Глава 8. Оживление трансцендентной функции в повседневной жизни

Джеффри Миллер

Трансцендентная функция

Глава 8

Оживление трансцендентной функции в повседневной жизни

Эта заключительная глава посвящена синтезу и вопросам применения трансцендентной функции. Изучив её как юнгианскую концепцию, как ключевую метафору и как архетипический, медиаторный феномен, мы закончим обращением к более практическим проблемам. Как мы можем лучше распознать и применить трансцендентную функцию в наших жизнях? Как то понятие, которое Юнг впервые описал в 1916 году, проявляет себя за пределами кабинета аналитика? Находим ли мы его, например, в отношениях, в культуре и в наших учреждениях? Существуют ли способы, при помощи которых мы могли бы увеличить его присутствие или, по крайней мере, увеличить наше осознание его? Является ли расширенный взгляд на трансцендентную функцию полезным в этом случае? Эти вопросы требуют от нас объединить все те темы, которые мы обсуждали ранее.

Здесь мы попытаемся свести все понятия воедино, чтобы представить материал в более осязаемом виде. Глубинная психология служит только ограниченной цели, так как остаётся заключённой в границы аналитического кабинета и страниц научных работ. Повышение осознания и интеграция бессознательно в процессе личной психотерапии — это хорошо и правильно. Но глубинная психология должна делать больше. Бессознательное прорывается в отношениях, в культуре и в мире такими путями, которые требуют, по крайней мере, внимания от нас и нашей сферы деятельности. Глубинная психология, как это хорошо видно, устраняется от обсуждения важнейших тем нашего времени. В основе всех до единого расколов в наших культурной, общественной и политической жизнях лежит непризнанный материал, который нужно выявить, обсудить и поднять на поверхность. Расширенный взгляд на трансцендентную функцию и её обсуждение может помочь нам в решении этих вопросов. В этой главе предпринимается попытка вывести трансцендентную функцию из относительной тишины аналитической ситуации и академического мира в кутерьму и суматоху повседневной жизни.

МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА ТРАНСЦЕНДЕНТНУЮ ФУНКЦИЮ

Несмотря на все усилия Юнга просто определить и описать её в статье 1916 года, трансцендентная функция расстраивает все наши планы по приданию ей чётких очертаний. В главе 4 были определены два различных образа трансцендентной функции: трансцендентная функция в узком смысле, процесс в психологии Юнга, в соответствии с которым объединяются противоположности, и «расширенная» трансцендентная функция, более широкая ключевая метафора для психологического становления при помощи взаимодействия с бессознательным, неизвестным или иным. Затем в главе 6, подробно обсуждая трансцендентную функцию как ключевую метафору, мы исследовали более глубокие архетипические паттерны, которые за ней стоят, и ясно сформулировали позицию ни/ни и автохтонные стремления психики по поиску связей, которые не казались возможными, и по движению вглубь.

Здесь мы продвигаемся дальше в исследовании расширенного взгляда на трансцендентную функцию как ключевую метафору для психологического становления, диалога между тем, что известно, сознательно и признано, и тем, что неизвестно, бессознательно или скрыто, диалога, при помощи которого возникает нечто новое. Хотя этот метафорический взгляд на трансцендентную функцию вызывает в воображении основной образ, который может быть лучше всего описан как «развивающееся глубокое осознание», она возникает во множестве разных форм, подобных описанным в главе 6. Действительно, многие пост-юнгианцы различными образами формулировали концепцию трансцендентной функции, причём каждый из них согласуется с теми архетипическими паттернами, которые мы обсуждали: роль трансцендентной функции в преодолении бинарной оппозиции, присущей сознанию;^[1] её инициатицеские и трансформативные аспекты;^[2] её объединяющие или лиминальные качества;^[3] ритм сознания между дифференциацией и объединением;^[4] и то, что она органически связана с божественным. То, что подразумевается в этих ссылках, является основной идеей второй половины данной книги: за пределами её точно описанной роли в юнгианской психологии (трансцендентная функция в узком смысле) трансцендентная функция также является метафорой страстного желания психики создавать связи, а не участвовать в разделении, наслаждаться неизвестным, а не полагать известное мерой всех вещей. Как один автор подвёл итог таким размышлениям, «Трансцендентная функция реализуется синхронистично всегда, когда возникает сдвиг от желания знать и контролировать к желанию устанавливать отношения и понимать» (Beebe, 1992).

Расширенный, метафорический взгляд на трансцендентную функцию важен для достижения понимания её возникновения и использования в межличностных, культурных и повседневных отношениях. Её описание Юнгом в оригинальном эссе, хотя и полезное для понимания абстрактных концепций, вовлечённых в диалог между сознанием и бессознательным, не очень полезно для оживления трансцендентной функции, для понимания её активности в реальном мире. Его обсуждения в других работах также очень интересны, но в них обходятся стороной вопросы о том, как в большей мере привнести трансцендентную функцию в жизнь. Для того чтобы понять, как трансцендентная функция воздействует на нас на повседневной основе, последующее обсуждение будет посвящено адаптации ключевого метафорического/расширенного взгляда на трансцендентную функцию к отношениям между известным, сознательным и принятым и неизвестным, бессознательным или скрытым, при помощи которых возникает нечто новое.

ИССЛЕДОВАНИЕ ТРАНСЦЕНДЕНТНОЙ ФУНКЦИИ ПРИ ПОМОЩИ АЛХИМИЧЕСКОЙ МЕТАФОРЫ

Для дальнейшего изучения метафорической трансцендентной функции и её воздействий за пределами аналитической ситуации мы воспользуемся любопытной аналогией с алхимией, древним искусством трансмутации неблагородных металлов в благородные. В сердце трансцендентной функции лежит то, что некоторые называли «алхимическим мышлением» или «алхимическим отношением» (см., например, Schwartz-Salant, 1998, Romanyshyn, 1996). Целью алхимии было осуществление качественных изменений в веществах, в частности, трансформация недрагоценных металлов в золото или серебро. Её важность для этой работы (и для всей глубинной психологии в целом) состоит в её установке, что «внешние» изменения в различных веществах соотносятся с «внутренними» изменениями в психике алхимика; по мере того, как протекает алхимический процесс, трансформация происходит как в самом алхимике, так и в субстрате. Действительно, некоторые могли бы даже сказать, что трансформация алхимика и является истинной целью алхимии:

Создание золота не являлось главной целью алхимии, но, скорее, было частью алхимической метафоры личной трансформации. <…> Алхимия была системой трансформации, и её гениальность состоит в предположении, что изменение было частью взаимодействия между субъектом и объектом, в котором оба подвергаются трансформации. (Schwartz-Salant, 1998)

В алхимии считается, что субъект и объект, или даже вообще все противоположности, соединяются неявным образом при помощи универсального процесса или вещества, называемого ляписом, который пронизывает всё созданное, даже человеческий мозг и тело. В алхимии также утверждалось, что «внешнее» и «внутреннее» слиты воедино в области, называемой «тонким телом», которое служит посредником между духом и материей. Вместо их разделения алхимия рассматривала дух/материю, внутреннее/внешнее и субъект/объект как связанные неким глубинным образом.

После очень широкого распространения в Европе в период эпохи Возрождения в течение XV и XVI веков, что отражено в исторически важных текстах вроде Rosarium Philosophorum (1550) и Splendor Solis (1582), алхимия пережила стремительное падение с вершин своего величия с возникновением науки, принципы которой находились в прямом противоречии с принципами алхимии. Наука провозглашает объективность, способность и целесообразность отделения наблюдающего субъекта от наблюдаемого объекта; алхимия же придаёт большое значение целенаправленной субъективности, подчёркивая неотъемлемую роль субъекта в изменении объекта. Наука настаивает на строгом отделении внутреннего от внешнего, тогда как алхимия сливает их воедино в тонком теле:

В отличие от современных научных методов алхимическая традиция является свидетельством силы субъективности. Вместо «объективной» попытки аккуратно установить разницу между процессами в веществе и психологии экспериментатора в алхимии духовная и физическая трансформация субъекта является неотъемлемой частью работы по трансформации материи. <…> Слияние внешнего и внутреннего возникает в пространстве, которое алхимики называли «тонким телом», странной области, ни материальной, ни духовной, но являющейся посредником между ними. (Schwartz-Salant, 1998)

Наука стремится установить порядок вещей и определить их причину; алхимии более комфортно в беспорядке и её не волнует причинность. Вместо того чтобы искать различия между вещами, алхимия ищет их связи. Связанность, а не причинность, находится в центре внимания алхимии. Некоторые связывали такой акцент на отношениях в алхимии с её представлениями о работе души, которая живёт в связях:

Настойчивость алхимии по вопросу связи между субъектом и объектом следует из её обеспокоенности вопросами души, внутренней жизни, которая протекает сама по себе, независимо от причины. Такое качество души является причиной того, что причинно-следственные проблемы имеют гораздо меньшее значение для алхимического мышления, нежели для нашего собственного. Так как душа живёт в связях, качество контакта, характеризуемое в алхимической науке заботой о связи per se, а не о вещах самих по себе, определяло алхимию. (Schwartz-Salant, 1998)

Фокус внимания на отношениях между вещами (связь per se) и последствиях такого отношения, а не на том, что отличает и определяет сами вещи, является фундаментальным отличием алхимии от науки.

Из этого краткого обзора можно увидеть, что алхимия и трансцендентная функция обладают схожими чертами. Основополагающими для каждой из них являются идеи о связи между противоположностями, создании контейнера, в котором эти противоположности удерживаются, опосредующем влиянии трансцендентной силы и возникновении трансформации. Алхимическая работа привлекает трансцендентную функцию; трансцендентная функция является алхимической по своей сути.

ПОЗИЦИЯ НИ/НИ И МЕТАФОРИЧЕСКОЕ ТРЕТЬЕ

Наука и алхимия развиваются принципиально разными способами: научное мышление по своей сути это мышление или/или, тогда как алхимическое мышление является метафорическим и придерживается позиции ни/ни. Действие трансцендентной функции – алхимическое, это способ психики преодолеть разделение или/или. Поэтому в дальнейшем мы исследуем эти параллельные идеи.

Это исследование базируется на теориях и работах Романишина (Romanyshyn, 1982, 1989, 1996, 2001, 2002) и является их расширением. В своей работе он, помимо прочего, скорбит о потере в психологической жизни, которая возникла из-за развития науки и техники и их дуалистического, или/или видения реальности. Он придерживается обновлённого взгляда на душу, в рамках которого используется то, что он называет метафорической чувствительностью и алхимическим мышлением, при помощи которых устраняется кажущаяся дуальность, давая возможность психологической жизни к появлению новых образов, невидимых связей, отношений с божественным и по-настоящему живой души.

Научный подход отражает тенденцию человеческого сознания разделять и удерживать вещи дуалистическим, или/или способом; мы создаём взаимоисключающие категории (такие как разум/тело, дух/материя, факт/идея, субъективное/объективное, внутреннее/внешнее, я/другой и т.д.) и организуем вещи, относя их к той или иной категории. Хотя существует множество теорий о происхождении такого феномена, нет никаких сомнений, что он сильно влияет на то, как мы видим мир: мы подвержены декартову предположению, что вся реальность состоит из наблюдающего субъекта, отделённого от мира вне его.[5] Эта двойственность «наблюдающего селф-субъекта» и «внешнего мира-объекта» затем формирует основание для того, чтобы рассматривать всю реальность таким же или/или образом. Из-за последовательного разделения реальности на два противоположных лагеря этот подход ослабляет и даже уничтожает связи между теми самыми вещами, которые он призван упорядочить; представляя реальность как набор противоположностей, этот способ познания и существования создаёт трещины, сдвиги и зазоры, которые ошеломляют и дезориентируют. Взаимосвязь между частями космоса настолько первична, что это дуализирующее сознание ощущается чуждым, как врождённый когнитивный диссонанс. Научный способ познания упускает или даже полностью отбрасывает связи, которые образуют основную ткань космологического существования.

Алхимическое мышление, проявляющееся в трансцендентной функции, отвергает подход или/или. Так же как алхимия искала высшее вещество, которое бы соединяло все вещи, алхимическое мышление ищет связи между казалось бы несвязанными вещами, в действительности, даже всеми вещами. Оно рассматривает все дуальности не как одно или другое, а скорее как связанные некоторыми образом. Алхимическое мышление базируется на алхимической метафоре ни/ни, которая гласит, что изменения в физическом мире отражают изменения в психике. В этой метафоре, подобно всем другим метафорам, не утверждается, что две сравниваемые вещи являются одним и тем же, но скорее что существует некая невидимая связь между ними. Вместо разделения веществ алхимия предлагает их объединять. «Метафорическая основа алхимии, подобно метафоре вообще, сочетает различные уровни реальности, вроде материи и психики. Наука разделяет их и становится носителем порядка, указывая на предполагаемую болезнь материи» (Schwartz-Salant, 1998). Так же, как метафора вызывает образ, который отделён от субъекта метафоры и от вещи, с которой он сравнивается, алхимическое мышление вызывает подобное метафорическое, третье присутствие. В отличие от науки, которая сфокусирована на связанных вещах, алхимия относит себя к отношениям, связям или полю между объектами:

Таким образом, другая вселенная опыта является объектом алхимической деятельности. Это мир «между», мир «отношений, возникающий в пространстве, которое не является декартовым, а вместо этого характеризуется парадоксальным отношением, в котором «внешнее» и «внутреннее» являются попеременно как различными, так и одним и тем же. Алхимики полагали, что в парадоксальной геометрии этого пространства <…> «промежуточной» сфере между материей и душой, «отношения per se» могут быть преобразованы.

Вместо того, чтобы видеть реальность разделённой на пары (например, «наблюдающий субъект» и «наблюдаемый объект»), алхимический подход подчёркивает «троичность» каждой ситуации; между наблюдателем и объектом есть ещё отношение между ними. Это отношение, промежуточное пространство или поле между двумя, которое не является ни одним, ни другим, и есть «метафорическое третье». Это более процесс, нежели вещь, процесс осознания того, что каждый субъектно-объектный опыт создаёт метафорическое пространство ни/ни, в котором может быть обнаружено отношение между элементами пары. Логос психики – это не линейная, логическая, причинная история, которую можно проследить подобно данным эксперимента; она нуждается в другом способе мышления. Алхимия, с её потребностью в привлечении метафор и постоянным поиском отношений между вещами, как раз и предоставляет такую модель.

Таким образом, нет ничего удивительно в том, что Юнг уделял много внимания алхимии. Метафорическое третье дало ему необходимый инструмент для работы с психикой. Алхимическое мышление, наряду с метафорическим третьим, которое лежит в его основе, является основанием понимания трансформации, через которую прошёл сам Юнг и которая затем была представлена в форме трансцендентной функции. Говоря более широко, алхимическое мышление лежит в основе всех лиминальных явлений, о которых шла речь в этой книге. Роль всех переходных механизмов как раз и состоит в формировании соединительной ткани между разнородными психическими состояниями. Трансцендентная функция – это такая ткань между сознанием и бессознательным; она является выражением пространства или поля, которое служит посредником между двумя. Другие обсуждаемые феномены тем или иным образом аналогичны. Трансцендентная функция является воплощением метафорического третьего, процессом или пространством, в котором удерживаются противоположности, где отсутствует выбор в пользу того или другого, и поэтому в фокусе оказывается отношение между ними.

ЗАРОЖДЕНИЕ АЛХИМИЧЕСКОГО ЧЕТВЁРТОГО

Алхимия также позволяет нам продвинутся глубже в понимании архетипических паттернов, описанных в главе 6. Юнг и др. приводят ссылки на алхимический принцип, называемый «Аксиомой Марии», в котором выдвигается предположение, что вся трансформация возникает как результат энергетических паттернов, включающих в себя цифры от одного до четырёх. Он гласит: «Из Одного приходят Два, из Двух происходят Три, а из Трёх возникает Четыре как Один» (Schwartz-Salant, 1998). Один представляет собой хаотическое и запутанное состояние до возникновения порядка, «до того, как противоположности разделились». Два – это «начало создания «смысла» явления, возникновение пар противоположностей». Это то состояние, где материя, как кажется, возникает в виде пар, части которых динамически противостоят друг другу. Три – «это создание третьей вещи, поля» из Двух. Это то, что было названо «метафорическим третьим» в предыдущем обсуждении. Здесь противоположности удерживаются таким образом, что они создают своего рода сосуд, который отделён от них, но в то же самое время их содержит. Юнг описывал «Третье», вытекающее из противоположностей:

Это раскачивание между противоположностями, это перескакивание от одной крайности к другой означает пребывание внутри противоположностей. Противоположности становятся сосудом, в котором то, что когда-то было одной вещью, а теперь является другой, плавает и вибрирует, так что это болезненное состояние подвешенности между противоположностями постепенно превращается в двухстороннюю деятельность точки в центре. (1955-1956/1963)

Поле или сосуд парадоксальны тем, что они одновременно как отличны от, так и состоят из своих элементов. Четыре – это «опыт Третьего, как он теперь связан с состоянием Единственности существования» (Schwartz-Salant, 1998). Через опыт Трёх (сосуд) возникает нечто новое: Четыре как Один, ощущение Единства.

Алхимическая идея о том, что все вещества (вроде серы, свинца и воды) обладают двумя формами – одной «обыкновенной», а другой «философской», может быть прочувствована в движении к Четвёртому. В сущности, аффекты перестают восприниматься как «обычные», как «вещи» и вместо этого становятся чем-то большим – состоянием целостности.

Аксиома Марии вызывает образы движения от примитивного единства (Одного) к разделению на противоположности (Два), затем к сосуду или полю, в котором противоположности удерживаются в напряжении (Три) и, наконец, к точке трансцендентности или Единства (Четыре как Один).

Аксиома Марии чрезвычайно полезна при нашей работе с трансцендентной функцией. Во-первых, кажется, что каждый из архетипических паттернов, которые мы обсуждали, попадает в числовую последовательность аксиомы. Однако более важно, что Аксиома Марии позволяет нам увидеть, что на самом деле в работе трансцендентной функции есть 4 элемента: две противоположности, процесс трансцендентной функции и трансформированная, новая позиция, то, что мы назвали третьим. Две противоположности (два психических состояния) опосредуются процессом или контейнером трансцендентной функции; таким образом, с точки зрения Аксиомы Марии, процесс действия трансцендентной функции – это движение от Двух к Трём. Это метафорическое третье, поле или отношение между двумя противоположностями. Это метафорическое пространство ни/ни, где противоположности находятся в напряжении, колеблются, движутся и позволяют возникнуть сдвигу в сознании. Новая, третья вещь, которая возникает в результате действия третьего, является на самом деле четвёртым, которое может быть названо алхимическим четвёртым. Когда оно возникает, это полностью новое сознание, не сплав из двух разнородных элементов, но какая-то честь Единства, которая их соединяет. Схематически такой взгляд на трансцендентную функцию представлен на следующей диаграмме:

Этот вопрос возвращает нас назад и помогает прояснить некоторую неясность в работах Юнга касательно того, является ли трансцендентная функция функцией, процессом или конечным результатом. Напомним, что Юнг по-разному ссылался на трансцендентную функцию как на процесс, при помощи которого удерживается напряжение между противоположностями, и как на возникающий конечный результат. Это и есть различие между метафорическим третьим и алхимическим четвёртым. Трансцендентная функция – это поле или сосуд, в котором варятся противоположности; та новая вещь, которая возникает, — это алхимическое четвёртое.

ВСПАШКА ПОЛЯ ТРАНСЦЕНДЕНТНОЙ ФУНКЦИИ В ОТНОШЕНИЯХ

Хотя мы обычно думаем о трансцендентной функции как о личном, интрапсихическом феномене, она намного больше. Поскольку психика надличностна, такими же являются и наличие, и эффекты трансцендентной функции. Бессознательное – это не то, к чему можно обращаться и что интегрировать исключительно в рамках терапии. Каждые отношения, аналитические или какие-либо иные, пропитаны бессознательным и являются сосудом, в котором бессознательноая функция всегда находится в работе. Глубинной психологии не помешало бы выйти за пределы относительной тишины аналитической ситуации и прогуляться в суетном мире, где бессознательное бурно извергается на всех нас.

Для глубинной психологии идея о том, что содержания бессознательного прорываются в отношениях, не нова. Это понятие является самой сутью идеи проекции. И Фрейд, и Юнг потратили много времени и сил для изучения этой концепции, и, хотя и несколько по-разному, оба увидели сущность проекции в чём-то бессознательном, что передаётся в отношения. Как утверждает один автор, комментируя юнговскую концепцию проекции, «Юнг определял проекцию как бессознательный, то есть незаметный и непреднамеренный, трансфер субъективных психических элементов на внешний объект» (Фон Франц, 1980b). В сущности, сама проекция является своего рода воображаемым отношением между человеком и образом бессознательного материала, проецируемого или переносимого на другого человека: «В этих воображаемых отношениях другой человек становится образом или носителем символов».

Хотя мы часто думаем о проекции как о чём-то негативном, чему надо препятствовать, точка зрения, предложенная здесь, состоит в том, что практически все отношения, будь то с людьми или с миром вокруг нас, онтологически основываются на проекции. В самом деле, с точки зрения глубинной психологии сама цель отношений может быть в том, чтобы дать нам зеркало, при помощи которого мы могли бы видеть, переживать, конфронтировать с, узнавать и интегрировать бессознательные части психики. Кратко говоря, «как живые формы обмена, отношения служат посредником между человеком и его или её бессознательной психикой» (Schwartz-Salant, 1998). Отношения являются средством (подобно рисованию, скульптуре, активному воображению, ведению дневника, терапии, медитации, молитве и пр.), при помощи которого проявляется бессознательный материал; взаимодействия с другими людьми служат идеальным контейнером для рассмотрения бессознательного материала, который иначе мог бы остаться скрытым.

С точки зрения данного исследования отношения являются сосудом, в котором трансцендентная функция постоянно находится в работе. Действительно, отношения переводят трансцендентную функцию из категории абстрактных понятий в конкретные. Так же, как и анализ, каждые отношения обладают как сознательными, так и бессознательными постоянно действующими аспектами. Отношения создают поле, в котором, тем или иным образом, мы постоянно сталкивается с некоторыми аспектами бессознательного. Schwartz-Salant (1998) называет это поле «третьей областью» между двумя участниками, пространством, где исчезают различия между субъектом/объектом и внутренним/внешним, где бессознательное может проживаться в опыте, а трансформация — достигаться:

Мы должны выйти за рамки восприятия жизни как чего-то, состоящего из внутреннего и внешнего переживаний, и войти в своего рода «промежуточную сферу», которую наша культура уже давно утратила и в которой происходит основная часть преобразований. Когда мы ощущаем такую общую реальность с другим человеком и когда мы на самом деле концентрируемся на ней, позволяя ей жить своей собственной жизнью подобно «третьей вещи» в отношении, может возникнуть нечто новое. Кажется, что пространство, которое мы занимаем, меняется, и вместо того, чтобы быть субъектами, наблюдая эту «третью вещь», мы начинаем чувствовать, что находимся внутри неё и затронуты ею. Мы становимся объектом, а пространство само по себе и его эмоциональное состояние — субъектами. При переживании такого опыта старые формы отношений отмирают и видоизменяются. Это как если бы мы осознали присутствие в наших отношениях чего-то гораздо большего, безусловно сакрального измерения.

Хотя Schwartz-Salant никогда не объединяет своё понятие «третьей вещи» или «третьей области» с трансцендентной функцией, по своему действию это одно и то же; его третья область — это метафорическое третье, трансцендентная функция, в которой сознание и бессознательное сходятся вместе, чтобы образовать нечто новое, алхимическое четвёртое.

Мысль о трансцендентной функции как о поле даёт нам новую точку зрения на отношения. Взаимодействие между мной и м-ром Х включает в себя меня, м-ра Х и поле (метафорическое третье) между нами. Важно помнить, что это поле — не просто физическое пространство, но эмоциональное, ментальное, психическое и духовное присутствие вокруг нас. Когда появляется тема для обсуждения или чувство, мы можем отказаться от мысли, что один из нас послужил причиной этого или даже что это «принадлежит» одному из нас. Вместо этого мы можем открыться возможности того, что это способ, которым психика выдаёт нам проблемы, эмоции и озарения при помощи процесса, который мы не понимаем. Вместо концентрации на нашем относительном субъективном опыте, использование трансцендентной функции подобным образом требует от нас позволить нам уйти от знания о том, с кого началось содержание взаимодействия и предположить, что оно связано с нами обоими:

Чтобы сделать это, нужно быть готовым пожертвовать властью знания о том, кому принадлежит содержание, с которым мы имеем дело, и вместо этого представить, что содержание <…> существует в поле само по себе и необязательно принадлежит конкретному человеку. Содержание может быть имагинально внедрено в поле <…> так, что оно становится «третьей вещью». (Schwartz-Salant, 1995)

Принесение в жертву власти знания — ключевой элемент этого процесса. При таком способе существования психика представляется живым, дышащим присутствием, приносящим нам содержания для движения в направлении большей осознанности. То есть, ничего просто так не происходит; каждый человек соучаствует в автономном, бессознательном поле, создаваемом психикой, и есть то, что каждый может получить, отступив немного и спросив, а что же предлагает поле. Такой взгляд на личное общение не означает, что мы игнорируем то, что возникает между участниками на межличностном уровне. Бывает, что объяснения или извинения должны быть принесены, стиль общения, возможно, должен обсуждаться, так же, как и пути решения повторяющихся проблем. При таком анализе, однако, считается, что есть нечто скрытое или находящееся глубже и что поверхностное взаимодействие является дверью в это метафорическое поле.

Представление о трансцендентной функции как постоянно работающей в отношениях имеет два важных следствия, каждое из которых важно для глубинной психологической деятельности. Во-первых, вместо того, чтобы пытаться найти источник чувств в себе или в другом человеке, я могу в полной мере прожить его и заняться поисками глубинного смысла его появления. Вместо «я зол на тебя» (что, конечно же, может быть правдой), можно было бы просто признать, что гнев «есть в поле». Затем вместо того, чтобы пытаться что-то сделать с гневом, можно просто задуматься, какую возможность для роста и развития он даёт. Отказываясь от знания, что гнев «мой» или «твой», мы можем войти в поле и найти там более глубокий смысл, который трансцендирует, выходит за рамки наших позиций и установок. Второе и более важное следствие такого представления состоит в том, что путём вхождения в поле вместо попыток локализовать и объяснить чувства участники могут в действительности открыться другим спорным вопросам, которые преподносит нам психика. Гнев может быть проходным элементом, который ведёт к большему психическом полю, имеющему решающее значение для развития обоих людей; избегая ловушки приписывания двери чрезмерной важности, мы можем войти в комнату, где лежит настоящее сокровище. Рассмотрение трансцендентной функции как метафорического поля в каждом взаимодействии в отношениях позволяет нам выйти за пределы находящегося на поверхности вопроса и двинуться к более глубоким и богатым психическим пространствам за ним.

Здесь может помочь пример из личного опыта. Вскоре после завершения первой версии этого раздела моя жена и я путешествовали по Италии. В одно, во всех остальных отношениях солнечное, утро в Венеции штормовые облака семейного раздора внезапно собрались над нами. Вскоре мы были втянуты в горячий спор. Я чувствовал, что моя жена чрезмерно зависима от меня и заставляет меня делать вещи, которые я не хотел делать; она полагала, что я был противным, эгоистичным и оскорбительным. Так как я провёл вечер накануне, делясь моими идеями о трансцендентной функции и метафорическом третьем, выражающемся в поле, мы решили отступить с поля боя и попробовать другой подход. Она вытащила маленький блокнот и нарисовала большой круг, представляющий собой поле. Кроме того мы написали в круге слова, описывающие энергии, которые мы чувствовали. Воздерживаясь от комментариев, мы писали следующие слова поочерёдно в том месте круга, которое ощущалось как правильное (мы оба полагаем, что их взаимное расположение важно, так как оно, вероятно, выражает отношения или связи между словами, идеями и/или энергиями):

Я Моя жена

Детскость Угнетение

Гнев Власть

Границы Контроль

Мать Ответственность

В этот момент мы решили взять паузу и исследовать то, что мы написали. Мы согласились, что будем каждый говорить о том, как любое из этих слов отзывается в нас, но не в связи с нашей ссорой или другим человеком, а только в связи с нашей жизнью в общем. По мере того, как каждый из нас говорил, энергия практически сразу же сдвигалась на более глубокий уровень, и в дальнейшем мы согласились, что каждый может добавить слова в поле. Были добавлены: стыд, разочарование, некомпетентность, избегание, закрытость, дом, ярость, побег. В какой-то момент я даже представил связь между Матерью, контролем и властью в виде треугольника; моя жена нарисовала связи между Матерью, ответственностью, некомпетентностью, угнетением и детскостью. Когда мы сидели под деревом вместе, выполняя это упражнение, мы оба были глубоко поражены психическим присутствием в поле, которое было отделено от нас обоих. То, что началось как обсуждение сравнительно поверхностных вещей, переросло во исследование по взаимному поиску души в том, что было представлено каждому из нас психикой при помощи метафорического поля. Хотя этот опыт на самом деле не очень подходит для словесного описания, мы оба ощущали присутствие Матери, контроль, границы и ответственность. Каждый из них как бы говорил с нами по отдельности, в различной манере и тем образом, который не одинаково влиял на нас. Когда мы испытывали трудности с определением того, что каждый из нас «делает с другим», мы оказались способны испытать опыт, который ощущался как сакральный. То, что началось, как враждебный, неприятный спор, закончилось нашей прогулкой прочь, рука об руку, причём оба ощущали себя так, будто к нам прикоснулось некое нуминозное присутствие. Мы оба приписали произошедшее нашему решению в самый разгар момента отказаться от идеи о том, что мы знали, что именно происходило с точки зрения психологии. Мы были готовы представить, что наши эмоции являются проходом к более глубокому, более могущественному материалу в поле. То, что возникло, было полностью новым, энергией Матери, алхимическим четвёртым; оно превосходило и объединяло зависимость и контроль, которые я чувствовал со стороны моей жены, и злобность, оскорбления и угнетение, которые моя жена ощущала с моей стороны. Как это описывает Schwartz-Salant (1995), переход к состоянию «незнания» позволяет нам продвинуться к более глубоким слоям (метафорическое третье) и появиться конъюнкции (алхимическое четвёртое):

Я мог бы, однако, выбрать отказ от такого рода знаний [о динамике себя самого или другого человека] и пожертвовать им в пользу состояния «незнания», позволяя бессознательному оказаться в фокусе. Я мог бы затем задать простой вопрос: какова природа этого поля между нами, на что похожа наша бессознательная пара? Таким образом, мы открываемся полю, как объекту. <…> То есть, отказ от власти, которое даёт знание о другом человеке, может позволить кому-либо перейти к позиции с центром внимания на поле и к подверженности влиянию этого поля. <…> Затем могут возникнуть различные варианты Третьего, в которых трансцендируются противоположности. Это может быть состояние объединения, алхимическая конъюнкция. На этой стадии человек может часто ощущать погружённость в поле, в котором он чувствует, как то притягивается, то отдаляется от другого человека. Это ритм конъюнкции, Троичное качество поля, становящегося Четырьмя.

Этот стиль сознания имеет два важных эффекта. Во-первых, вместо проецирования, обвинения и определения событий и людей «вне себя» как источников реальности, мы должны нести ответственность за совместное создание этой реальности. Другими словами, нет никакого «за пределами нас самих». Более того, мы всегда находимся внутри того метафорического поля, в создании которого мы участвуем. Кроме того, в рамках метафоры, мы несём ответственность за выяснение своей роли и этических обязательств. Жизнь в метафорическом сознании — это постоянное приглашение изучать своё отношение к каждому переживанию и действовать ответственным образом. Жизнь трансцендентной функцией таким образом требует не менее чем радикального сдвига в нашем повседневном подходе к жизни.

Но такая позиция имеет и более глубокое влияние: создание пространства для возникновения алхимического четвёртого. В самом деле, она предлагает нам возможность испытать нуминозное в нашем повседневном опыте. Когда я способен освободить себя от оков рассмотрения события как того, что происходит со мной, и увидеть его как то, в создании чего я соучаствую, я даю себе свободу увидеть священное в другом человеке. Я освобождаю себя не только чтобы увидеть нечто третье (отношение, связь, поле), что объединяет меня и другого человека, но также чтобы позволить (или даже спровоцировать) возникновение другого, телоса, нуминозного, алхимического четвёртого. Чувство священного, которое мы испытываем, когда осознаём, что данный конкретный момент обусловлен какой-то определённой причиной (даже если мы не знаем, что это за причина), будет доступно нам всегда. После этого мы становимся в любом взаимодействии открыты тому другому, что скрыто или отделено от меня и другого человека. Мы можем рассматривать каждое взаимодействие как поле, призывающее нас к некому ответу, осознанию чего-то большего, чем то кажущееся взаимодействия, которое у нас есть.

Трансцендентная функция в отношениях означает вечную жизнь в позиции видения тайны в том, что мы привыкли считать само собой разумеющимся; означает быть верным свидетелем, не привязываясь; осознавать, что обыденность может быть священной; быть открытым к тому, что хочет быть воспринятым; жить в поле эроса. Трансцендентная функция — о рождении души в моменте; можно практиковать это каждый день, просто путём привлечения поля, позволяющего прозреть и увидеть иное.

ПОИСК ТРАНСЦЕНДЕНТНОЙ ФУНКЦИИ В СОЦИАЛЬНЫХ И КУЛЬТУРНЫХ ВОПРОСАХ

Привнесение осознанности трансцендентной функции в социальные и культурные проблемы требует такого же поиска метафорического третьего и открытости алхимическому четвёртому. То есть, в отношении каждой культурной проблемы надо спросить: каково то метафорическое поле, внутри которого мы находимся, и что есть то присутствие, новый опыт или инсайт, который просит права голоса? Применяя терминологию Schwartz-Salant’а в отношении аналитического третьего, «содержание [превосходящая духовная или культурная проблема] может быть имагинально встроена в поле <…> так, что оно становится «третьей вещью»» (1995). Если исследование может быть сфокусировано на метафорическом поле, то проблема может быть сдвинута на более глубокие уровни осознания с возможностью возникновения новой, трансцендентной точки зрения, алхимического четвёртого. Если этот более глубокий диалог может затем привести к повышенной ответственности и этическим обязательствам поддерживать алхимическое четвёртое, даже острые культурные проблемы могут быть трансформированы существенным образом, а что-то новое может возникнуть как ответ или требование.

В области межрасовых отношений, например, мы являемся свидетелями споров о позитивной дискриминации, расизме в отправлении правосудия и дискриминации в различных областях. Отдельные люди и группы людей выбирают свою сторону в этих спорах, и редко мы видим по-настоящему открытую дискуссию о том, что в действительности стоит за всем этим. Используя трансцендентную функцию как метафорическое поле, можно сказать, что содержанием или полем является страх различий, страх перед чуждым, человеческая тенденция обвинять в проблемах кого-либо другого, эгоизм и жадность или какая-либо комбинация этих элементов. Когда инциденты на межрасовой почве возникают в культуре, трансцендентная функция необходима, чтобы увидеть страх, стыд и проекцию как то поле, которое представлено всем нам психикой, поле, которое мы создаём все вместе. Позволение себе удерживать эти вещи в напряжении без показывания пальцем на другую сторону — это метафорическое третье, трансцендентная функция в работе, из которой может проистечь алхимическое четвёртое, нечто новое вместо старой доброй игры в стыд и взаимные обвинения.

Применение трансцендентной функции в вопросах культуры поднимает две интересные проблемы. Во-первых, природа контейнера является более сложной и спорной, нежели в случае интрапсихических или межличностных содержаний. Между любыми двумя людьми инстрапсихическое поле доступно относительно легко, при помощи активного воображения Юнга и других техник, как это продемонстрировал мой опыт в Венеции. Однако в более широком культурном контексте надо подходить гораздо более творчески к созданию инструментов для проявления того, что находится в поле. Давайте постараемся не запутаться здесь. Трансцендентная функция присутствует всегда, будь то интрапсихически, в отношениях или в культуре. Моя жена и я не создавали то поле в Венеции; мы просто придумали способ сознательно войти в него. Сходным образом, метафорическое поле всегда присутствует в неприятных культурных вопросах, но получить к нему доступ может быть намного труднее. Здесь невероятно важными являются воображение и новаторские решения. Люди, находящиеся на лидирующих позициях в медиа, политических, культурных, социальных и религиозных институтах, должны найти способы для большего осознания этого поля.

Во-вторых, и это даже более важно, глубинные психологи должны оставить безопасность комнат для консультаций и стать активными участниками при обсуждении такого рода вопросов. В последнее десятилетие или около того Джеймс Хиллман и другие начали явно выражать это. Настало время для глубинной психологии встать во весь рост и быть услышанной. Мы оплакиваем тот факт, что культура избегает своей тени и поля, однако за пределами аналитической ситуации мы не делаем ничего, чтобы это исправить. Будь то обсуждение подобных вопросов в телевизионных дискуссиях, написание статей для ведущих журналов и газет или проведение общественных воркшопов, семинаров и тому подобного, но мы должны найти способ продвинуться глубже в нашем культурном диалоге. Этот призыв относится не только к глубинной психологии. Почему у нас нет философов, учителей, священнослужителей, специалистов по этике и других, кто бы был сосредоточен на ценностях, более активно участвующих в наших публичных дискуссиях? Грубо говоря, обсуждение проблем на таком уровне не является частью нашей культуры. Только после признания и обсуждения трансцендентной функции и метафорического поля на уровне культуры мы как группа можем взять ответственность за решение более крупных перечисленных тем. Только тогда есть возможность для возникновения радикального сдвига парадигмы в сознании.

Применение трансцендентной функции к вопросам культуры может быть особенно выгодно в социальных вопросах, в которых имеют место весьма спорные точки зрения, которые, вероятно, свидетельствуют о действии более глубокого, отверженного поля. Одним из таких вопросов является постоянная борьба против абортов в нашей стране. Сами названия «про-выбор» и «про-жизнь» (движения сторонников абортов и их противников) представляют некую разновидность противоположных, бескомпромиссных установок, служащих визитной карточкой действия трансцендентной функции. Что здесь является предметом, составляющим метафорическое поле? Что действительно действует здесь? Сексуальность, сексуальная свобода и сексуальная ответственность, безусловно, вовлечены, так же, как и семья и семейная структура. Действительно, наряду с усилением дебатов об абортах произошло появление религиозного права и дискуссия о семейных ценностях. С этой точки зрения битва вокруг абортов и непримиримые позиции враждующих лагерей могут метафорически камуфлировать более глубокое разделение между пуританскими корнями нашей культуры и ценностями, присущими либеральной традиции в том виде, в каком она возникла в двадцатом веке. Это не означает, что сама дискуссия об абортах не важна, но более важно наблюдение, что она, несомненно, представляет собой дверь к более глубокому комплексу проблем. Любой подход, в основе которого лежит трансцендентная функция, будет стремиться привлечь эти проблемы в культуральное поле, так, чтобы могло возникнуть алхимическое четвёртое, полностью новый и трансцендентный фактор.

Контроль над оружием — ещё одна сфера, которая может извлечь пользу из культурного применения трансцендентной функции. Владельцы оружия, размахивая Второй Поправкой, категорически против любой значительной формы контроля за огнестрельным оружием; те, кто выступает за контроль над оружием, призывают к его регистрации или даже к полному запрету. Но каково здесь поле? Какой более глубокий набор проблем отрицается здесь и прячется под поверхностью таким неуклюжим образом? Комментаторы могли бы предложить различные идеи о содержании поля в этом случае. Конечно, присутствуют и революционные, антиавторитарные корни американской культуры (например, «мне нужно личное оружие для защиты и противостояния абсолютной силе и власти суверенного правительства, которое может угнетать меня»). Преобладание индивидуализма над нуждами группы, как некоторые могли бы указать, также даёт свой вклад. Другие могли бы отметить характерное отсутствие ценностей и идеалов в капиталистической системе. Ещё одни, несомненно, прокомментировали бы упадок социальных, религиозных и семейных институтов. Или же содержание поля может быть всем этим. Опять же, говоря с точки зрения трансцендентной функции, нам не нужно решать, какой контент является правильным. Просто будучи открытым тому, что, как мы представляем, является основной проблемой, мы привлекаем трансцендентную функцию, метафорическое третье. Оно обладает своей собственной автономией и будет, без наших указаний, направлять психическую энергию в сторону некоего нового отношения или прорыва.

И последняя современная культурная проблема, которую можно рассмотреть через призму трансцендентной функции, — это борьба между полами. Это столетие стало свидетелем масштабного сдвига в ролях мужчин и женщин в таких областях как рабочее место, дом, а также в социальных и политических институтах. Ещё раз, гендерный вопрос был и продолжает быть камнем преткновения, указанием на то, что существует более глубокое метафорическое поле. Что здесь на самом деле действует? Каковы скрытые проблемы? Здесь, возможно, мы лучше подготовлены для того, чтобы заглянуть за поверхность традиционных мужских и женских ценностей и спросить, действительно ли эти ценности борются за изменения? Мужчина обычно ассоциируется с независимостью, властью, интеллектом, рациональностью, индивидуальностью и проекцией вовне, тогда как женщина — с телом, эмоциями, интуицией, природой, воображением, связью и получением. Возможно ли, что противостояние мужского и женского в культуре является всего лишь поверхностным проявлением более глубокого поля, нового появления ценностей женского архетипа и концом эры доминирования маскулинного? Некоторые утверждают именно это (см., например, Tarnas, 1991, и Meador, 1994), что проявляется в глубинной психологии, движении феминисток и некоторых Нью Эйдж кругах. Однако такая позиция ещё не нашла свой путь в сердце культуры. Пока мы продолжаем делиться на противостоящие лагеря вместо того, чтобы открыться содержанию поля, в рамках которого идёт борьба, мы застреваем в той же самой точке. Трансцендентная функция и её применение к вопросам культуры обеспечивает путь вокруг барьеров (или под ними).

Если говорить о наших учреждениях, то мы могли бы особенно выиграть от использования трансцендентной функции в нашем политическом и государственном дискурсе. Несмотря на общепризнанные эгалитарные и демократические основы нашей системы, она изобилует неравенством, которое создаёт ожесточённую, разрушительную конкуренцию за влияние. Таким образом, политические дискуссии являются высоко полемическими и манипулятивными. В этом случае тема, на которую, как кажется, влияет трансцендентная функция, — это соревнование за ресурсы. Алхимический подход позволит быть, по крайней мере, в курсе этой области, а то и сделает её своим субъектом в политических дискуссиях. Осознание этой метафоры позволило бы нам предпринять попытку честного обмена мнениями о том, как ресурсы и энергия могут быть разделены на всех и распределены тем образом, который отражал бы исповедуемую нами философию. Если мы в полной мере принимаем ответственность за действия по разделению наших ресурсов этичным и ответственным образом, мы открываемся возможности возникновения алхимического четвёртого или нового инсайта о том, как лучше распоряжаться сокращающимися ресурсами.

Трансцендентная функция действует не только интрапсихически и в рамках отношений, но также присутствует и в социальных вопросах. Она предлагает нам способ рассмотрения культурных проблем, который позволяет в случае важных идей избежать противоположностей или/или. Так же, как и в случае интрапсихических несоотвествий, трансцендентная функция позволяет нам создать метафорическое поле, в котором антитезы противостоящих лагерей могли бы быть сосуществовать, создавая потенциал для возникновения чего-либо нового.

ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ФУНКЦИЯ В САДУ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Метафорический подход к трансцендентной функции является также инструментом в извлечении её с пыльных полок академической глубинной психологии и переносе её в повседневную жизнь. Хотя то, как Юнг часто говорил о трансцендентной функции, для многих может свидетельствовать только о её применении в клинической работе, настоящее исследование продемонстрировало её более широкие применения в мире. Трансцендентная функция является ключевым участником процесса психологической трансформации, который происходит независимо от нашей сознательной воли, неважно в комнате для консультаций или за её пределами. Бессознательное присутствует всегда; оно постоянно в различных дозах интегрируется в сознание. Трансцендентная функция тоже присутствует постоянно, действуя на разных уровнях и с различной активностью во время всей нашей повседневной деятельности.

Вопрос в том, как мы можем оживить трансцендентную функцию в нашей жизни? В действительности, это несколько различных запросов: Как мы можем лучше распознать и увеличить присутствие трансцендентной функции? Как именно мы могли бы находиться в большем контакте с трансцендентной функцией, когда она работает? Как мы могли бы быть более открытыми трансцендентной функции в ситуациях, когда она могла бы быть полезной? Есть ли что-нибудь, что мы могли бы сделать для увеличения частоты проявления трансцендентной функции? Эти вопросы могут быть решены на нескольких различных уровнях, как показывают разделы данной главы.

Во-первых, на наиболее общем уровне, оживление трансцендентной функции – это больше вопрос точки зрения, нежели конкретных действий. Именно поэтому алхимическое мышление настолько важно для нашего обсуждения. Отрицая раскол между очевидными противоположностями (например, ум/тело, дух/материя и идея/факт), оно признаёт, что сознание и мир всегда неразрывно связаны. При таком способе мышления мир существует только в связи с конкретным наблюдателем. Отношения между наблюдателем и миром, само метафорическое третье, и создаёт реальность. Трансцендентная функция позволяет нам увидеть весь мир как способ воплощения, отношения к и интеграции бессознательного. Бессознательное — это не нечто ловко спрятанное так, чтобы мы могли иногда делать некоторые рисунки или скульптуры с целью позволить ему проявиться. Оно проявляется постоянно в нашей повседневной реальности.

На межличностном и культурном уровне трансцендентная функция требует согласованных усилий для внедрения идей, изложенные в двух предыдущих разделах. Каждое взаимодействие в рамках отношений даёт нам возможность вступить в контакт с полем, увидеть нечто, что в противном случае мы бы не заметили, или сделать сознательным что-то бессознательное. Что представлено мне и тому человеку, с которым я взаимодействую? Что находится под поверхностью? Каково содержание нашего взаимодействия, которое могло бы дать нам подсказки к бессознательному материалу, который стремится стать сознательным? Представлена ли здесь какая-либо часть моей тени? Такое отношение особенно эффективно в ситуациях, где в отношениях есть конфликт или диссонанс. Стремление состязаться также является хорошим индикатором того, что что-то бессознательное активируется. Использование оживлённой трансцендентной функции для того, чтобы достичь поля в таких ситуациях, одновременно приглушает и углубляет их. Такой подход не означает, что сто процентов проблемных ситуаций являются посланиями из бессознательного. Также могут существовать и конкретные шаги, которые надо предпринять для разрешения спора. Активированная трансцендентная функция, однако, будет вызывать понимание того, что, вероятно, происходит нечто другое.

Приняв такую точку зрения во время работы над последней частью этой книги, я могу представить личное свидетельство её эффективности и глубины. Я испытал огромное увеличение осознания и удовлетворённости. Я также заметил значительное уменьшение моего желания обвинять других; на самом деле у меня проблемы вовсе не с ними, но есть что-то в поле, что дёргает нас обоих (меня и другого человека), что-то бессознательное, что стремится быть услышанным. Это подобно тому, как если бы я нанял этого человека, чтобы показать мне что-то бессознательное. С такой точки зрения трансцендентная функция имеет много общего с концепцией «Слова» Мартина Бубера, которую он описал в своём основополагающем эссе «Диалог» (1948). Там он говорит о концепции «проникновения», принятии слов как призывов к действию, которые приходят откуда-то из автономных мест за пределами человека, их произносящего:

Иное дело, когда <…> человек <…> говорит что-то мне, взывает как-то ко мне, входит сказанным в мою жизнь. Это может быть что-то, связанное с данным человеком, например, что я ему нужен. Но может быть и нечто обо мне. Сам этот человек в его отношении ко мне никак не связан со сказанным <…> Говорит не он, подобно тому как тот одинокий человек без слов сказал сидящему рядом с ним на скамье о своей тайне: говорится оно.

Восприятие того, что сказано таким образом, действует совсем иначе, чем наблюдение или созерцание. <…> Быть может, я должен оказать на него какое-то воздействие, а быть может, только научиться чему-нибудь, и всё дело только в том, чтобы я это «принял». Может быть, мне надо ответить сразу именно этому человеку, здесь, но, может быть, <…> ответить на него мне придётся где-то, когда-то и кому-то — кто знает на каком языке, а теперь всё дело только в том, что я беру на себя необходимость ответить. Несомненно только, что ко мне было обращено слово, требующее ответа.

Назовём такое восприятие проникновением.

Предметом такого проникновения не обязательно должен служить человек, им может быть животное, растение, камень <…> Ничто не может отказаться служить сосудом такого слова. Границы возможности диалога — это границы проникновения.

Перечисление способов, при помощи которых можно привнести трансцендентную функцию в наши повседневные жизни через отношения, можно продолжать вечно. Достаточно сказать, что привлечение этого осознания в наши повседневные взаимодействия не только улучшает отношения, но и углубляет наш психологический опыт.

Последний абзац цитаты из Бубера открывает вторую ключевую область для активации трансцендентной функции: окружающее пространство, в котором мы живём. Это основная тема и послание нового возникающего раздела экопсихологии, в котором утверждается, что экология и психология неразрывно связаны, так как планета и человек нераздельны. Экопсихология призывает нас видеть мир вокруг нас как нечто большее, нежели просто физический контейнер, и признать его как живую, дышащую систему, которая включает нас и с которой у нас есть глубокие отношения. Как один автор это сформулировал, «Цель [экопсихологии] в том, чтобы преодолеть свойственную нашей культуре устоявшуюся исторически пропасть между психологическим и экологическим для того, чтобы увидеть нужды планеты и человека в качестве непрерывного единства» (Roszak, 1992).

Задача здесь не в том, чтобы дать всесторонний обзор области экопсихологии; другие уже сделали это и сделали элегантно. Скорее, целью является обсуждение экопсихологии как способа стимулировать трансцендентную функцию в нашей повседневной жизни. Наше взаимодействие с окружающей средой даёт нам две таких возможности. Во-первых, мы можем применить ту же алхимическую чувствительность к нашим отношениям с окружающей средой, какую применяли для человеческих отношений. Окружающая среда, так же как и другой человек, может рассматриваться как тот иной, с которым вместе я создаю поле, чтобы испытать трансцендентную функцию. Мы постоянно находимся в одном поле со всем, что окружает нас, и оно содержит бесценные пути в бессознательное. Такая точка зрения требует от нас, особенно когда мы находимся в некотором состоянии диссонанса с нашим окружением, вести более глубокие поиски содержания, которое нам нужно удержать в напряжении для возникновения нового отношения. Это может быть сделано с большими проблемами, вроде глобального потепления, загрязнения среды или городской застройки, подобно тому, как мы разбирали выше в отношении культурных вопросов. Но это также может быть реализовано на гораздо более мирском, повседневном уровне. Визуализация поля или присутствия между нами и элементами природы (например, деревом, текущей рекой, колибри или скалой) и призыв информации из этой области может дать удивительно мощные перспективы. Скептику, который рассматривает такие усилия как воображаемую или реальную веру, мы могли бы ответить, что фантазия, метафорическое третье и трансцендентная функция для психики настолько же реальны, как и конкретность так называемой реальности. Одним из способов, которыми Юнг навсегда изменил глубинную психологию, было утверждение, что под каждым повседневным опытом скрываются постоянно действующие архетипические силы. Как он говорил в своём семинаре 1936 года:

В этом заключается искусственность нашего сознательного мира. Это как если предположить, что эта комната, в которой есть двери и окна, ведущие во внешний мир, не обладает такими дверьми и окнами; или подобно тому, чтобы повернуться к ним спиной и представить, что комната и есть весь мир. Вы видите, что это предубеждение, высокомерие сознательной установки — предположение, что мы находимся в полностью разумном мире, где всё может регулироваться в соответствии с законодательством. Мы не признаём тот факт, что прямо снаружи есть море, которое может затопить весь наш континент и уничтожить всю нашу цивилизацию. Пока мы обращаем наши взоры к центру комнаты, мы пребываем в блаженном неведении о том, что всегда существует некая архетипическая ситуация: мы не сталкиваемся со стихийным внешним миром. В самом деле, вся эта комната, по сути, подвешена в мире стихий, также и наше сознание находится в мире монстров, но мы просто не видим этого; и когда порой эти монстры заглядывают в нашу жизнь или производят некоторый шум, мы объясняем это расстройством пищеварения или чем-нибудь подобным. <…> Так что это похоже на то, как если бы мы строили самые чудесные стены и дамбы, а затем просто так открыли шлюзы, чтобы пустить воду внутрь. Почва нашего сознания высыхает и становится стерильной, если мы не позволяем увлажнять её водам архетипа; если мы не подвергаем почву воздействию стихий, то ничего не растёт, ничего не происходит: мы просто высыхаем. (1988а)

Открытость к трансцендентной функции в виде метафорического поля позволяет нам испытать архетипическое в наших повседневных контактах с окружающей средой.

Второй способ, которым наше окружение может катализировать трансцендентную функцию, состоит в принятии более радикального постулата экопсихологии, который гласит, что мир вокруг нас — не нечто отдельное, он — субъект, маленькой частью которого мы являемся. Эта точка зрения гласит, что отдельное человеческое я — это фикция, которую мы придумали, чтобы придать смысл вещам. В соответствии с этим подходом проведение демаркационной линии между «я» и «не-я» по границе нашей собственной кожи является нарциссизмом; «я», в действительности, — это вся целостная живая экосистема, частью которой мы являемся, а «моя психика» — это, в действительности, психика мира. Фрейд и Юнг оба утверждали наличие частей психики, которые объяснимы только если принять во внимание весь физический мир вокруг нас:

Если мы прислушаемся к <…> Фрейду и Юнгу, то наиболее глубоким коллективным и бессознательным я является естественный материальный мир. Поскольку разделение между нашим «я» и миром природы является произвольным, мы можем провести его по линии нашей кожи, или же мы можем расположить настолько далеко, как нам захочется — в глубинах океанов или на далёких звёздах. (Хиллман, 19995)

Эта концепция мировой психики делает повседневное использование трансцендентной функции в связи с нашим окружением, кажущимся, в некотором роде, более естественным; моя сознательная установка подобна одному компоненту интрапсихической структуры превосходящей психики, и я просто стремлюсь установить контакт с аспектами этой психики, которые скрыты для меня. Использование поля или трансцендентной функции позволит нам следовать той схеме, которую мы ранее нарисовали.

Наконец, существуют многочисленные действия, которые, если они включены в нашу обычную жизнь, служат для увеличения или появления искры трансцендентной функции. Говоря в общем, такие действия — это те, которые снижают действие нашей логической функции и увеличивают наше осознание другого или третьего между нами и нашими обычными жизнями. Хотя существует бессчётное множество примеров такого рода действий, в качестве иллюстрации можно привести следующие: медитация, произведения искусства, музыка, йога, поэзия, чтение, танец, театр, игра, творческое письмо и тайчи. Эти и другие подобные виды активности позволяют уму успокоиться и таким образом естественно вступить в более близкий контакт со скрытым, неизвестным или бессознательным материалом.

С этой точки зрения трансцендентная функция становится инструментом повседневной жизни. Признаём мы это или нет, каждая ситуация, с которой мы сталкиваемся, является своего рода алхимическим сосудом, в котором сознание и образы бессознательного встречаются друг с другом. Трансцендентная функция является метафорическим полем или отношением между ними, из которого может возникнуть новая интеграция: новая, третья вещь в юнгианских терминах, алхимическое четвёртое, как мы назвали его в этой главе. Таким образом, трансцендентная функция заключается в каждой ситуации, личности, отношении, вызове, мысли и событии, с которыми мы сталкиваемся в каждый момент каждый день. Хотя это может показаться огромной ответственностью, она несёт в себе несметную магию. В каждый мгновение она усиливает трансформацию; в каждом взаимодействии есть возможность возникновения чего-либо полностью нового, нового озарения, нового образа, целостности, отделённой и отдалённой от участников и области, в которой они находятся. Появление нового элемента, алхимического четвёртого, конъюнкции становится возможно вследствие удержания каждого события в рамках и в контейнере трансцендентной функции. Благодаря такому расширению идей Юнга[6], алхимическое отношение к трансцендентной функции позволяет нам испытать новые озарения, новые изменения и, несомненно, нуминозное в повседневном опыте.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Таким образом, мы подошли к концу нашего герменевтического исследования трансцендентной функции. Провозглашённая Юнгом как интегральная часть его психологии в 1916 году, сразу после его тревожной конфронтации с бессознательным, трансцендентная функция рассматривалась Юнгом как объединяющая противоположности, трансформирующая психику и играющая центральную роль в процессе индивидуации. Она также без сомнения отражает его собственный личный опыт в примирении с бессознательным. Юнг представляет трансцендентную функцию как действующую через символ и фантазию и служащую посредником между противоположностями сознания и бессознательного, чтобы вызвать появление новой, третьей установки, которая трансцендирует две существующие. При исследовании деталей трансцендентной функции и её связи с другими юнгианскими идеями, эта работа вскрыла значительные изменения, двусмысленности и противоречия в трудах Юнга. Кроме того, мы определили два разных образа трансцендентной функции: (1) трансцендентная функция в узком смысле слова, функция или процесс в пантеоне юнгианских психических структур, обычно рассматриваемая как объединение противоположностей сознания и бессознательного, из которого возникает новая установка; и (2) расширенная трансцендентная функция, ключевая метафора для психики или психологического бытия, которая сама включает в себя пантеон Юнга и предполагает наиболее фундаментальную психическую активность взаимодействия с неизвестным или другим. В этой книге также утверждается, что расширенная трансцендентная функция, как ключевая метафора обмена между сознанием и бессознательным, является источником, из которого вытекают другие ключевые юнгианские структуры, вроде архетипов и Самости, и ядром процесса индивидуации.

Расширенная трансцендентная функция далее была дополнительно изучена при помощи других школ психологии, как глубинного так и не-глубинного направления, и оценки трансцендентной функции в ряду структур или процессов в этих других школах, которые играют сходные медиаторные и/или переходные роли. В книге мы также определили и исследовали некоторые архетипические паттерны, вносящие вклад в трансцендентную функцию, включая бинарные противоположности, присущие сознанию, пропасть между субъектом и объектом, лиминальность и инициацию, энергию Гермеса, Третье, ритм сознания и трансцендентность. При таком исследовании трансцендентная функция была прослежена до его архетипического ядра ни/ни, автохтонных стремлений психики искать связь (даже между казалось бы несоединимыми вещами) и двигаться глубже.

Наконец, книга завершилась рассмотрением вопросов того, как трансцендентная функция может быть более проявлена в отношениях, в культуре и в обществе, в наших учреждениях и в нашей повседневной жизни. Глядя на аналогичные концепции, проистекающие из древнего искусства алхимии, мы определили несколько методов для применения трансцендентного в этих более широких контекстах и обсудили, как их можно использовать. Проще говоря, трансцендентная функция реализуется всякий раз, когда мы открываемся полю, метафорическому третьему, между нами и другим, будь то человек, социальная проблема, окружающая среда или наша повседневная рутина. Благодаря этому процессу мы можем создать пространство для возникновения алхимического четвёртого, новой установки или ситуации, ядра психологической осознанности и психологической трансформации.