Джеймс Хиллман
Анима
Глава 7
Интеграция анимы
Один из многих отрывков Юнга может заставить нас поверить, что в некоторой точке персонификация приходит к своему концу, и это даже желательный конец. Смысл здесь ясен: интеграция в сознание означает переход личности в функцию (а). Это также означает переход от образа к содержанию, от чувственной непосредственности фантазий к психологии значений, потому что анима проявляет себя скорее в фантазиях, чем в значениях. Подразумевается, что анима, как функция, выше, чем персонифицированная анима. Дальнейшую поддержку идее интеграции анимы, «как разрыву с персонификациями», можно найти в других отрывках, где Юнг говорит о «распаде анимы» (b), «деперсонализации» и «подчинении анимы» (с). Смотри также CW 16, пар. 504, а также длинную дискуссию Гермаса с его Роодой (CW 6, пар. 381 и далее) и раннюю христианскую борьбу с сексуальностью, пробуждаемой анимой (d).
(а) … автономный комплекс анимы и анимуса, в сущности, представляет психологическую функцию, которая лишь благодаря своей автономности и неразвитости узурпировала или, вернее, удерживала «личность». Но мы уже знаем, как возможно разрушить персонификации, посредством осознания мы превращаем их в мосты к бессознательному. Поскольку мы не используем их преднамеренно в качестве функций, они остаются персонифицированными комплексами. Но пока они находятся в этом состоянии, их следует также признать относительно самостоятельными личностями. Они не могут быть интегрированы в сознание до тех пор, покуда их содержания остаются неизвестными. Целью диалектического процесса является выведение этих содержаний на свет, и только после этого данная задача будет завершена, и сознательный разум достаточно ознакомится с бессознательными процессами, отраженными в аниме, и анима будет восприниматься просто как функция.
CW 7, пар. 339
На определенном уровне, при котором пациент занимает активную позицию, фигура анимы или анимуса исчезает. Она превращается в функцию отношения между сознанием и бессознательным.
CW 7, пар. 370
… определенная цель была достигнута, а именно завоевание анимы, как автономного комплекса, и ее трансформация в функцию отношения между сознанием и бессознательным.
CW 7, пар. 374
Непосредственной целью анализа бессознательного является достижение состояния, в котором бессознательные содержания уже не остаются бессознательными и более не выражают себя опосредованно, как феномен анимы и анимуса; то есть достижения состояния, в котором анима и анимус становятся функциями отношения с бессознательным … На этом феномен анимы подходит к своему концу.
CW 7, пар. 387
(b) растворение анимы означает, что мы достигли прозрения о движущих силах бессознательного, а не то, что нам удалось сделать эти силы неэффективными.
CW 7, пар. 391
(с) Это не мы персонифицируем их [бессознательные фигуры], они обладают личностной природой с самого начала. Только когда это полностью принимается, мы можем думать об их деперсонализации, о «подчинении анимы» …
CW 13, пар. 62
(d) Анима бессознательного – это создание, лишенное отношений, автоэротическое существо, чьей единственной целью является тотальное овладение личностью.
CW 16, пар. 504
Концепция интеграции анимы, процитированная в длинном отрывке выше (CW 7, пар. 339), а также в другом отрывке (CW 7, пар. 374), имеет героический оттенок; ее формулировка дана на языке «завоевания», битвы темноты и света. Этот процесс описывается на языке компенсации с морализаторским подтекстом («поскольку мы не используем их целенаправленно, как функции, … они остаются персонифицированными комплексами» CW 7, пар. 339). Как следствие, мы сталкиваемся с антагонизмом «мужского эго» с женским «иным, то есть сознательного с бессознательным, персонифицированным в образе анимы» (CW 16, пар. 434). Всё отношение с анимой помещается в мифологему героического эго и его архетипической битвы с драконом. Тогда усилия интегрировать, «вывести эти содержания к свету» становятся депотенциацией персонификаций и их имагинальной силы, высушиванием вод и убийством ангела (которого эго рассматривает, как опасного волшебного демона), и чьей реальной целью является индивидуализация себя через личностное отношение к индивидуальному. На это указывал Корбен (39). Женский образ, с которым герой встречается в своем ангеле-хранителе, — это не его враг, а её индивидуализация (а не его или моя), и это важно для души. Её индивидуализация в самостоятельную личность является точно тем, что представляет собой созидание души. Деперсонификация анимы, — если она вообще возможна, — служит только одной психологической цели: удерживать эго навечно в его героической позиции.
Деперсонализация анимы может причинить ненужный ущерб в человеческих отношениях, когда такая идея принимается буквально, приводя к брутальному отрицанию (представляемому, как благородное самоотречение) и последующему «уменьшению витальности, гибкости и человеческой доброты», ведущих к психическим опасностям, перечисляемым Юнгом в этом же параграфе (d). Сама операция педантичного выбора между духом и телом, внутренним и внешним, позитивным и негативным имеет свой источник в «эго-сознании», которое наилучшим образом поддерживает себя, придавая реальность этим фантазиям, усиливая оппозицию между ними, подавляя, а затем называя эту игру «выбором». В результате анима всегда представляет героическое сознание с моральной дилеммой. Однако, моральная дилемма является природой эго и не присуща природе анимы (е).
(е) Однако, после прохождения середины жизни постоянная потеря анимы означает уменьшение витальности, гибкости и человеческой доброты. Результатом, как правило, является ранняя ригидность, черствость, стереотипы, фанатическая односторонность, упрямство, педантичность или смирение, усталость, небрежность, безответственность и, наконец, детская ramollissement (размягчение, фр., прим. пер.) с тенденцией к алкоголю.
CW 9, i, пар. 147
Когда мы читаем большой отрывок, с которого мы начали эту главу, сопоставляя его с другими отрывками, посвященными этой теме, мы лучше понимаем, что означает «интеграция»: «Хотя воздействие анимы и анимуса можно сделать доступным сознанию, сами по себе они являются факторами, превосходящими сознание и находящимися за пределами понимания и волевого акта. Поэтому они остаются автономными, несмотря на интеграцию их содержания» (CW 9, ii, пар. 40) (а). Все, что мы можем поделать, это помнить об их спонтанной реальности, находящейся за этими содержаниями, проекциями, эффектами (b) и предоставить «относительную автономность и реальность» этим психическим «фигурам» (CW 9, ii, пар. 44), которых Юнг часто представляет, как Богов и Богинь (с). Интеграция анимы, таким образом, является осознанием этой структуры, признанием ее архетипом (CW 14, пар. 616). Здесь используется термин «признание», (recognition) (d). С этой точки зрения может казаться, что интеграция анимы означает как раз обратное по отношению к превращению персонификации в функцию и, таким образом, продолжая признавать ее, как относительно независимую личность, мы на самом деле осуществляем работу по интеграции.
(а) … потому, что архетипы универсальны и принадлежат коллективной психэ, которую эго не контролирует. Таким образом, анимус и анима – это образы, представляющие архетипические фигуры, которые посредничают между сознанием и бессознательным. Хотя они и могут стать сознательными, однако не могут быть интегрированы в эго-личность, поскольку, как архетипы, они также автономны.
2 января 1957, Письмо к анониму
(b) Я определил аниму, как персонификацию бессознательного в общем виде, являющуюся мостом к бессознательному … Если фигуры бессознательного не рассматриваются, как спонтанные агенты, то мы становимся жертвами односторонней веры во власть сознания …
CW 13, пар. 62
(с) Вместе они [анима и анимус] образуют божественную пару, один из членов которой … подобен Гермесу, … тогда как второй носит черты Афродиты, Елены (Селены), Персефоны и Гекаты. Оба они представляют бессознательные силы, фактически «богов» …
CW 9, ii, пар. 41
Людям античности анима являлась, как богиня или как ведьма; средневековый человек заменил богиню небесной госпожой или матерью-церковью.
CW 9, i, пар. 61
(d) Не только мы персонифицируем их, они обладают личностной природой с самого начала. Только когда это полностью признается, мы можем думать об их деперсонализации, о «подчинении анимы» …
CW 13, пар. 62
Сознание может существовать только через постоянное признание бессознательного …
CW 9, i, пар. 178
Ответ на этот вопрос – это более не просто дизъюнкция алхимии: либо фигура, либо функция; либо личность, либо процесс. Личностный образ анимы является необходимым для осуществления определенных функций и констеллирования определенных содержаний. Без личностного образа (например, imaginatio Михаэля Майера [воображение, лат., прим пер]) (е), мы не смогли бы стать ведомыми (соблазненными) или заинтересованными (искушаемыми), мы не могли бы ощущать определенные качества (горечь соли, персонифицированную субстанцию), мы не могли бы ощущать эндогамное либидо (инцест с soror [сестра, лат., прим. пер]), мы бы не обрели восторг и иллюзии в растворении, окрашивании и отбеливании.
(е) Путешествие Михаэля Майера к семи устьям Нила … является описанием восхождения сновидящего в мир богов и героев, его инициацию в мистерию Венеры …
CW 14, пар.297
Следовательно, «деперсонализация» анимы (CW 13, пар. 62) может означать отделение анимы от ее личностных воздействий и проекций, но не влияет на ее восприятие изнутри, как персонифицированного божественного присутствия (а). Такая «интернализация посредством жертвы» (СW 16, пар. 438), которая, как представляется, является для Юнга способом созидания «Meisterstuck» (шедевр, нем., прим. пер.) (b) для интеграции анимы, не требует растворения анимы, как персонифицированной фигуры.
(а) Мелюзина, обманчивая Шакти …не должна более танцевать перед адептом, используя свои искушающие жесты, а должна стать тем, чем она была с самого начала: частью его цельности. Как таковая, она должна быть «постигнута разумом».
CW 13, пар. 223
«Мать» соответствует «девственной аниме», которая не обращена к внешнему миру и поэтому не испорчена им. Скорее, она обращена к «внутреннему солнцу» …
CW 5, пар. 464
(b) Различение тени – это то, что я называю работой ученика, но найти путь к аниме – это шедевр, который не многие могут сотворить.
9 февраля 1959, Письмо к Traugott Egloff
Интернализация через жертву – главная тема главы VII и VIII «Символов трансформации» (CW 5), теории Юнга о переносе (CW 16) и фактически латентная программа всего процесса индивидуации (CW 12 и 14), — приобретает более определенное значение. Эта интернализация и это жертвоприношение не могут быть поняты, как проявление экстравертной души или как сублимация (поднятие чего-то более низкого к более высокому состоянию). Это не жертвоприношение, а освещение. Первоначальный смысл жертвоприношения заключается в возвращении некоторого события в мире людей Богам, что тем самым поднимает значимость этого события (а не его суть); интернализация означает проникновение внутрь этого события для того, чтобы его значимость (его святость) проявилась в инсайте. Любопытно, что то, что проявляется в этой жертвенной процедуре, называется «интернализацией», а то, что делает возможным инсайт, — это персонифицированный голос, или фигура анимы.
Важная поддержка моего понимания интеграции анимы, заключающегося в признании анимы как персонифицированного нуминоза, приходит от самого Юнга:
«Окончательных аргументов против гипотезы, что эти архетипические фигуры с самого начала наделены личностной природой и не являются просто вторичными персонификациями, у нас нет. До тех пор, пока архетипы не представляют просто функциональные отношения, они проявляют себя, как даймоны, как личностные факторы. В такой форме они переживаются, как реальный опыт и не являются «фикциями воображения», на чем мог бы настаивать рационализм». (CW 5, пар. 388) «… вместо того, чтобы выводить эти фигуры из наших психических состояний, [мы] должны выводить наши психические состояния из этих фигур». (CW 13, пар. 299) «Это не мы, кто их персонифицирует; они обладают личностной природой с самого начала». (там же, пар. 62) «… Совершенно правильно обращаться с анимой, как с автономной личностью…» (CW 7, пар. 322, сравнить пар. 317-27).
Эта личностная природа ощущается через персонифицированные образы. Расставание с ними является расставанием с самим архетипом, поскольку они априорно персонифицированы, «с самого начала». Поэтому «интернализация через жертву» должна означать нечто другое, чем «деперсонализация». Означает ли это перемещение образа анимы из внешней личности во внутреннюю, то есть удаление проекций из человеческого существования?
Здесь мы отступим от главной темы, чтобы рассмотреть споры, ведущиеся в терапии, относительно проекций анимы в любовных отношениях. Иногда в Юнге можно ощутить отвращение к аниме (a horror animae), например, когда он говорит, что «женитьбы с анимой» «возможна только при полном отсутствии психологического самопознания» (CW 16, пар. 433). Здесь, я полагаю, идет речь о буквализации, о которой он предупреждает, а не о реальности анимы, существующей в жизни. При этом нужно отметить, что мы находим более истинное и более аутентичное отношение с душой, отделив ее от живого носителя в конкретном существовании. Чтобы распутать осложненные комплексами отношения, отягощённые проекциями анимы, нужно литерализовать ее в личность, несущую проекции. Каждый рецепт или проскрипция, устанавливающие, что делать или как себя вести, являются литерализациями. Это истинно как для действий во «внутреннем» мире, так и во «внешнем». Интернализация может стать такой же буквальной, как и действие во внешнем мире.
Когда интернализация через жертву означает критику конкретной жизни, например, отказ от «женитьбы с анимой» или от сексуальности, или от материальных привязанностей в пользу процесса индивидуации для достижения самости, — тогда интернализация не достигается вообще, просто происходит более радикальная литерализация. Вместо интернализации через жертву мы имеем литерализацию через подавление. В этом случае сама жертва была литерализована как отрицание, урезание или убийство конкретной жизни, и интернализация была помещена буквально «внутри» чьей-то головы или под кожу. (Эта примитивная или обывательская (40) идея внутреннего рассматривалась в главе 5 выше). Аналогично «внешнее» это не «там» в конкретном экстравертном мире. Оно относится к явному, очевидному на первый взгляд или поверхностному аспекту всех событий («внутренних» или «внешних»). Мы постоянно впадаем во внешнее, даже когда интернализируем в активном воображении, оценивая фигуры по внешнему виду, слушая их советы буквально или просто используя активное воображение для нахождения глубины, внутреннего, фантазии и анимы. Тогда мир психических образов и фигура анимы в этом мире приобретают магическое влияние. Индивид находится во власти госпожи души. Вне зависимости от способа внутреннего представления это – экстериоризация, участие, литерализация, абсолютизация или другие похожие характеристики. Юнг дает пример этого в отрывке о Прометее Шпиттелера (а).
(а) Прометей сдается … своей душе, т.е. функции отношения с внутренним миром … Прометей придает ей абсолютное значение, как госпоже и водительнице… Он приносит свое индивидуальное эго в жертву душе, отношению к бессознательному, тому материнскому лону, в котором находятся вечные образы и значения… Прометей теряет всякую связь с окружающим миром и вследствие этого лишается необходимой коррекции со стороны внешней реальности.
CW 6, пар. 278
Этот бестолковый тип буквализации также влияет на идею гермафродита, как если бы это было просто делом соединения характеристик двух полов в одной личности. Мужчина пытается стать более женственным, чувственным и связанным с эросом с целью интеграции анимы, — концепция анимы, которую мы уже пытались развеять в предыдущих главах. Все время пока он осуществляет эту imitatio animae (подражание душе, лат., прим. пер.), он фактически становится более буквальным, чем имагинальным и метафорическим (что анима-сознание более вероятно подразумевает). Как Юнг показывает в Mysterium Coniunction (CW 14) и в других местах, «мужское» и «женское» — это биологические метафоры для психических состояний сознательного и бессознательного (b). Интерпретация анимы в соответствие с моделью гермафродита не означает приобретение характеристик другого пола, скорее она означает достижение двойственного сознания, меркуриального, истинного и неистинного, активного и пассивного, видения и слепоты, живого невозможного оксюморона, более похожего на животное, которое одновременно сверхсознательно в своих действиях и совершенно бессознательно относительно них. Взять гротескный образ гермафродита и литерализировать его к признакам пола, а затем морализировать его в качестве бисексуальной цели поведения -–это такая же ошибочная позиция, как сводить фаллос к биологическому пенису или видеть великую мать как чью-то конкретную мать в чьем-то конкретном детстве. Битва с буквализмом никогда не выиграна, она просто появляется в новых обличьях, тем самым заставляя нас становиться более психологичными.
(b) … можно легко понять, что первобытный образ гермафродита должен появиться заново в современной психологии в виде мужского-женского антитезиса; другими словами, как мужское сознание и персонифицированное женское бессознательное …
Изначально этот архетип играл свою роль в области магии плодовитости и оставался, таким образом, … чисто биологическим феноменом … Но уже в ранней античности символическое значение этого феномена расширялось, и натуральная философия превратила его в абстрактную theoria (исследование, греч., прим. пер.). Это развитие означало постепенную трансформацию архетипа в психологический процесс, который в теории мы можем назвать комбинацией сознательного и бессознательного процессов.
CW 9, i, пар. 296-297
Мы жертвуем не личностями, а личностным. Теперь несколько вопросов, рассмотренных в этой главе, подводят к одной проблеме. Интернализация через жертву не имеет ничего общего с выбором между внешним и внутренним. Этот вывод является буквализмом. Она также не связана с деперсонализацией в какой-либо форме: превращение персонификаций в функции и содержания или трансмиграции души от внешних личностей к внутренним образам.
Деперсонализация анимы означает: видение сквозь личностные аспекты всех персонификаций. Это связано с признанием того, что вся личностная субъективность «меня» и ее важность происходят от архетипа, который вообще не личностный. Именно эта связь между личностным содержанием и архетипом личностного как деперсонализирует, так и является жертвой. Потому что жертва, как мы все знаем и всегда забываем, означает только вид связи личностных человеческих событий с их неличностным божественным основанием. Это означает видение архетипа анимы в том, что происходит с личностью и всякий раз, когда это происходит; это относится как к внешним анима-личностям, так и внутренним образам анимы. Личностные аспекты внутренних образов также необходимо видеть через относительно автономные архетипические события. Они не личностные и не связаны со «мной» на уровне моей субъективной ценности. Беседы с внутренним образом анимы и ее действия в сновидениях могут сделать «меня» зависимым от анимы также, как любые контакты с внешними анима-личностями.
Возвращая внушения, красоту, уловки и тщеславие к их истоку в Богинях, возвращая все к его происхождению, мы деперсонализируем весь компульсивный, автономный спектакль. Тогда мы можем понять данное определение: «Анима представляет собой ничего более, кроме как представление личностной природы, рассматриваемой автономной системы» (CW 13, пар. 61).
Интеграция анимы, которая означает стать с ней одним целым или единым, может иметь место только если мы будем помнить, что мы уже в ней. Человеческое существование в душе (esse in anima) с самого начала. Таким образом, интеграция является сменой точки зрения, заключающейся в том, что она во мне, на ту, что я в ней. «Человек находится в психэ (не в его психэ)» (а), как мы уже рассматривали это ранее в пятой главе. Принятие того, где мы реально и онтологически находимся, является принесением в жертву нашего обычного сознания, интернализация его в более широкой концепции психэ. Это также «интернализация через жертву», которую можно выразить более точно термином «релятивизация эго» (см. главу 5) вместо «интеграция анимы».
(а) Как я полагаю, психэ – это мир, в котором находится эго».
CW 13, пар. 75
Вы правильно подчеркиваете, что человек в моем представлении заключен в психэ (не в его психэ).
14 мая 1950, письмо к Joseph Goldbrunner
C c ы л к и
39. H. Corbin, Авиценна и визионерская декламация (Dallas: Spring Publication, 1980), стр. 21.
40. Сравнить P. Berry, «O редукции», в ее работе Тонкое тело эха: Статьи по архетипической психологии) Dallas: Spring Publications, 1982), стр.163-85 для изучения «филистерского буквалиста» внутри каждого из нас.