраве я,
Из зажжённых во Тьме огоньков,
Да из тропочек, что на болоте,
Из засиженных Лешим пеньков,
Из той дали, что вся в позолоте,
Из поляны, где пляшет Сатир,
Из мелодий, что дремлют в гитаре -
Мой родной, мой таинственный мир,
Мир, в котором все твари - по паре.
узо..
Так легки и изящны узоры...
Да не изморозь - небо, рояль.
Что увидишь, что вместишь ты взором?
В беконечности спряталась даль.
Перед рождением
Дождь. Тишь. И звуки прямо в руки.
Какие звуки? - Горизонты...
Ещё не взяли на поруки,
Не погрузилась в этот Сон ты.
Пока ещё и дом без крыши,
И сам-то дом не виден даже,
Но Музыка - всё тише, тише...
Перед рождением - всё в раже.
Всё входит в раж. Всё нереально.
До крика - миг, уже не вечность.
Дождь. Как же тишина хрустальна!
И нет тебя. И ты - беспечна.
В Пропасть
Уже вонзились в небо тропы,
И вечер пробежал по крыше,
Но только так приходят в Пропасть,
Чтобы лететь, как можно, выше.
Сойдутся тропы воедино.
Все горизонты - вертикальны.
Лёд треснет - оторвётся льдина,
И станет Чистота кристальной.
И, разрывая память в клочья,
Пройдутся в пляске ураганы...
Всё это будет нынче ночью.
Всем этим зазвучат оргАны.
Ты всю судьбу измеришь нервом,
Измеришь все её уезды.
И день последний станет первым -
Ведь, только так приходят в Бездну.
Угадайка
Пролетали слова на крыльях
И роняли, как перья, вздохи.
А когда им полёт перекрыли,
Приземлились в одной эпохе.
Приземлились, и стали связкой
Иль, мостом между «тем» и «этим»,
Но Земля становилась вязкой,
Всё держалось на Альфе и Бете.
В эти буквы съёжилось слово.
Воздыханий давно не слышно.
Нет, не будет полёта снова,
Потому что, загон - как дышло.
Потому что, мим - коромыслом,
Ни души нет при полном зале.
Мы так часто меняли смыслы,
Оказалось - меняли мало.
Буквы съёжились после разгона -
Все в рубцах они от нагайки...
Есть лишь надписи на знамёнах.
Не стихи у меня - угадайка.
Слепой
Он сто волков водил на водопой -
Конечно, волки шли по одному...
Он был Поэт, но был совсем слепой,
Хоть все тропинки выпали ему.
Умел вязать их в узел и петлю,
В петле повиснуть головою вниз.
И со словами: «Я тебя люблю!»
Наощупь выйти прямо на карниз.
Он много зрел, был абсолютно слеп,
Вслепую он творил узоры строк.
Он выпекал те строки, словно хлеб,
И смог те строки превратить в курок.
Он был слепым, но мог измерить сон
И точно знал, куда его вложить.
Был слеп, как крот, как много видел он!
Он был слепым. Умея ворожить.
Когда в тебе умирает Бог
Когда в тебе умирает Бог,
То вихрь сбрасывает узду,
Тебя пронзает прозрения ток,
И ты на ветер бросаешь мзду.
Когда в тебе умирает То,
Чему придуманы сотни рам,
То голос твой помножен на сто,
А мёртвые имут и стыд, и срам.
Когда в тебе умирает Он,
Кому было тесно во всех именах,
То всем непривычен твой новый тон,
Но ноги не путаются в стременах.
В тебе умер тот, кто Богом слыл,
С Предвечной Коровы слетело седло.
Ты режешь и связываешь узлы
И разбиваешь, к чертям, стекло.
Теперь под рукой горящий Фитиль -
Ты с ним сроднился, ты это смог!
Терять уже нечего - просто свети,
В тебе каждый день умирает Бог.
Молода была, глупа...
Молода была, глупа я
И гуляла с Лёшенькой.
Дул пьянящий ветер мая,
Мальчик был хорошенький.
Целовался - ого-го!
Чувства птичьей стайкою.
Я призналась: «Ничего
У меня под майкою.»
Понял он меня едва ли,
Это мне не нравится.
Он сказал: «Послушай, Кали,
Всё ещё появится!»