Карл Юнг
Liber Novus,
Liber Primus
Глава4\\2
Переживаниев пустыне
Послетяжкой борьбы я слегка приблизился к тебе. Как трудна была эта борьба! Я пал взаросли сомнения, смятения и насмешки. Я осознаю, что должен быть наедине сдушой. Я иду к тебе с пустыми руками, душа моя. Что ты хочешь услышать? Но моядуша заговорила и сказала: «Если ты приходишь к другу, ты приходишь, чтобывзять?» Я знаю, что это не должно быть так, но мне кажется, что я беден и пуст.Я бы хотел сидеть рядом с тобой и хотя бы чувствовать дыхание твоего оживляющегоприсутствия. Мой путь проходит в горячих песках. Все дни напролет, песчаные,пыльные пути. Мое терпение временами слабеет, и однажды я пришел в отчаяние отсамого себя, как ты знаешь.
Моя душаответила: «Ты говоришь со мной, как ребенок, жалующийся матери. Я не твоямать». Я не хочу жаловаться, но позволь сказать, что мой путь долог и пылен. Тыдля меня как тенистое дерево в пустоши. Я бы хотел насладиться твоей тенью. Номоя душа ответила: «Ты ищешь удовольствий. Где твое терпение? Для тебя времяеще не пошло. Ты забыл, почему пошел в пустыню?»
Моя вера слаба,мой лик ослеплен сверканием пустынного солнца. Жар свинцом ложится на меня.Жажда мучает меня, я боюсь подумать, как бесконечно долог путь, и, самоеглавное, я ничего не вижу перед собой. Но душа ответила: «Ты говоришь так,будто все еще ничему не научился. Ты не можешь подождать? Все должно падатьтебе на колени созревшим и законченным? Ты полон, да, ты просто переполненстремлениями и желаниями! - Ты все еще не знаешь, что путь истины открыт толькодля тех, кто не таит намерений?»
Я знаю, все,что ты говоришь, о моя душа, также и моя мысль. Но едва ли я живу всоответствии с ней. Душа сказала: «Как, скажи мне, ты можешь считать, что мыслитебе помогут?» Я всегда буду ссылаться на то, что я человек, всего лишьчеловек, который слаб и иногда не справляется. Но душа сказала: «Ты думаешь,это и значит быть человеком?» Ты сложна, моя душа, но ты права. Как мало мывверяем себя жизни. Мы должны расти, как дерево, которое также не знает своегозакона. Мы связываем себя намерениями, не осознавая, что намерения становятсяограничениями, да, отвержением жизни. Мы считаем, что сможем осветить тьмунамерением, и с его помощью проложить путь свету. Как мы можем заранее знать,откуда свет придет к нам?
Позволь пожаловатьсятолько в одном: я страдаю от насмешек, моих насмешек. Но моя душа сказала мне:«Ты невысокого мнения о себе?» Я не считаю так. Она ответила: «Тогда слушай, тыневысокого мнения обо мне? Ты все еще не знаешь, что пишешь книгу не для того,чтобы подпитать свое тщеславие, а разговариваешь со мной? Как ты можешьстрадать от насмешек, если обращаешься ко мне с теми словами, что я тебе дала?Так ты знаешь, кто я? Ты постиг меня, определил, вывел в мертвую формулу? Тыизмерил мои пропасти, исследовал все пути, по которым я еще только собираюсьтебя вести? Насмешка не может задеть, если ты не тщеславен до мозга костей».Твоя истина тяжела. Я хочу сложить свое тщеславие перед тобой, поскольку ономеня ослепляет. Видишь, поэтому я думал, что мои руки пусты, когда пришел ктебе сегодня. Не предполагал, что это ты наполняешь пустые руки, если толькоони готовы раскрыться, хотя они не готовы. Я не знал, что я твой сосуд, пустойбез тебя, а с тобой — наполненный до краев.
[2] Это быламоя двадцать пятая ночь в пустыне. Столько времени потребовалось, чтобыпробудить душу от тенистого бытия к ее жизни, пока она не появилась предо мнойкак отдельное, свободное существо. И я воспринимал ее тяжелые, но целебныеслова. Мне нужно было их принять, ведь я не мог преодолеть насмешку во мне.
Дух этоговремени считает себя исключительно умным, как и каждый дух времени. Но мудростьпростодушна, не только проста. Из-за этого умный человек издевается надмудростью, ведь издевка — его оружие. Он использует заточенное, ядовитое оружие,ведь он поражен наивной мудростью. Если бы он не был поражен, такое оружие и непонадобилось бы. Только в пустыне мы осознаем свое ужасное простодушие, но мыбоимся его признать. «Потому мы такие насмешливые. Но издевка не стяжаетпростодушия. Насмешка падает на насмешника, и в пустыне, где никто не услышит ине ответит, он задыхается от собственных насмешек.
Чем умнееты, тем глупее твое простодушие. Совершенно умные — полные дураки в своемпростодушии. Нам не спасти себя от ума духа этого времени, увеличивая свой ум,но лишь принимая то, что противнее всего нашему уму, а именно простодушие. Номы не хотим быть и искуственными дураками, ведь мы пали в простодушие, скореемы будем умными дураками. Это ведет к высшему смыслу. Ум сочетается с намерениями.Простодушие не знаем намерения. Ум завоевывает мир, а простодушие — душу. Такприми обет нищеты духа, чтобы восприять свою душу.
Против этойнасмешки восстал весь мой ум.Многие посмеются над моей глупостью. Но никто не посмеется надо мной сильнее,чем я сам.
Так япревозмог насмешки. Но когда превозмог, я оказался рядом со своей душой, и онамогла говорить со мной, и скоро мне предстояло увидеть, как пустыня зеленеет.
В «Комментарии к «Тайне Золотого Цветка»(1929) Юнг критиковал западную тенденцию к обращению всего в методы инамерения. Главный урок, представленный китайскими текстами и МейстеромЭкхартом, был в том, чтобы позволять психическим событиям происходить, как имдолжно: «Давать вещам происходить, действие через недеяние, «отпускание себя» уМейстера Экхарта — все это стало для меня ключом, которым смог открыть дверь напути. Следует психически давать вещам происходить» (CW 13, §20).
Христос предсказывал: «Блаженны нищие духом,ибо их есть Царствие Небесное» (Мф. 5:3). Во многих христианских сообществахчлены принимали обет бедности. В 1934г. Юнг писал: «Как в христианстве обет мирской бедностиотвратил дух от богатств земли, так и духовная нищета ищет отказаться от ложныхбогатств духа, чтобы лишиться не только печальных пережитков — которые теперьназывают себя протестантскими «церквями» - великого прошлого, но и от всехобольщений экзотических ароматов, чтобы наконец обратиться к себе, где вхолодном свете сознания пустая бесплодность мира достигает самих звезд» («Обархетипах коллективного бессознательного», CW 9, 1, §29).