Эдвард Эдингер
Вечная Драма: внутренний смысл греческой мифологии
Предисловие редактора
Этот текст является первым письменным изложением исследований Эдварда Ф. Эдингера касательно психологических смыслов греческой мифологии, эпоса, драмы и религиозной практики. Впервые материал был представлен 1970 году двумя циклами лекций, в Нью-Йорке и Калифорнии, и являет собой золото психологических инсайтов, добытых автором из руды греческой культуры, крайне полезных для современного индивида.
На протяжении двадцати лет, прошедших с момента выхода этого текста, Эдвард Ф. Эдингер, выдающийся психиатр и юнгианский аналитик, написал четыре книги о психологическом аспекте средневековой алхимии, Ветхого и Нового Заветов, Моби Дика и Фауста Гётте, также выступал с лекциями и писал статьи о поздних работах Юнга.
Как и Юнг, Эдингер стремился достигнуть нового понимания глубинных слоев человеческой психики при помощи исследования обширного культурного контекста. Этот поиск, это внедрение, мотивированное достижением психологическим инсайтов, а не чисто академическим изучением конкретного культурного поля, был охарактеризован самим Эдингером как «браконьерство»: «Мы (юнгианские психологи) постоянно углубляемся в академические области истории, антропологии и мифологии – всех искусств – выслеживая нашу добычу … духi». На территории, традиционно принадлежащей классицистам, опытный охотник добудет изобилие психологического материала.
Широкий круг материалов, на которые опирается Эдингер, может побудить читателя ознакомится с дополнительными источниками, а также детальномуым анализуом базовых текстов. Мы надеемся, что данные лекции, представленные широкой аудитории, побудят слушателей к собственному творческому исследованию и поиску смысла в древних преданиях, установлению своей связи с ними.
Представленный текст является результатом переработки авторских лекций и эссе, статьи «Трагический герой: образ индивидуации», которая первые была опубликована в журнале «Парабола»ii. Греческие мифы дошли до нас в различных версиях; большую часть версий мифов, используемых автором, вВы сможете найти в книге Роберта Грейвса «Греческие мифы».
Дебора А. Уеслей
Что такое мифология?
Что такое мифология? Ответов на этот вопрос столько же, сколько существует мнений. В самом широком смысле мы можем сказать, что группа людей, разделяющая религиозные верования, обладает общим мифом. В этом смысле миф выражает метафизические истины и дает ответы на главные вопросы. Современные концепции мифологии различаются на основании области их возникновения. Учеными мифология рассматривается как примитивная попытка объяснить природу, как низшая, «второсортная» наука. Философы и богословы склонны рассматривать мифологию как примитивную философию или религию. Историки видят в ней полузабытое хранилище исторических событий, закрепившимся в сознании народа в форме мифа. Антропологи и социологи видят миф как описание изменений социальной структуры. Для художников и поэтов мифология является сокровищницей образов, которые они используют в своем ремесле, воплощая «общую идею» в множестве узнаваемых форм.
Хотя все эти концепции являются рабочими, понимание мифологии должно объединить эти частные концепты дабы сделать миф понятным для современного ума. Психологический подход Юнга может быть сведен к определению мифологии как само-раскрытия архетипической психики. Юнг описывал человеческую психику как состоящую из двух взаимопроникающих уровней: индивидуального и архетипического (или трансперсонального). Индивидуальный уровень порождается непосредственным опытом проживания жизни. Источником глубинного, архетипического уровня, является не индивидуальный опыт, но первичные, врожденные психологические структуры, данные от рождения, общие для всех людей так же, как общей является структура телесности. Эти внутренние структуры состоят из архетипов, универсальных моделей, олицетворяющий типичный опыт человечества. Архетипический уровень проявляется в религии, искусстве, продуктах человеческого творчества, снах и видениях. Юнг полагал, что мифология также возникает из этого надличностного уровня человеческой психики. В мифах мы находим конкретные формы и образы, посредствам которых можем постичь архетипическую реальность, лежащую в основе всего психического опыта и в значительной степени определяющую его. Очевидно, что изучение мифологической области является инструментом познания глубинных слоев психики.
Юнг установил, что мифологические образы являются дорогой к пониманию архетипов. Если сознательный ум не содержит таких категорий понимания – религиозных и мифологических концептов – он будет лишен моста к глубинным уровням. В таком случае сознательный ум будет полностью отделен от психических глубин или же полностью поглощен ими. Без концепции Бога, например, мы вынуждены вести себя так, будто сами являемся Богом. Конечно, для нас самих это не является осознанной мыслью, но в поведении и реакциях Эго склонно отождествляться с тем самым, о чем не имеет понятия, в данном случае, божественностью. И категория божественного – боги – это то, о чем нам рассказывают мифы.
Почему нам необходимо изучать мифологию? Когда мы размышляем о мифологических образах, то познаем психические факты и пытаемся интерпретировать их. Возможно, ошибочными являются некоторые наши интерпретации, но не сами факты. Факты, мифологические образы сами по себе являются реальностью, превосходящей интерпретацию. Когда мы обсуждаем базовые образы греческой мифологии, то должны задаваться вопросом о том, какую роль каждый конкретный образ может играть в нашей жизни. Важно рассматривать мифы в психологическом аспекте, соединяя с ними наш непосредственный жизненный опыт, иначе они останутся лишь плоской абстракцией.
В этом нам поможет помочь определенная техника. Работая с мифом, приводите свои ассоциации к каждой фигуре и каждому образу, так же, как и при работе со снами. Рассматривая сюжет, в котором Геракл был приговорен служить Эврисфею или Омфале (он вынужден был принять роль вечного слуги), Вы можете задать себе вопрос: «Был ли у меня подобный опыт? Какие задачи подобным грузом ложились на мои плечи? Какие параллели Яя могу провести между этим мифом и своей жизнью?». Такие вопросы обращаются к бессознательному и рождают соответствующие ассоциации – мысли или воспоминания. Будучи внимательным и восприимчивым к подобным ассоциациям Вы выстраиваете личную связь с мифом; этот миф будет оживать в Вашей жизни. Ваши вопросы будут вознаграждены, иногда наградой будет «шок узнавания»: «Это мой миф. Я вижу себя в нем».
Греческие мифы – это святое писание, не менее священное, чем еЕврейская Библия или Новый Завет. Без сомнения, греческие мифы и все, что основано на них – наука, философия и литература – формируют некий базовый корень Западного бессознательного. Мифы – это не просто сказки о минувших событиях, но вечная драма, постоянно воспроизводящая себя в наших жизнях и окружающем нас мире. Осознание этого добавляет новую грань нашему существованию, грань, наиболее доступную для поэтов. В той степени, в которой мы сможем культивировать в себе осознание этого трасперсонального измерения, будут расширяться границы нашей жизни. Так же, как Моисей - извечный пророк, а Иисус - извечно распят и воскрешен, так же и Геракл будет вечно исполнять свои трудовые повинности, Персей - противостоять Медузе, Тесей - вечно преследовать Минотавра. Все эти драмы постоянно разворачиваются вокруг нас. Они – вечные паттерны прохождения жизненного пути, лежащие под поверхностью, только необходимо уметь их увидеть.
Мифы одновременно расширяют границы нашего бытия и учат нас тому, кем мы являемся, а кем – нет. Юнг говорит нам:
«Либидо, которое в свое время не течет в потоке жизни, регрессирует к мифическому миру архетипов, в котором оно активирует образы, с самых давних времен выражавшие нечеловеческую жизнь богов либо верхнего, либо нижнего миров. Если подобная регрессия разворачивается в молодом человеке, его собственная индивидуальная жизнь вытесняется священной архетипической драмой, становящейся все более разрушительной для него, поскольку его сознательное воспитание не обеспечивает его средствами и способами распознавания сути происходящего. Тем самым он лишается возможности освободить себя от архетипических чар. В этом заложена роковая (vital) важность мифов: они объяснили сбитому с толку человеческому существу, что происходит в его бессознательном и почему он овладеваем ими так быстро. Мифы говорили ему: «Это не ты, это — боги. Тебе никогда до них не добраться, поэтому вернись обратно в лоно своего человеческого призвания, относись к богам со страхом и почтением»iii.
Юнг указывает на опасность всепоглощающей идентификации с архетипическим образом, которая в своей крайней форме порождает психоз. Знание о том, что боги существуют, оставляет нам меньше шансов ошибочно считать себя богом. Таким образом, мифы помогают нашему Эго определить, кем оно является а кем - нет. Как мы увидим позже при рассмотрении мифа о Персее, всю мифологию можно рассматривать как аналог зеркального щита Афины, с помощью которого Персей победил Медузу. Отражая, отзеркаливая, мифология позволяет нам получить некое понимание трансперсонального измерения, без которого мы были бы смяты неукротимой мощью его первобытной силы.
Откуда берутся мифы? С точки зрения психологического подхода они постепенно формируются в коллективном бессознательном и медленно кристаллизируются, совместными усилиями человеческой расы воплощаясь в неких устойчивых формах. Однако возникает вопрос, не являются ли мифы формой выражения исторических событий? Археологические исследования дают нам основания предполагать, что Троянская война была реальным историческим событием – об этом не могло быть известно несколько столетий назад. На Крите мы также находим некоторые параллели с мифом о бое Тесея с быком в лабиринте. Необходимо уделить некоторое внимание историческому аспекту мифа. Еще в третьем или четвертом веке до нашей эры человек по имени Эвгемер (Euhemerus) выдвинул идею о том, что все мифы являются производной реальных исторических событий и все герои были когда-то реальными королями или выдающимися личностями. Позднее эти предположения развились в продуктивную теорию. И по сей день идея Эвгемера жива, она реализуется снова и снова, например в комментариях Роберта Грейвса к мифамiv.
Неоспоримым является тот факт, что некоторые мифы, а возможно и все они, имеют некоторые исторические прототипы или корни. Конечно же. Многие считают, что христианский миф базируется на реальной исторической персоналии. Можно отметить, что определённые исторические события, их переживание, если они проявляют некие базовые и универсальные особенности человеческой психики, превращаются в мифы. Так происходит взаимообмен между историей и архетипами. Например, интересно поразмышлять над тем, что было бы, если бы существовал разрыв длиною в столетия во всех исторических записях и историки 2500 года нашей эры рассматривали вопрос о том, что Авраам Линкольн был убит в Страстную Пятницу. Поверили бы они в это просто как факт или высказали бы мнение: «Ну, это интересно. Вот реально существовавший исторический деятель, его образ очень хорошо встраивается в христианский миф и можем ли мы четко провести границу между тем, кто был Линкольном и тем, кто был Христом?». Мы, конечно же, знаем, что Линкольн и в самом деле был застрелен в Страстную Пятницу, но должен ли историк будущего согласится с этим, в том случае, если исторические данные были бы утеряны? Возможно, нет.
Настоящей загадкой является то, как происходит пересечение и взаимообмен между историческим процессом, который проживается индивидуальным Эго, и архетипическим измерением, которое определяет драму Эго или влияет на проявления Эго в проживании пути индивида. Например, в Илиаде есть сцена, в которой Елена говорит Гектору о том, что Зевс дал им трудную судьбу, дабы о них сложили «песню для людей будущего». Другими словами она говорит о том, что им необходимо прожить трагическую долю ибо они обречены стать воплощением архетипического образа для будущих поколений.
Другим аспектом этой же проблемы является вопрос о том, как Эго может вносить свой вклад в раскрытие, развитие и увеличение проявления архетипического мира. Стремление великих людей к славе и бессмертию часто обусловлено страстным желанием добавить свою судьбу к архетипическим образам. В своей поэме «Ликид» (Lycidas) Мильтон обращается к своему слушателю, прекрасно и прямо, проявляя не Эго, но трансперсональные силы:
«Для славы? Да, того, чьи мысли чисты,
Кто суетность утех презрел, она
Ведет вперед стезей труда тернистой.
Но в миг, когда нам цель уже видна,
Слепая фурия рукой узлистой
Нить краткой жизни обрывает...»
Он говорит о славе и восхвалении, мелочных амбициях Эго. И вот Мильтон открывает нам «соль» своего творения:
«Грех, - Гремит мне гневно с неба Феб лучистый, -
Отождествлять со славою успех.
Не в этой жизни истинная слава
Стяжается по праву -
Увенчивает ею не молва,
А лишь один владыка естества,
Всезрящий и всеведущий Юпитер.
Лишь в горных сферах, где вершит он суд,
Награды или кары смертных ждут».v
Это пример того, что можно назвать силой мотива, как элемента структуры личности, и этот элемент может обрести принципиально иное значение, будучи рассмотрен в широком контексте жизненного опуса личности.
Еще одна причина для изучения мифологии звучит из уст Китса (Keats). Широко известны первые строки его «Эндимиона» (Endymion). Это мифологическая поэема, и вступительные строки точно описывают отношение автора к мифологии:
«Красота не стареет во веки веков,
Что ни день - хорошеет она.
Пусть же будет наш сон величав и здоров,
Чтобы ей насладиться сполна.
А наутро мы снова сплетаем венок
Из растений, проросших во мгле.
Пусть привяжут нас свежие мак и вьюнок
К этой чёрной, тяжёлой земле,
Где под гнётом тоски, среди лести и лжи,
Мы блуждаем по тёмным путям.
Нас, наивных, ведут за собой миражи,
Подставляя зубам и когтям.
Но придёт красота и излечится дух,
И вольётся в движенье светил.
И барашек простой будет принят как друг
Деревами, что он посетил.
И речные кувшинки раскроют уста,
Где вода, как зелёный платок.
И прозрачный ручей для того, кто устал
Приготовит прохладный глоток.
В самой чаще лесной, где ни вешек, ни троп,
Брызги-капельки мускусных роз.
И вот как Китс описывает миф:
Это значит, что мир не торопится в гроб,
Не боится смертельных угроз.
Этот чудный, волшебный, живительный свет
Льётся к нам сквозь небесную грань.
Мы - не видим. не слышим, как шепчет вослед
Нам листва, освятившая храм.
Ты, бессмертного слова живая вода,
Ты, слепящий глаза окоём!
Вы должны быть, вы будете с нами всегда.
А иначе - мы просто умрём.»vi
Несомненно, поэты знают все о пище духовной, ибо все они – мифологи. Они проявляют мифические образы, делают их зримыми. Поэты живут в постоянном процессе осознания архетипических сил. Теодор Драйзер (Theodore Dreiser), писатель, который во многом был поэтом, дал безупречное психологическое описание реальности мифических образов, когда сказал, что знает о том, что Фурии существуют, так как слышал биение их крыльев.
Последняя причина для изучения мифологии проявлена в мифе о Филимоне и Бавкиде (Baucis and Philemon). История гласит, что боги Зевс и Гермес спустились на землю в поисках благочестивого человека. Они приняли форму странников и бродили в поисках гостеприимства. Никто не пускал их, пока они не оказались на пороге бедной хижины сердечной пожилой пары, Филимона и Бавкиды, которые оказали им очень теплый прием. Когда случился потоп только Филимон и Бавкида были спасены. Их желание быть хранителями храма богов было удовлетворено. Согласно Овидию, который поведал эту историю, ее мораль такова (и хорошо, что мы приводим ее здесь): «Праведных боги хранят: почитающий сам почитаем.»vii Это согласуется с открытиями глубинной психологии: когда человек внимателен к своему бессознательному, оно отвечает Эго благодарностью. Почитающий сам почитаем. Миф о Филимоне и Бавкиде дает нам весомую причину для изучения мифологии. Это так, как будто мы принимаем Зевса и Гермеса, впускаем их и даем им все, что можем предложить. И это хорошо для души.