Дейдра Бир
Карл Юнг
ГЛАВА 5
РОБКО-ПРАВИЛЬНЫЙ С ЖЕНЩИНАМИ
Пока он не женился на Эмме Раушенбах в возрасте двадцати семи с половиной лет, Карл Юнг всегда был таким «робко-правильным с женщинами», что у него не было «приключений до брака, так сказать».1 Его романтические истории с женщинами (девушками, на самом деле) весьма скудны. Он проявил особую осторожность, чтобы скрыть свои чувства к Лагги Прейсверк от неё самой, но особенно – от собственной матери, чьего презрения он боялся. Когда он был студентом-медиком, он был увлечён базельской девушкой из высшего класса с право-социальной родословной, которую он встретил в доме друга, но «внутреннее предупреждение» указывало ему избегать её. Он уверовал в правоту своей интуиции, когда через несколько месяцев она совершила самоубийство.
Ранее, во время братской экскурсии в Зофинген, он участвовал в празднестве на главной площади и танцевал с девушкой из французской части Швейцарии, в которую, как он объявил, безнадёжно влюбился. Через несколько дней, не посоветовавшись с этой безымянной леди, он вошёл в ювелирный магазин и пытался купить два золотых обручальных кольца за сумму, эквивалентную американскому четвертаку (25 центов). Когда шокированный владелец назвал ему истинную стоимость, Карл бросил кольца на стойку и вышел вон из магазина, разгневавшись не только на ювелира, но и на девушку, с которой он никогда больше не встречался.2
Ещё раньше, во время учёбы в школе, когда он совершал короткую поездку в Заксельн,3 Карл, прогуливаясь, встретил девушку из деревни и сразу же был сражён. Поскольку в то время он не общался с другими девушками, кроме как со своими двоюродными сёстрами, он вёл себя неуклюже и смущённо рядом с новой знакомой. Его оправданием за то, что он не проявил настойчивости в общении с ней, служило то, что, так как Заксельн был расположен в преимущественно католическом кантоне, она, вероятно, не была бы заинтересована в сыне протестантского пастора.
Карл придал этому случаю большое значение, когда использовал его в своих мемуарах, чтобы очертить аспекты его личностей №1 и №2, но так как это единственная подобная романтическая встреча на протяжении всей книги, которую он обсуждает более-менее в деталях, то она вызывает резонанс, чего автор добиваться не намеревался. Юнг иногда отвлекался на личные аспекты собственной жизни в различных своих трудах, которые входят в его «Собрание сочинений» и «Семинары», опубликованные позже. Он иногда приводил биографические материалы в качестве иллюстрации теоретических моментов, но использовал их весьма экономно, даря читателю ложную надежду и лишь набрасывая смутные очертания. Кроме того, многие эпизоды, относящиеся к его жизни, в целом были связаны с его пациентами, и он крайне редко обсуждает свои контакты с женщинами.
На протяжении всей жизни Юнг был удивительно сдержан, когда поднимались вопросы сексуальности, но не более, чем в молодом возрасте. Одно из самых ошеломительных признаний, которые он сделал, прозвучало в письме к Фрейду, чья работа стала ему известна ещё в 1900 году, но которого он никогда не встречался лично до марта 1907 года. Признание было сделано 28 октября 1907 года, всего через несколько месяцев после их первой встречи, когда Юнг всё ещё пытался укрепить доверие Фрейда к себе. Вполне возможно, он счёл обнаружение этой грани своего личного опыта одним из способов сделать это.
Сравнивая своё «почитание» Фрейда с «религиозным» поклонением, Юнг признался, что в детстве он был «жертвой сексуального насилия» со стороны человека, которого он когда-то «боготворил».4 Он сказал, что с тех пор его чувства изрядно «мешают» ему. Любой человек, писал Юнг, будь он друг, коллега или даже его начальник Блейлер – любой человек, который пытался стать близким другом и предлагал «интимные отношения» (в платоновском смысле), всегда становился Юнгу «совершенно отвратителен». Юнг сказал Фрейду, что он находит возрастающее внимание Блейлера в свой адрес, а также его попытки переместить рабочие отношения на более личный, дружеский уровень, «оскорбительными». Такими же признаниями Юнг обрисовал маршрут большей части его дружеских отношений с мужчинами, следовавших на протяжении всей жизни: все эти отношения начинались позитивно, но большинство из них заканчивались плохо: огорчением, отторжением и упрёками. Юнг говорил Фрейду, что просто хотел уведомить его об этом, но это было почти так же, как если бы Юнг предупреждал Фрейда, предвосхищая результаты их собственной дружбы.
Личность человека, растлившего Юнга, долгое время оставалась загадкой, равно как и истинность того, что на самом деле тогда произошло. На более поздних этапах жизни Юнга некоторые из членов его окружения утверждали, что слышали, как он говорил (но большинство лишь слышали это от кого-то другого, кому Юнг говорил это),5 что человек был близким другом его отца. Некоторые из потомков Юнга согласились с тем, что это правда, и некоторые из них описывали человека как «дальнего родственника»,6 но большинство утверждают, что ничего не знают об этом человеке или об обстоятельствах, относящихся к инциденту. Все, однако, согласны, что, скорее всего, подозреваемый – католический священник, который стал лучшим другом Пауля Юнга во времена детства Карла и в чьём доме Пауль часто проводил «очередной» отпуск вдали от своей семьи.7
Карл думал, что дружба его отца с католическим священником была «поступком экстраординарной смелости».8 Первоначально он был очарован этим мужчиной и взволнован, когда Эмилия иногда позволяла сыну навестить его отца с ночёвкой в доме священника в Заксельне. Однажды, в возрасте до четырнадцати лет, Карл уже бывал в обществе католического священника, когда его отправили жить в доме пастора в Энтлебух, где обычно размещались пациенты, проходившие курс лечения. В своих опубликованных мемуарах он описал визит в Энтлебух одной фразой: «Ничего угрожающего со мной не случилось».9 Возможны многочисленные интерпретации этой фразы, но почему Юнг считал, что ему нужно выразить это, остаётся предметом спекуляций. Когда, будучи стариком, он записал эти отрывки о своём детстве в неопубликованных «Протоколах», он одновременно, в связке упомянул оба эпизода пребывания в этих двух пасторских домах. Юнг описал посещение Заксельна вскользь, как «коллизию со священником», и, быть может, поэтому он был вынужден констатировать, что ничего плохого не произошло в Энтлебухе.10
Кто бы ни был виновником предполагаемой «коллизии», это предмет спекуляции ещё и потому, что имеется явное несоответствие физических параметров священника из Заксельна и мальчика. В возрасте четырнадцати лет Карл был почти шесть футов высотой, здоровенный, мускулистый и в состоянии постоять за себя в любом школьном кулачном бою, победами в которых он так гордо хвастался. Священник из Заксельна, напротив, был худощавым мужчиной среднего роста и телосложения и, вероятно, не обладал достаточной силой, чтобы овладеть мальчиком. Тем не менее, мальчик стыдился того, что случилось, так что остаётся вопрос, не был ли он добровольным участником – до определённого момента или до конца – в том, что, как заявляется, было столкновением.
Несколько лет спустя Юнг рассказал историю о том, как он остановился на ночь в Неаполе перед тем, как сесть на корабль, направляющийся в Соединённые Штаты, а также о том, как его гид предложил взять его в бордель. Когда Юнг отказался, гид предложил найти красивого мальчика для него. «В этом я заинтересован ещё меньше,» – ответил Юнг, которому всё ещё угодливый гид предложил привести несколько красивых козочек.11 Юнг связал этот эпизод с животным духом античности, которым, по его мнению, проникнут дух католической церкви, который, в свою очередь, считал причиной того страха, из-за которого Юнг никогда не мог заставить себя поехать в Рим. Что бы ни содействовало всей совокупности причин, католицизм и католические священники вызывали определённую степень ужаса на протяжении всей его жизни.
Эти несколько эпизодов включают в себя все известные отчёты о сексуальных представлениях и опытах Карла Юнга до брака. Хотя другие биографы предполагают возможность визитов в публичные дома Парижа, никаких доказательств не существует, чтобы подтвердить или опровергнуть это. Как хвастается Юнг в «Протоколах», он был настолько беден, что жил на 1 франк в день в Hotel des Balcons, Rue Casimir Delavigne, так что маловероятно, чтобы у него было достаточно денег для посещения таких заведений более одного раза, если он вообще что-то подобное посещал.
Карл Юнг, в некотором смысле, знал Эмму Раушенбах всю свою жизнь.12 Матерью Эммы была Берта Шенк – та «тётенька», которая была членом прихода и одновременно другом Пауля Юнга в Увизене – в одной из трёх деревень, входящих в состав прихода Лауфен, и которая, предположительно, появлялась в некоторых ранних воспоминаниях Карла-ребёнка. Берта была той златовласой блондинкой, что взяла его на прогулку вдоль берега реки Рейн, окутанной дымкой сверкающих осенних листьев; той блондинкой, которая вызывала у мальчика смутный страх, потому что она была там, а его матери – не было, и, скорее всего, из-за того, что его отец любил её больше.
Розина Берта Шенк (10 октября 1856 г. – 16 марта 1932 г.) была дочерью владельца Gasthof Zum Hirschen – уютной старой деревенской гостиницы в Увизене, что принадлежала семье Шенк на протяжении более ста лет. Берта была очень красивой девушкой, повысившей свой социальный статус, выйдя 2 июня 1881 года замуж за Йоханнеса Раушенбаха-младшего (21 ноября 1856 г. – 2 марта 1905 г.). Йоханнес был единственным сыном и главным наследником значительного состояния Йоханнеса Раушенбаха-старшего, чьи родители были собственниками прибыльного магазина специй в Шаффхаузене, носившего название «Серебряная улитка». После успешной работы в качестве подмастерья слесаря в Цюрихе, Берне и Дижоне, Йоханнес-старший вернулся в Шаффхаузен и открыл свою ремонтную мастерскую неподалёку.13 Когда бизнес стал процветать, Раушенбах-старший переехал в более крупное здание завода непосредственно на Рейне и начал производство проволочных штифтов и машин для обработки хлопка и шерсти. Фортуна по-настоящему улыбнулась ему в 1846 году, когда началось производство высококачественных молотилок; к 1867 году молотилки с именем Раушенбах оценивались как лучшие в мире. Йоханнес-старший стал ещё богаче после того, как купил Jones Watch Company – обанкротившуюся американскую фирму, производящую фабричные часы для английского и американского рынков. Йоханнес-старший переименовал её в International Watch Company, или IWC, и она стала частью растущей машиностроительной империи Раушенбах.14
Йоханнес-старший стал настолько богат, что, когда город Шаффхаузен испытывал финансовые трудности, он просто выписал чек на кредит в размере 500 000 швейцарских франков. Он был ответственным за строительство прекрасной Мюленторграбенштрассе, а также членом комиссии, перенаправившей воды Рейна так, чтобы сделать Шаффхаузен более выгодным в промышленном плане. Будучи членом городского совета в течение двадцати трёх лет, он стал легендой благодаря своим благодеяниям, среди которых и дарение огромного оргáна, который до сих пор играет в церкви Святого Йоханна. Его жена Мария Барбара, в девичестве Фогель, не привыкла к большому богатству, что позволило её мужу сэкономить на строительство особняка на берегу Рейна, известного как Haus zum Rosengarten (Дом в Розовом саду).15 «Если бы ты только остался механиком, – часто жаловалась она, – в день выплаты жалованья мы бы, по крайней мере, всегда знали, сколько мы получаем!»16
Йоханнес-старший умер в 1881 году, за год до рождения Эммы – дочери Йоханнеса-младшего и Берты, которые жили с вдовой Барбарой в Розовом саду. Эмма Мария, их первенец, родилась на верхнем этаже особняка 30 марта 1882 года. А в следующем году, 7 июля, родился их второй и последний ребёнок – дочь Берта Маргарета, известная на протяжении всей своей жизни как Грет. Несмотря на радикально разные характеры, сёстры всю свою жизнь были преданы друг другу. Эмма была серьёзным ребёнком, она рано научилась читать и любила тихие, уединённые занятия. Она особенно интересовалась природой, любила исследования и эксперименты в области естественных наук. Грет имела вспыльчивый характер и была склонна к острым вспышкам гнева, которые чередовались с предрасположенностью быть солнечной и радостной, как Эмма. Из них двоих Грет была более музыкальным ребёнком, играла на пианино и красиво пела, а также считалась спортсменкой, так как могла похвастаться тем, что всё детство и юность круглый год плавала в Рейне.17
Дом в Розовом саду был поистине волшебным дом, где бабушка Барбара держала внушительную коллекцию детских игрушек; и она дозволяла девочкам играть с ними, но только в том случае, если девочки разрешали бабушке присоединиться к игре. Это было применительно к её многочисленным куклам, которые Барбара хранила в специально сооружённом для этого шкафу, превращающемся из огромного Bettkasten в эквивалент кровати Murphy. Её любимым занятием было чтение, и она для своего удовольствия надевала любимый костюм «с мощно украшенным кружевами чепчиком… с небольшим лорнетом в руке».18 Она всегда сидела в массивном кресле перед окном, из которого открывался вид на Рейн и столбы с огромными колесами, благодаря которым энергия воды передавалась на различные заводы города, в котором её покойный муж занимал видное место. Она утверждала, что шум оказывался успокаивающим, приятным музыкальным сопровождением к её чтению. Девочки считали большой честью, когда бабушка Барбара приглашала их присоединиться к ней.
Бабушка также рассказывала Эмме и Грет истории о призраке в доме, утверждая, что её преследовал пьяный священник, чей дом ранее занимал это место. Она утверждала, что слышала в ночное время, как он передвигается через длинные коридоры или пытается впихнуть огромные бочки с вином в подвальное окно. Грет была настроена скептически, но Эмма уверяла, что тоже слышал его. Из двух внучек Барбара считала Эмму своей единомышленницей в отношении привидения.
Сады и конюшни также были раем для детей, наравне с домом. Здесь жили две призовые венгерские лошади Лори и Сида, за которыми ухаживал человек по имени Рипер, бывший бравый ординарец офицера кавалерии австро-венгерской армии императора Франца Иосифа. Девочки обожали Рипера, который часто брал их на однодневные экскурсии по разрушенным замкам вдоль Рейна, где дети с огромным интересом бродили среди рушащихся подземелий и башен.
Эмма училась в начальной школе, когда её отец решил купить тридцать пять гектар земли в сельской местности, известной как Ольберг.19 Семейная легенда гласит, что Йоханнес купил землю у двух сумасшедших сестёр и, предположительно, получил её дёшево, потому как там в средние века были повешены или обезглавлены люди, и никто больше не хотел выкупать эту землю. На этом месте располагалась знаменитая заброшенная часовня, построенная в честь Святого Вольфганга в 1477 году и до сих пор бывшая местом паломничества. Скупой фермер построил там ветхий дом, который семья Раушенбах использовала не одно лето после того, как он был соединён с часовней посредством длинного коридора. Дочери спали в клиросе часовни, забавляясь долгими светлыми летними ночами тем, что отслаивали от стен куски древних фресок. В 1897 году Йоханнес-младший снёс оба здания и на их месте построил дом, также получивший название Ольберг. Этот дом принадлежит семье и сегодня.
Даже по меркам того времени Ольберг был исключительно роскошен.20 В особняке было электрическое освещение и центральное отопление, обеспечиваемое огромной угольной печью в подвале. Богатые ванные комнаты были оборудованы водопроводом, выложены прекрасным мрамором и оснащены латунными светильниками. Эмма и Грет жили в комнатах на верхнем этаже, где была башня, с которой открывался вид на холмы Германии, границей с которой служила река. Всё в комнатах, в том числе и пол, было розовое, как и платья девочек, поскольку это был любимый цвет Эммы, и мать позволила ей окружить себя и сестру этим цветом.
По вечерам маленькая семья собиралась в одной из боковых гостиных на первом этаже, где всегда в зимнее время горел небольшой камин, больше, правда, для эстетики, чем для тепла. Они использовали главный зал для торжественных приёмов, весьма многочисленных ввиду бизнес-интересов Йоханнеса-младшего. Эта комната казалась исключительно уютной, поскольку из неё открывались длинные выходящие на юг террасы, что пересекали заднюю часть дома. Единственным помещением, которое никому не нравилось, была столовая, обшитая тяжёлыми панелями из тёмного дерева и расположенная на северной стороне дома, отчего туда проникало мало света, а тепла от печи никогда не бывало достаточно, чтобы её обогреть.
Детство Эммы разительно отличалось от детства её жениха, и, по её собственному признанию, оно было «волшебным». Волшебство закончилось в 1894 году, когда её отец ослеп, и настали «тяжёлые времена». «Детство было сломано»,21 когда каждый домочадец был призван служить глазами Йоханнеса, который стал центром существования семьи. Берта взял на себя бизнес, справляясь с ним только при помощи сестры мужа. Поскольку Эмма была старшей дочерью и была более заинтересована в научных занятиях, она была выбрана служить «домашними» глазами отца, читая ему вслух приключенческие романы о землепроходцах (романы с участием Ливингстона и Стэнли были его любимыми), детализированные финансовые документы его бизнеса, а также несколько ежедневных газет. Таким образом она накопила чрезвычайно обширные знания о финансовом управлении и приобрела глубокий интерес к естественным наукам, истории и политике.
Йоханнес был слеп на один глаз ещё с детства, со времён произошедшего тогда несчастного случая. Будучи взрослым, он компенсировал эту частичную слепоту тем, что держал свою голову наклонённой, изворачивая её таким образом, что это придавало ему пытливый вид и часто комментировалось, как правило, в интонациях страха и трепета теми, кто не знал его хорошо. Внешний вид Йоханнеса усиливал в целом угрюмое впечатление от его личности, что его коллеги связывали с тем, что он был сыном очень успешного и «сделавшего себя» человека, и это, в свою очередь, печалило Йоханнеса-младшего, потому что он считал, что его собственные достижения недооцениваются. «Он искал отмщения в определённом виде презрительного сарказма»,22 который он часто направлял на жену и дочерей, а также на своих деловых партнёров.
Он начал слепнуть на второй глаз ещё до того, как построил особняк Ольберг, но он по-прежнему контролировал каждую деталь своей конструкции на основе планов, которые были вылеплены рельефно, с выпуклыми поверхностями, обозначающими различные помещения и сооружения; над таким планом Йоханнес мог двигать пальцами и визуализировать то, во что превратится постройка. Когда дом был построен, Йоханнес двигался уверенно и бесстрашно из комнаты в комнату, инстинктивно зная, где расположены ступеньки или дверные проёмы и где стоят его любимые стулья.
Существует предположение, в семье и у местных обитателей, что слепота Йоханнеса Раушенбаха была вызвана сифилисом, и что его жена позвала доктора – сына своего покойного друга – побыть поклонником её дочери, чтобы таким образом он смог тайно проверить, не инфицирована ли Берта.23 Юнг возобновил своё знакомство с Бертой Раушенбах-Шенк во время визита в братство аффхаузе в 1899 году, когда его мать напомнила ему о красивой блондинке, которая присматривала за маленьким Карлом в Лауфене, и попросила его отплатить вежливостью теперь уважаемой фрау Раушенбах.
Когда Юнг вошёл в роскошный центральный холл особняка, он увидел молодую шатенку, наполовину поднявшуюся вверх по широкой лестнице. Она приостановилась на достаточно долгое время, чтобы оценить посетителя своей матери, а затем повернулась и побежал на верхний этаж. С этого момента, как утверждал Юнг, он был сражён и интуитивно знал, что эта девушка станет его женой. Он рассказал об этом своему другу, который сопровождал его в поездке в Ольберг и который сказал, что это невозможно понять: как двадцатичетырёхлетний доктор мог быть так мгновенно сражён семнадцатилетней девчонкой. Возможно, его первое впечатление от Эммы напомнило ему его предыдущие истории с женщинами, но Юнг с самого начала знал, что она была единственной. Его друг пренебрежительно рассмеялся, говоря: «Ну, ты всегда был сумасшедшим».
В последующие годы Юнг настаивал на том, что он впервые увидел Эмму, когда ей было четырнадцать лет, но на самом деле она была сдержанной девушкой семнадцати лет, которая только что вернулась из Парижа, проведя там год. Образование Эммы состояло из пяти лет в элитной частной начальной школе для девочек в Шаффхаузене, в Madchenelementarschule, а затем ещё пять лет среднего образования, Madchenrealschule, которое она закончила первой в своём классе.24 Поскольку женщинам недавно было разрешено учиться в Университете Цюриха, Эмма хотела поступить туда и изучать естественные науки, но её отец не хотел и слышать об этом. Это было просто немыслимо для Раушенбаха – даже созерцать, как его дочь смешивается с толпой разнообразных студентов, обучающихся в университете. Швейцарскими студентами там были, в основном, мужчины из разных социальных классов; женщин же, как правило, там представляли свободомыслящие иностранки, в основном из Германии и России.25 Кто мог предсказать, какие идеи такая девушка, как Эмма, решит перенять в такой компании? – волновался её отец. Каким станет её взгляд на жизнь? Единственно ясным было одно: высшее образование сделает её непригодной для брака с социально равным мужчиной, потому как подобный человек хотел бы иметь в жёнах женщину, интересы которой были бы полностью сконцентрированы на доме.26
Вместо этого 1 мая 1898 года Эмма была отправлена в Париж, чтобы жить там в течение года в семье Лафатер – у бизнес-партнёров её родителей. До 1 мая 1899 года она была няней для их детей, а свободное время посвящала таким культурным интересам, которые по мнению её родителей, способствовали бы повышению её брачных перспектив. В течение этого года она научилась говорить по-французски и безупречно читать по-старофранцузски и по-провансальски, поскольку она питала интерес к легендам о Святом Граале и хотела прочитать их на языке оригинала.27
Когда Карл впервые пил чай с Эммой летом 1899 года, она предстала элегантной и сдержанной девушкой, которая спокойно вела разговор, но только побуждаемая к этому своей матерью и в основном выдавая свои наблюдения о Париже. Юнг был очарован даже больше, чем в их самую первую встречу, в то время как Эмма была просто вежлива. Она считала себя «более или менее суженой» молодому человеку из Шаффхаузена, сыну делового партнёра её отца и уже одобренному им. Эмма и Карл прошлись по саду (с разрешения её отца!), и девушка смело позволила молодому человеку сначала держать её за руку, а затем – коснуться слегка её щеки губами. Она верила, что это «скомпрометирует» её и сделает непригодной для брака с кем-либо ещё.
Юнг никогда не приводил своё влечение к Эмме в качестве одной из возможных причин, почему он покинул Базель ради Цюриха, но в те дни перемещаться на поезде из Цюриха в Шаффхаузен было относительно быстрее, проще и дешевле, чем из Базеля.28 Юнг время от времени совершал визиты в Ольберг в период между их первой встречей летом 1899 года и формальным обручением 6 октября 1901 года, но это были, как правило, торжественные случаи, такие как званые вечера в доме Раушенбахов во время рождественских или пасхальных праздников, когда приглашения высылались Бертой, а не Эммой.
Карл Юнг ухаживал и добивался Эммы Раушенбах через письма,29 и в этом получал большую помощь от своей будущей тёщи, которая заботливо скрывала детали этого ухаживания-на-расстоянии от своего мужа, пока не убедила свою дочь рассмотреть всерьёз намерения молодого врача. Когда Юнг бывал свободен в течение нескольких часов в воскресенье после обеда, он садился на поезд до Шаффхаузена и приезжал так часто, как мог себе позволить. Берта знала, что Эмма всегда бывает дома, но никогда не могла убедить её побыть в компании гостя, кроме как во время чаепития. Берта узнала причину такой скрытности Эммы только после того, как Юнг попросил девушку сходить с ним в сад, и Эмма отказалась. В тот же вечер мать допросила Эмму и узнала, что та считает себя обручённой с другим молодым человеком. Берта уверяла свою дочь, что та не скомпрометирована и не обручена, а также убеждала её хотя бы рассмотреть молодого врача в качестве возможного партнёра для брака. Эмма была смущена уговорами матери, поскольку всё это шло вразрез с представлениями отца о будущем Эммы.
Карл Юнг был бедным врачом, живущим на одно жалованье (он ещё не рассказал ей о своём плане уйти в отставку), да к тому же специалистом в области психиатрии – в то время «самой презираемой отрасли медицины»30 в Швейцарии. Действительно, предки Юнга способствовали его продвижению на более высокую ступеньку социальной лестницы, но это только в Базеле, в то время как Эмма жила в большом богатстве, а её семья имела гораздо большее влияние в Шаффхаузене. Юнг не имел какого-либо статуса ни там, ни в Цюрихе. Тем не менее, очень помогло то, что Эмма обожала свою мать, которая была скорее её наперсницей и старшей сестрой, и что Эмма боялась сурового мнения своего отца и того яда, с которым отец это мнение выражал.
С самого начала Карл знал о врождённом интеллекте Эммы, который он уважал и поощрял. В своих письмах к ней он предлагал книги, которые могли бы ей понравиться, как художественные, так и психологические. Она начала учить латынь и греческий как средство понимания медицинских текстов, и, хотя она так и не начала изучать математику до замужества, она выражала своё намерение сделать это, чтобы лучше понимать логическое мышление и иметь «большее чувство реальности».31 Между ними сформировалась глубокая и прочная связь, когда Эмма рассказала Карлу о своём интересе к легендам о Граале, которые весьма очаровывали Юнга. Он задавался вопросом, почему он больше не интересуется французским языком, а также тем, как бы он мог заставить Эмму делиться своей растущей увлечённостью мифологией. Он также описывал свои исследования, делился своими познаниями в психологии и рассказывал ей забавные истории о поведении некоторых из пациентов, рисуя тем самым радужную картину повседневной жизни в Бургхельцли, ибо он знал, что, если она выйдет за него замуж, их повседневная жизнь будет сосредоточена вокруг его карьеры. Карл также в более радужных красках описывал портреты своих матери и сестры, потому что Эмилия ожидала, что она и Труди в конце концов съедут из всё более и более дряхлеющего Боттмингермюля, и намекала на вероятность их воссоединения с Карлом в Цюрихе. Он не высказывал Эмме своих сомнений насчёт работы и обязательств перед семьёй, так как он всё ещё надеялся, что возникнут благоприятные обстоятельства, позволяющие ему возвратиться в Базель в более высоком положении, чем когда он покидал родной город.
По мере того, как переписка прогрессировала, Эмма Раушенбах находила в своём собеседнике те качества, которые, как она понимала, ей никогда не найти ни в одном из других молодых людей, что начинали за ней ухаживать. Карл был, безусловно, красив, и она оценила его хороший внешний вид. Он был уравновешен и уверен в себе, когда был с ней, и она чувствовала, что он сможет быть защитной стеной между ней и миром, каким и должен быть хороший муж-швейцарец. Но самое важное из всех его качеств, которые она ценила, – это его интеллект и то, что он призывал её расширять свои умственные горизонты. Она верила, что, выйдя замуж за Карла, она могла бы добиться большего, чем просто стать домохозяйкой и матерью своих детей, и она мечтала о расширении и углублении своих знаний и образования, что, в свою очередь, сделало бы её партнером мужа в его профессиональной деятельности. Когда Карл рассказал ей о том, как много времени в Бургхельцли он проводит за написанием ежедневных отчётов о пациентах, Эмма начала тренировать свой почерк в рамках подготовки к секретарским обязанностям, которые вознамерилась исполнять для него.
6 октября 1901 года Эмма и Карл были официально помолвлены. Берта была вне себя от радости, и если Йоханнес Раушенбах и таил возражения, то сохранил большинство из них при себе. Был небольшой семейный праздник, на который пригласили Эмилию и Труди, но о помолвке не было официально объявлено или опубликовано, как это обычно делалось в случае расширения семьи. Очевидная причина заключалась в том, что Карл рассчитывал провести свой отпуск в Париже, а также в том, что ему нужно было попытаться накопить деньги для вступления в брак; негласная же причина заключалась в том, что Йоханнес Раушенбах сомневался, что Карлу удастся собрать деньги, так как почти без гроша в кармане врач резко оставил свою оплачиваемую должность. Йоханнес хотел сохранить для дочери открытыми другие варианты для вступления в брак – с кем-то, кто был бы ему более по душе. Эмма же была уверена, что Карлу удастся завоевать её, и она объясняла длительный период ухаживания необходимостью накопить значительное приданое, что для невесты её социального положения, безусловно, займёт время.
Юнг уехал в Париж, не имея другого выбора, кроме как жить как можно экономнее и копить деньги. Он продолжал часто писать своей невесте и её матери, рассказывая все подробности своей повседневной жизни. В одном из писем он говорил о неумеренной жаре, а в другом, вскоре после этого, – о холоде, который резко обрушился на город. Берта была так расстроена мыслями о его дискомфорте, что послала ему тёплое зимнее пальто и, несомненно, время от времени – случайные подарки и даже деньги.
Молодой доктор Юнг сосредоточился на том, чтобы жить активной профессиональной жизнью в Париже, потому что он был настроен максимально использовать свою вторую «настоящую» поездку за границу. (Его первой поездкой он считал визит в Мюнхен и Штутгарт в 1900 году. Он не брал в расчёт более раннюю студенческую пешеходную экскурсию в Бельфор, во Францию, или на озеро Комо). В Париже Юнг гордился простыми удовольствиями, которые выпадали ему на пути в этот период мрачной нищеты, и он наслаждался случайной простой едой и скромными сигарами, что предлагали ему друзья или коллеги. Он много работал в лаборатории Жане, наблюдая, экспериментируя и посещая все его лекции. Поскольку Юнг планировал провести два месяца в Англии в конце своего парижского отпуска, он ежедневно брал уроки в Берлице, чтобы усовершенствовать свой английский, и ежедневно проводил время за чтением английских книг и газет, чтобы пополнить свой словарный запас. Кроме того, он никогда не упускал возможности поговорить по-французски, потому что ему было стыдно за свой тяжёлый немецкий акцент, и он хотел избавиться от него. Позднее он хвастался, что вся его напряжённая работа окупилась, поскольку он приобрёл парижский акцент.
Жане был известен своей общительностью и регулярно проводил послеобеденное время в своей большой и уютной квартире на улице де Варен, куда открыто приглашались все его коллеги. Юнг всегда принимал приглашение, но был застенчив и сдержан, обычно говоря по-французски мягко и медленно, как будто пытаясь тем самым как-то смягчить свой акцент и уменьшить свои внушительные габариты среди изысканной и утончённой гостиной мебели и стольких стройных и невысоких гостей.
Но именно Париж очаровал Юнга, а не лекции, сумасшедшие дома или больницы, которые он посещал регулярно в качестве слушателя и наблюдателя. Юнг был увлечён двумя аспектами города: изобразительным искусством и человеческими страданиями, с которыми он сталкивался ежедневно. Это сочетание ввергло его в «ужасное состояние», потому что он никогда не встречал ничего подобного. В качестве некоторого утешения он часто думал о Будде, о котором знал из книг Шопенгауэра. Тем не менее, Карл не мог держаться подальше от Морга, Ле-Аля и трущоб в северных районах города, где он любил совершенствовать свое арго в бистро и кафе. Когда вся бедность и нищета сливались в одно подавляющее чувство, Карл оставлял занятия медициной и отправлялся бродить по художественным музеям «до изнеможения». Он был так «без ума от Гольбейна и Боклина,35 а также старых голландских живописцев», что, хоть и был бедным студентом, начал свою собственную коллекцию медных гравюр. Тогда же он бродил среди букинистов и был вознаграждён тем, что нашёл кое-что из Дюрера. Юнг читал французские романы, пока не был полностью «насыщен» ими. Каждый день он ходил в Лувр, чтобы посмотреть переписчиков, с которыми ему нравилось разговаривать, и в особенно тех, кто писал «Мону Лизу».37 Он также был постоянным посетителем египетских галерей, и впоследствии приписывал им его первоначальный интерес к литературе и искусству Древнего Египта. Кроме того, он сам занялся живописью, пытаясь воспроизвести пейзажи северной Франции и рисуя по памяти облака, небеса и маленькие городские узоры.
К тому времени, когда Юнг прибыл в Лондон, он считал, что его английский «всё ещё очень несовершенен», и обнаружил, что он «аффектирован» американским акцентом, приобретённым у американских студентов и врачей, которые всё чаще появлялись в Бургхельцли. Он поблагодарил Бога, что к тому времени, как он прибыл в Оксфорд, он потерял этот акцент. Оксфорд был «кульминацией» его пребывания в Англии. Первый же взгляд на колледж переполнил его эмоциями, и Юнг заметил: «О, здесь беседуют!» После обеда по кругу собеседников прошёл маленький серебряный рог с нюхательным табаком, затем чёрный кофе, сигары и спиртные напитки, а затем начались «беседы в стиле 18-го века». Юнг одобрил тот факт, что присутствовали только мужчины, «потому что хотелось говорить исключительно на интеллектуальном уровне».
Изредка он бывал в женской компании, но только в Париже, где он разыскал двоюродных сестёр по линии Прейсверк, как будто никакие спиритические сеансы и разногласия никогда не прерывали их дружбу.38 Ужиная чаще всего жареными каштанами, он накопил достаточно денег, чтобы пригласить Хелли в оперу, театр и на ужин в честь дня её рождения, 15 ноября. Чаще всего он приглашал её и её сестру Валли, а также их подругу Эмми Зинсстаг; с ними он ходил в Булонский лес в воскресенье после обеда или сам принимал приглашения на чай в доме в Версале, где жили эти три женщины. С ними же он побывал в Фонтенбло, в Версальском дворце и в Трианоне.
Хелли повзрослела и стала спокойной и уверенной в себе женщиной, контролировавшей более двадцати двух швей в своём швейцарском швейном заведении. Впервые она и Карл были связаны друг с другом дружбой двух взрослых людей, и они никогда не обсуждали медиумические переживания, которые их когда-то связывали. Спиритизм, возможно, всё ещё был активным компонентом профессиональной жизни Юнга, но Хелли оставила эти годы позади. Хотя у неё было много поклонников, включая брата Эмми Зинсстаг Дольфа (которого она уступила своей сестре Матильде), Хелли была пассивной и далёкой от мужчин, и в конце концов все они куда-то исчезли. Оглядываясь назад, её родственники по линии Прейсверк полагали, что из-за своей способности провидицы она знала, что у неё был (или был бы) туберкулёз, который в конечном итоге унёс её жизнь 13 ноября 1911 года.39
К декабрю 1902 года Карл больше не скрывал свою помолвку с Эммой Раушенбах. Хелли спросила об Эмме, и Карл рассказал о своей невесте во всех подробностях. Когда Карл уехал из Парижа, двоюродные брат и сестра прощались на дружеской ноте, потому что Хелли всё ещё ничего не знала о его диссертации. Она пожелала ему счастья в браке и попросила его сказать своей невесте, что однажды ей захочется сшить платье для неё. В последние годы своей жизни, прежде чем она умерла в возрасте тридцати лет, Хелли вернулась в Базель, где она и Валли владели одним из лучших швейных заведений в городе, на модной Ашенплац. Эмма поехала, вероятно, из любопытства увидеть Хелли, и заказала у неё прекрасное, нежное серое платье, которое стало любимым у её мужа.
Ко времени свадьбы, которая была назначена на 14 февраля 1903 года, здоровье Йоханнеса Раушенбаха стремительно ухудшалось.41 Тем не менее, это была грандиозная свадьба, с большой толпой родственников и друзей, присутствовавших на церемонии в швейцарской реформатской церкви в Шаффхаузене. Два дня спустя, 16 февраля, был свадебный банкет, который проводился в отеле Muller (сегодня отель Banhof), где среди 12 блюд был суп из креветок, речная форель, куриные грудки a la Perigord, фуа-гра, освежающий щербет вслед за фазаном, артишоковые сердечки, сезонные салаты и различные пудинги, пирожные, соусы и формованное мороженое. Разумеется, всем были поданы соответствующие вина, хересы, портвейн и шампанское. Оба, и жених, и невеста, оценили хорошую еду, да и гости тоже отметили, как от души они ели. На следующий день пара отправилась в озеро Комо, где они провели несколько дней, прежде чем отправиться в Геную, чтобы сесть на корабль, который увёз их провести медовый месяц на Мадейре и Канарских островах.43
Ранней весной 1904 года они переехали в квартиру на Золликерштрассе, в нескольких минутах ходьбы от Бургхельцли. Юнги, похоже, больше были сосредоточены на семейной жизни, чем на карьере Карла, аж до мая, когда Карл начал заменять в Бургхельцли врачей, отсутствовавших по причине выполнения воинского долга. Когда фон Муральт заболел и взял больничный, Юнг временно вернулся в штат в качестве заместителя Блейлера. Всё это время он скрыто вёл переговоры о возвращении в Базель в качестве врача, связанного с кантональной психиатрической больницей, и о назначения на медицинский факультет университета. Эти надежды были разбиты «базельским бедствием», когда должность перешла к немецкому «доктору Вольфу». Юнг считал, что его шансы вернуться с триумфом в родной город «разбиты вовеки», и смирился с тем, что сидел «под жерновом» у Бургхельцли.44 Когда фон Муральт ушёл в отставку, Юнг попросил Блейлера снова зачислить его в штат. Он вернулся официально в октябре 1904 года, а в декабре был назначен лектором в Университете Цюриха. С этого момента Юнг окончательно связал свою судьбу с Цюрихом и больше не пытался вернуться в Базель.
Юнги переехали в больницу в октябре, в квартиру прямо под апартаментами Блейлера и его жены, которая вскоре стала хорошей подругой и наставницей Эммы. Хедвиг была решительно настроена стать важным помощником для своего мужа, как и Эмма, так что жены первоначально построили свою дружбу на этом взаимном желании. Позже, когда каждая обнаружила широкие интеллектуальные интересы другой, дружба процветала и в других областях. Однако было много видимых различий не только между Эммой и Хедвиг, но также между Юнгом и Блейлером, а также между Юнгом и другими врачами. Эмма украсила их квартиру со свойственным ей от рождения хорошим вкусом, обставила её изысканной мебелью и прекрасным антиквариатом, что составляло её приданое. Блейлеры же оба были скромного происхождения и жили в чрезвычайно скромных условиях. Пока не родились их дети, Блейлеры принимали все званые обеды в столовой больницы, в то время как Юнги делали это у себя и при помощи служанки, нанятой помогать Эмме ухаживать за квартирой. Отныне бедный юноша из Базеля, который прибыл в Бургхельцли с одной парой брюк и двумя рубашками, носил одежду преуспевающего врача и имел надлежащее «обмундирование» на любой случай, в то время как Эмма одевалась скромно, вела себя осмотрительно и никогда не выставляла напоказ свой статус наследницы огромного богатства.
Согласно законодательству Швейцарии того времени, деньги Эммы теперь находились исключительно под контролем мужа. Жена могла, конечно, выражать свои пожелания о том, как эти деньги должны быть потрачены или вложены, но именно муж в конечном итоге принимал решения.45 Обе стороны были довольны этой договорённостью, которая, по крайней мере, в первые годы их брака никогда не была яблоком раздора.
Первый год их совместной жизни открыл для обоих новый обширный мир. Со свойственной ему безграничной энергией Юнг возобновил изнурительные циклы госпитальной работы. Он рассказывал другу, что, когда Блейлер ушёл в отпуск, он работал «директором, старшим врачом и первым помощником», потеряв «четырнадцать фунтов» в процессе. Но Карл признавал, что был счастлив: «Ибо что в жизни удовлетворяет нас больше, чем реальная работа?»46 Верная своему намерению Эмма помогала мужу, переделывая его записи в официальные отчёты о больных, которые требовал Блейлер. Когда выпала такая возможность, Юнги осторожно окунулись в культурную жизнь Цюриха, раз или два посетив театр и оперу. Юнг вскоре дал понять, что ему не нравится ходить на спектакли,47 поэтому с тех пор они обычно покидали территорию больницы только для того, чтобы пообедать в прекрасном ресторане, потому что оба ценили хорошую еду и вино.
Обычно они обедали в одиночестве, так как в Цюрихе не было возможности встретиться с людьми того же социального круга, что и Эмма. Кроме того, их ровесники по большей части принадлежали сфере бизнеса или профессиям, отличным от медицины, и Юнг не хотел тратить драгоценное свободное время, разговаривая с мужчинами, с которыми у него было мало общего. Берта Раушенбах и Грет Хомбергер были их частыми гостями, и сложилась закономерность, сохранившаяся на протяжении всей семейной жизни Юнга: когда они не общались с людьми, которые были глубоко заинтересованы в психологии, либо из Цюриха, либо из других мест, они проводили свои тесные семейные мероприятия, сначала с родственниками со стороны Эммы, а потом – со своими собственными детьми и внуками. Даже в разгаре возросшей популярности и активной международной жизни Юнги оставались глубоко закрытыми и несколько замкнутыми внутри своего сообщества.
К началу лета 1904 года пару всё реже видели вместе. Эмма была беременна и, в соответствии с обычаями того времени, редко появлялась на публике, за исключением ежедневных моционов по территории больницы или во время нечастых «визитов вежливости» к свекрови, которая теперь жила рядом. Воспользовавшись деньгами Эммы, Юнг перевёз Эмилию и Труди из Базеля в небольшой дом в соседней деревне Кюснахт, где он также искал подходящий участок на берегу озера, на котором можно было построить свой собственный дом. Из-за беременности Эммы он готовил Труди (к тому времени застенчивую девушку лет двадцати, которая никогда не расставалась с матерью) на должность своего секретаря и ассистента, чтобы заменить Эмму. Ранее Труди обучалась сестринскому делу в Базеле, но только после того, как другие врачи обнаружили её симпатию к пациентам, она смогла совмещать свои временные секретарские обязанности с работой помощницей медсестры. Она любила эту работу, которую она выполняла затем в течение нескольких лет, и процветала, контактируя таким образом с обществом.
К тому времени, как Эмма родила Агату Регину 26 декабря 1904 года, её интеллектуальные амбиции были заглушены требованиями материнства, даже когда её муж оказался в вихре работы, которая вскоре привлекла к нему внимание международного психиатрического сообщества. В браке установился рутинный порядок: муж взлетел, а жена, по необходимости, стала заботиться о мирских потребностях, чтобы муж больше не отвлекался на них.
*КГЮ (CGJ) = Карл Густав II Юнг
*«ВСР» (MDR) = «Воспоминания, сновидения, размышления»
* Ф/Ю = переписка Фрейда и Юнга (ed. William McGuire, trans. Ralph Manheim and R. F. C. Hull, Bollingen Series 94 (Princeton: Princeton Univ. Press, 1974).
1. Из нескольких Протоколов, одна из версий, датированная 7 июня 1957 г. Он также описал себя как "абсолютно надёжного мужа" в течение первых семи, или около того, лет его брака.
2. Альберт Оэри в «Некоторых юношеских воспоминаниях» из «Юнг говорит» (ed. William McGuire and R. F. C. Hull, Bollingen Series 97 (Princeton: Princeton Univ. Press, 1977)) также приводит этот эпизод.
3. «ВСР»
4. Ф/Ю
5. Из личного интервью с автором и из интервью Джин Неймеш от
имени фонда «Frances Gillespy Wickes», ныне HCL.
6. Отдельные источники, которые добровольно выдали эту информацию в отдельных интервью, попросили не называть их имена каким-либо иным образом, кроме как «члены семьи Юнга».
7. «ВСР». Многие люди в Цюрихе, которые были близки к КГЮ или его потомкам, много размышляли об отношениях между Паулем Юнгом и его другом. Я упоминаю об этом, так как часто слышала такие разговоры во время своего исследования. Нельзя сказать, что такой связи не существовало, но я хочу подчеркнуть, что не нашла никаких документальных доказательств в поддержку этого утверждения. Потомки КГЮ, ранее упомянутые в 6-м примечании, привели отрывок из «ВСР», где Эмилия Юнг рассказала своему одиннадцатилетнему сыну о «вещах, которые касались моего отца и сильно меня встревожили», что якобы подтверждает возможность гомосексуальных отношений. Тем не менее, весь отрывок сосредоточен вокруг недоверия КГЮ к версии событий, высказанных его матерью, и потому следует рассматривать это именно в таком контексте. Весьма спекулятивная точка зрения содержится в работе Наоми Р. Гольденберг Returning Words to Flesh: Feminism, Psychoanalysis, and the Resurrection of the Body (Boston: Beacon Press, 1990), глава 8 (Looking at Jung Looking at Himself), где Гольденберг постулирует возможность того, что «Карл был подвергнут сексуальному насилию со стороны своего отца». Я не нашла никаких доказательств, подтверждающих это.
8. «ВСР»
9. «ВСР»
10. Частный архив, частный источник. Хотя я знаю имя этого человека, я не называю он из-за неопределённости утверждения. Он уже мёртв, и мне не удалось найти других живых свидетелей.
11. В Протоколах КГЮ описывал, как он сел, чтобы отдохнуть и выкурить сигарету во время похода в долину Val del Strias. Сзади к нему, нюхая дым, подошла коза. КГЮ, в качестве шутки, положил зажжённую сигарету козе в рот; затем дал ей незажжённую сигарету, которую она съела. КГЮ пояснил, что в этой долине, называемой так же Val del Strega (Долиной Ведьм), козы считаются ведьмами, и странные происшествия действительно постигли некоторых, кто сталкивался там с этими животными.
12. Следующий рассказ основан на интервью с членами семьи Юнга, потомками Грет Хомбергер-Раушенбах, включая Лоренса Хомбергера
и Марианн Хомбергер, Карин Байелер-Хартмайер, Вереной Мюллер, а также интервью с людьми, которые пожелали остаться неназванными.
13. Некролог Й. Раушенбаха-младшего, Tageblatt für den Kanton Schaffhausen, 3 марта 1905 года (иногда приводится дата 5 марта).
14. После смерти Й. Раушенбаха-младшего в 1905 году фирма была известна как Uhrenfabrik von J. Rauschenbach’s Erben (The Watch Factory ofJR’s Heirs), позже – как Uhrenfabrik von Ernst Homberger-Rauschenbach, где было включено имя
управляющего директора – мужа младшей сестры Эммы Юнг. Название позже было включено в Georg Fischer AG, а IWC была создана и остаётся сегодня как отдельное подразделение международного корпоративного гиганта. Часы IWC больше не являются дешёвой альтернативой швейцарских часов ручной работы. Реклама этих высококачественных часов нередко появляется в престижных изданиях, таких как The New Yorker и Town & Country.
15. В настоящее время часть Kantonal Elektrizitätswerk.
16. Schaffhauser Biographien des 18. und 19. Jahrhunderts, p. 21.
17. Потомки помнят её как женщину крайне уединённого образа жизни, которая никогда не играла и не пела, когда кто-то другой был рядом. Если кто-то был в доме, когда она практиковалась, то этот кто-то старался сделать так, чтобы она думала, будто он далеко от неё, и она не может быть им услышана.
18. Мемуары семьи Раушенбах.
19. 86 485 акров. Лоуренс Хомбергер, интервью с автором, март 1997 года.
20. Потомки Эрнста и Грет Хомбергер-Раушенбах живут там сейчас. Дом был модернизирован лишь добавлением лифта; в остальном всёосталось так же, как когда Эмма Юнг жила там. После того, как умерла Берта Раушенбах, дом отошёл к потомкам Хомбергеров, но Юнги первыми получили право выбора интерьера. Участки были разделены между потомками Юнга и Хомбергера, и члены обеих семей построили новые дома или жили в уже построенных домах имения.
21. Первая цитата – слова Франца Юнга из интервью с автором, ноябрь 1995 года. Последние две – из мемуаров Хенне-Бендель о бабушке Барбаре Раушенбах-Фогель. Хенне-Бендель была племянницей Йоханнеса-младшего, дочерью его единственной сестры (из трёх родившихся).
22. Некролог, Tageblatt fur den Kanton Schaffhausen.
23. Из отдельных интервью с частными источниками.
24. Beyeler-Hartmeier, “Emma Jung-Rauschenbach,” p. 65.
25. Для большей информации см. Gordon A. Craig, The Triumph of Liberalism-. Zurich in the Golden Age, 1830-69 (New York: Charles Scribner’s Sons, 1988), pp. 157 and 213ff.
26. Craig, Triumph o f Liberalism, p. 156, cites a book by Dr. Seidler, The Vocation o f the Young Woman and Her Situation as Laved One and Betrothed: With Excellent Rules Concerning Propriety, Dignity, Family Feeling, Order, Cleanliness, Independence, Friendship, Love, Marriage, Economic Efficiency: Rules About Good Tone and Behavior in Society. By
1900, книга была переиздавалась бесчисленное множество раз и долго оставалась самой настоятельно рекомендуемой для «всех молодых женщин, которые найдут в ней своё прекрасное призвание выполнять своё природное и этическое предназначение украшать семейную жизнь, казаться привлекательной в обществе, а также способ подготовиться к тому, чтобы стать достойными женами, гувернантками и хорошими хозяйками дома».
27. Частные источники. В ВСР КГЮ пишет, что Эмма Юнг провела исследование
легенд о Граале, в чём видела свою «жизненную миссию». После её смерти он попросил Марию-Луизу фон Франц дополнить и отредактировать текст Эммы, опубликованный как Die Grallslegend in psychologischer Sicht (Olten: Walter Verlag AG, 1960). See also The Grail Legend (Princeton: Princeton Univ. Press, 1970). (В России – «Легенда о Граале» - прим.переводчика)
28. Craig, Triumph o f Liberalism, pp. 103-14.
29. Мария-Луиза фон Франц, «Миф Юнга для современного человека», и интервью с автором; по оценкам, КГЮ и Эмма обменялись более чем тысячей писем за период ухаживания. Их внуки, Ульрих Хёрни и доктор медицины Питер Юнг, проверил эту оценку в интервью, 7 марта 1998 года. Выступая от имени наследников Юнга, они заявили, что эти письма и личные документы, хранящиеся в семейных архивах, никогда не будут преданы гласности. Однако они выражали возможность того, что эта политика может измениться, когда дети Карла и Эммы будут мертвы. Ранее Винсент Бром в работе «Freud and His Early Circle» (New York: William Morrow, 1968), pp. 82 and 297, n. 4, писал, что доктор Герхард Адлер прочитал письма, которые «не будут доступны в течение двадцати лет [1981]». Г-н Хёрни и д-р Питер Юнг настаивают на том, что Адлер никогда не читал письма, и Бром ошибается.
30. КГЮ использует этот термин в Протоколах. Барбара Ханна в книге «Jung: His Life and Work, A Biographical Memoir» (Бостон: Шамбала, 1991), с. 84, подтверждает это. Для более полной информации см. Henri Ellenberger, “The Scope of Swiss Psychology,” in Beyond the Unconscious: Essays of Henri Ellenberger in the History of Psychiatry, ed. Mark S. Micale (Princeton: Princeton Univ. Press, 1993), pp. 176-91.
31. Частные источники.
32. КГЮ говорил, что легенды о Граале принадлежали его самым ранним воспоминаниям, а том с легендами был одним из двух его любимых книг (другая - «Фауст» Гёте). Он никогда не писал о них, потому что очень рано в их браке он решил, что это «вотчина» Эммы.
33. Протоколы, в некоторых версиях 4 октября 1957 года. Кроме того, Уильям МакГуайр, в Dream Analysis: Notes o f the Seminar Given in 1928-30, Bollingen Series 94 (Princeton: Princeton Univ. Press, 1984), цитирует информацию от Франца Юнга о том, что КГЮ уже изучал английский в школе и что «в начале 1900-х годов он провёл лето в Лондоне». Франц Юнг, вероятно, перепутал это «лето» с поездкой КГЮ в Англию, которая длилась с конца декабря 1903 года до начала февраля 1904 года.
34. Нижеприведённая информация детально сверена с четырьмя отдельными Протоколами.
35. Арнольд Бёклин был одним из самых популярных швейцарских живописцев конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Он тоже назвал себя изгнанником из родных мест, который предпочёл поселиться в Цюрихе, где его студия стоит и по сей день на Бёклинштрассе.
36. Это один из многих примеров в Протоколах, когда КГЮ использует английское слово или фразу, зачастую слегка отклоняясь от значения, которое он намеревается дать. В этом случае, вероятно, имелось в виду «насыщенный».
37. Позже у него появилась неназванная картина Франца Хальса, скопированная в Лувре. Также позже, во Флоренции, получил скопированную «Мадонну в лесу» Фра Липпо Липпи и «Viellesse [rar] etjeunesse».
38. Зумштейн-Прейсверк следует общепринятому неточному описанию активности КГЮ, то есть: посещение оперы, театра, прогулки в Булонском лесу и т. Д., но при этом автор так стремится создать картину безответной любви между КГЮ и Хелли Прейсверк, что я не стала полагаться на эту часть её рукописи, озаглавленной «Последние годы». Я опиралась на информаци в нескольких версиях Протоколов и на интервью с частными источниками.
39. Зумштейн-Прейсверк, письмо Элленбергеру, HE / STA. В своей книге CGJ’s Medium Die Geschichte der Helly Preiswerk (Munich: Kindler Verlag Gmbh, 197 5), она пишет, что болезнь не была диагностирована.
40. ВСР.
41. Поскольку его здоровье быстро ухудшалось, брак второй дочери, Грет, вышедшей замуж за Эрнста Хомбергера, заключили в том же году 9 ноября. Была небольшая и скромная семейная церемония. Потомки Грет говорят, что она всегда возмущалась тем, что не получила такой же пышной свадьбы, как Эмма и Карл.
42. Предыдущий биограф, Герхард Вех, в книге An Illustrated Biography o f CGJ (Boston and Shaftesbury: Shambhala, 1989) воспроизводит меню и добавляет комментарий: «Это меню демонстрирует движение вверх по социальной лестнице, которым ознаменовался брак сына швейцарского пастора, жившего в скромных условиях».
43. Винсент Бром в работе Ffeiid, p. 297, цитирует «английского психиатра… пожелавшего остаться анонимным» в качестве источника для его утверждения, что КГЮ и Эмма спорили о деньгах в медовый месяц. Поскольку эта информация была подхвачена и повторена другими биографами и учёными, я думаю, важно отметить, что источник Брома – Джон Лейард – был (избегая ругательных выражений) ненадёжным свидетелем, таким, кому КГЮ вряд ли стал бы рассказывать подробности своей личной жизни. Письмо Франца Юнга к Уильяму МакГиру от 29 мая 1979 года даёт следующую информацию о медовом месяце: «Они отправились сначала на Мадейру, затем, 22 марта 1903 года, в Лас-Пальмас-де-Гран-Канарию, затем, до 3 апреля 1903 года, в Санта Крус-де-Тенерифе. 6 или 7 апреля они отправились в Барселону, где спустились на поезде в Цюрих через Марсель, Канны и Женеву, прибыв домой 16 апреля 1903 года.
44. CGJ to Andreas Vischer, August 22, 1904, copy in the archives of HE/STA, Paris. Author’s translation of the German; original in possession of S. Zumstein- Preiswerk (according to Angela Graf-Nold, “The Zurich School of Psychiatry in Theory and Practice,” JAP 46, no. 1 [January 2001]: 102, n. 17).
45. Муж был главой семьи по закону, и его обязанностью было принимать решения по любому вопросу: использование денег, имущества, а также вопросы образования и опеки над детьми. Муж был единственным распорядителем имущества жены, так что любое богатство, которое наживалось совместно или приносилось в брак кем-то из супругов, оставалось с ним, если они разводились. У швейцарцев была по этому поводу поговорка: «Женская собственность не растёт, но она также не уменьшается». Я благодарна доктору юр. наук Маргрит Биглер-Эггенбергер за подготовку подробного отчёта о семейном праве в Швейцарии в те времена, а также доктору юр. наук Вере Роттенберг-Лятович и доктору юр. наук Отмару Шмидлин за беседы о швейцарской правовой системе.
46. CGJ to Andreas Vischer, August 22, 1904. Author’s translation from the HE/STA German original.
47. В нескольких Протоколах Юнг выразил своё отвращение ко всему, что требовало от него способности слушать. Он проводил свою профессиональную жизнь «внимательно слушая», поэтому не хотел делать это ещё и в своё личное время. Его дети любили музыку, но он не позволял им (или своим внукам) слушать радио по вечерам в его присутствии. Его дочь Марианна любила играть на пианино, но Юнг возражал против её игры после обеда, когда он мог это услышать (авторское интервью с Францем Юнгом, д-ром медицины Питером Юнгом, д-ром Рудольфом Нихус, фрау Пфаррер Моникой Вальдер-Нихус, Агатой Нихус-Юнг, Фрау д-ром Сибил Вилли-Нихус, К. А. Майер, Марией-Луизой фон Франц
и другими).
48. Когда КГЮ ушёл из Бургхольцли, Труди ушла тоже. Она и её мать жили в их собственном доме в Кюснахте, но часто оставалась в доме Юнгов, чтобы ухаживать за детьми, когда Карл и Эмма были в отъезде. После смерти Эмили в 1923 году Труди разделила квартиру над аптечным магазином в Кюснахте с подругой. Обе женщины имели нерегулярную занятость в качестве помощниц по дому. Д-р медицины Питер Юнг в интервью с автором 7 марта 1998 года заявил, что незамужние женщины получали специальное разрешение от своего ближайшего родственника-мужчины на то, чтобы жить самостоятельно, и в этом случае такое разрешение явно было дано Карлом Юнгом, который также поддерживал свою сестру финансово вплоть до её смерти в 1935 году.