Стефан Хёллер
Алхимия Свободы для современного общества
Глава 7
Дao Свободы:
К добровольному обществу
Название этой главы значит больше, нежели имитация популярного лозунга, представленного вниманию общественности в работе Фритьефа Капра «Дao Физики». Китайский духовный принцип Дao весьма подходит для того, чтобы применить его сточки зрения обозначения проблем политического организма. «Дao» означает путь, не какую-то конкретную дорогу, как можнобыло бы предположить изначально, и не определенное направление следования, а скорее путь или бытие, лежащее в основе действия жизни и души. Дao не является курсом, которым люди и события обязаны следовать, а скорее оно просто принцип, который в основе всего. В древнем Китае считали естественный путь истинной формой бытия, не в том смысле, что это путь деревьев и животных, а потому, что этот путь предначертан природой каждого существа. Если, например, воде позволят следовать ее собственным путем, то она потечет, ибо таково ее Дао. Если человеческая душа, или психэ, будет свободна от препятствий, встающих на пути ее развития, то она будет расти и меняться согласно своему собственному естественному Дао. То, что препятствует людям, будь то их упрямство, слабость или даже зло; - все это помехи его Пути.
Признание концепции Дao приводит к принципу Недеяния, часто понимаемому как «бездействие», но в более точной интерпретации – «невмешательство». Поэтому мы можем предположить, что даосист не будет задавать вопрос: «Что мне делать»? Вместо этого он спросил бы: «Чего я должен не делать; что именно я должен прекратить делать, чтобы перестать вмешиваться в Дao»? Само собой разумеется, такое отношение тяжело воспринимается западным мышлением. Бездействие, даже в смысле невмешательства, не является приемлемым или даже уместным понятием для большинства людей в нашей культуре. Идея, которая является основой образа жизни Запада, - это действие, а не бездействие. Если вещи плохи, или недостаточно хороши, или незакончены, мы хотим сделать что-либо для того, чтобы изменить и улучшить их.
Если посмотреть на этот вопрос с точки зрения психологии, мы придем к заключению, что даосизм, как и многие другие восточные идеи и идеалы, ближе к бессознательной матрице человека, в то время как западное мировоззрение отражает прежде всего тенденцию и динамику сознательного эго. Юнг понимал, что у бессознательного есть свой собственный естественный закон, который может быть охарактеризован как неизменная склонность к объединению все большего количества бессознательного материала на уровне сознания. Дao бессознательно склоняется к тому, чтобы освободить себя от избытка сознания, тем самым позволив ему расширяться и расти в естественном темпе. То, что прерывает или препятствует этому росту сознания - факторы, вмешивающиеся в свободное проникновение бессознательной информации в сферу сознательного эго. Комплексы, беспокойства и страхи, излишнее напряжение и различные острые взаимоотношения – это все примеры такого вмешательства. Даосист стремится устранить подобные помехи, медитируя и рассматривая природу как взаимодействие множества взаимосвязанных упражнений (на пример тех, что описаны в «Тайне золотого цветка»), которые уменьшают вмешательство и успокаивают разум, способствуя тому, что Юнг назвал "проходимостью" эго к творческой силе бессознательного.
В отличие от древних китайцев, на Западе часто переоценивают свое сознательное эго, тем самым способствуя отрицанию бессознательного происхождения. В крайнем случае, это может привести к реальной потере эго своих корней в естественной питающей почве бессознательного, «дерацинация», как назвал это Юнг. В случае отчуждения и искоренения (дерацинации) бессознательное Дао теряет свое воздействие на эго. Великий Путь потерян, и личность человека остается лишь с ее собственным неполным устройством и возможностями. И в этом случае наступает любопытная и парадоксальная ситуация. Чем больше эго отчуждает и искореняет источник, тем менее отчаянно оно держится за понятие собственной значимости и контроля. Так как Дao больше не вмешивается в жизнь человека, его личную волю, разум и чувства, эго не спешит выйти на арену, чтобы компенсировать собой его отсутствие. Навязанные убеждения, тираническое упрямство, личная алчность и эксплуатация берут верх над нормальными и естественными отношениями, и здравомыслие человека и человечества уменьшается.
Тогда очевидно, что курс отчужденного эго - пагубный. Тем не менее, в значительной степени,именно им следовало западное человечество и все вместе, и каждый в отдельности. (Чтобы не оказаться несправедливыми, мы должны признать, что большая часть Восточной культуры, особенно в Индии, следовала другой крайности развития, отчуждая сознательное эго, и заключая оставшееся пространство в пределах бессознательного.) Веками Запад теряет свое Дао, или свою душу, как Юнг подразумевал в названии своей книги «Современный человек в поисках души». Так как такие явления никогда не ограничиваются конкретными людьми, а затрагивают все человечество и культуру в целом, явление отчуждения эго имело и продолжает иметь последствия на уровне государства. Отчужденное психэ отвергает и культуру и политические структуры. Неуравновешенные и жестокие психэ призывают неуравновешенные и жестокие правительства, которые, в противовес отверженному эго, стремятся управлять и контролировать больше аспектов человеческой жизни, чем это вообще возможно. Причина этого довольно проста. Когда у людей был доступ к Дao, они могли доверить ему решение своих замыслов. Все, что им было нужно - это прекратить свое вмешательство в силу Дao, и все было в порядке. Когда человек потерял связь с Дao, у него не осталось никого, на кого он мог бы положиться, кроме себя самого, своей личности, своего сознательного эго. В глубине души он знал, что его эго не справится с задачей полного контроля и ответственности в жизни, но казалось человеку, что не было у него никакого иного выбора. Теперь, согласно тенденции компенсаторики психэ, он начал покрывать неполноценность своего эго ложным чувством превосходства. Как трусливый путник, который борется с боязнью своим свистом в темноте, эго без корней все в большей степени раздувает себя высокомерием, пока не начинает мнить себя всемогущим.
Дао государства
Значения этой концепции в пределах государства очень интересно и уместно. Правительства, которые функционировали в пределах естественной, но в значительной степени бессознательной системы влияния, использовали власть, но лишь редко злоупотребляли ею. Такие правительства, возможно, были тотальными, но они не были тоталитарными. Естественное Дao наложило природные ограничения на их правление, и сделало их фактически наместниками творческого бессознательного. Фараоны Египта, Императоры Китая и Японии, правители инков в Перу, и до некоторой степени древнего Рима были архетипами в человеческом облике, и до некоторого времени воспринимались как боги. Средневековые короли и императоры Европы не были богами, но были наделены божественным правом правления; кроме того, за ними следили представители высшего духовенства, Папа римский, считавшийся земным наместником Иисуса Христа.
Несмотря на то, что человеческая слабость и упрямство часто мешали Дао в эпоху Средневековья, оно следовало согласно своему изначальному плану со значительной эффективностью. Со времен Ренессанса, и последующих шагов к освобождению сознания, символизируемых реформаторами-протестантами и эпохой Просвещения, уменьшили зависимость государства от бессознательного Дao. Теория королевской власти Макиавелли, основанная на духовных ценностях Дао, была поддержана протестантскими немецкими принцами, особенно прусскими правителями, и привела к закату абсолютных монархий Луи XIV, Екатерины Великой, и Фридриха II Прусского. Отчужденное эго теряло власть. Дифференцированное эго теперь освободило себя от прежних связей бессознательного. Архаичные религиозные Дао и его могущественные архетипы больше не были эффективны. Набожные правители все еще поднимались на троны, но правительственная система больше не была подвластна архаичным и бесполезным религиозным принципам. Органическая связь трона и алтаря (инь и ян средневекового государства) была разорвана, и когда несколько столетий спустя троны пали, их место заняла отчужденная структура светской республики, периодически заменяемая диктатурами.
Сегодня мы по-прежнему живем в эпоху правления вне Дao. Тут и там символические связи с архетипическими структурами бессознательного все еще присутствуют, и в какой-то мере психологически поддерживают человечество. Английские королевы и короли все еще остаются архетипическими символами психэ своего народа, их венценосные и помазанные головы несут не только земную корону, но и бесконечное сияние славы высшего мира. Японский Правитель Тенно, обладающий жестокой славой и огромным дворцом в Токио считался представителем божества Kaми, в его честь приносились ежегодные жертвы ради изобилия и процветания Японских островов.Но в большинстве частей земного шара боги умерли, а вместе с ними низложили королей, земных представителей их архетипической славы. Старый Дао изжил себя. Подобно Конфуцию, военачальники и правители покидают свои дворцы и уходят в деревню. Град Земной и Град Небесный потеряли лестницу друг к другу, и человечество безуспешно строит башни Столпотворения с целью снова достичь небес.
Тем не менее, благодаря этому появилась возможность, который не возникало никогда раньше. Психологическая аналогия сохраняется. Когда человеческое эго отрывает себя от своего бессознательного фона, у него есть два варианта дальнейших действий: или оно может погрязнуть в своем отчужденном высокомерии, и в конце концов полностью или частично сломаться; или оно может признать ограниченность своего нынешнего положения, и вернуться к своим корням в бессознательном, начав медленное, болезненное, но необходимое восхождение к подлинной индивидуальности. Это восхождение назвали индивидуацией, потому что оно обогащает и восполняет индивидуальность, позволяя психэ стать свободным, объединив вместе сознание и бессознательное в состоянии истинной и окончательной целостности. Почему эта картина не может быть также применена к развитию государства и правительства?
Отношения гражданина и государства
Как и человеческого эго, у коллективного эго государства есть два возможных варианта действия. Государство может либо стать более высокомерным и раздутым иллюзией всемогущества, или оно может оставить большую часть своей власти и все свое самомнение, и стать необходимым транслятором растущих трансформирующих сил, идущих от своих граждан. Старая аксиома гласит: чтобы Бог поднял человека к жизни, человек вначале должен пасть. Мы могли бы интерпретировать это утверждение так: если возможностей роста и индивидуации граждан становится больше, то власти и контроля со стороны государства должно становиться все меньше. Все люди, живущие в рамках государства, являются аналогами либидо, или энергии психэ; без них государство – бесполезная раковина, так же, как собственно и эго - лишь хрупкая тень без той силы, которая приходит к нему из глубины бессознательного.
В наше время необходима переоценка отношений гражданина и государства, и она должна произойти перед выбором дальнейшего пути развития. Безусловно, подобный пересмотр проводился в мировой истории. Он случился перед и во время двух великих революций, - Французской и Американской, и в первую очередь нес философский и рациональный характер, как и можно было бы ожидать в эпоху эгоориентированного и дифференцированного сознания. Существовал и духовный, герметический аспект Просвещения, который не был полностью утерян и все еще достоин внимания. (См. в особенности главу 9.) На фоне философских идеалов Ренессанса, а также других философов-рационалистов, мыслители Просвещения сформулировали теорию социального соглашения, посредством которого гражданин заключает контракт или договор с другими гражданами и, таким образом, соглашается жить в рамках общественного института по определенным, практическим причинам. Поэтому государство существует ради благосостояния своих граждан, и на них возложена ответственность за то, чтобы государство не проявляло меркантильность и пренебрежение возложенными на него обязательствами. Конституционная монархия Англии и республика Соединенных Штатов были в значительной степени под влиянием теории общественного договора, и извлекли из этого значительную выгоду.
Однако обстоятельства, сложившиеся за прошедшие двести лет скорее указывают на то, что пересмотр отношений гражданина и государства, проведенный рационалистами восемнадцатого столетия был нарушен, и поэтому необходима новая переоценка. Рационалистические теории ссылались на небольшое знание о духовности человека, или, как мы можем сказать сегодня, о его психологической природе. Свобода в понятии рационалистов означала свободу от неблагоразумных ограничений и государственных инструментов управления политической, экономической и общественной жизни гражданина. Благодаря совпадению этих политических теорий со временемПромышленной Революции, экономический аспект этого утверждения стал наиболее знаменательным, и привел к философии свободного предпринимательства, которое, даже по признанию самых ярых его критиков, привело к эре беспрецедентного роста и процветания тех государств, где оно было реализовано. В то время, как свободное предпринимательство строило фабрики и железные дороги, и постепенно, несмотря на порождаемую им же бедность и нищету, формировало особенно мобильное общество, закрепляло и расширяло средний класс, оно оставило духовные ресурсы человечества фактически нетронутыми. Религия подверглась диверсии без каких-либо изменений и влияния на ее практику, а символы доллара и фунта стерлингов стали намного более почитаемы, нежели крест или Библия. Покров материализма повис над обществом, получившим больше всего выгоды от отдельных независимых предприятий. Оставался лишь шаг от такого практического материализма до теоретического материализма Маркса и Энгельса, достигшего высшей точки в политической, экономической и духовной тирании Ленина, Сталина и Mao Цзе Дуна. Но в то время, как миллионы искренних и идеалистических людей последних трех четвертей века, часто игнорировавших массовые убийства в советских ГУЛАГах, Китае, Камбодже и других странах, склонялись в сторону марксизма, и поддерживали систему свободного предпринимательства, а вместе с этим крах государственного общественного договора, не многие признавали, что этот крах можно было бы исправить переводом системы общественного договора в психологический вектор.
Сегодня, причем в большей степени чем когда-либо раньше, очевидно, что оставлять систему, оказавшуюся преобладающе успешной и лишь частично неудачной, изаменить ее жестокой, порочной тоталитарной моделью, отрицающей человеческие ценности ставшую неустойчивой из-за своей экономической невыживаемости – это нечто из разряда безумия. Несомненно, было бы намного более разумным и полезным повторно оценить смысл государства общественного договора — со всеми его свободами, включая предпринимательскую, — и, кроме того, провести такой пересмотр с точки зрения духовных потребностей человеческой души или психе в современном, но тем не менее в вечном контексте. Поэтому оставшаяся часть нашей беседы должна быть посвящена основам этой переоценки.
Государство общественного договора
Государство общественного договора - одна из самых многообещающих систем правления, когда-либо известных за всю историю человечества. Его выгода существует не только в экономической сфере, как ранее предполагалось теми, чей взгляд редко простирается за пределы их банковского сальдо, а скорее в сфере реализации духовного преобразовательного потенциала, живущего в человеке. Когда-то, в дни божественных царей древности, и затем, на протяжении векового союза трона и алтаря, само государство обладало архетипической или символической властью. С появлением более высших форм дифференцированного сознания это Дао исчерпало свой архетипический потенциал для человечества. В наше время государство не может спасти человека в большей мере, нежели чем далекий Спаситель в древней Палестине смог бы сделать это сейчас. Мужчины и женщины должны спасти себя сами, поскольку, по словам Юнга, они и только они являются носителями сознания. В своё время государство должно стать основой, созданной для удобства и пользы индивидуального сознания своих граждан. Легко подметить, что первый необходимый мотив государства - это удобство граждан. Также легко подметить, что самые современные системы правления не удобны, по крайней мере для указанных целей. Правительства предполагают, почти как само собой разумеющийся факт, что они призваны управлять жизнями своих граждан, и что обстоятельство прихода к власти конкретного лидера или группы лидеров дает им право регулировать, управлять и вмешиваться в жизни и действия людей. Как будто бы листок бумаги, на котором написано, что человек является таким - то и таким - то чиновником в правительстве, сделал бы из него Бога, даровав сверхчеловеческие полномочия мудрости и понимания. Подобное еще можно бы было предположить в архаичные времена, когда правители были богами, но это в любом случае неуместно в наше время. Когда мы были детьми, мы думали как дети и, можно сказать, мы были послушны как дети. Перенос детских ценностей и отношения во взрослое сознание, или даже в период юности, - это серьезная ошибка.
Авторитарные правительства, независимо от того, установлены ли они голосами или штыками, ничем не отличаются от родителей, забывающих о том, что их потомство больше не живет в детстве человечества. Авторитарные властители забывают - то, что было приемлемым в дни фараонов, больше нежелательно или даже нравственно недопустимо в наши времена и в нашей культуре. В отличие от авторитарной позиции, есть также и другая, и несмотря на то, что она редко упоминается, она имеет много преимуществ. Ее иногда называли "либертарианской" позицией, хотя она имеет и другие названия. (Ни здесь, ни где-либо еще в настоящей книге термин «либертарианство» [libertarian] не имеет отношения к одноименной партии – прим. автора.) Одна из самых простых, и все же в высшей степени убедительных формулировок этой позиции содержится в предложенном заявлении потенциального либертарианского кандидата в президенты Джеймса К. Ингебертсона «Катехизис либертарианства». Кандидат обращается к гражданам следующим образом:
Вы как люди более приспособлены управлять своей жизнью, чем я. Ваша жизнь - ваше личное дело, к лучшему или к худшему, за исключением того, чтобы не вмешиваться или подвергать опасности жизнь и благополучие других. Ни один человек, ни одна компания людей на этой земле не имеют логического права вторгаться в частную жизнь, поскольку тем самым вы можете принести вред. Аргумент, представленный здесь, почти неопровержим. Какого права каждый из нас может законно требовать от других, кроме как защиты собственной неприкосновенности? Если мы как люди подлинно обладаем таким правом, почему бы нам не делегировать его государству? Практически это означает, что правительство должно быть в основном ограничено защитой жизни и собственности; оно не должно быть опекуном нравов, регулятором частного или даже общественного поведения, если только это поведение непосредственно и очевидно вредно для благосостояния конкретного гражданина или граждан. Никакое правительство не должно быть распределителем или перераспределителем богатства, ограничителем свободного рыночного обмена товарами и услугами. Правительство, которое присваивает себе право манипулировать и регулировать поведение своих граждан, превышает свои нравственные, политические, просветительские, социальные и материально-экономические полномочия.
С точки зрения психологических принципов это значает, что правительство должно уважать Дao свободы. Люди не живут на земле с целью быть гражданами или налогоплательщиками, или социально-ориентированными пешками других людей; они здесь с целью расти, совершенствоваться и познавать свое истинное Я. Вынуждает ли государство женщину согласно закону выносить ребенка, не прибегая к аборту, или подвергает чьи - либо справедливо заработанные деньги налогообложению или конфискации, - это психологическая травма независимости и целостности личности. Не имеет ни малейшего значения, мотивировано ли при этом правительство архаичными теологическими понятиями конкретных законов человеческой жизни, или средневековыми понятиями государства всеобщего благоденствия Робина Худлайка.
Возникающую потребность в ограничении государственной власти следует рассматривать как психологическую потребность в индивидуации психэ. Прежде всего необходима согласованность и последовательность в установлении свободы. То есть с точки зрения психологии для государства нерационально гарантировать права женщин, но отрицать права работников и предпринимателей на сохранность плодов своего труда. Это в той же степени нерационально, как и требовать свободу религиозного вероисповедания и совести, и в то же самое время законного регулирования сексуального поведения и личных предпочтений. Ключевое отличие либертарианских ценностей от авторитарных - это выбор. Неосознанное человечество было в малой степени способно к выбору. Но рост сознания зависит и проявляется в принятии свободных решений. Наша индивидуация идет не по принуждению, а путем проб и ошибок; не будучи безупречной, а будучи свободной. Государство или правительство должно не только разрешить, а поддержать способность выбора как функцию индивидуального психэ, поскольку тем самым оно продвигает рост сознания. Юнг учил нас тому, что духовный рост, расширение сознания проходит нелегко, что это влечет за собой трудности, темноту и страдание, наряду с экстазом, радостью и прекрасной перспективой света. Это заставляет нас предположить, что такая особенность индивидуации эго должна также быть отнесена и к обществу, в котором она происходит. Государство должно прекратить считать, что оно может превратить себя в идеальное общество без скорби, горя и слез. Вместо того, чтобы следовать этому заблуждению, государство, правительство и общество должны обратиться к созданию и защите возможности выбора. Там, где есть выбор, - есть и рост, и любовь, и творческий потенциал. Где выбора нет, даже при условии равенства, процветания, физического здоровья и материального благосостояние,рост будет минимален, любовь иссякнет и творческий потенциал угаснет.
Великое Дао, как говорили китайцы, не имеет формы, но управляет всеми вещами. Все формы приходят и уходят, но жизненная волна Дao остается. Формы нужны лишь для того, чтобы позволить Дao прибывать и дальше и выполнять его бесконечную задачу изменения. Демократия, тирания, капитализм, социализм, феодализм, синдикализм, фашизм - это все формы и структуры, которые прибывают и убывают вечно. Бог не капиталист или социалист, демократ или фашист; Бог - Дao, возможность движения, роста, сознания и выбора.
Сквозь тысячи форм и несметного количества структур Бог, Дao, Плерома восходит к своему невыразимому величию. Он не заботится о политических деятелях, президентах и диктаторах; он заботится только о сознании. Смертные человеческие формы могут сделать одно из двух: либо сопротивляться, либо принять Дao. Авторитарное государство, как отчужденное, высокомерное человеческое эго, сопротивляется ему. Истинно ориентированное на свободу государство, если таковое могло бы когда-либо существовать, было бы транслятором, создателем выбора, помощником сознания. Вместо принуждения и манипуляции людьми или обстоятельствами, исключительных привилегий власти, имея веру и уверенность в потенциале индивидуального сознания, такое государство предложило и гарантировало бы только один подарок, одно благо, одно обещание: а именно выбор — выбор свободы, который и есть Дao.