Исследования

Карл Юнг

LiberNovus,

Liberscripture Исследования

Исследования

{1} Я сопротивляюсь, я не могу принять то пустоеничто, которым стал. Что я? Что такое мое я? Я всегда предполагал существованиесвоего я. Вот оно передо мной – я перед моим я. И я говорю тебе, мое я:

Мыодни, и наше совместное бытие угрожает обратиться невыносимой скукой. Мы должнычто-то сделать, провести время; например, я могу обучать тебя. Давай начнем ствоего главного недостатка, который меня больше всего задевает: у тебя нетверного самоуважения. У тебя нет хороших качеств, которыми можно гордиться? Тысчитаешь, что быть способным – это искусство. Но этим навыкам можно донекоторой степени научиться. Пожалуйста, сделай так. Ты находишь это трудным –что ж, все сначала трудно. Вскореты научишься с этим справляться. Ты сомневаешься в этом? Это не важно; тыдолжен уметь это делать, или я не смогу с тобой жить. С тех пор, как Богвознесся и растворился в каких-то огненных небесах, что бы он там ни делал, незнаю точно, что, мы зависим друг друга. Потому ты должен думать об улучшении,или наша совместная жизнь станет несчастной. Так возьми себя в руки и оценисебя! Не хочешь?

Жалкое создание! Я буду тебя понемногу мучить,если ты не попытаешься. О чем ты стенаешь? Возможно, поможет кнут?

Пробирает до костей, не так ли? Вот, получи – иеще. Как это на вкус? Вкус крови, наверное? Средневекового in majorem Dei gloriam?

Или ты хочешь любви, то есть того, чтоскрывается под этим названием? Можно учить и с любовью, если удары не приносятрезультата. Так мне тебя любить? Нежно прижать к себе?

Я думаю, ты зеваешь.

Что это, ты хочешь говорить? Но я тебе не дам,или в конце ты заявишь, что ты – моя душа. Но моя душа с огненным червем, сыномлягушки, который улетел к небесам, к высшим истокам. Знаю ли я, что он тамделает? Но ты не моя душа, ты мое голое, пустое ничто – Я, это противоречивоесущество, которому не откажешь в праве считать себя никчемным.

От тебя можно прийти в отчаяние: твоячувствительность и охотливость превосходят всякие разумные границы. И я долженжить с тобой одним? Я должен, раз уж странное невезение дало мне сына и отнялоего.

Сожалею, что приходится говорить тебе такиеистины. Да, ты до смешного чувствителен, самодоволен, неуправляем, ненадежен,пессимистичен, труслив, нечестен с собой, ядовит, мстителен; трудно безотвращения говорить о твоей детской гордости, мольбе о власти, желанииуважения, смешных амбициях, жажде славы. Наигранностью и помпезностью тызлоупотребляешь, как только можешь.

Ты считаешь, что жить с тобой скорееудовольствие, чем кошмар? Нет, трижды нет! Но я обещаю, что сожму тебя в клещахи медленно стяну шкуру. Уж я тебя освежую.

Ты, именно ты хотело сказать другим людям, чтоделать?

Иди сюда. Я сошью одеяние новой кожи на тебе,чтобы ты почувствовал ее действие.

Ты хочешь жаловаться на других, что тот поступилс тобой несправедливо, не понял, неправильно истолковал, ранил твои чувства,игнорировал, не узнал, ложно обвинил тебя и все такое? Ты видишь в этомтщеславие, свое вечно нелепое тщеславие?

Ты жалуешься, что мучение еще не закончилось?

Я тебе так скажу: оно только началось. У тебянет терпения и серьезности. Ты блистаешь терпением, только когда это касаетсятвоего удовольствия. Я удвою пытки, чтобы научить тебя терпению.

Ты найдешь боль невыносимой, но есть и иныевещи, которые ранят сильнее, и ты бы причинил их другим в величайшей наивности,и оправдал бы себя незнанием.

Но ты научишься молчанию. Для этого я вырву твойязык – которым ты насмехался, кощунствовал и – даже хуже – шутил. Я иголкамиприколю все несправедливые и порочные слова в твое тело одно за одним, чтобы тызнал, как пронзают злые слова.

Ты признаешь, что получаешь и удовольствие отэтой муки? Я увеличу это удовольствие, пока ты не начнешь блевать от радости,чтобы ты знал, что означает получение удовольствия от самоистязания.

Ты восстаешь против меня? Я сжимаю тискисильнее, вот и все. Я переломаю твои кости, пока не останется и следатвердости.

Ибо я хочу быть с тобой – я должен – будь тыпроклят – ты мое я, которое я должен нести с собой в могилу. Ты думаешь, что яхочу терпеть всю эту глупость целую жизнь? Если бы ты не был моим я, я быразорвал тебя на куски давным-давно.

Но я обречен тащить тебя через чистилище, чтобыты тоже стал чем-то приемлемым.

Ты зовешь Бога на помощь?

Милый старый Бог умер, и этохорошо в данном случае, иначе он бы сжалился над твоей раскаявшейсягреховностью и избавил меня от казни, даровав милость. Знай, что ни Бог любви,ни любящий Бог еще не возникли, выполз только червь огня, чудесная пугающаясущность, которая проливает огонь на землю, порождая стенания. Так плачьо Боге, он сожжет тебя огнем за прощение грехов. Свернись кольцом до кровавогопота. Тебе давно нужно было это лекарство. Да – другие всегда поступают неверно– а ты? Ты невинен, правилен, ты должен защищать свои добрые права, на твоейстороне добрый, любящий Бог, который всегда из жалости прощает грехи. Другихдолжно озарять, не тебя, ведь у тебя изначально монополия на все озарения, иони всегда убеждены, что ты прав. И потому во весь голос плачься своемудорогому Богу – он тебя услышит и поразит огненным шаром. Ты не заметил, чтоБог стал огненным червем с голым черепом, раскаленным докрасна, ползущим поземле?

Ты хотел быть высшим! Смехотворно! Ты был и естьнижайший. Так кто ты? Отбросы, от которых меня воротит.

А ты, наверное, что-то могущественное? Я ставлютебя в угол, где ты будешь лежать, пока снова не придешь в чувство. Если тыбольше ничего не чувствуешь, процедура бесполезна. В конце концов, мы должныпродолжать умело. То, что тебе нужны такие варварские средства исправления,многое о тебе говорит. Твое развитие со времен средневековья мизерно.

Сегодняты чувствовал себя подавленным, павшим, униженным? Сказать тебе, почему?

Твои бурные амбиции безграничны. Твои исходишьне из блага дела, а из своего тщеславия. Ты работаешь не для человечества, а насобственные интересы. Ты не стремишься к завершенности дела, а к общемупризнанию и охранению своих преимуществ. Я хочу наградить тебя шипованнойжелезной короной; внутри нее зубья, которые вонзятся в твою плоть.

И вот мы подходим к жестокому надувательству,которое ты создал своим умом. Ты говоришь умело и злоупотребляешь своимталантом и обесцвечиваешь, приглушаешь, усиливаешь, распределяешь свет и тень,и громко провозглашаешь свою достопочтенность и восставляешь добрую веру. Тыпортишь добрую веру в других, злорадно ловишь в свои капканы и говоришь облагонамеренном превосходстве и о том, какой ты подарок для всех остальных. Тыиграешь со сдержанностью и не упоминаешь своих заслуг, в тайной надежде, чтокто-то сделает это за тебя; ты разочарован и задет, если этого не происходит.

Ты проповедуешь лицемерное хладнокровие. Нокогда это действительно важно, ты спокоен? Нет, ты лжешь. Ты разоряешься вярости, а язык подобен холодному кинжалу, и ты мечтаешь о мести.

Ты злораден и обидчив. Ты завидуешь чужойрадости, потому что хотел бы дать ее тем, кого ты ценишь, потому что они ценяттебя. Ты завидуешь всякому благополучию вокруг, но нагло утверждаешьпротивоположное.

Внутри ты беспощадно и грубо думаешь только отом, что подходит тебе, и так чувствуешь себя выше человечества, ни в коей мерене ощущая ответственности. Но ты ответственен перед человечеством за все, чтоты думаешь, чувствуешь и делаешь. Не притворяйся, что есть разница междумышлением и действием. Ты полагаешься только на свое незаслуженное преимуществоне говорить или делать то, что думаешь и чувствуешь.

Но ты бесстыден во всем, когда тебя не видят.Если бы тебе сказал это кто-то другой, ты бы смертельно обиделся, хотя и зная,что это правда. Хочешь попрекать других за их ошибки? Чтобы они улучшили себя?Да, признайся, ты себя улучшил? Откуда у тебя право иметь мнение о других?Каково твое мнение о себе? И на чем оно основано? Твои основания – сети лжи,покрывающие грязный угол. Ты судишь других и сообщаешь им, что делать. Тыпоступаешь так, потому что у тебя нет порядка внутри, потому что ты нечист.

И потом – что ты на самом деле думаешь? Мнекажется, что ты даже думаешь с людьми, не обращая внимания на их человеческоедостоинство; ты осмеливаешься думать посредством их и использовать их какфигуры на своей сцене, как если бы они и были такими, как ты их воспринимаешь?Ты когда-нибудь думал, что так совершаешь постыдный акт власти, столь жедурной, как и тот, за который ты осуждаешь других, а именно за то, что онилюбят своих ближних, как они заявляют, хотя на самом деле используют до конца.Твой грех цветет в уединении, и становится больше, беспощаднее и грубее.

Скрытое в тебе я вытащу на свет, постыдный! Ясокрушу твое превосходство.

Не говори мне о своей любви. То, что ты зовешьлюбовью, сочится эгоизмом и охотливостью. Но ты говоришь о ней великимисловами, и чем громче слова, тем более презренна твоя так называемая любовь.Никогда не говори мне о любви, закрой свой рот. Он лжет.

Я хочу, чтобы ты говорил о стыде, вместо того,чтобы бросаться громкими словами, чтобы ты устроил переполох перед теми, чьеуважение хотел вызвать. Ты заслуживаешь насмешек, а не уважения.

Я выжгу то, чем ты в себе гордился, чтобы тыстал пустым, как опорожненный сосуд. Ты должен гордиться лишь своей пустотой ииспорченностью. Ты должен быть сосудом жизни, так убей своих идолов.

Не свобода тебе принадлежит, а форма; не власть,а страдание и зачатие.

Ты должен сделать из своего самопрезрениядобродетель, которую я ковром расстелю перед людьми. Они пойдут по нему грязныминогами, и ты увидишь, что ты грязнее ног, которые по тебе ступают.

Если яприручаю тебя, зверь, я даю и другим возможность приручить своих зверей.Приручение начинается с тебя, мое я, больше неоткуда. Не то, чтобы ты, тупойбрат-я, был особенно диким. Есть и другие, более дикие. Но я должен хлестатьтебя, пока ты не снесешь дикость других. Тогда я смогу с тобой жить. Есликто-то поступит с тобой несправедливо, я замучаю тебя до смерти, пока ты непростишь нанесенный вред, и не просто промямлив это, но и в своем тяжеломсердце с его гнусной чувствительностью. Твоя чувствительность – особенная формажестокости.

Потому слушай, брат по моему одиночеству, яприготовил для тебя всевозможные пытки, если ты вдруг снова станешьчувствительным. Ты должен ощущать себя подчиненным. Ты должен суметь вынеститот факт, что твоя чистота грязна, и что именно твоя загрязненность желанна,что твою расточительность хвалят как скупость, а жадность – как добродетель.

Наполни свой кубок горьким питьем покорности,ведь ты не моя душа. Моя душа с огненным Богом, который в пламени вознесся навысоты небес.

Ты все еще должен быть чувствительным? Язаметил, ты готовишь тайные планы мести, готовя коварные хитрости. Но ты идиот,тебе не отомстить судьбе. Незрелый, ты, наверное, хочешь хлестать море. Лучшепострой хорошие мосты; это лучший способ применить ум.

Ты хочешь быть понятым? Нам всем это нужно!Пойми себя, и будешь понят должным образом. С этим тебе хватит работы.Маленький маменькин дорогуша хочет быть понятым. Пойми себя, это лучшая защитаот чувствительности, которая удовлетворит твое детское стремление быть понятым.Я полагаю, ты хочешь снова превратить других в рабов своих желаний? Но знай,что я должен жить с тобой и что я больше не буду терпеть эту подлую заунывность.

{2} Произнеся эти и еще много других яростныхслов своему я, я заметил, что могу выносить бытие наедине с собой. Нораздражительность все еще часто меня волновала, и мне приходилось хлестать себятак же часто. И я делал так, пока даже тень удовольствия от самоистязания неисчезла.

И тогдаоднажды ночью я услышал голос; он пришел издалека, и это был голос моей души.Она говорила: «Как ты далеко!»

Я: «Это ты, моя душа? Из каких высот и далей тыговоришь?»

Д.: «Я над тобой. Я отдельный мир. Я стала солнцеподобной.Я приняла семя огня. Где ты? Я едва могу найти тебя в туманах».

Я: «Я внизу, на мрачной земле, в темном тумане,который нам оставил огонь, и мой взор тебя не достигает. Но твой голос звучитближе».

Д.: «Я чувствую. Тяжесть земли пронзает меня, сыройхолод обволакивает меня, мрачные воспоминания прежней боли овладели мной».

Я: «Не опускайся в дым и тьму земли. Я хочу бытьтем, кем я есть, работая здесь, чтобы оставаться солнцеподобным. Иначе я утрачусмелость дальше жить здесь, во тьме земли. Дай мне просто слышать твой голос. Яне хочу снова увидеть тебя во плоти. Скажи что-нибудь! Возьми слова из глубин,из которых, возможно, ко мне поднимается страх».

Д.: «Я не могу, ведь твой творческий источникбьет отсюда».

Я: «Ты видишь мою неуверенность».

Д.: «Неуверенный путь – хороший путь. На немлежат возможности. Будь решительным и твори».

Я слышал рев ветров. Я знал, что птицаподнимается выше, за облака, в огненном блеске распростертого Божественного.

Яобратился к своему брату, моему я; он стоял печально и смотрел на землю,вздыхая, и лучше был бы мертв, ведь тяжесть невероятного страдания легла нанего. Но голос возник во мне и произнес:

«Это трудно – принесенное в жертву повсюду – иты будешь распят ради жизни».

И я сказал моему я: «Брат мой, как тебе этислова?»

Но он глубоко вздохнул и простонал: «Они горьки,и страдание стало сильнее».

На что я ответил: «Я знаю, но это не изменится».Я не знал, что это было, ведь все еще не знал, что таило будущее (это случилосьна 21 мая года 1914). Переполненный страданием, я взглянул в облака и позвалсвою душу и спросил ее. И услышал ее голос, счастливый и радостный, и онаответила:

«Со мной случилось много радостного. Яподнимаюсь выше, мои крылья растут».

Меня охватила горечь этих слов, и я вскричал:«Ты живешь кровью человеческого сердца».

Я услышал ее смех – или она не смеялась? «Дляменя нет напитка приятнее алой крови».

Бессильный гнев охватил меня, и я воззвал: «Еслибы ты не была моей душой, последовавшей за Богом в вечный мир, я бы назвал бытебя ужаснейшей карой для людей. Но кто движет тобой? Я знаю, чтобожественность – это не человечность. Божественное поглощает человека. Я знаю,что это суровость, что это жестокость; тот, кто ощутил тебя в руках, никогда несмоет с них кровь. Ты меня поработила».

Она ответила: «Не злись, не жалуйся. Пусть ствоей стороны будут кровавые жертвы. Это не твоя жестокость, это не твоясуровость, это необходимость. Путь жизни усеян павшими».

Я: «Да, я вижу, это поле боя. Брат мой, что стобой? Ты стонешь?»

Тогда мое я ответило: «Почему же мне не стонатьи не жаловаться? Я загрузился мертвецами и не могу вынести их число».

Но я не понял мое я и потому сказал ему: «А тыязычник, друг мой! Разве ты не слышал, как сказано, предоставь мертвымпогребать своих мертвецов?Почему ты хочешь отяготиться мертвыми? Ты поможешь им, если будешь тащить их ссобой».

Тогда мое я завыло: «Но я жалею павших, им недостичь света. Может, если я потащу их - ?»

Я: «Что это? Их души свершили столько, сколькомогли. Затем они встретили судьбу. Это случится и с нами. Твое состраданиеболезненно».

Но моя душа обратилась издалека: «Оставь емусострадание, сострадание связывает жизнь и смерть».

Эти слова обожгли меня. Она говорила осострадании, она, вознесшаяся вслед за Богом без всякого сострадания, и яспросил ее:

«Почемуты это сделала?»

Ибо моя человеческая чувствительность не моглаохватить отвратительность этого часа. Она ответила:

«Быть в твоем мире было не для меня. Я пачкаласебя испражнениями твоей земли».

Я: «А я не земля? Я не испражнение? Я совершилошибку, из-за которой ты последовала за Богом в высшие миры?»

Д.: «Нет, это была внутренняя необходимость. Япринадлежу Вышнему».

Я: «И никто не мучился от невосполнимой утратыпосле твоего исчезновения?»

Д.: «Напротив, ты извлек великую пользу».

Я: «Если бы я обратился к человеческим чувствам,на меня снизошло бы сомнение».

Д.: «Что ты заметил? Почему то, что ты видишь,всегда должно быть неподлинным? Это именно твоя вина в том, что ты постоянностроишь из себя дурака. Ты не можешь хоть раз оставаться на своем пути?»

Я: «Ты знаешь, что я сомневаюсь из-за любви клюдям».

Д.: «Нет, ради своей слабости, ради своегосомнения и неверия. Стой на своем пути и не убегай от себя. Есть человеческоенамерение и божественное. Они пересекаются в глупых и позабытых людях, ккоторым ты и сам время от времени принадлежишь».

Поскольку я не мог увидеть того, на чтоуказывала моя душа, и не мог увидеть, от чего страдало мое я (ведь этослучилось за два месяца до того, как разразилась война), я хотел понять все этокак личный опыт во мне, и, следовательно, не мог ни понять, ни поверить во всеэто, ведь моя вера слаба. И я считаю, что в наше время лучше, если вера слаба.Мы переросли те детские времена, когда сама вера была наиболее подходящимсредством для приведения людей к доброму и разумному. Потому, если бы мызахотели сегодня иметь твердую веру, мы бы так вернулись в детство. Но у насстолько знания и жажды знаний в нас, что знание нам нужно больше веры. Но силаверы помешала бы нам достичь знания. Вера определенно может быть сильна, но онапуста, и малая часть всего человека может быть в нее вовлечена, если наша жизньс Богом основана только на вере. Следует ли нам прежде всего и в главныхповерить? Мне кажется, это слишком недостойно. Люди с пониманием не должны простоверить, они должны изо всех сил бороться за знание. Вера – это не все, но изнание таково. Вера не дает нам безопасности и благополучия знания. Желаниезнания иногда отнимает слишком много веры. И то, и другое должно находиться вравновесии.

Но опасно также верить слишком сильно, потомучто сейчас каждый должен найти свой путь и обнаруживает в себе потустороннее,полное странный и могущественных вещей. Он легко может принять все буквально,если веры слишком много, и стать никем иным, как сумасшедшим. Детскость верырушится перед лицом наших нынешних необходимостей. Нам нужно различающее знаниедля очищения от путаницы, которую принесло открытие души. Потому, возможно,лучше ожидать лучшего знания, прежде чем легко принять вещи на веру.

После этих размышлений я сказал душе:

«Все следует принять? Ты знаешь, что я имею ввиду. Совсем не глупо и безверно спрашивать о таком, это сомнение высшейстепени».

На что она ответила: «Я понимаю тебя – но этоследует принять».

На что я откликнулся: «Одиночество этогопринятия пугает меня. Я ужасаюсь безумию, что выпадает на долю одиночки».

Она ответила: «Как ты уже знаешь, я давнопредсказывала тебе одиночество. Тебе не нужно бояться безумия. То, что япредсказываю, верно».

Эти слова наполнили меня беспокойством, ведь ячувствовал, что почти не могу принять то, что предсказывала моя душа, потомучто я этого не понимал. Я всегда хотел понять это в отношении себя. Потому ясказал своей душе: «Какой непонятный страх мучает меня?»

«Это твое неверие, твое сомнение. Ты не хочешьверить в размер требуемой жертвы. Но все будет продолжаться до горького конца.Величие требует величия. Ты все еще хочешь быть слишком дешевым. Разве я тебене говорила об оставленности, об отпускании? Ты хочешь в этом отделаться лучшедругих?»

«Нет», - ответил я, - «Нет, это не так. Но ябоюсь поступить несправедливо с людьми, если пойду своим путем».

«Чего ты хочешь избежать?» - сказала она; –«избежать не удастся. Ты должен идти своим путем, не заботясь о других,неважно, хорошие они или плохие. Ты коснулся божественного, которого у нихнет».

Я не мог принять эти слова, поскольку боялсяобмана. Потому я также не хотел принять этот путь, принуждавший меня к диалогус душой. Я предпочитал говорить с людьми. Но я чувствовал себя принужденным кодиночеству и в то же время боялся одиночества моего мышления, котороеудалилось с привычных путей.Когда я понял это, душа сказала мне: «Разве я не предсказывала тебе темноеодиночество?»

«Я знаю»,- ответил я, - «но я на самом деле не думал, что это случится. Должнобыть именно так?»

«Ты можешь только сказать да. Ты не можешьсделать ничего, кроме как позаботиться о своих делах. Если что-то должнослучиться, оно может случиться только так».

«Так значит, это безнадежно», - вскричал я, -«сопротивляться одиночеству?»

«Это совершенно бесполезно. Ты должен вернутьсяк своей работе».

Когда моя душа сказала это, ко мне приблизилсястарик с белой бородой и изможденным лицом.Я спросил его, чего он от меня хочет. На что он ответил:

«Я безымянный, один из многих, живших и умершихв одиночестве. Дух времен и признанная истина требовали этого от нас. Посмотрина меня – ты должен этому научиться. Все было для тебя слишком хорошо».

«Но», - ответил я, - «разве иная необходимость внашем столь отличающемся времени?»

«Она так же верна сегодня, как вчера. Никогда незабывай, что ты человек и потому должен истекать кровью ради цели человечества.Усердно и безропотно практикуй одиночество, чтобы ко времени все было готово.Ты должен стать серьезным, и потому прими свой уход из науки. В ней слишкоммного детскости. Твой путь лежит в глубины. Наука слишком надменна, лишь язык,лишь инструменты. Но ты должен взяться за работу».

Я знал, что у меня за работа, ведь все былотемно. И все стало тяжелым и сомнительным, и бесконечная печаль охватила меня ипродолжалась много дней. Затем, одной ночью, я услышал голос старика. Онговорил медленно, тяжело, и его высказывания казались бессвязными и ужасноабсурдными, так что страх безумия снова меня охватил. Ибо онсказал следующие слова:

«Еще невечер. Худшее придет последним.

Рука, бьющая первой, бьет лучше всего.

Бессмыслица истекает из глубочайших источников,обильна, как Нил.

Утро прекраснее ночи.

Цветы благоухают, пока не завянут.

Зрелость приходит весной как можно позднее, илиже упустит свою цель».

Эти фразы, которые старик говорил мне ночью 25мая в год 1914, показались мне ужасно бессмысленными. Я чувствовал, что мое яизгибается от боли. Оно стонало и жаловалось о ноше мертвых, которая на немпокоилась. Казалось, оно должно нести тысячи мертвецов.

Эта печаль не уходила вплоть до 24 июня 1914 г. Ночьюмоя душа сказала мне: «Величайшее приходит к малейшему». После этого ничегобольше не было сказано. И затем разразилась война. Это открыло мои глаза на то,что я пережил раньше, и также дало мне смелость сказать обо всем, что я написалв ранних частях этой книги.

{3} С этого времени голоса глубин молчали целыйгод. И вновь летом, когда я один был на водах, я увидел, как скопа нырнуланедалеко от меня; она схватила большую рыбу и, сжав ее, взлетела обратно внебо. Яуслышал голос моей души, и она сказала: «Это знак того, что бывшее внизувознеслось наверх».

Вскоре после этого осенней ночью я услышал голосстарика (и на этот раз я знал, что это ΦΙΛΗΜΩΝ).Он сказал: «Я хочуразвернуть тебя. Я хочу управлять тобой. Я хочу вычеканить тебя, как монету. Яхочу сделать на тебе бизнес. Тебя нужно купить и продать». Тыдолжен переходить из рук в руки. Самовольство не для тебя. Ты воля целого.Золото не владеет собой по своему усмотрению и тем не менее управляет целым,презренное и жадно требуемое, безжалостный правитель: оно лежит и ждет. Тот,кто видит его, жаждет его. Оно ни за кем не следует, а тихо лежит, в яркосверкающем спокойствии, самодостаточное, царь, которому не нужны доказательствасилы. Каждый ищет его, немногие находят, но даже малейшая его часть высокоценится. Оно не отдается и не расточает себя. Каждый берет его там, где найдет,и тревожно проверяет, не потерял ли малейшей его части. Каждый отрицает, чтозависит от него, но тайно тянет руку к нему. Должно ли золото доказывать своюнеобходимость? Она доказана желаниями людей. Спроси его: кто берет меня? Тот,кто берет его, имеет его. Золото не шевелится. Оно спит и сияет. Его сверканиесмущает чувства. Без слов, оно обещает все, что человек считает желанным. Оноразрушает то, что должно быть разрушено и помогает восходящему вознестись.

Сверкающие запасы сгрудились, ожидая берущего.Каким бедам люди себя не подвергнут ради золота? Оно ждет и не умаляет своихбедствий — чем больше бедствия, чем больше проблемы, тем более оно ценно. Онорастет из подземелья, из горячей лавы.Оно медленно сочится, скрываясь в жилах и камнях. Люди изощряются вхитрости, чтобы выкопать его, чтобы его поднять».

Но я в испуге обратился к нему: «Какая двусмысленнаяречь, о ΦΙΛΗΜΩΝ!»

Но ΦΙΛΗΜΩΝ продолжал: «Не только учить, но иотрекаться, иначе зачем я учил? Если я не учу, я не должен отрекаться. Но еслия учил, я, следовательно, должен отрекаться. Ибо если я учу, я должен даватьдругим то, что они должны взять. Приобретаемое им — благо, но дар не обретенный— зло. Растратить себя значит: желать подавить многих. Обманчивость окружаетдающего, ибо само его предприятие обманчиво.Он принужден отозвать свой дар и отказаться от добродетели.

Ноша безмолвия не тяжелее ноши моего я, которуюя хочу возложить на тебя. Потому я говорю и учу. Да защитится слушатель от моихуловок, которым я отягощаю его.

Лучшая истина также столь искусный обман, что яи сам запутываюсь в ней, пока не понимаю ценности успешной уловки».

И я снова был поражен и закричал: «О ΦΙΛΗΜΩΝ, люди обманывались насчет тебя,потому ты обманываешь их. Но понимающий тебя понимает и себя».

Но ΦΙΛΗΜΩΝ умолк и удалился в мерцающее облаконеопределенности. Он оставил меня наедине с моими мыслями. И мне подумалось,что высокие стены все еще нужно возвести между людьми, в гораздо меньшейстепени скорее для того, чтобы защитить их от взаимных добродетелей, чем отвзаимной ноши. Мне казалось, будто так называемая христианская мораль нашеговремени создана для взаимного околдовывания. Как кто-то может вынести ношудругого, если все еще величайшее, что можно ожидать от человека — это что онвынесет собственную ношу.

Но грех, вероятно, обретается в околдовывании.Если я принимаю самозабвенную добродетель, я сделаю себя эгоистичным тираномдругого, и также вынужден снова сдаться, чтобы сделать другого своимгосподином, что всегда оставляет у меня дурное впечатление не в пользу другого.Следует признать, это взаимодействие поддерживает общество, но индивидуальная душаповреждается, потому что так человек всегда учится жить из другого, а не изсамого себя. Мне кажется, что, если это возможно, не следует сдавать себя, какэтого требуют, даже силой, и пусть другие поступают так же. Но что случится,если каждый отдаст себя? Это будет глупость.

Не то, чтобы так уж прекрасно и приятно жить ссамим собой, но это служит искуплению себя. Вообще говоря, можно ли отдатьсебя? Так можно стать собственным рабом. Это противоположность принятию себя.Если человек становится собственным рабом – а это случается с каждым, кто сдаетсебя – человек проживается самим собой. Он живет собой; оно живет само.

Добродетель самозабвения – это неестественноеотчуждение от собственной сущности, развитие которой таким образом подавляется.Это грех – невольное отчуждение другого от своей самости посредствомсобственной добродетельности, например, через обременение себя его ношей. Этотгрех возвращается к нам.

Достаточно того подчинения, вполне достаточно,если мы подчиняем себя собственной самости. Работу по искуплению в первуюочередь нужно проводить над собой, если осмеливаться произносить столь громкоеслово. Эту работу не сделать без любви к себе. Следует ли ее делать вообще?Определенно нет, если можно вынести данные условия и нужды в искуплении неощущается. Утомительное чувство нужды в искуплении, в конечном счете, можетстать слишком сильным. И человек ищет отнего избавления и так приступает к работе по искуплению.

Мне кажется, большой пользой было бы отделитьвсякое чувство красоты от мысли об искуплении, и даже нужно это сделать, или мыснова обманемся, потому что нам нравится слово и потому что оно придает вещампрекрасный ореол. Но следует усомниться, может ли работа по искуплению бытьтакой прекрасной вещью. Римляне не нашли повешенного еврея особенно приятным, имрачный избыточный энтузиазм катакомб наряду с грубыми, варварскими символами вих глазах, вероятно, не обладал приятным ореолом, даже с учетом их возросшегоизвращенного любопытства ко всему варварскому и средиземноморскому.

Я думаю, что вернее и пристойнее всего будетсказать, что человек наталкивается на работу по искуплению ненамеренно, таксказать, если ищет избежать того, что кажется невыносимым злом непреодолимогочувства нужды в искуплении. Этот шаг в работу по искуплению ни прекрасен, ниприятен, и не блещет привлекательным видом. Это вещь столь трудная сама по себеи полная мучений, что человек считает себя больным, и совсем не как обладающийчрезмерным здоровьем, ищущий поделиться своим избытком с другими.

Следовательно, мы не должны использовать другихдля нашего предполагаемого искупления. Другой – не камень преткновения поднашими ногами. Гораздо лучше остаться с самим собой. Нужда в искуплении скореевыражается в увеличении нужды в любви, которой мы предполагаем сделать другихсчастливыми. Но тем временем нас переполняет стремление и желание изменитьсобственное положение. И мы любим других до самого конца. Если мы уже достиглисвоей цели, другой оставит нас безразличными. Но истинно, что другой такженужен нам для нашего спасения. Возможно, он добровольно предложит нам своюпомощь, раз уж мы больны и беспомощны. Наша любовь к нему, и она не должнатакой быть, бескорыстна. Это была бы ложь.Ибо ее цель – наше искупление. Бескорыстная любовь истинна, только покатребование самости может быть поставлено только в одном направлении. Но однаждыпридет и очередь самости. Кто захочет отдать себя любви такой самости? Конечноже, только тот, кто еще не знает, какую горечь, несправедливость и яд скрываетя человека, забывшего свое я и сделавшего из этого добродетель.

В терминах я, бескорыстная любовь – подлинныйгрех.

Нам,вероятно, часто следует идти к самим себе, чтобы восстановить связь с собой,ведь она слишком часто разрывается, не только нашими пороками, но идобродетелями. Ибо пороки, как и добродетели, всегда хотят жить снаружи. Ноиз-за постоянной внешней жизни мы забываем себя, и так становимся тайноэгоистичными во всех своих начинаниях.То, что мы отрицаем в себе, тайно подмешивается в наших действиях по отношениюк другим.

Посредством единения с собой мы достигаем Бога.

Я должен сказать это, не ссылаясь на мнениядревних или авторитетов, потому что пережил на собственном опыте. То есть этослучилось во мне. И это определенно случилось так, как я не ожидал и не хотел.Хотел бы я сказать, что это был обман, и с радостью отверг бы собственный опыт.Но я не могу отрицать, что он охватил меня сверх всякой меры и неуклоннопродолжает работать во мне. Так что если это обман, тогда обман — мой Бог.Более того, Бог в обмане. И если бы это была величайшая горечь, что мнедоведется испытать, я должен признаться в этом переживании и разглядеть в немБога. Нет возражения или озарения, что могут превозмочь силу этого переживания.И даже если Бог открылся в бессмысленной мерзости, я могу лишь подтвердить, чтопережил в ней Бога. Я даже знаю, что не трудно сослаться на теорию, котораяудовлетворительно объяснит мой опыт и присоединит к уже известному. Я могусостряпать такую теорию и сам и удовлетвориться с интеллектуальной точки зрения,и все же эта теория не сможет удалить и малейшей части знания того, что япережил Бога. Я разглядел Бога в непоколебимости переживания. Я не хочу емуверить, мне не нужно верить, и я не могу поверить. Как в такое можно поверить?Мой разум придет в полное смятение, если поверить в такие вещи. С учетом ихприроды, они совершенно невероятны. Не только невероятны, но и невозможны длянашего понимания. Только больной разум может произвести такие иллюзии. Я одиниз тех больных людей, которыми завладело заблуждение и чувственный обман. Но ядолжен сказать, что Бог делает нас больными. Он наполняет нашу душу отравой. Оннаполняет нас вихрящимся хаосом. Сколь многих разрушит Бог?

Бог является нам в определенном состоянии души.Потому мы достигаем Бога через самость.Самость— не Бог, хотя мы достигаем Бога через самость. Бог за самостью, над самостью,сама самость, когда он появляется. Но он появляется как наша болезнь, откоторой мы должны исцелиться.Мы должны исцелиться от Бога, ведь он также наша тяжелейшая рана.

Ибо в первую очередь сила Бога всецело находитсяв самости, ведь самость полностью в Боге, потому что мы не были с самостью. Мыдолжны привлечь самость на свою сторону. Потому мы должны бороться с Богом занашу самость. Поскольку Бог — это неизмеримо мощное движение, увлекающеесамость в безграничное, к растворению.

Следовательно, когда Бог появляется в нас, мысначала бессильны, покорены, разделены, больны, отравлены сильнейшим ядом, нопьяны высшим здоровьем.

Но мы не можем оставаться в этом состоянии,поскольку силы нашего тело поглощаются, подобно жиру в пламени. Потому мыдолжны стремиться освободить самость от Бога, чтобы мы могли жить.

Определенновозможно и даже легко нашему разуму отвергнуть Бога и говорить только оболезни. Так мы примем больную часть и также можем ее исцелить. Но это будетисцеление с утратой. Мы теряем часть жизни. Мы продолжаем жить, но какизувеченные Богом. Где пылал огонь, остался мертвый пепел.

Я считаю, у нас есть выбор: я предпочел живыечудеса Бога. Я каждый день взвешиваю всю мою жизнь и продолжаю считать огненноесверкание Бога более высокой и полной жизнью, чем пепел рациональности. Пепелсамоубийственен для меня. Я, наверное, мог бы убрать огонь, но не могуотвергнуть переживание Бога. И не могу отрезать себя от этого опыта. Я и нехочу, ведь я хочу жить. Моя жизнь хочет всю себя.

Потому я должен служить своей самости. Я должентак ее завоевать. Но я должен завоевать ее так, чтобы моя жизнь сталацелостной. Ибо мне кажется греховным уродовать жизнь, когда еще естьвозможность прожить ее полно. Служение самости потому божественное служение ислужение человечеству. Если я несу себя, я освобождаю от себя человечество иисцеляю свою самостью от Бога.

Я должен освободить свою самость от Бога, ведьБог, которого я пережил, больше, чем любовь; он также и ненависть, он больше,чем красота, он также мерзость, он больше, чем мудрость, он также бессмыслица,он больше, чем сила, он также бессилие, он больше, чем вездесущность, он такжемое создание.

На следующую ночь я услышал голос ΦΙΛΗΜΩΝ снова,и он сказал:

«Подойди ближе, войди в могилу Бога. Местомтвоей работы должно быть убежище. Бог не должен жить в тебе, но ты должен житьв Боге».

Этислова возмутили меня, потому что раньше я как раз думал о том, чтобы освободитьсебя от Бога. Но ΦΙΛΗΜΩΝ советовал мне еще глубже погрузиться в Бога.

С тех пор, как Бог вознесся в высшие миры,ΦΙΛΗΜΩΝ также изменился. Сначала он явился мне как маг, живший в далекихземлях, но затем я ощутил его близость и, с тех пор как Бог вознесся, я знал,что ΦΙΛΗΜΩΝ отравил меня и дал мне язык, который казался чужим и иначевоспринимался. Все это пало, когда Бог вознесся, и только ΦΙΛΗΜΩΝ хранил язык.Но я ощущал, что он шел иными путями, нежели я. Вероятно, большая часть изтого, что я записал ранее, была дана мне ΦΙΛΗΜΩΝ.Следовательно, я был словно отравлен. Но теперь я заметил, что ΦΙΛΗΜΩΝ принялформу, далекую от меня.

{4} Черезнесколько дней ко мне приблизились три тени. Я понял из их леденящего дыхания,что они были мертвыми. Первая фигура была похожа на женщину. Она приблизилась ииздала мягкий жужжащий звук, жужжание крыл солнечного жука. Затем я ее узнал.Когда она была жива, она восстановила для меня тайны египтян, красный солнечныйдиск и песню золотых крыл. Она оставалась призрачной, и я едва мог понять ееслова. Она сказала:

«То было ночью, когда я умерла – ты все ещеживешь во дне – еще есть дни, годы перед тобой – что ты начнешь – Позволь мневзять слово – о, то, которое тебе не услышать! Как трудно – дай мне слово!»

Я ответил в смятении: «Я не знаю слова, котороеты ищешь».

Но она закричала: «Символ, посредник, нам нуженсимвол, мы жаждем его, пролей на нас свет».

«Откуда? Как я могу? Я не знаю символа, которыйты требуешь».

Но она настаивала: «Ты можешь, дотянись донего».

И именно в этот момент знак лег в мою руку, и ясмотрел на него в безграничном изумлении. Тогда она громко и радостно сказаламне:

«Вот он, это ХАП, символ, который мы хотели,который был нам нужен. Он ужасно прост, изначально туп, поистине богоподобен,иной полюс Бога. Нам был нужен именно этот полюс».

«Зачем вам нужен ХАП?» -ответил я.

«Он в свете, иной Бог пребывает в ночи».

«О», - ответил я, - «что это, возлюбленная? Богдухов в ночи? Это сын? Сын лягушек? Горе нам, если он Бог наших дней!»

Но мертвая сказала, полная триумфа:

«Он – плотский дух, кровавый дух, он выделениевсех телесных соков, дух спермы и внутренностей, гениталий, головы, ног, рук,сочленений, костей, глаз и ушей, нервов и мозга; он дух слюны и испражнений».

«Ты от дьявола?» - воскликнул я в ужасе, – «Гдеостанется мой сверкающий божественный свет?»

Но она сказала: «Твое тело останется с тобой,мой возлюбленный, твое живое тело. Просветляющая мысль приходит от тела».

«О какой мысли ты говоришь? Я не осознаю такоймысли», - сказал я.

«Она вползает, как червь, как змея, то здесь, тотам, слепая ящерица из Ада».

«Тогда я должен быть погребен здесь. О ужас! Огнилость! Должен ли я полностью присосаться, как пиявка?»

«Да, пей кровь», - сказала она – «высасывай,высоси тушу, внутри сок, конечно, отвратительный, но питательный. Ты не долженпонимать, но соси!»

«Проклятый ужас! Нет, трижды нет», - кричал я вярости.

Но она сказала: «Это не должно тебя раздражать,нам нужна эта пища, жизненные соки людей, раз мы хотим разделить с тобой жизнь.Так мы можем к тебе приблизиться. Мы хотим дать тебе приливы того, что тыхочешь знать».

«Это ужасно абсурдно! О чем ты говоришь?»

Но онасмотрела на меня так, как когда я видел ее еще среди живых, когда она, саматого не осознавая, показала мне некоторые тайны, оставшиеся после египтян. Иона мне сказала:

«Сделай это для меня, для нас. Ты вспоминаешьмое наследие, красный солнечный диск, золотые крылья, венок жизни идлительности? Бессмертие, о нем кое-что нужно знать».

«Путь, ведущий к этому знанию – Ад».

От этогоя погрузился в мрачные раздумья, поскольку подозревал тяжесть, непостижимость инеизмеримое одиночество этого пути. И после долгой борьбы со всей слабостью итрусостью во мне я решил принять на себя одиночество святой ошибки и вечноверной истины.

И на третью ночь я воззвал к своей мертвойвозлюбленной и попросил ее:

«Учи меня знанию червей и ползучих тварей,открой мне темноту духов!»

Она прошептала: «Дай кровь, чтобы я напилась иобрела речь. Ты солгал, когда сказал, что оставил силу сыну?»

«Нет, я не лгал. Но я сказал то, чего не понял».

«Ты везунчик», - сказала она, - «если можешьсказать то, чего не понимаешь. Так слушай: ХАП– это не основание, а верхушка церкви, которая все еще остается погруженной подземлю. Нам нужна эта церковь, ведь мы можем жить в ней с тобой и соучаствоватьв твоей жизни. Ты исключил нас к собственному вреду».

«Скажи мне, ХАП для тебя знак церкви, в которойты надеешься на сообщество живых? Скажи мне, почему ты медлишь?»

Она стонала и шептала слабым голосом: «Дайкровь, мне нужна кровь».

«Так возьми кровь моего сердца», - сказал я.

«Благодарю тебя», - сказала она, - «это полнотажизни. Воздух мира теней разрежен, ведь мы реем в океане воздуха как птицы надморем. Многие выходят за границы, порхая по неопределенным путям внешнегопространства, сталкиваясь с опасностями чужих миров. Но мы, мы, все еще близкиеи несовершенные, хотели бы погрузиться в море воздуха и вернуться к земле, кживым. У тебя нет животной формы, в которую я могла бы войти?»

«Что», - воскликнул я в ужасе, - «ты хочешь бытьмоей собакой?»

«Если это возможно, да», - ответила она, - «я быдаже была как твоя собака. Для меня ты имеешь несказанную ценность, вся моянадежда, что все еще держится земли. Я бы все еще хотела увидеть завершеннымто, что оставила слишком рано. Дай мне кровь, много крови!»

«Так пей», - в отчаянии сказал я, - «пей, ибудь, что будет».

Она шептала неуверенным голосом: «Бримо – ядумаю, так ты зовешь ее – древняя – так она началась – та, что родила сына –могущественный ХАП, выросший из ее стыда, боровшийся за жену Небесную, чтоизгибается над землей, ибо Бримо, вверху и внизу, объемлет сына. Онарождает и растит его. Рожденный снизу, он оплодотворяет Верх, поскольку егожена – его мать, а мать – его жена».

«Проклятое учение! Разве недостаточно ужасающегоMysterium?» -кричал я в ярости и отвращении.

«Если Небо зачинает и не может больше удерживатьплод, оно рождает человека, который несет тяжесть греха – это древо жизни инескончаемой длительности. Дай мне свою кровь! Слушай! Эта загадка ужасна:когда Бримо, небесная, была беременна, она родила дракона, сначала послед, азатем сына, ХАП, и того, кто нес ХАП. ХАП – это восстание Низа, но птицаприходит Сверху и размещается на голове ХАП. Это мир. Ты сосуд. Говори, Небо,излей свой дождь. Ты скорлупа. Пустые скорлупы не разливаются, они захватывают.Пусть все вливается со всех четырех ветров. Я скажу тебе, что иной вечерприближается. День, два дня, много дней подошли к концу. Свет дня спускается иосвещает тень, сам он тень солнца. Жизнь становится тенью, а тень оживляетсебя, тень, которая больше тебя. Ты думаешь, твоя тень – это твой сын? Он мал вполдень и заполняет небо в полночь».

Но я был утомлен, в отчаянии и не мог большеслышать, и потому сказал мертвой:

«Так тыпредставляешь ужасного сына, который жил подо мной, под деревьями в воде? Ондух, который изливают небеса, или он бездушный червь, которого породила земля?О Небо – о зловещее лоно! Ты хочешь высосать из меня жизнь ради тени? Должно личеловечество полностью растратиться ради божественности? Мнежить с тенями вместо живых? Все стремления живых должны обратиться к вам,мертвые? У вас не было своего времени жить? Вы не использовали его? Живойдолжен отдать свою жизнь ради вас, вас, не живущих вечным? Говорите, немыетени, стоящие у моей двери и требующие моей крови!»

Тень мертвой возвысила голос и сказала: «Тывидишь – или ты еще не видишь, что живые делают с твоей жизнью. Онирастаскивают ее. Но со мной ты живешь собой, ведь я принадлежу тебе. Япринадлежу к твоим невидимым последователям и сообществу. Ты веришь, что живыевидят тебя? Они видят только твою тень, не тебя – ты слуга, ты носитель, тысосуд…»

«Как ты разглагольствуешь! Я в твоей милости?Мне больше не увидеть света дня? Мне стать тенью с живым телом? Ты бесформеннаи неуловима, ты испускаешь холод могилы, дыхание пустоты. Дать закопать себязаживо – о чем ты думаешь? Слишком рано, кажется, я должен в первый разумереть. У тебя есть бальзам, смягчающий мое сердце и огонь, согревающий мнеруки? Кто вы, скорбные тени? Вы призраки детей! Зачем вам моя кровь? Воистину,вы даже хуже людей. Люди дают мало, а что даете вы? Вы даете жизнь? Теплуюкрасоту? Или, может, радость? Или все это идет в ваш мрачный Ад? Что выпредлагаете взамен? Тайны? Живут ли ими живые? Я считаю твои тайны обманами,если ими нельзя жить».

Но она прервала меня и закричала: «Остановись,пылкий, дай перевести дыхание. Мы тени; стань тенью, и постигнешь, что мыдаем».

«Я не хочу умирать, чтобы спуститься в твоютьму».

«Но», - сказала она, - «тебе не нужно умирать.Ты лишь должен дать закопать себя».

«В надежде на воскрешение? Без шуток!»

Но она спокойно сказала: «Ты подозреваешь, чтослучится. Тройные стены перед тобой и невидимость – в ад твое стремление ичувство! По крайней мере, ты нас не любишь, так что мы для тебя не так дороги,как люди, которые вертятся в твоей любви и терпении, пока ты делаешь из себядурака».

«Мертвая моя, думаю, ты говоришь моим языком».

Она насмешливо ответила: «Люди любят – и ты! Чтоза ошибка! Все это значит, что ты хочешь убежать от себя. Что ты делаешь людям?Ты искушаешь их и льстишь им в мании величия, жертвой которой ты пал».

«Но это меня огорчает, ранит, заставляет выть; яощущаю великое стремление, все мягко жалуется, и мое сердце тоскует».

Но она была беспощадна: «Твое сердце принадлежитнам», - сказала она, - «Чего ты хочешь от людей? Защищай себя от людей – чтобыходить на двух своих ногах, а не на человеческих костылях. Людям нужнынетребовательные, но они всегда хотят любви, чтобы суметь убежать от себя. Этонужно остановить. Зачем дураки идут и проповедуют евангелие неграм, а затемвысмеивают его в собственной стране? Почему эти лицемерные проповедники говорято любви, божественной и человеческой любви и используют то же евангелие, чтобыподтвердить право развязывать войну и совершать убийственные несправедливости?Самое главное, чему они учат других, если встают на колени в черную грязьзаблуждения и самообмана? Они очистили собственный дом, они распознали ивыгнали собственного дьявола? И поскольку они всего этого не сделали, онипроповедуют любовь, чтобы бежать от себя и делать другим то, что должно делатьсебе. Но эта высоко желанная любовь, данная себе, жжет, как огонь. Эти лицемерыи лжецы заметили это – как и ты – и предпочитают любить других. Это любовь? Этоложное лицемерие.Все всегда начинается с себя, и превыше всего – любовь. Ты считаешь, что тот,кто ранит себя безжалостно, делает доброе дело другим своей любовью? Нет,конечно, ты так не считаешь. Ты даже знаешь, что он лишь учит других, какранить себя, чтобы принудить других выражать симпатию. Потому ты должен бытьтенью, ведь это то, что нужно людям. Как им избежать лицемерия и глупости твоейлюбви, если ты и сам не можешь? Ибо все начинается с тебя. Но твоя лошадь всеникак не удержится от ржания. Даже хуже, твоя добродетель – это виляющаясобака, рычащая собака, лижущая собака, лающая собака – и ты называешь эточеловеческой любовью! Но любовь - это: нести и выносить себя. Она начинается сэтого. Это подлинно о тебе; ты все еще несдержан; иные огни еще придут на тебя,пока ты примешь свое одиночество и научишься любить.

Что ты спрашиваешь о любви? Что есть любовь?Жить, превыше всего – это больше, чем любовь. Война – это любовь? Ты все никакне увидишь, на что еще годится человеческая любовь – средство, как и прочие.Следовательно, превыше всего, одиночество, пока всякая снисходительность к себене будет выжжена из тебя. Ты должен научиться замерзать».

«Перед собой я вижу только могилы», - ответил я,- «что за проклятая воля надо мной?»

«Воля Бога, что сильнее тебя, ты раб, ты сосуд.Ты пал в руки более великого. Он не знает жалости. Твои христианские защитыпали, завесы, что ослепляли твои глаза. Бог снова стал сильным. Иго людей легчеига Бога; потому каждый стремится безжалостно надеть на другого ярмо. Но тот,кто не падает в руки людей, падает в руки Бога. Да будет он процветать и дападет на него горе! Спасения нет».

«Это свобода?» - закричал я.

«Высочайшая свобода. Только Бог над тобой, черезтебя. Удовлетворись этим, насколько сможешь. Бог запирает двери, которые тебене открыть. Пусть твои чувства скулят, как щенки. Уши в высоте глухи».

«Но», - ответил я, - «здесь нет проступка передлюдьми?»

«Проступка? Я смеюсь над твоим проступком. Богзнает только силу и творение. Он приказывает, и ты действуешь. Твои тревогисмехотворны. Есть только одна дорога, военная дорога Божественного».

Мертвая говорила мне эти безжалостные слова.Поскольку я не хотел никому подчиняться, мне пришлось подчиниться этому голосу.И она говорила безжалостные слова о силе Бога. Мне пришлось принять эти слова. Мыдолжны приветствовать новый свет, кроваво-красное солнце, болезненное чудо.Никто не принуждает меня; только чужая воля во мне приказывает, и я не могуспастись, ибо не нахожу для этого оснований.

Солнце, явившееся мне, плавало в море крови искорби; потому я сказал мертвой:

«Это должно быть жертвоприношением радости?»

Но мертвая ответила: «Жертвоприношение всейрадости, готовое, чтобы ты провел его сам. Радость не нужно создавать и искать;она придет, если должна придти. Я требую твоего служения. Не служи своемуличному дьяволу. Это ведет к излишней боли. Истинная радость проста: онаприходит и существует сама по себе, ее не нужно искать то тут, то там. Рискуявстретить черную ночь, ты должен посвятить себя мне и не искать радости.Радость не может быть подготовлена, она существует в согласии с собой иливообще не существует. Все, что ты должен сделать – это выполнить свою задачу, ибольше ничего. Радость приходит от исполнения, а не от стремления. У меня естьвласть приказывать, ты подчиняешься».

«Я боюсь, что ты меня уничтожишь».

Но она ответила: «Я жизнь, что уничтожает тольконеподходящее. Потому не беспокойся, что ты неподходящий инструмент. Ты хочешьуправлять собой? Ты правишь кораблем по пескам. Построй свой мост, камень накамне, но даже не думай захватить штурвал. Ты собьешься с пути, если избегнешьслужения мне. Нет спасения без меня. Почему ты мечтаешь и колеблешься?»

«Ты видишь», - ответил я, - «что я слеп и незнаю, с чего начать».

«Все начинается с ближнего. Где церковь? Гдесообщество?»

«Это чистое безумие», - закричал я внегодовании, - «почему ты говоришь о церкви? Я что, пророк? Как я могу самтакое утверждать? Я лишь человек, которому не дано знать больше других».

Но она ответила: «Я хочу церкви, она необходиматебе и другим. Иначе что ты собираешься делать с теми, кого я брошу к твоимногам? Прекрасное и естественное найдет приют в ужасном и темном и покажетпуть. Церковь — это нечто естественное. Святая церемония должна исчезнуть истать духом. Мост должен вести по ту сторону человечности, нерушимый, далекий,воздушный. Есть сообщество духов, основанное на внешних знаках с твердымзначением».

«Слушай», - закричал я, - «думать об этомневозможно, это непостижимо».

Но она продолжила: «Сообщество с мертвыми — этото, что нужно и тебе, и мертвым. Не соединяйся с мертвыми, стой от них отдельнои отдавай каждому то, что должно. Мертвые требуют твоих искупительных молитв».

И сказав эти слова, она возвысила голос ипозвала мертвых от моего имени:

«Мертвые, я призываю вас.

Тени ушедших, которых освободились от мук живых,придите!

Моя кровь, сок моей жизни, будет вашей пищей ипитием.

Подкрепитесь мной, чтобы обрести жизнь и речь.

Придите, темные и бессонные, я освежу вас моейкровью, кровью живого, чтобы вы обрели речь и жизнь, во мне и через меня.

Бог принуждает меня направить эту молитву к вам,чтобы вы возродились к жизни. Слишком долго мы оставляли вас.

Построим связи сообщества, чтобы образ живых имертвых был един, и прошлое жило в настоящем.

Наше желание тянет нас к миру живых, и мызабылись в этом желании.

Пейте живую кровь, пейте сполна, чтобы мыспаслись от неумолимой и безжалостной власти пылкого стремления к видимому,понятному и ныне сущему.

Пейте из нашей крови желание, которое порождаетзло, ссоры, разногласия, уродство, жестокие деяния и голод.

Берите, ешьте, это мое тело, что живет для вас.Берите, ешьте, пейте, это моя кровь, желания которой текут для вас.

Придите, празднуйте Тайную Вечерю со мной радивашего искупления и моего.

Мне нужно сообщество с вами, чтобы не стать мнежертвой ни сообщества живых, ни моего желания и вашего, чья зависть ненасытна ипотому порождает зло.

Помогите мне, чтобы я не забыл, что мое желание— жертвенный огонь для вас.

Вы мое сообщество. Я живу так, как могу жить,для живых. Но крайность моего стремления принадлежит вам, мои тени. Нам нужножить с вами.

Будьте к нам благоприятны и откройте нашзапертый дух, чтобы нас благословил искупительный свет. Да будет так!»

Когда мертвая закончила молитву, она повернуласько мне и сказала:

«Велика нужда мертвых. Но Богу не нужнажертвенная молитва. У него нет ни благосклонности, ни недоброжелательства. Ондобрый и пугающий, хотя на самом деле не так, это только тебе кажется так. Номертвые слышат твою молитву, ведь они по природе все еще люди и не свободны отблагосклонности и недоброжелательства. Ты не понимаешь? История человечествадревнее и мудрее тебя. Было ли время, когда не было мертвых? Пустой обман!Только недавно люди начали забывать мертвых и думать, что начали реальную жизнь,приводя их в бешенство»,

{5} Когда мертвая произнесла все эти слова, онаисчезла. Я погрузился в мрачность и тупое замешательство. Взглянув снова, яувидел свою душу в высших мирах, порхающую, освещенную отдаленным сверканием,что изливалось от Божественного.И я позвал:

«Ты знаешь, что произошло. Ты видишь, что этопревосходит силы и понимание человека. Но я принимаю это ради тебя и меня. Бытьраспятым на древе жизни, о горечь! О болезненное безмолвие! Если бы не ты, моядуша, коснувшаяся огненных Небес и вечной полноты, как бы я мог?

Я бросаю себя человеческим животным — онечеловеческая мука! Мои добродетели, мои лучшие способности должны бытьразорваны, потому что они все еще остаются шипами со стороны человеческогоживотного. Не смерть ради лучшего, а загрязнение и разрывание прекраснейшегоради жизни.

Увы, неужели нигде нет целительного обмана,который защитил бы меня от свершения Тайной Вечери с моим собственным телом?Мертвые хотят жить мною.

Почему ты сочла меня тем, кто должен пить извыгребной ямы человечества, которую наполняли христиане? Тебе не хваталосозерцания огненной полноты, душа моя? Ты все еще хочешь всецело порхать вослепительном белом свете Божественного? В какие тени ужаса ты погружаешь меня?Неужели омут дьявола столь глубок, что его грязь пачкает даже твое сверкающееодеяние?

Откуда у тебя право так грязно поступать сомной? Да минует меня сия чаша отвратительной нечистоты. Но еслинет на то твоей воли, поднимись через огненное Небо, предъяви свои требования иопрокинь трон Бога, ужасного, объяви право людей перед Богами и отомсти импозорные деяния человечества, ведь только Боги могут принудить человеческогочервя кневероятным зверствам. Да будет этой доли мне достаточно, и пусть люди самиуправляют своей судьбой.

О моя материнская человечность, изгони от себяужасного червя Бога, душителя людей. Не чти его из-за ужасного яда — каплидостаточно — и что для него капля — который в то же время и вся пустота, и вся полнота?»

Объявив эти слова, я заметил, что за мной стоялΦΙΛΗΜΩΝ и дал мне их. Он приблизился невидимо, и я чувствовал присутствиедоброго и прекрасного. И он говорил мне мягким глубоким голосом:

«Удали,о человек, божественное из своей души, насколько сможешь. Что за дьявольскийфарс она несет с тобой, все еще призывая на тебя божественную силу! Онанеуправляемый ребенок и кровожадный демон одновременно, мучитель людей,которому нет равных, именно потому что она обладает божественностью. Почему?Откуда? Потому что ты чтишь ее. Мертвые хотят того же. Почему они не стояттихо? Потому что они не перешли на другую сторону. Почему они хотят жертвы?Чтобы жить. Но почему они все еще хотят жить с людьми? Потому что хотятправить. Они не покончили со своей тягой к власти, ведь они умерли, вожделеяее. Ребенок, старик, злая женщина, дух мертвого, дьявол — всем им нужнопотакание. Бойся души, презирай ее, люби ее, совсем как Боги. Да будут онидалеки от нас! Но превыше всего никогда не теряй их! Будучи утрачены, онистановятся зловредны, как змеи, кровожадны, как тигр, неожиданнонабрасывающийся сзади. Человек, сбивающийся с пути, становится животным,заблудшая душа становится дьяволом. Держись души с любовью, страхом,презрением, ненавистью и не упускай ее из виду. Она адско-божественноесокровище, которое следует держать за железными стенами в глубочайшемхранилище. Она всегда хочет выбраться и рассыпать сверкающую красоту. Будьосторожен, ведь ты уже был предан! Тебе не найти более неверной, коварной ипротивной женщины, чем твоя душа. Как мне славить чудо ее красоты и совершенства?Не стоит ли она в сверкании бессмертной юности? Не отравленное ли вино еелюбовь, а мудрость ее — не первобытный ли ум змей?

Обороняй от нее людей, а ее от людей. Слушай еестенания и песни в тюрьме, но не дай ей сбежать, или она немедленно превратитсяв шлюху. Как ее муж, ты благословлен через нее, и потому проклят. Онапринадлежит к демонической расе Мальчиков-с-Пальчик и гигантов, и лишьотдаленно связана с человечеством. Если ты пытаешься постичь ее в человеческихтерминах, ты пройдешь мимо себя. Крайность твоей ярости, твоего сомнения итвоей любви принадлежит ей, но только крайность. Если даешь ей эту крайность,человечество будет спасено от кошмара. Ибо если ты не видишь своей души, тывидишь ее в ближних, и это сведет тебя с ума, ведь эту дьявольскую тайну иадский призрак не разглядеть.

Посмотри на человека, слабого в своем несчатье имучении, которого Боги выбрали как свою добычу — разорви на части проклятуюзавесу, которыми утраченная душа укрыла человека, жестокие сети, сплетенныеприносящей смерть, и удержи эту божественную шлюху, которая никак не придет всебя после отпадения от благодати и тянется к грязи и власти в бредовойслепоте. Запри ее как распутную суку, которая рада смешать свою кровь с каждойгрязной дворнягой. Заточи ее, пусть достаточного будет достаточно. Пусть онахоть раз испробует твоих мучений, чтобы почувствовала человека и его молот,который он отнял у Богов.

Пусть человек правит в человеческом мире. Пустьего законы будут верны. Но обращайся с душами, демонами и богами иначе,предлагая то, что требуется. Но не отягощай людей, ничего от них не требуя и неожидая, тем, во что тебя заставили поверить твои дьявольские души ибожественные, но терпи, безмолвствуй и благочестиво исполняй все, что подобаеттвоему роду. Действуй не на других, а на себя, если только другой не попросит утебя помощи или мнения. Ты понимаешь, что делает другой? Никогда — как тыможешь? Другой понимает, что делаешь ты? Откуда у тебя право думать о другом идействовать на него? Ты пренебрег собой, твой сад полон сорняков, и ты хочешьучить ближнего о порядке и искать свидетельств его недостатков.

Почему ты должен молчать о других? Потому чтодостаточно и того, что можно обсудить относительно твоих собственных демонов.Но если ты действуешь и думаешь о ближнем без его просьбы о твоем мнении илисовете, ты поступаешь так, потому что не можешь отличить себя от своей души.Потому ты падаешь жертвой ее наглости и помогаешь ей в распутстве. Или тыдумаешь, что должен отдать свою человеческую силу душе или Богам, или даже что было бы полезнои благочестиво привести Богов к другим? Слепец, это христианскаясамоуверенность. Богам не нужна твоя помощь, смехотворный обожатель, считающийсебя Богом и желающий формировать, улучшать, осуждать, обучать и создавать людей.Ты сам стал совершенен? - потому молчи, думай о своих делах и каждый деньсмотри на свою неполноценность. Тебе больше всего нужна собственная помощь;храни свои мнения и добрые советы для себя, и не беги к другим, как шлюха, спониманием и желанием помочь. Не играй в Бога. Кто же демоны, как не те, кто недействуют сами по себе? Так заставь их работать, но не через тебя, или самстанешь для других демоном; предоставь их самим себе и не завладевай иминеуклюжей любовью, мнением, заботой, советом и иным нахальством. Иначе будешьделать работу демонов; ты сам станешь демоном и впадешь в неистовство. Нодемоны рады безумству беспомощных людей, принуждая и подталкивая их помогатьдругим. Так что молчи, исполняй проклятую работу искупления себя, ибо тогда демоныдолжны мучить себя, а также все твои ближние, не отличившие себя от души ипредавшиеся издевательствам демонов. Жестоко предоставлять твоих слепых ближнихчеловеческих существ их собственной участи? Было бы жестоко, если бы ты моготкрыть им глаза. Но ты можешь открыть их глаза, только если они попросят тебяо мнении или совете. А если не попросят, им не нужна твоя помощь. Если ты,несмотря на это, будешь им помогать, ты станешь их демоном и увеличишь ихслепоту, потому что подашь плохой пример. Облачись в терпение и молчание, сядьи предоставь демону исполнять его работу. Если он что-нибудь осуществит, тосоздаст чудеса. Так ты будешь сидеть под плодоносящими деревьями.

Знай, что демоны хотят побудить тебя объять ихтруд, а он не твой. Дурак, ты считаешь, что это ты и твой труд. Почему? Потомучто не можешь отличить себя от своей души. Но ты отдален от нее, так что неблуди с другими душами, словно ты сам душа, а ведь ты бессильный человек,которому нужна вся его сила для собственного совершенства. Почему ты смотришьна другого? То, что ты в нем видишь, отвергнуто в тебе. Будь стражем тюрьмысвоей души. Ты евнух своей души, защищающий ее от людей и Богов, или защищающийБогов и людей от нее. Сила дана слабому человеку, яд, парализующий даже богов,словно ядовитое жало, данное маленькой пчелке, которая намного слабее тебя.Твоя душа может захватить этот яд и устрашить им даже богов. Так сокрой душу впокровы, отличи себя от нее, ведь не только твои ближние, но и боги должныжить».

КогдаΦΙΛΗΜΩΝ закончил, я обратился к своей душе, которая приблизилась сверху,пока ΦΙΛΗΜΩΝ говорил, и сказал сей:

«Ты слышала, что сказал ΦΙΛΗΜΩΝ? Как тебе этоттон? Его совет хорош?»

Но она сказала: «Не издевайся, или поразишьсебя. Не забывай любить меня».

«Для меня трудно соединять ненависть и любовь»,- ответил я.

«Я понимаю», - сказала она, - «но ты знаешь, чтоэто одно и то же. Ненависть и любовь для меня значат одно. Как и для всехженщин моего рода, форма значит для меня меньше, чем то, принадлежит ли все мнеили же никому. Я также ревную к ненависти, которую ты обращаешь на других. Яхочу все, ведь мне понадобится все для великого путешествия, которое янамереваюсь предпринять после твоего исчезновения. Я должна приготовитьсязаранее. Мне нужно своевременно заготовить провизию, и многого еще недостает».

«И ты согласна, чтобы я бросил тебя в тюрьму», -спросил я.

«Конечно», - ответила она, - «там я обрету мир исоберу себя. Человеческий мир меня опьяняет – так много человеческой крови – ямогу отравиться ею вплоть до безумия. Железные двери, каменные стены, холоднаятьма и норма наказания – это благословение искупления. Ты и не подозреваешь омоей муке, когда кровавое отравление охватывает меня, снова и снова швыряя меняв живую материю из темной пугающей творческой жажды, что ранее приблизила меняк безжизненному и разожгла во мне ужасную страсть к воспроизводству. Удали меняот зарождающей материи, феминной половой охоты зияющей пустоты. Отправь меня кзаключению, где я смогу найти защиту и собственный закон. Где я смогу подуматьо путешествии, о котором говорило мертвое восходящее солнце, и о жужжащих,певучих золотых крыльях. Будь благодарным – не хочешь ли ты меня поблагодарить?Ты слеп. Ты заслуживаешь моей величайшей благодарности».

Преисполненный удовольствием от этих слов, язакричал:

«Как ты божественно прекрасна!» И в то же времябешенство овладело мной:

«Огоречь! Ты протащила меня через совершеннейший Ад, ты мучила меня почти досмерти – и я жажду твоей благодарности. Да, меня подталкивает твояблагодарность. Природа гончей в моей крови. Потому я горюю – ради себя, ведьэто так подталкивает тебя! Ты божественно и дьявольски велика, где бы и как быты ни была. И я лишь евнух у твоих дверей, так же заточен, как и ты. Говори,наложница Неба, божественное чудовище! Разве я не выловил тебя из болота? Кактебе нравилась черная дыра? Говори без крови, пой собственными силами,обожравшаяся людьми».

Тогда моя душа скорчилась, извернулась, какраздавленный червь и закричала: «Пощады, прояви сострадание».

«Сострадание? А ты сострадала мне? Жестокийзверский мучитель! Ты никогда не отличалась сострадательным настроем. Ты жилачеловеческой пищей и пила мою кровь. Ты разжирела от нее? Ты научишься уважатьмучения человеческого животного? Чего твои души и боги хотят без человека? Почемуты стремишься к нему? Говори, шлюха!»

Она всхлипнула: «У меня отнялась речь. Яужасаюсь твоим упрекам».

«Ты хочешь быть серьезной? Хочешь что-топереосмыслить? Хочешь научиться скромности или даже еще каким человеческимдобродетелям, бездушная душа? Да, у тебя нет души, ты, дьявол, вещь по себе.Хочешь человеческую душу? Может, мне стать твоей земной душой, чтобы и у тебябыла душа? Видишь, я учусь у тебя. Я научился, как быть душой, совершеннодвусмысленной, загадочно неверной и лицемерной».

Пока я так говорил с душой, ΦΙΛΗΜΩΝ молча стоялнеподалеку. Но теперь он выступил вперед, положил руку мне на плечо и сказал отмоего имени:

«Ты благословенна, девственная душа, да славитсятвое имя. Ты избранная среди женщин. Ты хранительница Бога. Славься же ты! Вечныеслава и почет тебе.

Ты живешь в золотом храме. Люди приходятиздалека и славят тебя.

Мы, твои вассалы, ждем твоих слов.

Мы пьем красное вино, разделяя жертвенныйнапиток в воспоминание вечери кровью, которую ты справляла с нами.

Мы готовим черного цыпленка для жертвенной пищи,неся венки плюща и роз в память о твоем прощании с опечаленными вассалами иприслугой.

Да будет этот день празднеством радости и жизни– день, когда ты, благословенная, совершишь обратное путешествие из земельлюдей, где ты научилась, каково быть душой.

Ты следуешь за сыном, что вознесся и ушел.

Ты поднимаешь нас как душа и предстаешь передсыном Бога, осуществляя свое бессмертное право как одушевленного существа.

Мы радостны, доброе последует за тобой. Мыпридаем тебе силы. Мы в землях людей, и мы живы».

После того, как ΦΙΛΗΜΩΝ закончил, душа выгляделаопечаленной и удовлетворенной, она колебалась и все же торопилась приготовитьсяпокинуть нас и снова вознестись, счастливая обретенной свободой. Но яподозревал в ней нечто тайное, что-то, что она пыталась от меня скрыть. Поэтомуя не дал ей удрать и сказал:

«Что тянет тебя назад? Что ты скрываешь?Возможно, золотой сосуд, драгоценность, что ты украла у людей? Может, этокамень, кусок золота, сияющий сквозь твои одеяния? Что за прекрасную вещь тыстянула, когда пила кровь людей и ела их священную плоть? Говори правду, ибо явижу на твоем лице ложь».

«Я ничего не взяла», - раздраженно ответила она.

«Ты лжешь, ты хочешь напустить на меняподозрение, которого тебе не хватает. Времена, когда ты безнаказанно моглаобворовывать людей, кончились. Сдай все его священное наследие, которое тыалчно присвоила. Ты украла у подданного и нищего. Бог богат и могуч, ты можешьукрасть у него. Его царство не знает утраты. Постыдная лгунья, когда ты перестанешьизводить и обкрадывать свою человечность?»

Но она смотрела на меня невинно, как голубица, имягко сказала:

«Я тебя не подозреваю. Я желаю тебе блага. Яуважаю твое право. Я признаю твою человечность. Я ничего у тебя не беру. Яничего от тебя не утаиваю. У тебя есть все, у меня ничего».

«Однако», - воскликнул я, - «ты несносно лжешь.У тебя не только чудесные вещи, принадлежащие мне, тебе доступны также боги ивечная полнота. Потому сдай то, что украла, лгунья».

Теперь она была обеспокоена и ответила:

«Как ты можешь? Я тебя больше не узнаю. Тысумасшедший, даже больше: ты смехотворен, ребячливая обезьяна, налагающая лапуна все блестящее. Но я не позволю отнять у меня мое».

Тогда я в ярости закричал: «Ты лжешь, ты лжешь.Я видел золото, я видел искрящийся свет драгоценности; я знаю, что онапринадлежит мне. Ты не можешь забрать ее у меня. Отдай ее!»

Тогда она разразилась плачем и сказала: «Я нехочу ею делиться, она для меня слишком ценна. Ты хочешь отнять у меня последнееукрашение?»

«Украшай себя золотом Богов, а не скуднымисокровищами прикованных к земле человеческих существ. Попробуй небеснойбедности, раз уж проповедовала земную бедность и нужду своему человечеству, какподлинный и правильный клерик, полный лжи, наполняющий пузо и кошелек, проповедуябедность».

«Ты ужасно меня мучаешь», - стенала она, –«оставь мне только это. У вас, людей, всего достаточно. Мне не обойтись безэтого единственного, несравненного, за что даже боги завидуют людям».

«Я не буду несправедлив», - ответил я. - «Ноотдай принадлежащее мне и проси того, что тебе нужно. Что это? Говори!»

«Увы, мне не сохранить этого и не скрыть! Этолюбовь, теплая человеческая любовь, кровь, теплая красная кровь, священныйисточник жизни, объединение всего разделенного и желанного».

«Так это любовь», - сказал я, - «ты считаешьестественным правом и свойством, хотя ты все равно должна о ней молить. Тыхмелеешь от крови людей и моришь их голодом. Любовь принадлежит мне. Я хочулюбить, а не ты через меня. Ты будешь ползать и молить о ней, как собака. Тыбудешь воздымать руки и ластиться, как голодная гончая. У меня есть ключ. Ябуду более справедливым распорядителем, чем вы, безбожные боги. Вы соберетесьвокруг источника крови, сладкого чуда, и вы придете с дарами, чтобы получитьто, чего хотите. Я защищаю святой источник, чтобы ни один бог им не завладел.Боги не знают меры и жалости. Они пьянеют от драгоценнейшего глотка. Амброзия инектар – плотьи кровь людей, воистину благородная пища. Они тратят напиток в пьянстве,имущество бедных, ибо над ними нет ни бога, ни души как судей. Самонадеянностьи неумеренность, жестокость и черствость ваша сущность. Жадность ради жадности,власть ради власти, удовольствие ради удовольствия, нескромность иненасытность: вот как узнают вас, мои демоны.

Да, вам еще нужно учиться, дьяволы и боги,демоны и боги, ползать в пыли ради любви, чтобы урвать у кого-нибудь где-нибудькаплю живой сладости. Учись смирению и гордости у людей ради любви.

Боги, ваш перворожденный сын – человек. Он родилужасного прекрасно-уродливого сына Бога, который стал обновлением для всех вас.Но и эта тайна удовлетворяет вас: вы родили сына людей, который стал моимобновлением, не менее прелестно-ужасающим, и его правление для вас».

Тогда ΦΙΛΗΜΩΝ приблизился ко мне, поднял руку исказал:

«И боги, и люди – разочарованные жертвы обмана,благословенно благословенные, бессильно могучие. Вечно обильная вселенная сноваразворачивается в земном Небе и Небе богов, в подземных мирах и в мирах выше.Разделение снова приходит к мучительно соединенному и объединенному.Бесконечная множественность занимает место сведенного вместе, ведь только вмногообразии богатство, кровь и урожай».

Ночь и день прошли, и когда снова пришла ночь, ия посмотрел вокруг, то увидел, что душа моя медлила и ждала. Так что я обратилсяк ней:

«Что, ты все еще здесь? Ты не нашла пути или ненашла слов, принадлежащих мне? Как ты почитаешь человечество, моя земная душа?Вспомни, что я породил и выстрадал за тебя, как я растерял себя, как лежалперед тобой и корчился, как отдал тебе свою кровь! Я наложу на тебяобязательство: учись почитать человечество, ибо я видел землю, обетованнуючеловечеству, землю, где текут молоко и мед.

Я видел землю обетованной любви.

Я видел сияние солнца над той землей.

Я видел зеленые леса, золотые виноградники идеревни людей.

Я видел возвышающиеся горы с висячими шапкамивечного снега.

Я видел плодородие и богатство земли.

Никто, кроме меня, не видел богатства людей.

Ты, душа моя, принуждаешь смертных трудиться истрадать ради твоего спасения. Я требую, чтобы ты это делала ради земногобогатства человечества. Обрати внимание! Я говорю и от своего имени, и от именичеловечества, раз наша сила и слова – твои, твое царство и наша земляобетованная. Так яви их, воспользовавшись своим изобилием! Я буду молчать, яоставлю тебя в покое, все зависит от тебя; ты можешь принести то, что человекотказался творить. Я стою в ожидании. Мучай себя, чтобы наконец найти это. Гдетвое спасение, если ты не можешь выполнить свой долг принести его людям? Обративнимание! Ты будешь работать для меня, и я буду молчать».

«Ну тогда», - сказала она, - «я хочу принятьсяза работу. Но ты должен построить печь. Брось старое, сломанное, изношенное,бесполезное и разрушенное в плавильный котел, чтобы все это обновилось длянового использования.

Это обычай древних, традиция предков, идущая сдавних времен. Ее следует приспособить для нового использования. Это практика ивыращивание в плавильной печи, возвращение вовнутрь, к раскаленному скоплению,где ржавое и сломанное уносит жар огня. Это священная церемония, помогидобиться успеха в работе.

Коснись земли, надави рукой на материю,заботливо придай ей форму. Сила материи велика. Разве ХАП пришел не из материи?Разве материя не наполнение пустоты? Формируя материю, я оформляю свое спасение.Если ты не сомневаешься в силе ХАП, как ты можешь сомневаться в силе егоматери, материи? Материя сильнее ХАП, раз ХАП сын земли. Самая твердая материя– лучшая; ты должен создавать самую прочную материю. Это укрепляет мысль».

{6} Я сделал, как советовала моя душа, исформировал в материи мысли, которые она мне дала. Она часто и подолгу говориласо мной о мудрости, которая лежала за нами.Но однажды ночь она пришла ко мне в беспокойстве и тревоге и объявила: «Что явижу? Что скрывает будущее? Сверкающий огонь? Огонь парит в воздухе – онприближается – пламя – много пламени – обжигающее чудо – сколько огней горит?Возлюбленный мой, это благодать вечного огня – дыхание огня спускается натебя!»

Но я закричал в ужасе: «Я опасаюсь чего-тоужасного и пугающего, я напуган, ведь вещи, которые ты предвещаешь, ужасны –все должно быть сломано, сожжено и уничтожено?»

«Терпение», - сказала она и вгляделась вдаль, -«огонь окружает тебя – неизмеримое море горящих углей».

«Не мучай меня – что за ужасные тайны ты таишь?Говори, я заклинаю тебя. Или ты снова лжешь, проклятый дух-мучитель, лживыйдемон? Что означали твои предательские духи?»

Но она спокойно ответила: «Я тоже хочу твоегостраха».

«Зачем? Чтобы помучить меня?»

Но она продолжила: «Чтобы принести его к правителюэтого мира. Онтребует жертвы твоего страха. Он принимает твою жертву. Онсжалится над тобой».

«Сжалится надо мной? Что это значит? Я хочускрыться от него. Я скрываю лицо от правителя этого мира, ибо он меченый, оннесет метку, он созерцает запретное. Потому я избегаю правителя этого мира».

«Но ты должен предстать перед ним», - сказалаона, - «он слышал о твоем страхе».

«Ты привила мне этот страх. Зачем ты мне егодала?»

«Ты был призван служить ему».

Но я застонал и воскликнул: «Трижды клятая судьба!Почему ты не можешь оставить меня в уединении? Почему он выбрал меня дляжертвы? Тысячи радостно бросятся перед ним! Почему это должен быть я? Я немогу, я не хочу».

Но душа сказала: «Ты владеешь словом, которомуне должно оставаться скрытым».

«Что у меня за слово?» - ответил я. – «этозаикание несовершеннолетнего; это моя бедность и неспособность, моянеспособность поступать иначе. И ты хочешь притащить все это к правителю мира?»

Но она вгляделась вдаль и сказала: «Я вижуповерхность земли и дым, ползущий по ней – море огня бурлит неподалеку насевере, города и деревни объяты огнем, оно объемлет горы, врывается в долины,сжигает леса – люди сходят с ума – ты идешь перед огнем в горящем одеянии сопаленными волосами, твой взгляд безумен, язык высох, голос охрипший иотвратительный – ты продвигаешься вперед, ты объявляешь то, что близится, тывзбираешься на горы, заходишь в каждую долину и, заикаясь, произносишь пугающиеслова, объявляя о муках огня. Ты несешь метку огня, и люди пугаются тебя. Онине видят огня, они не верят твоим словам, но видят твою метку и, сами того неосознавая, подозревают в тебе посланца пылающей муки. Что за огонь? спрашиваютони, что за огонь? Ты заикаешься, ты запинаешься, что ты знаешь об огне? Ясмотрела на угли, я видела сверкающие огни. Да спасет нас Бог».

«Душа моя», - закричал я в отчаянии, – «говори,объясни, что я должен объявить? Огонь? Какой огонь?»

«Смотри вверх, узри пламя, что сверкает надтвоей головой – смотри вверх, небеса алеют».

С этими словами моя душа исчезла.

Но я оставался в тревоге и смятении много дней.И моя душа молчала и не появлялась.Но однажды ночью темная толпа постучала в мою дверь, и я задрожал в страхе.Тогда моя душа появилась и сказала в спешке: «Они здесь и распахнут твоюдверь».

«Так мерзкое стадо может ворваться в мой сад?Меня ограбят и вышвырнут на улицу? Ты превращаешь меня в обезьяну и детскуюигрушку. Когда, о мой Бог, я буду избавлен от этого Ада дураков? Но я хочурассечь на куски ваши проклятые сети, идите в Ад, дураки. Чего вы хотите отменя?»

Но она прервала меня и сказала: «О чем тыговоришь? Пусть говорят темные».

Я возразил: «Как я могу тебе доверять? Тытрудишься на себя, а не на меня. Что хорошего в тебе, если ты даже не можешьзащитить меня от дьявольского беспорядка?»

«Молчи», - ответила она, - «или помешаешьработе».

Как только она произнесла эти слова, вот,ΦΙΛΗΜΩΝ подошел ко мне, облаченный в белое одеяние жреца и положил руку мне наплечо. Тогда ясказал темным: «Так говорите, мертвые». И они немедленно заорали на много голосов: «Мыпришли из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Мыумоляем тебя впустить нас. У тебя есть то, что мы желаем. Не твоя кровь, а твойсвет. Вот что».

Тогда ΦΙΛΗΜΩΝ возвысил голос и учил их, говоря (и этопервое наставление мертвым):

{Семь наставлений мертвым}

Слушайте же: Я начну от ничто. Ничто, по сути, то же, чтоПолнота. В бесконечности наполненность равно что пустота. Ничто – пусто иполно. Вы можете сказать равным образом и иное о ничто, к примеру, что оно белоили черно, или что его нет. Бесконечное и вечное не имеет свойств, ибо имеетвсе свойства.

Ничто или Полноту мы наречем Плеромой. В нейпрекращает свой путь бытие и помышление, поскольку вечное и бесконечное неимеет свойств. Там нет никого, потому как иначе некий Тот отличался бы отПлеромы и имел свойства, которые делали бы его отличным от Плеромы.

В Плероме есть все и ничего: не стоитпомышлять о Плероме, ибо это означало бы саморастворение.

Творение пребывает не в Плероме, но всебе. Плерома есть начало и конец Творения.Она проходит его насквозь подобно тому, как солнечный луч проницает всю толщувоздуха. Хотя Плерома проходит непременно насквозь, нет у творения в том части– так цельнопрозрачное тело не становится через свет, сквозь него проходящий,ни светлым, ни темным.

Мы же сама Плерома и есть, ибо мы частьвечного и бесконечного. Нет у нас, однако, в том части, ибо мы бесконечноотдалены от Плеромы – не пространственно либо временно, но сущностно, – тем,что отличны от Плеромы как Творение, имеющее пределы в пространстве и вовремени.

Поскольку мы суть части Плеромы, Плероматакже в нас. Плерома и в своей малейшей крапине бесконечна, вечна и нерушима,ведь малое и большое суть свойства, что пребывают в ней. Она есть Ничто, коевсюду нерушимо и непрекратимо.

Оттого-то говорю я о Творении как о частиПлеромы лишь под видом иносказания, ибо Плерома воистину всюду неделима, потомукак она есть Ничто. Но и мы суть цельная Плерома, ведь Плерома лишьиносказательно, в допущении, малейшая крапинка, сущая в нас. Она и своднебесный, нас объемлющий. Зачем же нам вести речь о Плероме как такой, когдаона Все и Ничто.

А затем говорю я, дабы с чего-нибудьначать и избавить Вас от химеры, будто где-либо вовне или изнутри есть преждеопыта установленное или хоть сколько-нибудь определенное. Все именуемоеустановленным либо определенным относительно. Лишь то, что подверженоизменению, установлено и определено.

Изменяемо лишь Творение, стало быть, оноединственное установлено и определено, ибо есть у него свойства, да и само оносвойство.

Мы вопрошаем: Как явилось Творение?Являлись Творения, но не Творение, поскольку Творение есть свойство самойПлеромы, равно как нетворение, вечная Смерть. Всегда и всюду есть Творение,всегда и всюду есть Смерть. В Плероме пребывает все, отличимость инеотличимость.

Творение есть отличимость. Оноотличимо. Отличимость – его сущность, потому оно и отличает. Человек отличаетпотому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойстваПлеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности. Оттого человекуприходится вести речь о свойствах Плеромы, коих не существует.

Вы скажете: Что толку говорить о том? Тыже сам сказал, что не стоит помышлять о Плероме.

Вам я сказал, дабы освободить от химеры,что можно помышлять о Плероме. Когда мы отличаем свойства Плеромы, то речьведем применительно к нашей отличимости и о нашей отличимости, но никак не оПлероме. О нашей же отличимости надобно говорить, дабы тем мы сумели себядостаточно отличить. Наша сущность есть отличимость. А не будем той сущностиверны, то и отличим себя недостаточно. Потому нам должно творить отличаемостьсвойств.

Вы станете вопрошать: А что плохогостанется, если не отличить себя?

Не отличая, угодим мы за пределы своейсущности, за пределы Творения, и низвергнемся в неотличимость, а она есть иноесвойство Плеромы. Мы низвергнемся в саму Плерому и перестанем быть Творением,себя обрекая растворению в Ничто.

А это Смерть Творению. Мы, стало быть,умрем в той мере, в каковой не станем отличать. Оттого-то естественноеустремление Творения направлено к отличимости противу изначальной опаснойтождественности. Имя тому устремлению PRINZIPIUMINDIVIDUATIONIS. Тотпринцип есть сущность Творения. Из чего можно вам усмотреть, почемунеотличимость и неотличение являют собой великую опасность для Творения.

Вот потому нам должно отличать свойстваПлеромы. Те свойства суть попарно сочетаемые противоположения, как то:

Сущее – Не-сущее,

Полнота – Пустота,

Живое – Мертвое,

Различное – Тождественное,

Светлое – Темное,

Горячее – Холодное,

Сила – Материя,

Время – Пространство,

Добро – Зло,

Красота – Уродство,

Единое – Множественное, etc.

Парные противоположения суть свойстваПлеромы, коих в ней нет, ибо они друг друга упраздняют.

Поскольку мы суть сама Плерома, в нас присутствуютвсе эти свойства, а когда основание нашей сущности – отличимость, то и имеем мыте свойства во имя отличимости и под знаком ее, что означает:

первое: Свойства, что в нас, друг отдруга отличены и разделены, посему они не упраздняются, но пребывают сущими.Оттого мы жертвы парных противоположении. В нас Плерома разорвана.

второе: Свойства причастны Плероме, длянас же возможно и должно жить в обладании ими лишь во имя отличимости и под еезнаком. Нам должно отличать себя от тех свойств. В Плероме они упраздняют себя,в нас же нет. Отличаемость от них спасает.

Когда наши устремления направлены к Добруили Красоте, мы забываем про нашу сущность, то есть отличимость, и обрекаемсебя на свойства Плеромы, а они суть парные противоположения. Мы силимся, дабыдостичь Добра и Красоты, но наряду с тем обретаем Зло и Уродство, потому как вПлероме они едины с Добром и Красотой.

Когда же мы остаемся верны своейсущности, именно – отличимости, то отличаем себя от Добра и от Красоты, а темсамым – от Зла и Уродства. Мы тогда не низвергаемся в Плерому, то есть в ничтои в растворенность.

Вы станете прекословить: Ты говорил,будто Различимое и Тожественное равно свойства Плеромы. Как быть тогда, когдамы свои устремления направим к различению? Разве тогда не будем мы верны своейсущности? Не придется ли нам, устремляясь к различению, обречь себя натожественность?

Не должно вам забывать, что Плерома неимеет свойств. Мы их созидаем помышлением. Стало быть, когда вы устремляетесь кразличению, к тожественности или к иным свойствам, то устремляетесь к помыслам.Что проистекают навстречу вам из Плеромы, именно к помыслам о несуществующихсвойствах Плеромы. В погоне за теми помыслами вы погружаетесь снова в Плерому идостигнете различения и тожественности разом. Не ваше помышление, но вашасущность – отличимость. Посему не должно вам устремляться к различению, как выо том помышляете, но к вашей сущности.Есть, по сути, одно лишь устремление, именно устремление к собственнойсущности. Если есть у вас таковое устремление, то вовсе нет нужды вам знать оПлероме и ее свойствах, и придете вы к правой цели силою вашей сущности. Ну акогда помышление отдалено от сущности, то и приходится мне наставлять вас взнании, дабы сумели вы удержать в узде ваше помышление.

Мертвые исчезли сропотом и стонами, и их крики замерли вдалеке.

Но я повернулся кΦΙΛΗΜΩΝ и сказал: «Отец мой, ты изрекаешь странные учения. Разве древние неучили похожим вещам? Разве это не было предосудительной ересью, лишенной илюбви, и истины? И почему ты изложил такое учение перед этой ордой, которуюночной ветер принес с темных кровавых полей Запада?»

«Сын мой», - ответил ΦΙΛΗΜΩΝ, - «жизнь этих мертвых закончиласьслишком рано. Это были искатели, и потому они до сих пор парят над своимимогилами. Их жизни были не закончены, ведь они не знали пути за пределы того, вкоторого утратили веру. И поскольку никто их больше не научит, это должен бытья. Этого требует любовь, ведь они хотели слышать, даже если роптали. Но почемуя передал эти учения древних? Я учу их так, потому что их христианская веранекогда отвергла и преследовала именно это учение. Но они отреклись от христианской веры ипотому были отвергнуты ею. Они этого не знают, и потому я должен учить их,чтобы их жизнь была свершена, а они вступили в смерть».

«Но ты, о мудрый ΦΙΛΗΜΩΝ, веришь в то, чему учишь?»

«Сын мой», - ответил ΦΙΛΗΜΩΝ, - «почему ты задаешь этот вопрос?Как я могу учить тому, во что верю? Кто мог дать мне право на такую веру? Этото, что я знаю, как передать, не потому чтов это верю, а потому что это знаю. Если бы я знал лучше, я бы и училлучше. Для меня было бы легко больше верить. Но должен ли я учить вере тех, ктоотверг веру? И я спрашиваю тебя, хорошо ли верить во что-то сильнее, если ты незнаешь больше?»

«Но», - возразил я, - «ты уверен, чтовещи именно таковы, как ты говоришь?»

На этоΦΙΛΗΜΩΝ ответил: «Я не знаю, это ли лучшее, что можно знать. Но я незнаю ничего лучше и потому уверен, что вещи таковы, как я говорю. Если бы всебыло иначе, я бы и сказал что-то еще, ибо знал бы их иначе. Но эти вещи таковы,как я их знаю, ведь мое знание и есть сами эти вещи».

«Отец мой, это твоя гарантия в том, чтоты не ошибаешься?»

«Нет ошибок в таких вещах», -ответил ΦΙΛΗΜΩΝ, - «есть только разныеуровни знания. Эти вещи таковы, как ты их знаешь. Только в твоем мире вещивсегда иные, чем ты их знаешь, и потому в твоем мире одни ошибки».

После этих слов ΦΙΛΗΜΩΝ наклонился, коснулся земли руками иисчез.

{7} Той ночью ΦΙΛΗΜΩΝ стоял рядом со мной, и мертвыеприблизились, выстроились вдоль стен и восклицали: «Желаемзнать о Боге. Где Бог? Бог мертв?»

НоΦΙΛΗΜΩΝ встал и сказал (и это второе наставление мертвым):

«Бог не мертв, он жив так же, как иисстари. Бог, он – Творение, нечто определенное, а посему отличен от Плеромы.Бог – свойство Плеромы, ибо все, что сказал я о Плероме, действительно и дляНего.

Он отличается, однако, от Творения черезто, что многократно темней и неопределимой, чем Творение. Он менее отличим, чемТворение, ибо в основании Его сущности пребывает сущая Полнота, и в той лишьмере определим и отличим, в коей Он Творение, но и в той же мере Он –проявление сущей Полноты Плеромы.

Все, что не отличено нами, низвергается вПлерому и упраздняется купно со своим противоположением. Оттого-то, когда неотличаем мы Бога, упраздняется для нас сущая Полнота.

Бог, однако, и сама Плерома, подобно томукак малейшая крапина в сотворенном и несотворенном та же Плерома.

Истинная Пустота есть сущность Дьявола.Бог и Дьявол суть первые проявления Ничто, каковое именуем Плеромою. РавноПлерома то или нет, ибо она упраздняет себя во всем сама. Не таково Творение. Втом отношении, в коем Бог и Дьявол суть Творения, они не упраздняют себя, нопротивостоят Друг другу как сущие противоположения. Нет нужды нам вдоказательстве их бытия, довольно того, что приходится нам снова и снова вестиречь о них. А когда б обоих не было, то Творение оказалось бы вне своейотличимой сущности, оно все сызнова отличалось бы из Плеромы вовне.

Все, что отличенность изымает из Плеромы,являет собой парные противоположения, посему Богу всегда причастен Дьявол.

Сопричастность эта, что вам даже по жизнисвоей довелось познать, столь сокровенна, столь неизбывна, как Плерома сама. Апроистекает она из того, что оба весьма близко отстоят от Плеромы, в коей всепротивоположения упразднены и слиты воедино.

Бог и Дьявол отличимы через полноту ипустоту, созидание и разрушение. Общее для обоих сущее. Сущее их связывает.Потому сущее возвышается над обоими, и оно есть Бог над Богом, ибо оносоединяет Полноту и Пустоту в их сущем.

Вот Бог, о коем вам неизвестно, ибо людиего позабыли. Мы именуем его присущим ему именем АБРАКСАС. Он ещеболее неопределим, чем Бог и Дьявол.

Дабы отличить от него Бога, мы именуемБога ГЕЛИОС либо Солнце.

Абраксас – сущее, ничто ему непротивостоит, кроме того, в чем нет сути, потому сущая его природараспространяется свободно. Того, в чем нет сути, – не существует и непротивостоит. Абраксас возвышен над Солнцем и возвышен над Дьяволом. Он естьневероятное вероятное, несущее сущее. Когда б у Плеромы была сущность, Абраксасбыл бы ее проявлением.

Хоть он и есть само сущее, но, однако,ничего определенно сущего, но лишь сущее вообще.

Он несуще сущ, поскольку не имеетопределенного сущего.

Он и Творение, ибо он отличим от Плеромы.

Солнце определенно сущее, как и Дьявол,оттого они нам представляются более сущим, чем неопределимый Абраксас.

Он есть Сила, Длительность,Переменчивость».

И произошло тут умертвых смущение, ибо были они христиане.

Но когдаΦΙΛΗΜΩΝ закончил речь, один за другим мертвые снова отступили во тьму, ишум их возмущения постепенно стих вдали. Когда крики прекратились, я повернулсяк ΦΙΛΗΜΩΝ и объявил:

«Сжалься над нами, мудрейший! Тызабираешь у людей Богов, которым можно молиться. Ты отнимаешь милостыню унищего, хлеб у голодного, огонь у замерзающего».

ΦΙΛΗΜΩΝ ответил, сказав: «Сын мой, этимертвые должны были отвергнуть верования христиан, и потому они не могутмолиться никакому Богу. Так что, мне учить их о Боге, в которого они могли быповерить и которому могли бы молиться? Они именно это и отвергли. Почему ониотвергли? Они должны были это отвергнуть, потому что не могли поступить иначе.А почему у них не было другого выбора? Потому что мир, о чем эти люди не знали,вступил в месяц великого года, когда можно верить только в то, что знаешь. Этодостаточно трудно, но это также лекарство от долгой болезни, которая возниклаиз-за того факта, что люди верили в то, чего не знали. Я учу их о Боге,которого и я, и они знаем, без его нато ведома, Боге, в которого не верят и которому не молятся, но о котором знают.Я учу мертвых об этом Боге, ведь они ожидали выступления и поучения. Но я неучу о нем живых людей, ведь они не жаждут моего учения. Почему же тогда ядолжен их учить? Поэтому я не отнимаю у них доброго слушателя молитв, ихотца Небесного. Какое дело живым до моейглупости? Мертвым нужно спасение, ведь они — огромная ожидающая толпа, парящаянад могилами и жаждущая знания, вера и отвержение веры в которое было ихпоследним вздохом. Но каждый заболевший или умирающий хочет знания, и это емуможно извинить».

«Похоже», - ответил я, - «ты учишь обужасном и пугающем непостижимом Боге, для которого добро, зло, человеческиестрадания и радость ничего не значат».

«Сын мой», - сказал ΦΙΛΗΜΩΝ. - «Разве ты не видишь, что у мертвыхбыл Бог любви, и они его отвергли? Мне учить их о любящем Боге? Они должны былиего отвергнуть, ведь еще раньше отвергли злого Бога, которого звали дьяволом.Потому они должны знать о Боге, для которого все сотворенное ничто, потому чтоон сам творец и все сотворенное и разрушение всего сотворенного. Разве они неотвергли Бога, который был отцом, любящим, хорошим и прекрасным? Того, укоторого были определенные качества и особное бытие? Потому я должен учить оБоге, которому нельзя приписать никаких свойств, который есть все эти свойстваи оттого ни одно из них, поэтому только я и они могут знать такого Бога».

«Но как, отец мой, могут люди соединитьсяс таким богом? Разве знание такого Бога не значит уничтожение человеческих уз икаждого общества, основанного на добром и прекрасном?»

ΦΙΛΗΜΩΝ ответил: «Эти мертвые отверглибога любви, бога доброго и прекрасного; они должны были его отвергнуть, ипотому отвергли единение и сообщество в любви, в добром и прекрасном. И так ониубили друг друга и разрушили идею сообщества людей. Мне учить их о Боге,который соединил их в любви и которого они отвергли? Потому я учу их о Боге,который разрушает единство, уничтожающий все человеческое, могуче создающем имогуче уничтожающем. Тех, кого не соединяет любовь, принуждает к этому страх».

И произнеся эти слова, ΦΙΛΗΜΩΝ плавнонаклонился к земле, коснулся ее рукой и исчез.

{8} На следующую ночь мертвыеподступали подобно туману с болот и восклицали: «Говори нам далее о ВерховномБоге».

И ΦΙΛΗΜΩΝ выступил вперед и началговорить (и это третье наставление мертвым):

Абраксас есть Бог, коего мудренораспознать. Он имеет наибольшую часть, ибо она незрима для человека. От Солнцазрит человек summum bonum, то естьвысшее благо,от Дьявола infinum malum,то есть беспредельное зло, от Абраксаса же непреодолимую ни в коей мере жизнь, каковая есть мать доброго идурного.

Жизнь кажется слабосильнее и меньше, чем summum bonum, посему даже в мысляхтрудно представить, что Абраксас во власти превосходит Солнце, кое само естьсиятельный источник всякой жизненной силы.

Абраксас есть Солнце и наравнезаглатывающее вековечное жерло Пустоты, все умаляющей и расчленяющей, жерлоДьявола.

Власть Абраксаса двукратна. Но вы незрите ее, ибо в ваших глазах уравнивается противуположная направленность тойвласти.

Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь,

что говорит Дьявол, есть Смерть.

Абраксас же говорит слово досточтенное ипроклятое, что есть равно жизнь и смерть.

Абраксас творит истину и ложь, добро изло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии. Оттого Абраксас грозен.

Он великолепен подобно льву во мгновение,когда тот повергает ниц свою жертву. Он прекрасен, как день весны.

Да он сам великий Пан, что значит Все, ион же малость. Он и Приап.

Он есть монстр преисподней, полип,тысячерукий, воскрыленный, змий извивистый, неистовство само.

Он же Гермафродит низшего начала.

Он господин жаб и лягушек, в водеобитающих и на сушу выходящих, ополудни и ополуночи поющих хором.

Он есть Наполненное, что воссоединяется сПустым.

Он есть святое совокупление.

Он есть любовь и ее умерщвление.

Он есть святой и предающий святого.

Он есть светлейший свет дня и глубочайшаяночь безумства.

Его зреть – слепота.

Его познать – недуг.

Ему молиться – смерть.

Его страшиться – мудрость.

Ему не противиться – спасение.

Бог пребывает при солнце. Дьяволпребывает при ночи. Что Бог рождает из света. Дьявол утаскивает в ночь.Абраксас же мир, становление и преходящесть мира. На всякое даяние Бога-СолнцеДьявол налагает свое проклятие.

Все, что вы ни просите у Бога-Солнце,порождает и деяние Дьявола.

Все, что вы ни сотворите совместно сБогом-Солнце, дает Дьяволу сущую силу.

Таков он, грозный Абраксас.

Он есть могущественнейшее Творение, в немТворение страшится себя самого.

Он есть явленное противоречие межТворением и Плеромою, в коей заключено ничто.

Он есть ужас сына пред матерью.

Он есть любовь матери к сыну.

Он есть восторженность земли и жестокостьнеба.

Не вопрошает он и не отвечает.

Он есть жизнь Творения.

Он есть сущее Отличимости.

Он есть любовь человека.

Он есть речь человека.

Он есть свет и тень человека.

Он есть обманное сущее».

Тут мертвые завопили,зашумели, ибо они были несовершенны.

Но когда их шумные крики исчезли, ясказал ΦΙΛΗΜΩΝ: «Как, о мой отец, долженя понимать этого Бога?»

ΦΙΛΗΜΩΝ ответил:

«Сын мой, почему ты хочешь его понять?Этого Бога нужно знать, а не понимать. Если ты понимаешь его, то можешьсказать, что он то или это, или не это и не то. Так ты держишь его в руке, ипотому твоя рука должна его выбросить. Бог, которого я знаю, это то и это, ноиное это и иное то. Потому этого Бога никому не понять, но его возможно знать,и потому я говорю и учу о нем».

«Но», - возразил я, - «разве этот Бог неприносит безысходного смятения в умы людей?»

На этоΦΙΛΗΜΩΝ сказал: «Эти мертвые отвергли порядок единства и сообщества,ведь отвергли веру в отца Небесного, правившего ими с верной мерой. Они должныбыли его отвергнуть. Потому я учу их о хаосе, которому нет меры и которыйсовершенно безграничен, для которого справедливость и несправедливость,снисходительность и жестокость, терпение и гнев, любовь и ненависть — ничто.Ибо как мне учить о чем-то ином, нежели о Боге, которого я знаю и которого онизнают, сами того не осознавая?»

Я ответил: «Почему, о святейший, тыназываешь вечно непостижимые, жестокие противоречия природы Богом?»

ΦΙΛΗΜΩΝ сказал: «Как мне называть егоиначе? Если бы непреодолимая сущность событий во вселенной и в сердцах людейбыла законом, я бы назвал ее законом. Но это и не закон, а случай,беспорядочность, грех, ошибка, тупость, небрежность, неосмотрительность,беззаконие. Потому я не могу назвать это законом. Ты знаешь, что все должнобыть так, но в то же время знаешь, что так быть не должно и что в иное времяэто так не будет. Это непреодолимо и происходит словно по вечному закону, а виное время косой ветер заносит труды пылью, и эта пустота сильнее, крепчежелезной горы. Потому ты знаешь, что вечный закон также не закон. Так что я немогу назвать это законом. Но как это назвать иначе? Я знаю, что человеческийязык всегда называл материнское лоно непостижимого Богом. Истинно, этот Богесть и его нет, ибо из бытия и небытия явилось все, что было, есть и будет».

Но произнеся последнее слово, ΦΙΛΗΜΩΝкоснулся земли рукой и исчез.

{9} На следующую ночь мертвые, что ропщазаполняли пространство окрест, говорили: «Сказывай нам, проклятый, о Богах иДьяволах».

ИΦΙΛΗΜΩΝ появился и начал говорить (и это четвертое наставление мертвым):

Бог-Солнце есть высшее добро. Дьявол естьпротивное ему, вот имеете двух богов.

Но существует много высокого добра имного тягостного зла, а потому существует два богодьявола, один именем пылающее, другой же – растущее.

Пылающее есть Эрос в образе пламени. Онсияет, меж тем как пожирает.

Растущее есть древо жизни, оно зеленеет,меж тем как, вырастая, скапливает живое вещество.

Эрос воспламеняется и умирает, древожизни же медленно и неуклонно произрастает сквозь безмерное время.

Доброе с дурным едины в пламени.

Доброе с дурным едины в произрастаньидрева.

Жизнь и любовь противостоят в своейбожественности друг другу.

Подобно сонмам звезд, безмерно числобогов и дьяволов.

Всякая звезда есть бог, и всякоепространство, кое полнит звезда, есть дьявол.

Всепустота целого же есть Плерома.

Абраксас есть сущее целого, лишь несущеепротивостоит ему.

Главных богов числом четыре, ибо четыреявляется числом измерений мира.

Один есть начало, Бог-Солнце.

Другой есть Эрос, ибо он связывает двоихи распространяется в сиянии.

Третий – древо жизни, ибо полнит пространствотелами.

Четвертый – Дьявол, ибо он отмыкает всезамкнутое, разлагает все, обладающее формою, и все телесное, он разрушитель, вкоем все обращается в ничто.

Блажен я, оттого что дано мне познатьмножественность и разнообразность богов. Горе вам, сменившим ту несовместнуюмножественность на единственного Бога. На муки неразумения и искажения обрекливы через то творение, коего сущность и устремление есть отличимость. Как можетебыть верны вы своей сущности, когда множественное хотите свести к одному? Чточините богам, то случается и с вами. Всех вас уравняют, и исказится тем вашасущность.

Воцаренье равенства допустимо человекаради, но не бога ради, ибо богов суть множества, людей же малость. Боги могучи,и они переносят свою различность, ибо, подобно звездам, пребывают они водиночестве и ужасающем отдалении друг от друга. Люди же слабы и не переносятсвою различность, ибо они пребывают вблизи, подле друг друга, и нуждаются вобщности, дабы снести свою особость. Радиспасения вашего я наставляю вас в отвергаемом, и того ради сам я отвергнут.Многому числу богов соответствует многое число людей. Неисчислимые богиожидают, дабы принять человеческий образ. Неисчислимые боги некогда былилюдьми. Человек причастен к сущности богов, он происходит от богов и идет кБогу.

Как не стоит помышлять о Плероме, так нестоит почитать множество богов. По меньшей мере стоит почитать первого Бога,сущую Полноту и summum bonum. Черезмолитву мы ничего не можем туда привнести и ничего не можем оттуда взять, ибовсе поглощает в себя сущая Пустота.Светлые боги образуют небесный мир, они многократны, они распространяют себя имножат бесконечно. Их высочайший господин есть Бог-Солнце.

Темные боги образуют земной мир. Ониоднократны, они бесконечно умаляют себя и сокращают. Их нижайший господин естьДьявол, дух луны, приспешницы земли, что и менее, и холоднее, и мертвее, чемземля. Нет различия во власти небесных и земных богов. Небесные боги умножают,земные же умаляют. Направления в обе стороны суть безмерны».

Здесь мертвые прервалиречь ΦΙΛΗΜΩΝ злым хохотом ииздевательскими криками, и, пока они удалялись, шум, насмешки и смех затихаливдали. Я повернулся к ΦΙΛΗΜΩΝ и сказалему:

«О ΦΙΛΗΜΩΝ, я считаю, ты ошибаешься.Похоже, ты учишь чистому суеверию, которое Отцы благополучно и славнопреодолели, тот политеизм, который разум производит, не будучи способен отвестивзор от навязчивого желания, прикованного к чувственным вещам».

«Сын мой», - ответил ΦΙΛΗΜΩΝ, - «эти мертвые отверглиединственного и высшего Бога. Так как же мне учить их только о едином, а не омногообразном Боге? Они должны полностью мне поверить. Но они отвергил своюверу. Так что я учу их о Боге, которого знаю, многообразном и расширенном,который и сама вещь, и ее облик, и они тоже его знают, хотя сами того неосознают.

Эти мертвые давали имена всем существам,существам в воздухе, на земле и в воде. Они взвешивали и пересчитывали вещи.Они подсчитывали столько-то лошадей, коров, овец, деревьев, участков земли иисточников; они говорили, это хорошо для этой цели, а то хорошо для другой. Чтоони сделали с великолепным древом? Что случилось со священной лягушкой? Онивидели ее золотой глаз? Где расплата за 7777 голов скота, чью кровь онипролили, чью плоть поглотили? Они понесут наказание за священную руду, которуювыкопали из недр земли? Нет, они именовали, взвешивали, подсчитывали ираспределяли вещи. Они делали то, что вздумается. И что они делали! Ты виделмогучее — но именно так они, сами того не ведая, давали силу вещам. Но пришловремя вещам говорить. Кусок плоти скажет: сколько людей? Кусок руды скажет:сколько людей? Корабль скажет: сколько людей? Уголь скажет: сколько людей? Домскажет: сколько людей? И вещи восстанут и подсчитают, взвесят, распределят ипожрут миллионы людей.

Твоя рука схватила землю, сорвала ореол ивзвесила и посчитала кости вещей. Разве единый и единственный простодушный Богне стянут вниз и не брошен в кучу, многочисленное скопление разделенных вещей,и мертвых, и живых? Да, этот Бог учил вас взвешивать и подсчитывать кости. Но месяцэтого Бога клонится к концу. Новый месяц у дверей. Потому все должно быть, какесть, и оттого каждый должен стать особным.

Не политеизм я выдумал! А многие Боги,могуче возвышающие голоса и разрывающие человечество на кровавые кусочки.Столько-то и столько-то людей, взвешенных, подсчитанных, распределенных,разрубленных и пожранных. Потому я говорю о многих Богах, как говорю о многихвещах, ведь я знаю их. Почему я зову их богами? Из-за их превосходства. Тызнаешь об этой превосходящей силе? Пришло время узнать.

Эти мертвые смеялись над моей глупостью.Но они бы подняли убийственную руку на своих братьев, если бы те расплачивалисьза быка с мягкими глазами? Несли наказание за сияющую руду? Если бы те почиталисвященные деревья?Если бы они обретали мир с душой золотоглазой лягушки? Что скажут вещи живые имертвые? Кто более велик, человек или Боги? Истинно, это солнце стало луной, ини одного нового солнца не восстало к завершению последнего часа ночи».

И сказав эти слова, ΦΙΛΗΜΩΝ склонился к земле, поцеловал ее исказал: «Мать, укрепи своего сына». Затем встал, взглянул в небеса и сказал:«Как темны твои места нового света». Затем он исчез.

{10} Когда пришла следующая ночь, мертвыешумно приблизились, пихаясь и толкаясь; они глумливо орали: «Поучай нас,дурень, о Церкви и святых общении».

НоΦΙΛΗΜΩΝ выступил перед ними и начал говорить (и этопятое наставление мертвым):

Мир богов проявляется в духовном иплотском. Небесные боги являют себя в духовном, земные же в плотском.Духовное воспринимает и внимает. Оно женственно, и потому мы именуем его mater coelestis, матерьнебесная. Плотское порождает и зиждет. Оно мужественно, и потому мы именуем егоphallos, отецестества.Плотское мужа более от естества, плотское жены более от духа. Духовное мужа отнебес, оно направлено к высшему.

Духовное жены более от естества, ононаправлено к низшему. Ложь и дьявольщина суть духовность мужа, что направлена книзшему.

Ложь и дьявольщина суть духовность жены,что направлена к высшему.

Муж и жена, пребывая друг подле друга,обратятся в дьявола, ежели они не разъединят свои духовные пути, ибо сущностьТворения есть отличимость.

У мужа плотское направлено к естеству, ужены плотское направлено к духовному. Муж и жена, пребывая друг подле друга,обратятся в дьявола, ежели они не разъединят плотское свое.

Муж тогда познает низшее, жена же высшее.

Человек отличает себя от духовного и отплотского. Он именует духовное Матерью и помещает его между небесами и землей.Он именует плотское Фаллосом и помещает его меж собою и землей, ибо и Матерь, иФаллос суть сверхчеловеческие демоны и проявления мира богов. Для нас они болеесущи, чем боги, поскольку они сродни с нашею сущностью. Когдаже вы себя не отличите от плотского и от духовного и не станете взирать на нихкак на сущности, что над вами и вкруг вас, то и обречены будете им каксвойствам Плеромы. Духовное и плотское не суть ваши свойства, не вещи, коими выобладаете, напротив, они обладают вами и объемлют вас. Они – могучие демоны, воблике коих являют себя, а потому суть вещи, достигающие того, что над вами,вовне, – вещи, существующие сами по себе. Нет никого, кто владеет духовным кактаким или плотским как таким, но он пребывает под властью закона духовного илиплотского. Посему никто не избегнет тех демонов. Вам должно рассматривать ихкак демонов, как общее дело и общую же опасность, как общее бремя, что жизньвзвалила на вас. Так и жизнь для вас есть общее дело и общая опасность, равнокак боги, а прежде всех грозный Абраксас.

Слаб человек, а потому ему необходимонужна сообщность.

Когда сообщность не пребывает под знакомМатери, она пребывает под знаком Фаллоса. Где недуг и муки, нет сообщности. Носообщность для всякого человека есть раздробленность и растворение.

Отличимость ведет к особному бытию.Особное бытие противно сообщности. Однако ради слабости человеческой предбогами и демонами и их неодолимым законом надобна сообщность. Пусть будетнастолько сообщности, насколько есть в ней надобность, не человека ради, ноиз-за богов. Боги принуждают вас к сообщности. Они вас принуждают в той мере, вкоей сообщность необходима. А что излишне, то дурно.

Один пусть в сообщности подчиняетсядругому, дабы тем сохранить сообщность, ибо есть у вас в ней нужда.

В особном же бытии пусть один ставит себявыше другого, дабы каждый пришел к самому себе и избегнул бы рабства,

Пусть в сообщности пребудетвоздержанность.

Пусть в особном бытии пребудетрасточительность.

Сообщность есть глубь, особное бытие естьвысь.

В сообщности верная мера очищает исохраняет.

В особном бытии верная мера очищает идополняет.

Сообщность дарит нас теплом, особноебытие дарит нас светом».

{11} Когда ΦΙΛΗΜΩΝ закончил, мертвыемолчали и не двигались, глядя на ΦΙΛΗΜΩΝс ожиданием. И когда ΦΙΛΗΜΩΝ увидел, что мертвые молчат и ожидают, он продолжил(и это шестое наставление мертвым):

Демон плотского подступает к нашей душеподобно змее. Она есть вполовину человечья душа и именуется помыслами хотения.

Демон духовного слетает в нашу душуподобно белой птице. Он тоже вполовину человечья душа и именуется хотениемпомыслов.

Змея есть естественная душа, вполовинудемоническая, она дух и сродни с духами мертвых. Как и те, она скитаетсяповсюду средь земных вещей и доби...