М. Огилви
Фантазия о полетах
Часть первая: Подготовка к полетам
Давай полетаем
Вамм снятся сны, в которых вы летаете? Мне несколько раз снились. Обычно это было в снах о взаимоотношениях в социуме. Я абсолютно без усилий взлетал к потолку. При этом я продолжал, как ни в чем не бывало разговаривать с людьми и уверять их в том, что и они могут так же. «Ну, же! Давайте, полетаем», — говорил я им, — «все, что нужно, это намерение взлететь и немного практики Дзен: делать, не делая». Но почему-то никому это не было интересно. Только один человек, заметив, что я делю нечто невероятное, пробормотал: «Вот придурок!» Этих двух слов было остаточно, чтобы пригвоздить мои ноги к полу. Я тут же приземлился.
Я опросил сотни студентов, снятся ли им полеты во сне. Примерно треть из опрошенных ответила утвердительно. Сны о левитации настолько распространены, что некоторые используют их в качестве доказательства того, что люди произошли от птиц. Лорд Монтегю Норман (1871-1950), бывший управляющий банком Англии, которого никто не мог бы посчитать за ненормального, утверждал, что сны о полетах приходят к нам из глубокой древности…когда привычными методами передвижения были скольжение и плавание.[i] За последние несколько миллионов лет цивилизации человечество сильно изнежилось и приобрело несвойственные ему привычки, например, носить одежду или неправильно дышать. Мы утратили потрясающие силы, бывшие в нашем распоряжении. И, хотя у лорда Нормана были весьма уважаемые последователи, например Хью Даудинг, занимавший пост главного маршала авиации при короле Георге VI, его теория о том, что сны о полетах являются отголосками глубокой древности, не нашла широкого распространения.
Данная книга – еще одна попытка приблизиться к пониманию снов и фантазий о полетах. У большинства людей картины полетов, возникающие в их снах, быстро меркнут с наступлением дня, либо остаются в памяти обрывками фантазий. Но существуют и другие, кому полеты снятся настолько часто, что эта фантазия сохраняется и в состоянии бодрствования. Эти люди представляют себя парящими над деревьями, дрейфующими среди туч или совершающими захватывающие путешествия в другие миры. Клив Харт[ii], историк данного вопроса, изучил много древних документов о неудачных попытках создания людьми искусственных крыльев. Обычным результатом этих попыток были множественные переломы создателей. Поэтому люди стали передавать состояние полета с помощью изобразительных искусств. А некоторые настолько этим увлеклись, что эта тема стала для них главной в жизни.
Несколько специалистов по воображаемым полетам стали главными объектами данной книги в своих стремлениях проникнуть по ту сторону этих фантазий. Это подтверждает тот факт, что желание летать является отголоском древних времен, но не столь древних, как считал лорд Норман. Нам следует отправиться во времена, когда жизнь представлялась людям чередой препятствий, которые они воспринимали как угрозу жизни, отчаянно искали спасения и ощущения безопасности.
Полеты в сновидениях выражаются по-разному. Бывает во сне являются герои, наделенные способностью летать, такие, как Питер Пен. У большинства людей это имя ассоциируется с Диснеевским мультфильмом. Лишь небольшое количество людей знает, что Питер Пен вышел из-под пера Д.М. Барри, известного шотландского драматурга и романиста начала ХХ века. Изучая биографию писателя, особенно его ранние годы, становится очевидным психологическое происхождение полетов в его произведениях. Я предполагаю, что образ Питера Пена включает в себя часть психологической реальности самого автора, который таким образом дал жизнь содержаниям своих снов. Я приведу убедительные доказательства в поддержку данного предположения и тем самым заложу основу для понимания смысла снов о полетах. Идеи, возникающие из фактов о жизни Д.М. Барри, могут быть применимы для тех, чьим запросом к пониманию являются сны о полетах. Это исследование приведет к более глубокому осознанию концепции мира и себя Карла Юнга, летающих образов с картин Марка Шагала и трагическую фантазию Маршала Эпплвайта о небесных вратах, последователи которого верили, что их унесет с Земли комета. Я рассмотрю также истории менее известных людей: мальчика, посвятившего несколько лет созданию летающей машины; мужчины, который летел на шезлонге, с прикрепленными воздушными шарами; убийцы, ожидающем наказания, но мечтающем, что птицы спасут его и унесут на небо.
Временами я буду делать отступления, чтобы воспользоваться знаниями ученых из смежных отраслей, чьи работы могут помочь в понимании извечной тоски человека по полетам. Но, прежде чем окунуться в исследование, необходимо сделать несколько заметок об истории этого проекта. В данном исследовании применяются методы и способы мышления, позаимствованные из психологии личности. Этот проект собственно иначался с моего желания прочесть студентам курс по психологии личности в традиции, которая в последнее время была почти забыта и которая опирается на тщательный статистический анализ. И я не видел вреда в том, что обучаю студентов этому «старому» взгляду на личность и ее развитии. И поскольку я достиг успехов в изложении своих идей, черновики, которыми я пользовался, эволюционировали в самостоятельное издание.
Далее проект зажил своей собственной жизнью. И чего я никак не мог предвидеть, он стал занимать все больше моего времени и внимания. Стало появляться множество совершенно потрясающих вариантов понимания феномена полетов во сне. К тому же, книжный магазин при колледже стал продавать копии моего исследования. Их покупали студенты, которые не имели возможности посещать мои лекции. Это вдохновило меня развить эту тему глубже и для более широкой аудитории.
Мой интерес состоял еще и в том, чтобы удержать внимание читателя, имеющего некоторый опыт в психологии, и показать иной взгляд на изучение личности, нежели тот, который общепринят в нашей отрасли.
Процесс продвижения моего личностно-ориентированного исследования в контексте изучения внутренней психологической реальности людей, которым снятся полеты, вылился в гипотезу. Суть ее в том, что основной посыл снов с полетами – тоска по более безопасным, менее проблемным временам. Глубокое изучение личностей тех, для кого такие сны явились ярким открытием, показал, что каждый из них пошел намного дальше привычного улавливания чувственных ассоциаций. Они ощутили потерянную невинность, которой когда-то обладали.
«Данный вывод противоречит здравому смыслу!» – посыпались на меня возражения. Некоторые исходили от моих друзей, которые дорожили моей репутацией ученого больше меня самого. Наиболее частым возражением было то, что полет есть символ свободы. На что я отвечал, что птицы вольны летать где угодно, но символизируют они желание избавиться от житейской рутины. (В реальности птицы проводят много времени в постройке гнезда, поиске еды и пары. Но я придержал эту информацию, так как не хотел стать разрушителем фантазий). Полет также может считаться метафорой амбиций. Многие люди мирятся с ежедневной скукой на работе, надеясь, что в один прекрасный день их карьера рванет вверх и, словно птица, унесет на небо. Короли и королевы сидят на своих тронах, которые символизируют их власть и силу. Супермен летает, чтобы наказать плохих и защитить хороших. (Он к тому же был сиротой, но это нас может завести слишком далеко). «Свобода, достижение целей, альтруизм», – вот что означают сны о полетах, говорили мне. И я согласен! Но стоит отметить, что эти и прочие мотивы подпитываются одним источником, который говорит с нами не на языке слов, а на языке чувств, которые прикрываются более ли менее осознанными желаниями.
Чтобы моя позиция выглядела правдоподобной, мне следует быть очень осторожным. С одной стороны я должен предоставить очень качественную информацию, на которой базируются мои выводы, с другой — я осознаю, что у меня нет никаких эксклюзивных прав на эту тему.
Также я изучаю вопросы развития человека в целом, и в особенности человеческого мозга. И я вижу, как можно применить эту информацию для понимания снов о полетах.
Я прошу читателя немного отложить свои представления о снах с полетами и выслушать мою версию. Я осознаю, что предмет изучения может вызвать вопросы со стороны определенных научных стандартов и мои выводы могут быть отклонены. Но в этом месте мне на ум приходит название книги Ричарда Фэймана «Какое тебе дело до мнения окружающих», 1989. Моя уверенность крепнет, внутренний критик замолкает, и я выкладываю следующую карту на стол. «Ты, конечно, шутишь?» написано в названии более ранней книги Фэймана[iii]. Сила этой фразы вдохновляет меня углубляться все дальше в мистическую территорию человеческого сознания.
Конечно, существует область, в которой мнение окружающих для меня значимо. Это мнение в особенности моих коллег, которые готовы отложить эту книгу в сторону, как только ощутят, что ее выводы угрожают редукционизму. В частности убеждению, что личность формируется под воздействием прошлого опыта. В своем крайнем виде это означает, что качества личности обусловлены событиями детства. Так они объясняют нам, почему мы являемся таковыми как есть. Более того, если события детства каким-то образом ограничить, то жизнь станет полностью объяснимой. Разумеется, ранний опыт очень важен, особенно поворотные моменты, с которыми связаны внутренние особенности личности. Но это то место, где история только начинается, а не заканчивается. И, хотя неразрешимые конфликты и детские впечатление могут обусловливать то, что именно будет привнесено во взрослую жизнь. Но они никак не могут влиять на то, каким образом это будет выражено.
Существует ограниченное количество людей, жизнь которых монотонно проходит в одних и тех же границах. Но подавляющее количество людей импровизируют. Данная книга построена на изучении людей-импровизаторов. Марк Шагал и Д. Барри импровизировали в своем творчестве, и это потрясло мир. Работы Карла Юнга принесли ему славу среди людей, ищущих свой духовный путь. Разбирательства, как именно эти гении были ограничены своим ранним травматическим опытом, помешало бы нам осмыслить, что они сделали с этим опытом.
В этой книге я попытаюсь доказать, что сюжеты полетов в сновидениях это способ выразить тайное вожделение, скрытое ложью в душах людей. Разочарования, жестокость, травматический опыт нужны людям, чтобы найти путь к источнику любви и комфорта, в лучшие времена. То, как человек справляется с этой задачей, и делает его уникальным.
Я уже упоминал, что мои методы изучения истоков снов о полетах отличаются от тех, что традиционно приняты в психологии личности. Из следующей главы читатель составит более обширное представление о сути этого противоречия. Если же вы не хотите погружаться в историю вопроса, то можно сразу переходить к главе 3, не отвлекаясь на излишние подробности.
Часть 2: История вопроса
Изучение снов о полетах приближает нас к пониманию жизни человека, которое несколько раз возникало в психологии личности в течение ХХ века. Во внимание стали приниматься внутренние переживания личности и множественные способы их выражения. В противовес этому существовал метод копания в субъективных качествах личности, при котором ставились такие вопросы, на которые невозможно было найти объективных ответов. Более того, если кому-то и удавалось приблизиться к пониманию отдельно взятой личности, что насчет миллионов других? Эрвин Стауб выразил один из аспектов данной проблемы: «Если мы сфокусируемся на уникальности каждого человека, мы не сможем делать никаких обобщающих выводов…но ведь цель науки есть поиск закономерностей, которые были бы применимы как минимум к некоторым группам людей, а как максимум – ко всему человечеству».[iv]
Проблема невозможности экстраполяции результатов исследований не является единственным препятствием. Делая обзор «запутанной истории» тематических исследований, Николь Баренбаум и Дэвид Винтер[v] приводят следующие аргументы. Если исследование этой темы и имеет право на существование, то метод данного исследования наименее предпочтителен из всех существующих. И, хотя глубокое погружение в индивидуальную психологию способно пролить свет на некоторые странности в поведении людей (психопатов) на заре эры психиатрии, а также подкинуть полезную информацию для социологов начала ХХ века, все же ограниченность данного метода перекрывает все его достоинства. Психология личности стала выделяться в самостоятельные формы в 1920-х, и это было настоящим бунтом против существующей на тот момент науки. Так как, беря за основу описания индивидуальных впечатлений и опираясь на домыслы о динамике развития личности, исследователи сознательного и бессознательного просто размещали надуманные факты, подтверждающие их убеждения.[vi]
Альтернативой этой пародии может служить широкое применение научных методов, особенно статистического анализа, основанного на сводных показателях по группам людей, а не на отдельных личностях.
Гордон Олпорт, издавший первую книгу по психологии личности и считающийся основателем данного направления,[vii] всю жизнь пытался разрешить эту дилемму. Он предложил, чтобы исследователи опирались не только на идеографические данные, но и на нормативные подходы, таким образом, узаконивая оба метода. Однако тут же возникло множество вопросов касательно правил проведения подобных исследований. Ответов на эти вопросы так и не нашлось.
Олпорт утверждал, что личность является набором показателей, и что мы можем познать себя или быть познанными окружающими, исследуя эти показатели. Мы обусловлены этими показателями. Экстраверт обусловлен быть экстравертным. Интроверт обусловлен быть застенчивым. (Я понимаю, что это замкнутый круг, но такова была позиция Олпорта). Преимуществом его теории было то, что эти показатели поддавались наблюдению, а также некоторому измерению. А если что-то можно измерить, то у людей появляется возможность выровняться в соответствии с каким-то эталоном и оценить свои результаты. На этом утверждении и базируется современная традиция изучения психологии личности. Олпорт очень гордился своим вкладом в развитие научного сообщества. Но с другой стороны уникальность личности оказалась погребена под грудой статистических исследований в попытках разработать методы, которые бы сочетали в себе строго научный, а также интуитивный подходы.
Еще одной заметной фигурой в 1930-х был Генри Мюррей. Он так же, как Олпорт, преподавал в Гарвардском Университете. Подробно его методы и взгляды описаны в 4 и 5 главах данной книги. В противовес Олпорту, который пренебрегал глубинной психологией, Мюррея интересовали бессознательные мотивы снов о полетах. Они оба были блестящими учеными. Олпорт в области экспериментальной психологии. Мюррей – в области медицины и биологии. Но, несмотря на все наработки в области личностно-ориентированных исследований, критики беспощадно причисляли их труды к псевдонаучным.
Олпорт создал словарь психологических терминов, куда вошло более пяти тысяч определений. Некоторые все еще популярные статистические методы, например факторный анализ, обязан своему существованию попытке Олпорта решить, каким показателям или наборам показателей отдать предпочтение при трансперсональных сравнениях.
Мюррей[viii] отмечал, что в химии существует периодическая таблица элементов, в ботанике есть система классификации растений, в этнологии – система классификации видов. Он настаивал, что в психологии эквивалентом такой классификации должен стать список базовых потребностей человека. Он послужит базой и придаст научный характер изучению личности. Он предложил список из двадцати потребностей. Например, потребности в близости (Ach), в заботе (Nur), в понимании (Und). Потребность быть униженным получила сокращенное наименование Aba.
Список потребностей Мюррея стал основой для научного их признания. Потребности, так же, как и показатели стали применимы для изучения индивидуальных и групповых различий, а также уровня мотивации. Оперирование большим количеством данных, полученных при помощи разных способов оценок принесло психологии уважение со стороны ученых из смежных дисциплин. Достаточно пребывать в комфортных границах субъективности! Настало время встретиться с жестко настроенными людьми, которые встречают любые проявления «мягкой» психологии с презрением, низводя ее до бульварных романов или попыток адаптации исповедательных статей для популярных журналов.
Баренбаум и Винтер в своих исследованиях истории развития психологии в Америки отметили снижение количества личностно-ориентированных публикаций в профессиональных журналах. Исключение составили несколько журналов по клинической психологии. Хотя в 1920 подобные публикации составляли 65% материалов, публикуемых в научных изданиях.[ix] По мнению Курта Данцигера эти публикации были заменены материалами со статистическими данными, основанными на групповых исследованиях.[x] Редакторы большинства профессиональных журналов стали принимать в печать только материалы, основанные на научных данных.
Одним из последствий данного тренда для исследователей психологии личности стало то, что их работы стали напоминать исследования в области социальной психологии. И это размывало границы между психологией личности и психологией масс.
В наши дни в большинстве работ в области психологии личности индивидуальные особенности глубоко погребены под статистическими данными, основанными на групповых исследованиях. Случилось то, чего боялся Олпорт. Временами публикуются материалы, в которых говорится, что из психологии личности исчезла личность. Но лидеры мнений называют это пережитками и нежеланием переходить в новую эру научной психологии.
В настоящее время голоса альтернативно мыслящих едва слышны среди громогласия тех, кто в последние несколько лет грелся в лучах идеи о пятифакторной модели личности. Эта модель еще называется большой пятеркой. В соответствии с ней всех людей можно классифицировать по пяти основным показателям: экстраверсия, нейротизм, открытость к новому опыту, способность к принятию и осознанность. Успех данной модели причислил психодинамическую психологию к чему-то на данный момент устаревшему. В самых мягких выражениях, чтобы не оскорбить старую школу психологии, приводим слова Роберта Маккрея и Пауля Коста, основных идеологов теории большой пятерки: «Мы не хотим принижать классическую теорию личности. Многие идеи прошлых лет заслуживают внимания. Но они застряли во младенчестве науки о психологии личности. Пора двигаться дальше».[xi]
Но проблема в том, что психология личности может двинуться дальше очень быстро. Если заселение запада Америки в 1800 гг сравнить с историей психологии личности, то можно провести прямую аналогию.
Небольшая группа основала фермерское поселение. Остальные устремились дальше на запад в нетронутые земли. Они пытались заняться земледелием, но почва была слишком бедна. Поэтому они занялись скотоводством, преуспели в торговле. Они долго дискутировали друг с другом по поводу классификации скота. Один из скотоводов предложил тридцать две категории, но позже их сократили до шестнадцати. Некоторые из них были убеждены, что достаточно и двух категорий, но позже изменили свое мнение и добавили третью. Но больше всего голосов было за классификацию из пяти видов. Большинство переселенцев с этим согласились и стали строго придерживаться этих правил. Потом прибыли новые, которые изобрели новые способы поддержки данного утверждения. И сделали данную классификацию доминирующей. А затем стали бороться с теми, кто был не согласен. Тем, кто отважился противостоять, не осталось ничего другого, как идти дальше. Найдя новое место, они пытались заняться скотоводством, но дело не шло. Поэтому они снова вернулись к фермерству на неудобных почвах. Но они верили, что при тщательной работе, помноженной на время, они смогут найти новые способы возделывания земель.
Я ощущаю себя одним из тех, кто на последнем этапе своей карьеры вернулся в заброшенное поле своих интеллектуальных поисков. Я снова стал приверженцем старой традиции и последовал за внутренним зовом, чтобы дать большее понимание и достойную оценку тому, что происходило в психологии 40-50 лет назад, когда психоаналитика и прочие дисциплины имели более привилегированное положение. Я утверждаю, что эта почва недостаточно хорошо исследована и хранит еще много секретов. Она готова дать «персонологический» урожай.
Но я ни в коей мере не утверждаю, что фермеры правы, а скотоводы заблуждаются. Они оперируют разными данными и используют разные методы. Личностно-ориентированные исследования включают большое количество информации о частных жизнях людей. Это необходимо, чтобы выявить узловые моменты, вокруг которых организовывается жизнь, а также найти внутренние и внешние причины, формирующие устойчивые паттерны мышления и поведения. На этом долгом пути изучения людей[xii] большое внимание уделяется исследованию детских переживаний, конфликтов, интересов.
Подобная информация мало популярна в научных направлениях психологии личности, где используются стандартизованные методы и демонстрируется способность предсказать возможные варианты развития с помощью данных, полученных от большого количества респондентов. При этом персональная ценность каждого респондента в расчет не принимается.
Студенты, изучающие психологию личности сегодня, практически не знают методик старой традиции, которые считаются донаучными. И пока лидеры мнений двигаются вперед, я иду назад и поднимаю вопросы и проблемы, которые скоро окажутся в центре. Я хочу защитить наследие нескольких выдающихся, но незаслуженно забытых ученых, которые стояли за личностно ориентированные методы работы. Этих ученых скорее можно причислить к провидцам, нежели к обструкционистам, которые противились научному прогрессу.
ХРАНИТЕЛИ СВЯЩЕННОГО ОГНЯ ЗНАНИЯ
Я бы хотел назвать имена тех, кто не согласился отказаться от своих взглядов, чтобы соответствовать стандартам эпохи, и мужественно выдерживал давление коллег по цеху, называвших их работы спекулятивными и антинаучными.
Рэй Карлсон несколько раз удавалось прорвать молчаливое сопротивление «генеральной линии» и опубликовать материалы, в которых она протестовала против взгляда на человека, как на набор показателей, которые обезличивали его, превращая в групповой показатель.[xiii] «Данный метод может применяться, если необходимо отследить и сравнить отдельные показатели, но в этом случае это уже социальная психология либо социология, а не психология личности, так как личность при этом отсутствует», — писала Карлсон. Она приводила множество аргументов, и, наконец, была услышана редакторами научных журналов.
Карлсон сыграла важную роль в создании «Общества персонологии» в 1985. К ней присоединился ее друг и коллега Сильван Томкинс, блестящий ученый, который занимался изучением эмоций и их влияния на поведение человека. Его работы легли в основу набирающей популярность физиогномики.[xiv] В 11 главе я опишу влияние идей Томкинса на мой образ мыслей.[xv]
«Общество персонологии» ежегодно проводило 2-х дневные мероприятия для приверженцев «старой» традиции изучения психологии человека. Однажды я был назначен финансовым менеджером группы и на меня легла задача собирать членские взносы 25 долларов в год.
Следующие имена, которые мне бы хотелось отметить, – Ирвинг Александр из университета Дьюка и Брюстер Смит из Университета Калифорнии в Санта-Круз. Они оба были коллегами Томкинса и все вместе работали под руководством Генри Мюррея в конце 1930-х гг. Внимания заслуживает и Джейн Ловингер – почетный профессор Университета Миссури. Она известна своими работами по изучению развития эго.
Еще четверо ученых, которые отстаивали свои взгляды на протяжении всей своей карьеры, и на чьи работы опираются мои исследования: Мак Руньян из Беркли, Алан Элмс из университета Калифорнии в Дэвисе, Дэн МакАдамс из Северо-о Университета и Джим Андерсен, клинический психолог. Эти люди успешно работают на стыке академической психологии и биографических исследований. Руньян в течение 1980-х гг издал две книги, в которых исследовал подводные камни психобиографических исследований.[xvi]
Также я хотел бы упомянуть Джорджа Этвуда. В течение тридцати лет он предпринимал попытки осовременить мои взгляды на проведение исследований. А поскольку мы оба из Рутгерса, от Этвуда было сложно увернуться. В начале 1970-х я ушел с выпускного исследовательского курса. По моему мнению, занятия слишком часто превращались в неконтролируемую болтовню, где аргументами служили личные ассоциации студентов, вместо того, чтобы основываться на объективной информации. Однако за время моего пребывания там я очертил круг интересующих меня тем для последующих исследований и приступил к самостоятельной работе. Так я тоже перешел в стан «нежелательных» ученых.[xvii] Глубокое погружение в исследование человека привело к идеям, которые рассматриваются в моих исследованиях удовлетворенности жизнью и старости.[xviii] Мой коллега и наставник Сеймур Розенберг научил меня своим личным методикам эмпирического представления восприятия индивидуумом себя и других.[xix] Мы с Ричардом Эшмуром применяли эти методы, исследуя восприятие человека себя отдельно и вместе с другими.[xx] Чтобы не потеряться в матрицах чисел и алгоритмах, сначала я применял эти методы в единичных случаях. Я не хотел проводить исследования на группах прежде, чем получу весомые обоснования применения методов на отдельных людях.[xxi] Я никогда не отказывался от тематических исследований. Я просто скрывал идеографические источники почти каждого стандартизованного исследования, которое проводил, хотя Этвуд и называл меня трусом, сбежавшим со своего корабля.
Тем временем я продолжал преподавать свой курс психологии личности. Это помогло мне быть в курсе всех новых веяний в психологии в целом. Из года в год я становился свидетелем того, что в учебниках печатались сотни результатов исследований, которые редко перемежались информацией, как манипулировать этими цифрами. И, хотя я и ценю научный подход, но в большинстве случаев в исследованиях по психологии личности форма главенствовала над содержанием. В подтверждение этого можно привести слова Дэвида МакКлеланда, когда он сказал, что студенты хорошо обучены методам исследования, но не способны выбрать для него подходящую тему.
Поэтому я решил прислушаться к совету Этвуда и начать что-то делать. На первый взгляд я нарушил рекомендацию Д. МакКлеланда найти хорошую тему для исследования. Если бы он рекомендовал брать необычные темы, то фантазии о полетах были бы идеальным выбором. Сначала мне показалось целесообразным сделать что-то, что я бы мог использовать в своей образовательной работе, но в процессе мои планы изменились.[xxii] Я обратился к своим ранним наработкам, которые назывались «психодинамикой полетов во сне» и увидел перспективы более глубокого понимания этой темы. Раньше я просто перебирал варианты идей. Теперь же, работая над исследованием полетов во сне, я увидел возможность не только познакомить студентов с более ранней традицией в психологии, но и сам оказался захваченным интересной идеей.
[i] P. Haining, The compleat birdman. New York: St. Martin’s Press, 1976, pp. 25–26. 2
[ii] C. Hart, The prehistory of flight. Berkeley: University of California Press, 1985.
[iii] R. P. Feynman, “Surely you’re joking, Mr. Feynman!” New York: Norton, 1985
[iv] E. Staub, Personality: Basic aspects and current research. Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1980, p. 3.
[v] N. Barenbaum & D. Winter, Case studies and life histories in personality psychology: A history of ambivalence. In K. Danziger, Constructing the subject: Historical origins of psychological research. New York: Cambridge University Press, 1990, p. 165. K. Danziger, Constructing the subject: Historical origins of psychological research. New York: Cambridge University Press, 1990, p. 165.York: Wiley, 2002.
[vi] K. J. Gergen, Stability, change, and chance in understanding human development. In N. Datan & H. Reese (Eds.), Life-span developmental psychology: Dialectical perspectives on experimental research. New York: Academic Press, 1990, pp. 135–157.
[vii] G. W. Allport, Personality: A psychological interpretation. New York: Holt, 1937.
[viii] H. A. Murray (with staff), Explorations in personality. New York: Oxford University Press, 1938, pp. 142–144.
[ix] Barenbaum & Winter, Case studies and life histories, p. 19.
[x] K. Danziger, Constructing the subject: Historical origins of psychological research. New York: Cambridge University Press, 1990, p. 165.
[xi] P. T. Costa & R. R. McCrae, Trait theories of personality. In D. F. Barone, M. Herson, & V. B. Van Hasselt (Eds.), Advanced personality. New York: Plenum Press, 1998, p. 114.
[xii] R. W. White, Exploring personality the long way: The study of lives. In A. I. Rabin, J. Aronoff, A. M. Barclay, & R. A. Zucker (Eds.), Further explorations in personality. New York: Wiley, 1981, pp. 3–19.
[xiii] R. Carlson, Where is the person in personality research? Psychological bulletin, 75, 1971, pp. 203–219. R. Carlson, What is social about social psychology? Where is the person in personality research? Journal of Personality and Social Psychology, 47, 1984, pp. 1304–1309.
[xiv] See S. S. Tomkins, Affect, imagery, and consciousness, Vols. 1 & 2, New York: Springer, 1962 and 1963, respectively. Another important source is S. S. Tomkins & C. E. Izard, Affects, cognition, and personality. New York: Springer, 1965.
[xv] . S. S. Tomkins, Script theory. In H. E. Howe Jr. & R. A. Dienstbier (Eds.), Nebraska symposium on motivation. Lincoln: University of Nebraska Press, 1978, Vol. 26, pp. 201–236. This article is reprinted in a book of selected readings: Virginia Demos (Ed.), Exploring affect. New York: Cambridge University Press, 1995.
[xvi] See W. M. Runyan, Life histories and psychobiography: Explorations in theory and method. New York: Oxford University Press, 1982, and Psychology and historical interpretation. New York: Oxford University Press, 1988.
[xvii] D. M. Ogilvie, The undesired self: A neglected variable in personality research. Journal of Personality and Social Psychology, 52, 1987, pp. 379– 385.
[xviii] D. M. Ogilvie, Life satisfaction and identity structure in late middle-aged men and women. Psychology and Aging, 2, 1987, pp. 217–224.
[xix] S. Rosenberg, Self and others: Studies in social personality and autobiography. In L. Berkowitz (Ed.), Advances in experimental social psychology, Vol. 21. New York: Academic Press, 1988, pp. 57–95.
[xx] The project, methods, and some results of my collaboration with Richard Ashmore appear in D. M. Ogilvie & R. D. Ashmore, Self-with-others as a unit of analysis in self-concept research. In R. Curtis (Ed.), The relational self. New York: Guilford, 1991, pp. 282–313, and in R. D. Ashmore & D. M. Ogilvie, He’s a such a nice boy… when he is with his grandma: Gender and evaluation in self-withother representations. In T. M. Brinthaupt & R. P. Lipka (Eds.), The self: Definitional and methodological issues, Albany: State University of New York Press, 1992, pp. 236–290.
[xxi] . D. M. Ogilvie, The use of graphic representations of self-dynamisms in clinical treatment. Crisis Intervention and Time-Limited Treatment, 1, 1994, pp. 125–140.
[xxii] D. M. Ogilvie, Individual and cultural patterns of fantasized flight. In C. Gerbner, O. R. Holsti, K. Krippendorff, W. Paisley, & P. J. Stone, The analysisof communications content: Developments of scientific theories and computer techniques. New York: Wiley, 1969, pp. 243–259.