Эдвард Эдингер
Психэ в античности
Примечание автора
Психэ в античности началась с двух лекций, прочитанных мной в Институте К.Г.Юнга в Лос Анджелесе зимой 1993 и 1994 года. Первая Книга (Ранняя греческая философия) и Вторая Книга (Гностицизм и ранеее христианство) были расшифрованы и записаны Charles Yates, M.D., с аудиозаписи. Он же совместно с Dianne Cordic осуществлял частичную редакцию Первой Книги. Deborah Wesley редактировала Вторую Книгу, закончила работу над Первой Книгой, и унифицировала стиль обеих книг. Иллюстрации были выполнены Charlene M Sieg.
Я благодарю всех за их работу и особенно Deborah Wesley за ее ответственный подход по приведению этого трудного материала к финальной форме.
Эдвард Ф.Эдингер
Лос Анджелес
Иллюстрации
Стр.12: Источники Западной психэ
Стр.25: Пифагорейский тетрактис
Стр.28: Пифагорейская теорема
Стр.59: Притча о пещере Платона
Глава 1
Введение
Глубинная психология и ядерная физика – это уникальные феномены двадцатого века, которые, в известном смысле, не имели предшественников. Поэтому излишне объяснять, почему эта книга, возникшая благодаря глубинной психотерапии – одного из самых современных занятий, должна обращаться к таким древним временам. Глубинная психотерапия, будучи уникальной, является наследницей трех благородных традиций: медицинской традиции заботы о пациенте, религиозной традиции заботы о душе и философской традиции диалога для поиска истины. Это исследование базируется больше на третьей традиции – на философской.
Ранние греческие философы были первыми, кто озвучил определенные идеи и образы, ставшие впоследствие центром Западной психэ. Поэтому глубинным психологам следует ознакомиться с этими образами и их происхождением, чтобы распознавать их в снах современников и другом психологическом контенте. Мы знаем, что для большого количества культур залогом процветания является их связь с их предками, и наше психологическое здоровье также зависит от связи с нашими культурными предками – ранними греками. Данное исследование позволяет нам ощутить свои психические корни, которые принадлежат коллективному бессознательному, и представляют собой пласт в истории эволюции человеческой души.
Развитие человеческого эмбриона отражает стадии эволюции видов, и эту параллель можно описать как «онтогенез повторяет филогенез». Что-то подобное происходит и в психологическом развитии. Анализ ведет анализанта к его детству и истории его семьи, и одновременно не только к его личному детству, но к детству человечества. Знание этих ранних идей и психических образов, общих для всего человечества, необходимо аналитику для его практики.
К.Г.Юнг писал об этом:
В отношении коллективной природы (архетипического) образа можно сказать, что полный набор его смыслов невозможно установить, если опираться только на индивидуальный ассоциативный материал анализанта. Но исходя из важности этого понимания для практических терапевтических целей, необходимость сравнительного анализа символов для медицинской психологии очевидна. Для достижения этой цели исследователь должен обратиться к тем временам человеческой истории, когда формирование символов и образов шло беспрепятственно, без гносеологической критики.(1)
Это, конечно же, относится к ранним грекам. У них не было эпистемиологичекого критицизма тех метафизических доктрин, которые они разворачивали и проецировали на свою вселенную. То, что они признавали и поддерживали, было почти чистой психологией. Это было феноменологией психэ, выраженной чисто и наивно.
В более поздней работе Юнг утверждал:
Любое обновление, не укорененное глубоко в лучшие духовные традиции, эфемерно, но доминанта, которая произрастает из исторических корней, проявляется как живое существо внутри ограниченным своим эго человека. Он не имеет власти над ней, она обладает человеком. (2)
Эта ремарка обращается к практической важности развития и усиления архетипов в течение аналитического процесса. Психологическое обновление пациента в процессе анализа имеет корни в лучших духовных традициях человечества, а не только в поверхностных слоях его или ее личной жизни. Несомненно, античная греческая философия - часть лучшей духовной традиции. И если мы не укоренены в ней, мы эфемерны.
Ранние греки стояли у истоков рационального человеческого сознания. Они стали только-только выходит из тумана мистического слияния с природой. Они начали размышлять о природе человеческого существования с определенной долей объективности. Wordsworth (Вордсворт) описал этот переход в «Отголосках бессмертия по воспоминаниям раннего детства. Ода»:
Когда-то все ручьи, луга, леса
Великим дивом представлялись мне;
Вода, земля и небеса
Сияли, как в прекрасном сне,
И всюду мне являлись чудеса.
Теперь не то – куда ни погляжу,
Ни в ясный полдень, ни в полночной мгле,
Ни на воде, ни на земле
Чудес, что видел встарь, не нахожу.
Рожденье наше – только лишь забвенье;
Душа, что нам дана на срок земной,
До своего на свете пробужденья
Живет в обители иной;
Но не в кромешной темноте,
Не в первозданной наготе,
А в ореоле славы мы идем
Из мест святых, где был наш дом! (3)
Мы можем сказать что-то подобное о ранних греках: они творили в ореоле славы. Они не абстрактные рационалисты, они отошли немного от идентификации с архетипической психэ. Это значит, что их концепции и образы нагружены нуминозностью и сопровождают все новые явления. И когда эти идеи могут быть прослежены в снах и фантазиях пациента в анализе, распознавание этих параллелей в высшей степени терапевтично.
Современное представление о философе – это академичный, выхолощенный рационалист. Ранняя традиция философии была совершенно иной. Философы были провидцами, схожие с великими иудейскими пророками. Как и пророки, они были охвачены нуминозностью определенных архетипических образов. Пророки возвещали реальность их видений в традиции той культуры, в которой они были рождены: иудейской религии. Похоже и греческие философы описывали свои видения в их собственной традиции – на языке зарождающегося греческого рационализма. Они пытались описать и концептуализировать образы, которые их захватывали. Это не просто совпадение, что Фалес (Thales), первый упомянутый греческий философ, стал известен в 585 году до н.э., в год захвата Иерусалима Вавилоном, изгнания израилитов и активностью пророков Иеремии и Иезекиля.
Я полагаю, что философия, особенно философия раннего периода, как и религия, это, в первую очередь, психология. Это феноменология психэ, которая раскрывается в таких условиях, а не в условиях абстрактной интеллектуальной риторики. Ницше, пожалуй, был первым, кто это заметил. В своей книге «По ту сторону добра и зла» он пишет:
Мало-помалу для меня выяснилось, чем была до сих пор всякая великая философия: как раз самоисповедью ее творца, чем-то вроде memoires,написанных им помимо воли и незаметно для самого себя. (4)
Юнг соглашается, что психэ – это основа всех философских суждений:
Насколько «душа» проецируется на мир внешних феноменов, конечно, знакомо каждому, кто занимается естественными науками и философией древних. По сути, мы не в состоянии объяснить, как устроен мир – и так будет всегда до тех пор, пока мы будем превращать физические явления в психические процессы как только мы говорим о знании. (5)
Меня ничуть не удивляет, что психология пронизана философией, так как мышление, которое лежит в основе философии, является, вместе со всеми остальными психическими явлениями, предметом изучения психологии. Я всегда думаю о психологии как о науке всей психэ, которая включает в себя философию, теологию и много других отраслей. В основе всех религий и философий располагаются явления человеческой души, которые и могут служить судьями в определении, что есть правда, а что - заблуждение. (6)
Рассматривая феномен греческой философии в целом, может сложиться впечатление, что основной и первостепенный интерес греческий философов был к тому, что лежит за пределами видимого мира. Они чувствовали, что что-то есть за тем, что мы обычно видим. Их основной вопрос был метафизическим, за пределом физического. Это удивительно наблюдать, как зарождающееся сознание нашего вида делает необоснованное утверждение, что что-то существует за пределами того, что мы видим. Как мы сейчас понимаем, это утверждение демонстрирует проекцию бытия психэ, которая лежит вне чувственного, конкретного существования.
John Burnet (Джон Барнет), изучавший греческую философию в начале века, осознал это. Он не обращался к психэ, но обозначил ту же самую идею. Барнет пишет как классицист:
Греческая философия.... с момента своего зарождения до своего конца была захвачена проблемой бытия (метафической реальности). Последний вопрос всегда: «Что реально?»...
Проблема бытия, в действительности, включает в себя проблему отношения человека к этому, что сразу нас перемещает в пространство вне чистой науки. Мы должны спросить, может ли сознание человека вступать в контакт с реальностью вообще, и если может, то как это будет влиять на его жизнь. Для любого, кто любит и интересуется греческой философией, утверждение, что они были «интеллектуалами», кажется смешным. Напротив, греческая философия базируется на вере в то, что бытие божественно, и что единственная вещь, которая нужна душе, имеющей родство с божественным, - это вступить с ним в общение. Это было поистине достижением – удовлетворить то, что мы сейчас называем религиозным инстинктом. Древняя религия была в некоторой степени внешним явлением, и мало обращалась к этому, за исключением «мистерий», и даже мистерии были склонны становиться несущественными, и были ответственны за искажение. Мы видим снова и снова, что философия давала человеку то, что мистерии могли дать только частично, и это то, что мы сейчас можем назвать религией. (7)
Интересно наблюдать, как проблема природы бытия эволюционировала ко времени Платона, около 200 лет после Фалеса. К этому моменту этот вопрос поляризировался к двум противоположным точкам зрения, которые Платон описал в «Софисте» в образах битвы между богами и гигантами. Мы должны вспомнить, что в ранней греческой мифологии олимпийские боги уничтожили титанов в великой войне. После этого олимпийские боги стали правителями. Платон обращается к этому в своей книге:
У них, кажется, происходит нечто вроде борьбы гигантов из-за спора друг с другом о бытии.
... Одни все совлекают с неба и из области невидимого на землю, как бы обнимая руками дубы и скалы. Ухватившись за все подобное, они утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же, всех же тех, кто говорит, будто существует нечто бестелесное, они обливают презрением, более ничего не желая слышать...
(Второй участник диалога отвечает): Ты назвал ужасных людей; ведь со многими из них случалось встречаться и мне.
(Первый участник диалога продолжает): ...Поэтому-то те, кто с ними вступает в спор, предусмотрительно защищаются как бы сверху, откуда-то из невидимого, решительно настаивая на том, что истинное бытие - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи; тела же, о которых говорят первые, и то, что они называют истиной, они, разлагая в своих рассуждениях на мелкие части, называют не бытием, а чем-то подвижным, становлением. Относительно этого между обеими сторонами, Теэтет, всегда происходит сильнейшая борьба. (8)
Битва между богами и гигантами, которая началась две тысячи лет назад, не завершена и по сей день.
У греческой философии есть свой определенный психологический контекст в античности. Она была одним из потоков, которые объединились и легли в основу Западной психэ. Рисунок на следующей странице показывает некоторые из этих направлений. Каждое из них будет описано в свою очередь, чтобы показать, как греческая философия встраивается в большой контекст античности. О них можно думать как о реках, которые вливаются одна в другую, когда условия для этого подходят.
Иудейский источник один из самых больших, во многом благодаря Ветхому Завету. Вавилонский приток растворился в великой иудейской реке, поэтому если вы внимательно присмотритесь к иудейской Библии, вы найдете там также вавилонскую мифологию. Маленький ручеек из иудейской реки соединяется с небольшим притоком из греческой реки и завершаются на Филоне (Philo). Он был первым, кто объединил иудейскую религию и греческую философию. Иудейский и греческий потоки снова потом объединятся в еврейской ереси, христианстве, которое объединится с греческой философией, чтобы создать христианскую теологию. Еще один мощный поток – это персидский дуализм, зороастризм, который также позже станет одним из аспектов гностицизма. Ближневосточные религиии Великой Матери также внесут вклад в христианскую теологию, придавая особое значение Деве Марии.
Другая сильная река – греческая, которая начинается с мифологии и развивается до философии и культуры, особенно в изобразительном искусстве. Иудейский и греческий – основные потоки, что закреплено в традиционной точке зрения, что западная цивилизация – порождение Афин и Иерусалима. Родители алхимии – египтяне с их бальзамированием и технологиями, практическая традиция и греческая философия. Алхимия потом стала частью науки, включая и глубинную психологию.
Римская культура испытала на себе сильное греческое влияние. Она проявилась в сфере военного искусства, гражданского устройства и области права. И наконец есть примитивный поток, который находится под всеми остальными и включает в себя анимизм, шаманизм и гадания всех видов. Он живет в других потоках и существует по сей день. Греческая философия расположена по центру, смешиваясь почти со всеми потоками вокруг себя.
Эта книга описывает четырнадцать основных фигур в истории греческой философии. Юнг, который обращался к ним ко всем в своих Собраниях работ, включил греческую культуру в в основу психэ. Каждый из этих четырнадцати ассоциируется с одной или более центральных концепций или метафизических образов. Ницше указывал на то, что греки воплотили для нас «все вечные символы (и)... все архетипы философской мысли» (9)
Эти архетипические идеи, которые были схвачены греческими философами, помогли родиться человеческой рефлексии.
Для ранних греков философия была способом познания архетипов. Слово «философия» на греческом значит «любовь Софии», и философ означает «любовник Софии», которая, как мы знаем, и есть Мудрость. В некоторых контекстах София была персонифицирована. В иудейской литературе и гностицизме София была супругой Создателя. В корне самого слова «философия» лежит образ любовной связи с богиней. Петерс в его словаре греческих терминов пишет:
Согласно сложившейся греческой традиции Пифагор был первым, кто использовал термин «философия» и наделил его сильным религиозным и этическим смыслом... который лучше всего можно видеть в взглядах философа, представленным Сократом в «Федоне». У Аристотеля этот термин уже потерял эти пифагорийские нотки…философия стала синонимом эпистемы, некой интеллектуальной дисциплины, устанавливающей причинно-следственные связи. (10)
Цель этой книги, однако, - не изучение философии, а исследование психэ и ее представлений о ней в ранней философии. Архетипические идеи, которые были поняты ранними греческими философами,– это живые психические существа, столкнувшиеся с эволюцией и разграничениями со стороны различных взглядов, сталкивавшихся с ними. В конце концов, они истощились, высохли, оставив греческой философии только абстрактный скелет, структуру, но никакой жизни. В глубинной психологии, однако, мы по-прежнему относимся к этим идеям, как к живым существам, живущим в бессознательном. Юнгианская психология возвращает значимость античной философии.
Связь индивидуального опыта психэ, ее эволюции и развития, со значительно большим процессом эволюции и развития психэ в целом имеет большое практическое значение для понимания бессознательных процессов. Если принять эту идею, то можно увидеть параллели между этими ранними знаниями и современными явлениями. И становится очевидным, что они представляют те же самые основные архетипические образы.
Анализ становится причиной изменений в психологии человека. И самые глубокие, удовлетворяющие и стойкие изменения в аналитическом процессе могут произойти, если они будут глубоко укоренены в лучшие духовные традиции, частью которых являемся мы все.
В течение анализа эго меняет свою точку зрения. Оно находит значительно более широкий контекст. Относящееся только к конкретной личности и современности начинает соотносить себя с большей перспективой – с перспективой вечности. Однако, есть большая разница в том, как это происходит – сознательно или бессознательно. Существует огромная разница между тем, если человек бессознательно следует определенной традиции, и тем, с чем он сознательно себя соотносит.
1 – «The Philosophical Tree», Alchemical Studies, CW 13, пар 353 (CW – Собрание работ К.Г.Юнга)
2 – Mysterium Coniunctionis, CW 14, par. 521
3 – Poetical Works, стр 460, пер. Г.Кружков
4 – Sect.6, стр 13, пер. Н.Полилова
5 – The Archetypes and the Collective Unconscious, CW 9i, пар 116
6 - «General Aspects of Dream Psychology», The Structure and Dynamics of the Psyche, CW 8, par.525
7 – Greek Philosophy: Thales to Plato, pp.11f
8 – Платон «Софист», пер.С.А. Ананьина
9 – «Философия в трагическую эпоху Греции», стр 2
10 – Greek Philosophical Terms, стр.156