Тобиас Чертон.
Золотые Строители: Алхимики, Розенкрейцеры, Первые масоны.
Что делают они в лучах златых? – там, у могилы
Этинтус нежной? в Тайберне у Древа рокового?
У древнего Сионского холма? иль в Паддингтоне,
Наполненном слезами вечной скорби? у Голгофы,
Что стала местом жалости и состраданья? Чу!
Здесь камни жалости полны; здесь кирпичи эмалью
Любви и доброты покрыты; милосердья злато
Блестит на кровле; в балках и стропилах – всепрощенье,
Растворы извести, цемента – слёзы чести; гвозди,
Болты и скобы из железа – просьбы, увещанья,
Надёжные и мудрые слова, что утешают,
И воскрешают память; доски на полу – смиренье;
А потолок – сердечность, преданность, благодаренье.
О Ламбет, в ткальнях жалости расставь столы и стулья,
И пологом из слёз и вздохов окна занавесь,
В опочивальню Иерусалим внеси уютную постель;
Невеста Агнца и Жена тебя, о Ламбет, любит!
Ты с ней – одно, и в радости ты сам себя знаешь!
Трудись с надеждой – пусть она пока блуждает,
Вдали от Лосовых Ворот меж мельниц Сатанинских.
Иерусалим. Эманация Гиганта Альбиона — Лист 12.
автор Уильям Блейк (1757—1827), пер. Д. Смирнов-Садовский (р. 1948)
ПРЕДИСЛОВИЕ.
«Почему тебя так интересует алхимия, розенкрейцерство и другие подобные темы?» - недавно спросила меня мама.
«В магии есть что-то прекрасное», - ответил я, не задумываясь. Когда я предложил заменить предисловие к моей новой книге, в которой она рекомендовала добавить букву «к» к «магии» (magic(k)): к старой орфографии, чтобы отличить его от избитого колдовать, фокусничать.
К магии всегда предъявлялись высокие требования. Торжественная речь Пико делла Мирандола о достоинстве человека (1486) резко разграничила «Магию» как науку магов от «Гоэтии» понятия, включающее демонов и ужасных сущностей - то, что мы сейчас называем черной магией. Колыбель Христа в Новом Завете приветствует волхвов с Востока, в то время как Деяния Апостолов погружают Петра и Павла в очередной конфликт с «магами». Математику в средние века и в эпоху Возрождения часто классифицируют невинно, как «естественную магию», а на колдовство налагался запрет. Это слово используется так невинно сегодня, на обложке альбома для ребенка «волшебный альбом для рисования», хотя его пользователь может быть маленьким дьяволом.
Магия в этом смысле обозначает потрясающую силу, что может быть описана с прилагательным «волшебная», но которая является простым действием законов природы, которые мы воспринимаем как особенные (например, реакция кристаллов воды). Не удивительно тогда, что магия часто ассоциируется со словом иллюзия - Волшебный фонарь обманывает глаза. Кино, которое мало что сделало еще за столетие, закономерно становится проводником глобальной мифологии.
Впрочем, это прилагательное, «волшебный/магический» - действительно ли оно не означает нечто большее, чем действие естественных законов? Нечто, что мы описываем как волшебное каким-то образом задевает нашу самую восприимчивую часть, то, что мы называем душой, на пути, который может изменить наши жизни, или сотворить наши жизни. Обладая такой мощью, неудивительно, что к магии прибегали и злоупотребляли люди злонамеренные (от сглаза на нюрнбергских митингах), и пуритане, считающие, что красота несет в себе Роковое влечение. Но разве уродство предпочтительнее? Ну, я полагаю, щедрый пуританин, возможно, сделает выбор в пользу простого, обычного однотонного. Но это только шаг в сторону от вопроса. В глазах того, кто это уразумеет, Вселенная содержит и красоту и уродство в бездонной мере, но не так много того, что можно было бы в полной мере охарактеризовать как понятное.
Так что же меня привлекает в этой тематике? Существуют, я надеюсь, загадки вселенной, которым присущи свойства, которые не видны глазу, по крайней мере, не сразу. Я не имею в виду микробов или ДНК - хотя некоторые могли бы найти магию и в этом тоже. Это была, по словам одного из героев этой книги, Элиаса Эшмола "главная мудрость магов", искать это качество, и работать с ним на благо. Другой наш герой, Парацельс, ссылается на «священные подписи», неотделимые от мира, следы более чем естественного (хотя и не являющиеся неестественным) присутствия, некоторые знаки Создателя и трансцендентного разума, воспринимаемые в мироздании – лестницы или подсказки, к чему-то высшему. Нужно посмотреть на мир с другой точки зрения на то, что стало знакомым, и даже слишком привычным. Нужно взойти по ступеням, или по «лестнице в небо».
Наука - это ребенок волхвов и с точки зрения современных магов, является авторитетным филиалом магии. Сегодня ученый, в общем, будет чувствовать себя чрезвычайно некомфортно с этим, это, по меньшей мере. Но многие из нас думают, что истинно волшебное неотделимо от нашего существования как духовных существ, а также нашего существования как биологических организмов. Я мог бы влюбиться в духовное существо, но я вряд ли отправил цветы биологическому объекту, хотя бихевиористы относятся к этому именно так. Во всей нашей любви так много «эволюционного детерминизма». Уберите поэзию, музыку, живую веру и духовные знания, да, и, особенно, магию, и что у нас останется? Доктор Джонсон мог бы ответить: «Ну, сэр, тогда бы осталось то, что вы называете Современным миром».
Чего-то не хватает в этом уравнении, и эта книга представляет собой часть моего исследования, цель которого - обнаружить, что является этим чем-то, а что нет.
БЛАГОДАРНОСТИ
Эта книга не была бы написана без поддержки, вдохновения и доступа к оригинальным документам, книг, инкунабулам и рукописям, предоставленным Библиотекой Герметической Философии (Bibliotheca Philosophica Hermetica) (Библиотека Дж.Р. Ритмана, Амстердам).
За глубокое понимание создателей мифологии Розы и Креста, я в долгу перед д-ром Карлосом Джилли из Базеля. За серию блистательных интервью по многим аспектам гностической традиции, я благодарен профессорам Гансу Йонасу, Жилю Киспелю, Элейн Пагельс, Р. Мак. Лаклану Уилсону и доктору Кэтлин Рейн. Общение и поддержка покойного Жана Жимпеля были неоценимыми в понимании практических достижений средневековья.
Благодарю за доброе и внимательное отношение персонала Lichfield Record Office и Stafford Record Office.
Морин Арчер, за неустанный труд, превышающий служебные обязанности по набору текста.
Я также хочу поблагодарить доктора Кристофера Макинтоша, Колумба Пауэлла, Мэтью Скэнлон, Джулиан Джонс, Сару Миллер, Виктора и Патрицию Чертон (мои родители), и Джоанну (в девичестве) Эдвардс – которая появилась вовремя - за вашу любовь и терпение.
Книга посвящена памяти профессора Яна Арвида Хеллстрома, бывшего епископа Векше, Швеция, который первым привел меня на Факультет теологии Университета Упсалы для чтения лекций по гностицизму в 1990 году, так начиналось сотрудничество, вскоре жестко оборвавшееся его смертью в автокатастрофе в 1994 году. Мы часто говорили о новых темах - или действительно, очень старых темах, которые казались новыми. Мы назвали это «Камень Теологии». «И тот, кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого камень упадет, того раздавит». Я должен продолжать, Ян Арвид.
Эта книга также посвящена моей дорогой жене Джоанне и нашей дочери Мерови Софии, которая, я надеюсь, в один прекрасный день прочитает ее.
ВВЕДЕНИЕ.
Поверьте, единственную надежду лучшего будущего для нашей страны следует искать среди тех, кому дорого ее прошлое. (Дин Инге. Вещи новые и Старые. 1933)
Выражение «Герметическая Философия» обсуждалось в академических кругах в течение многих лет. Есть ли когерентная герметическая философия или это всего лишь удобное название для смешанной картины поздней античной духовной и нравственной философии, с единственной фигурой Гермеса Трисмегиста, с целью заимствовать вымышленное единство коллекции? Самые последние научные воззрения по этому вопросу (Фоуден, Маэ, Киспель, Эдигхоффер, Секрет, Джилли, Ван ден Брук) предположили, что в большей степени можно говорить о Герметической философии, даже о духовном «Пути Гермеса» как об имеющем египетское происхождение (Ван ден Брук даже использовал термин «Hermetic lodge»), к которому герметические авторы прирастили соответствующий философский материал, интуитивно понимая его внутреннюю согласованность с основным направлением их интересов. Эта книга принимает выражение герметической философии в этом смысле, как духовный поток с его особым значением.
Когда я писал свою первую книгу Гностики (The Gnostics) в середине того (в ретроспективе) захватывающего десятилетия 1980-х, внимание к герметической философии в академических кругах центрировалось в равной степени на его месте в Гнозисе поздней античности (детей Ионы и Наг Хаммади), а также в качестве основного импульса в итальянском, французском, немецком и английском Ренессансе (Йейтс, Уокер, Февр). Была очень незначительная увязка. По-видимому, богословы, похоже, не общались с историками искусства и философии эпохи Возрождения.
Я надеюсь, что первая часть этой книги заполнит некоторые пробелы и покажет, что несмотря на появление, Герметическое Искусство всегда проявляется в своем роде, в любое время, и является благом для всех священных традиций, будь они когда-либо такими (по-видимому) отдаленными. Бесконечность – это естественная область Гермеса.
В книге Гностики герметический интерес сосредоточен на фигурах Пико делла Мирандола и Джордано Бруно. Возвышенное влияние на нас оказал поздний Дейм Френсис Йейтс, за что ему и благодарны. В этой книге, я решил сосредоточить внимание на так называемом «Дураке Гермеса», Меркурио да Корреджо, который одетый как таинственный мессия, въехал в Рим верхом на осле, чтобы спровоцировать общественность за год до битвы Босуорт. Он не был распят, но оказал чрезвычайное влияние на поэта и каббалиста Лодовико Лацарелли, и, таким образом, на более широкие массы.
Европейский культурный горизонт. Глядя на неискушенного Меркурио, мы понимаем, что послание то же самое, но какое-то более глубокое, более личное, как если бы Дух нисходил вниз с величавой высоты абстракций Фичино, и поселился в одном восприимчивом человеческом сердце. Амброзия хранится в катакомбах сносок.
Есть исключения из этого правила. Парацельс, так широко известный, особенно на континенте. В Великобритании он стал героем гомеопатии; признан историей как научный гигант, его также следует рассматривать в качестве мастера теологии.
Влияние Парацельса на те своеобразные сочинения, которые окрестили «манифестами розенкрейцеров» уже давно рассматривается в качестве фундаментального, но его влияние на теологический дискурс 16-го и 17-го веков - это на самом деле крутой перелом взглядов - будет большой неожиданностью для некоторых читателей, как это было со мной в конце восьмидесятых годов. Глядя на влияние Парацельса, можно увидеть, что происхождение розенкрейцерства должно меньше привлекать внимание теоретиков заговора, чем богословов, историков науки, и, конечно, свободный дух повсюду.
Реальная (в отличие от мифологической) история розенкрейцеров вдохновляет. Как так случилось, что несколько гениальных мужей, работающих как в одиночку, так и сообща, смогли создать устойчивое движение, во-первых, духовного и нравственного развития, а во-вторых научного исследования?
Это так называемое движение уже окрестили (согласно Даму Фрэнсису Йейтсу в 1972), движение «Розенкрейцерское Просвещение». Однако, как продемонстрирует эта книга, такая терминология не выражает должным образом спектр мероприятий, осуществляемых главными представителями этого движения, в то время как от его использования уже был негативный эффект от снижения важности этого движения в мире эзотерического: идея, которая не смогла бы зародиться в уме выдающегося основателя этого движения Иоганна Валентина Андреа (1586-1654). В самом деле, движение, описанное в этой книге не поддается простой классификации, будучи частью постоянно разворачивающегося роста знаний, корни которого лежат в восточном средневековом мире: стремлением к естественному знанию природного творения, которое считается, в сущности магическим: мир духа и мир материи объединены. А именно, в этом сочетании миров, в котором интерес современников этого движения мог обманываться, чисто материалистическая наука (с 1920 г.) была подвергнута подозрению, что есть «больше, чем кажется на первый взгляд».
Продвижение в данном вопросе произошло главным образом потому, что определенные люди - в частности, Иоганн Валентин Андреа, Тобиас Гесс (1568-1614) и Кристоф Бесолд (1577-1649) - верили, что сердцевина совершенной цивилизации была утрачена, и они вознамерились найти ее. Избегая, насколько это было возможно, препирательств по Реформации теологии, они искали свой «камень» через совместные исследования миров духовной алхимии, естествознания (в том числе математики) и дореформационного мистицизма. В описываемый период эти области исследования составляли большую часть тогдашнего заслуживающего внимания (или иногда спорного) начинания (деятельности) в magia naturalis: природной (естественной) магии.
Во второй части книги, покрова истории были сняты, чтобы показать процветающий мир передовой мысли и культуры, такие, как мало кто мог себе представить, существовали уже так давно. Есть еще много, чего можно узнать из этого, чем современная цивилизация является, по мнению лучших умов столетия, в море путаницы и сумбура; проблемы, вытекающие не столько от недостатка ориентиров, но от наличия слишком большого их количества, некоторые из которых могут согласиться с кардинальными точками зрения. В этой ситуации, все, что может дать нам знание подлинных парадигм, с которыми буксируемая баржа современного человека, совершившая свое отплытие в семнадцатом веке, будет не в состоянии помочь нам. Вторая часть содержит рассказ о лодке, нагруженной богатствами и необычайными историями, приплывшей домой,– только с разницей: эти истории правдивые.
Часть третья представляет собой плод связи с чрезвычайной фигурой Элиаса Эшмола, личности, превосходящей три столетия. Я считаю, важность Эшмола была глубоко недооцененной. Имевшее место понижение в должности Эшмола от статуса яркого, даже ярчайшего, светила английского научного ренессанса 17-го века до оберегаемого и ценимого антиквара и благотворителя (см. каталог для выставки Дома Соломона, состоявшейся в этом году в в Оксфорде музее Истории Наука, ранее Старый Эшмол, как пример), приводит в замешательство. В прошлом, Герметическую Философию избегали и относились в лучшем случае как к донаучной (вы не можете измерить духов), а в худшем, как к скандальному оккультизму (мы не хотим духов в любом случае). Я полагаю, исключение приносит свои плоды. Бедный Герметизм! Избегаемый как наукой, так и богословием, около двух тысячелетий спустя выступает в качестве покровителя для обоих.
Я думаю, что сам Эшмол – благородная душа - был бы очень удивлен подобным поворотом в истории своей репутации. Его точка зрения была более глобальной, космической. Он считал, что Звезды правят человечеством - со всей парадоксальностью, присущей этому заявлению. И все изменяется. Университет Амстердама является лидером по созданию кафедры, наделенной полномочиями на проведение исследований в сфере Герметической Философии, созданием и деятельностью которой мы во многом обязаны Джусту Ритману маркеру эпохи.
О Библиотеке герметической философии вы можете прочитать в моей книге Гностики (The Gnostics).
Эшмол был бесстыдным, грандиозным магом, компетентным астрологом, смиренным алхимиком, проницательным издателем, гордым Герметическим философом, одним из основателей Королевского общества, национальной звезды, «Mighty Good Man» - и Вольным каменщиком. Я надеюсь, что кое-что из его золотого, вневременного дара предстанет в третьей части этой книги, которая заостряет внимание на ориентации Эшмола на Вольных Каменщиках 17-го века, теме, которая лишь недавно привлекла внимание академических исследователей. Времена меняются. В Университете Шеффилда в настоящее время есть кафедра для изучения масонства, в текущем периоде под руководством Эндрю Прескотта.
Первоначально, приблизиться к этой загадочной теме посредством жизни Эшмола было озарением. Его выводы будут представлять интерес, как для серьезных масонов, так и в равной степени могут поразить читателей, надеюсь, масонами не являющимися. Ведь когда Эшмол был «Free Mason» «Свободный Масоном»/«Вольным Каменщиком» (как он именовал свою масонскую идентичность), еще не было Великой Ложи с ее правилами толщиной с дюйм чтобы указывать, что братьям нужно говорить и делать. То был яркий, странный, необычайно ободряющий, с богатыми местными традициями, традициями способными на все, но безмолвно сохраняющими элементы царства хаоса. О, если бы это было снова, возможно. Некоторые масонские историки отрицают влияние или присутствие герметических идей на масонство. Возможно, это отчасти потому, что другие были слишком заинтересованы в том, чтобы сформулировать мнимый заговор, проявляющийся на протяжении всей его истории, вовлеченный во все мыслимые оккультные легенды, и каждый витиеватый факт на самом деле был для того, чтобы стимулировать своих читателей и, особенно, свои продажи. Эта книга является непредвзятым исследованием, полагая, что историческая реальность, насколько мы можем разгадать ее, достаточно вдохновляет сама по себе. В этом духе здравомыслия, стоит дать посыл ряду выводов, которые будут найдены и прояснены в Третьей части.
Разновидности Вольных Каменщиков существовали без централизованного управления до момента создания Великой Ложи, объединившей четыре ложи Лондона в 1717 году. Этот факт хорошо известен историкам масонства. Тем не менее, специальное толкование Великой (Grand), а позже (в 1813) Объединенной Великой Ложи в значительной степени состояло в общем предположении, что ее учреждение отмечает организованные принципы спекулятивного и неоперативного масонства. То, что ложа неоперативных или принятых Вольных каменщиков существовала (если только очень недолго) с 1646 года (дата посвящения Эшмола) конечно, ослабляет это предположение, но ключевое слово здесь "спекулятивный". Этот термин начал глубоко вводить в заблуждение с исторической точки зрения. Как было показано профессором Дэвидом Стивенсоном (The Origins of Freemasonry:
Scotland's Century 1590-1710. Cambridge. 1988), до 1717 года масонство уже включает символический, философский аспект, который смягчает противодействие от предвзятого видения средневековых мастеров, простых, наивных душ, не на много выше уровня рабочего в специализированном знании.
Эти разнообразные масонские документы в конце XIV и в начале XV вв., известные в совокупности как Древние Хартии, ясно показывают, что некоторые английские масоны (по крайней мере) считали, что их искусство, связано с фигурой Гермеса Трисмегиста, имя которого знакомо ученым на протяжении всего средневековья из переводов текстов с арабского языка, и названия в них связаны с космической философией (sсientia), алхимией, архитектурой и магией. По словам профессора Стивенсона: «Упоминание Гермеса Трисмегиста, делает упор на развитие ремесла в Египте, и идентификацию ремесла каменщика с геометрией, которые были переняты масонами из средневековых знаний, унаследованных от древнего мира, но они приобрели новые значения и важность в эпоху Возрождения. (Происхождение масонства. с.24) Это «новое значение» было связано с повышением репутации Гермеса Трисмегиста, которое последовало за первым печатным изданием Пэмандр (или Corpus Hermeticum) в Тревизо в 1471. Поскольку Эшмол был самоотреченно погружен в герметические исследования (объявив, что он является Mercuriophilus Anglicus), не удивительно, что он был очарован Вольными Каменщиками. В самом деле, это соединение образования эпохи ренессанса и древнего ремесла масонов - сплавленных в фигуре Гермеса - может частично объяснить привлекательность таких джентельменов, как Эшмол (а также двоюродного брата его первой жены, полковника Генри Мэйнуарина, который унаследовал семейные предания, связанные с религиозными братствами позднего средневековья, с которыми масоны имели много общего), став «посвященными» Вольными Каменщиками: то есть, действительно посвященными, а не гипотетическими Вольными каменщиками.
Эшмолу нужно было только посмотреть на развалины цистерцианских домов на Кроксдэн (Croxden) или Бюлакрес (Dieulacres) в Стаффордширских вересковых пустошах - или просто взглянуть на собор, в котором он пел, будучи еще мальчиком, (Личфилд) – чтобы наполниться благоговением от работы средневековых масонов. Они не были «средневековыми» для него. Он просто смотрел на те религиозные сооружения, которые пережили разрушительное действие английской Реформации, и которые в его время были все еще под прямой угрозой сноса от рук радикальных протестантов.
Будучи истинным антикваром, Эшмол должно быть, глубоко чувствовал необходимость понимания истории происхождения обеих этих структур и присущей им символики. То, что мы так мало знаем о масонстве, которое существовало вблизи монастырей дореформационной Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии, может быть разумно отнесено на том основании, что очень, очень немногие монастырские библиотеки сохранили то, что сам Эшмол называл «Великим Потопом» в Размывании религиозных обителей в веке, предшествующем его рождению. Он, как и Джон Ди и другие, которые жили во времена злосчастных событий британской Реформации, болезненно переживал уничтожение подлинных свидетельств, включающих разорение монастырских библиотек. Это было одной из причин, которые вдохновили его стать коллекционером. Эшмол коллекционировал не просто так; он что-то искал. О том, что это могло быть, мы намекнем в Части Третей.
Так кто же эти «Золотые строители»? Название взято из удивительного стихотворения-пророчества Блейка, Иерусалим (1804). «Золотые строители» Блейка возводят город Golgonooza, основанный на жертвоприношении себя (Голгофа) и основной материал и вещество (ил), это их видимая жизнь. От этого слияния жизни человека в плоти и любви Бога, что превосходит саму личность, построен прочный город Божественного воображения. Этот город имеет своих граждан. О некоторых из них вы сможете прочитать в этой книге. Автор нашел, что они являются превосходной компанией в любых условиях. Я надеюсь, что вы найдете их такими же.
Тобиас Чертон
Личфилд июля 2002