Мария Нагловская

Священнный ритуал магической любви

Глава 7. На другом берегу

На другом берегу Миша не стал опускать меня вниз.

Он удобно разместил меня на своей левой руке и произнёс:

«Обхвати правой рукой мою шею, и пусть твоё сознание покинет тебя… Плоть чиста, когда разум спит… не слушай шёпота ночи, не чувствуй дыхания ветра… будь глуха ко всему, что происходит вовне… Ибо теперь все твои испытания завершены… Что шепчут звёзды — тебе по-прежнему неважно… Будь счастлива, твой Господин позволяет тебе это».

Я расположила свою голову на Мишиной большой меховой шапке и закрыла глаза.

Взбираться по отрывистому склону было тяжело. Раз за разом Миша останавливался и проверял почву остриём своей сабли.

И тогда камни скатывались по скалистой поверхности, и где-то далеко эхо повторяло шум от их падения в долину.

Миша взбирался вверх твёрдыми шагами героя.

Моя рука была обнажена, соприкасаясь с его шеей.

Моя кожа сладострастно согревалась от его теплоты, и сладкое чувство благополучия разливалось внутри меня.

И вскоре я перестала чувствовать что-либо, кроме этого…

… Спала ли я, или же была без сознания?

Я слышала странные, неясные звуки. Я чувствовала, как проходило что-то неописуемое… но было ли это рядом со мной или вдали — я не могла сказать…

Меня охватила какая-то особенная леность, забрав у меня всё желание понять, что происходило вокруг меня. Я даже не спрашивала себя, где я находилась; никакое любопытство не побуждало меня узнать место, куда я прибыла…

И совершенно внезапно я почувствовала странную тяжесть на моих коленях…

Кто-то трогал меня?.. Где?

Лень снова обуяла меня, и я забыла о своих коленях…

Чуть позже я открыла глаза, ибо жёлтый свет щекотал их сетчатку… я видела зелёные, красные, синие огни с золотистой каймой.

Звёзды спешно зарождались и быстро исчезали в этих мимолётных кругах…

«Но что это лежит на моих глазах? Что склеивает мои веки?»

Я попыталась открыть глаза, но мои веки не повиновались мне.

«Что-то странное покрывает мои глаза… что-то трётся о мои ресницы и заставляет меня опустить веки… И мои колени, почему они так тяжелы?.. Кто-то держит их руками… Кто же? Ах! Это, несомненно, тот странный предмет на моих глазах, что мешает моему пониманию… Кто-то — но кто? — хочет, чтобы мои колени были тяжёлыми, хочет, чтобы я испытывала боль от них… Они хотят, чтобы я не могла удобно вытянуть ноги… И эти звёзды, эти звёзды — что они делают в моих глазах? Звёзды, треугольники, круги, выспышки — красные, зелёные, золотые…»

«Сейчас преобладает золотой,» — объявил голос рядом со мной.

«Нужно слушать, — сказала я себе. — Но почему они держат мои колени? Это мешает мне слушать.»

«Распыляйте благовония и пойте песни радости, — приказал тот же голос. — Работа завершена, и золотой цвет преобладает.»

«Они будут петь, — подумала я. — Мне совершенно необходимо слушать.»

И в самом деле, хор многочисленных голосов затянул песнь, которой я не знала.

«Это песнопение источает аромат, — подумалось мне, — благовоние из амбры и фиалок… О, как оно прекрасно!»

Хор, несомненно, подошёл ближе, ибо я чётко расслышала эти слова:

«Возрадуйся, о бессмертный герой! Пробил час твоего воцарения!»

«Миша!» — сказала я.

Я не знаю, громко ли я это сказала.

Песнопение продолжалось.

«Возрадуйся, Михаэль, покоритель огня и покоритель воды: ты завоевал скипетр земли. Природа склонилась перед тобой, и, подобно бесстрастному богу, ты переступил Черту.»

«Твои глаза увидели, и твои уши услышали, но плоть твоя осталась сухой[1]. Ни одна твоя мышца не содрогнулась, и ты остался нетронут посреди волн… Ибо сила твоя велика, о бессмертный!»

«Ох! Отпустите мои колени, молю вас!»

На этот раз я услышала свой голос.

Они немедленно помогли мне, и я воспользовалась этой помощью, чтобы сладостно вытянуть свои ноги.

Но тогда мне стало очень холодно, и я пожаловалась на это.

«Прикройте её,» — приказал голос, который, похоже, командовал остальными.

Это не был голос Миши: тот голос звучал серьёзнее и глубже.

Люди двигались вокруг меня.

Руки, полные заботы, оказались возле моей головы и помогли ей принять более подходящее положение.

И только тогда я почувствовала, что плита, на которой я возлежала, была очень жёсткой.

И хор снова запел:

«Узрите же плоть, отданную на всесожжение. Услышьте голос, в коем больше нет мысли. Примите эту добровольную жертву, о силы небес, звёзд и земли, и признайте, что это делание прекрасно!»

Другие голоса, также хором, ответили:

«Мы пришли из мест далёких и близких. Мы пришли из семи царств воздуха, мы видели испытание героя, и мы заявляем, что он превозмог.»

Затем голос, отдававший распоряжения, произнёс:

«Михаэль, прими же меч, награду за твою победу.»

Вокруг меня раздавались какие-то лёгкие шумы. Они подходили и отступали, но никто, похоже, не ходил: не было звука шагов.

«Он схватил меч», — сказала я совершенно неожиданно. «Да, они спросили это у меня, — подумала я немедленно. — Они хотели узнать, поняла ли я, не видя этого.»

И я добавила громким голосом:

«Да, Михаэль — Миша — взял в свою правую руку меч, что был дан ему.»

Я не знаю, как я смогла узнать это.

«Ответьте ей,» — приказал голос.

И тогда первый хор запел очень милую мелодию. Слова были примерно такими:

«Да будет благословенна женщина, жертвующая себя, как узкую теснину между двух горных стен, чтобы позволить Прославленному в молчании испытать истинную силу своей твёрдости.

О все души далёкие и близкие! Поблагодарите это дитя: покрывало поверх её земных глаз не помешало ей разглядеть Истину. Но, возвысившаяся, она не ведает собственных заслуг.

Ибо здесь лежит мудрость Великого Алхимика, творца Жизни: Он вливает в женщину разъедающий яд, возвышенная добродетель которого разлагает грубые металлы, не дозволяя осесть ничему, кроме прозрачного золота.

Часто почва слишком влажна, и операция остаётся незавершённой. Жизнь чувствует её боль, и везде слышны крики о помощи.

Господин в такие времена превращается в Нечистого, и человечество воплощает его вой отчаяния в криках и деяниях гнева. Природа гневается и плюётся грязными водами, в то время, как среди людей вспыхивают войны и революции. Когда боль достигает своего пика, мать ненавидит своего сына.

Но почтите же это дитя, ибо посредством оного Магическая работа смогла быть полностью завершена.

Она возлюбила своего Господина, и Господин смог проникнуть внутрь неё, чтобы оплодотворить её и наполнить её даром Понимания.

О, Михаэль! О вольный воин речных потоков! Сук, оторвавшийся от ветви, но всё же цветущий, ты смог взять и оставить, не ослабев, ибо ты понял, что через неё твоя душа воссоединится с Ним.

Ему, Господину и Архитектору, построившему мир согласно искусной геометрии, да будут слава и преданность!

Ему, Творцу и Властителю Любви, верховного закона растворения, да будут почтение и благодарность в сердцах наших!

Михаэлю и Ксенофонте, его невесте, да будут слава, мудрость и добродетель!»

Второй хор ответил:

«Да, слава Михаэлю! И слава Невесте его!.. Слава мужчине и женщине, отдавшим себя для воплощения цикла магической любви, согласно воле Господина Жизни, Мудрого Алхимика, что простёрся с Севера на Юг, но действием противоположных сил был остановлен посредине, дабы быть распятым с Востока до Запада.

Слава Господину Жизни! Слава Распятому, чьи руки, отделившись от дерева позора, соединяются здесь в знаке радости.

Восславим же Священный Треугольник, образованный в этом месте, под старым огромным дубом, что хранит его секрет: восславим Хе, что есть призыв к деянию, излияние семени, сатанинская воля, направленная в Жизнь; восславим нижнюю точку движущейся оси, горестное Хо, что есть имя распятой плоти; и восславим Ла новой формации, точку, что есть полёт и в то же время — возвращение; ибо, как сказано теми, кто ведает ключи Мудрости, старое имя, произнесённое новыми устами, есть новое имя, есть возрождение.»[2]

Хор затих, и голос, распоряжавшийся церемонией, сказал Мише:

«Михаэль, произнеси своё новое имя, ибо отныне ты воплощаешь в себе освобождённую волю Господина.»

Это был торжественный момент.

Посреди глубокой темноты воцарилась поразительная тишина.

Тогда, точно в тот же миг, когда покрывало вдруг спало с моих глаз, открывая мой взгляд удивительному свету, Миша твёрдым голосом произнёс эти три слога: Хе-Хо-Ла.

И я увидела своего героя, стоящего на невысоком холме, совсем близко от старого огромного дуба, что простирал свои толстые тяжёлые ветви над его царственной головой.

Лицо Миши источало сияние, будоражившее всю травянистую окрестность странным мерцанием, попеременно серебристым, золотистым и красным.

Это был свет, которого я никогда в своей жизни не видела.

В правой руке Миша держал огненный меч, а в его левой кисти лежала золотая сфера, символизировавшая императорскую власть.

Его казачья одежда была покрыта сверху длинной мантией, о которой нельзя было сказать, сделана ли она из блестящей органзы или льняного полотна.

Вокруг травянистой местности, справа и слева от Миши, множество сияющих сущностей вибрировали, подобно манящим испарениям.

Это и были те два хора, что пели «славословия» и «поучения» Мудрости… Благовония и музыка!

Моя плита, собранная из нескольких больших камней и свежесобранных веток, была расположена посредине лужайки.

Она была повёрнута так, что моя голова была на севере, а мои ноги — на юге.

На мне не было никакой одежды под чёрной тканью, наброшенной на моё тело в качестве покрывала.

Я хотела узреть взгляд Господина церемонии, того, кто отдавал приказы остальным, но я не видела его.

«Где же Господин?» — спросила я.

В парящем собрании было видно что-то похожее на радостный трепет, и хоры снова запели, уже вместе, что-то совершенно неразборчивое для меня.

В Мише не было заметно какого-либо интереса ко мне, но я также должна сказать, что его глаза, в которых были лишь свет и огонь, источали взгляд, неведомый смертным.

Возможно, он видел меня — но по-другому.

…Позднее, когда всё было окончено, ибо Заря показалась сквозь чащу леса и прогнала прочь истины ночи, Миша, снова в казачьем одеянии, помог мне облачиться.

Он принёс мне немного лесной земляники и взятой из источника неподалёку чистой воды.

Он был счастлив и спокоен.

«Что ты будешь делать сейчас?» — я спросила его, когда мы сели рядом на влажную траву, подобно двум рабочим, закончившим своё дело.

Он ответил не сразу — мы никуда не спешили.

«Что я буду делать?» — произнёс он наконец, — «Я научу тебя, Ксения, я расскажу тебе человеческими словами ту небесную Истину, что открылась мне этой ночью, благодаря тебе…

Позже, гораздо позже, ты станешь нести эту Истину людским массам, и человеческое эхо будет вторить тебе настолько хорошо, насколько сможет… Мы отпразднуем мирскую свадьбу, чтобы люди оставили нас в покое… Доброе утро, суженая моя!» — сказал он, улыбаясь.

За этим первым событием последовали другие, навек определив мой духовный путь.

Возможно, когда-нибудь я расскажу вам о них…