Эта книга; Наши предки; Фокея

Эта книга

Эта книга не является ни фактом, ни вымыслом. Она о чем-то
более странном, чем оба этих понятия, и по сравнению с ней то, что
мы называем фактами, становится не более, чем вымыслом. Она —
не то, чем кажется, так же, как и вещи вокруг нас не таковы, какими
кажутся. И если вы продолжите чтение, вы поймете, что она говорит
об обмане, о тотальном обмане мира, в котором мы живем, и о том,
что лежит за этой ложью. Может показаться, что это история о со-
бытиях, которые произошли в давние времена. Но на самом деле
она о нас самих. Подробности, скорее всего, могут показаться вам
незнакомыми, даже чуждыми. И все же их значение взывает к са-
мым основам нашего собственного существования.

Ощущение чуждости очень важно. Обычно оно возникает тогда,
когда нечто не имеет к нам никакого отношения, и мы никак с ним
не связаны. Но на самом деле, самым незнакомым является то, что
к нам ближе всего, то, о чем мы совершенно забыли. Подобно ко-
нечности, которую анестезировали или долго-долго не использовали.
Когда же мы снова начинаем ее чувствовать, именно поэтому она
и чувствуется так странно незнакомой — потому, что является такой
важной неотъемлемой частью нас.

В этом и заключается цель данной книги: пробудить нечто, что
мы забыли, нечто, что нас принудили забыть — длительность време-
ни, накопившиеся ошибки и те, кто, преследуя свои цели, захотели,
чтобы мы забыли.

Можно сказать, что этот процесс пробуждения глубоко целителен.
Так и есть. Одно но — таким образом мы соглашаемся на слишком
поверхностное определение идеи исцеления. Для большинства из нас
лечение — это то, что позволяет нам чувствовать себя комфортно
и снимает боль. То, что размягчает, защищает нас. Однако то, от чего
мы хотим излечиться, часто является тем, что само нас излечит, если
только мы сможем выдержать дискомфорт и боль.

Мы хотим исцеления от болезней, но именно через болезни мы
растем и исцеляемся от нашего самодовольства. Мы боимся потерь,
однако именно через потери мы находим то, что никто не сможет у нас
отобрать. Мы бежим от грусти и депрессии. Но если мы действи-
тельно присмотримся к нашей грусти, то мы обнаружим, что имен-
но она говорит голосом нашего самого потаенного желания; а если
присматриваться к ней немного дольше, то обнаружим, что она даже
учит нас способу получения желаемого. А чего же мы желаем? Вот
об этом эта книга и написана.

Наши предки

Если тебе повезло, то в какой-то момент жизни ты окажешься
в полном тупике.

Или, если сказать иначе: если тебе улыбнулась удача, ты ока-
жешься на перекрестке и увидишь, что дорога налево ведет в ад, что
дорога направо идет в ад, что дорога прямо ведет в ад, и что даже
если ты повернешь назад, то в конечном итоге окажешься в полном
и самом кромешном аду. Любая дорога ведет в ад, и выхода нет, и ты
ничего не можешь сделать. Ничто не может больше тебя удовлетво-
рить. И тогда, если ты готов, ты начнешь узнавать внутри себя вещи,
которых ты всегда желал, но никогда не мог найти.

А если тебе не повезло?

Если тебе не повезло, ты придешь к этой точке только в момент
смерти. И это будет совсем не здорово, потому что ты по-прежнему
будешь хотеть того, чего уже не можешь получить. Мы люди, а зна-
чит, мы наделены невероятным достоинством; и нет ничего более
унизительного, чем, забыв о своём величии, цепляться за соломинку.

Жизнь чувств не может удовлетворить нас, даже если весь окру-
жающий мир утверждает обратное. Ведь она никогда и не была для
этого предназначена. Правда очень проста, так очаровательно про-
ста: если мы хотим вырасти, стать настоящими мужчинами и женщи-
нами, мы должны встретиться со смертью до того, как умрем. Мы
должны обнаружить, что она такое, чтобы суметь проскользнуть
за кулисы и исчезнуть.

Наша западная культура тщательно оберегает нас от подобных
вещей. Она продолжает упоённо убеждать нас в ценности всего
несущественного. И это та причина, по которой за последние сот-
ню лет так много людей отвернулись от нее, повернулись к Востоку
и другим культурам, где существуют хоть какие-то формы взра-
щивания духовного, где есть хоть что-то еще. Сначала это были
великие религии Востока, а сейчас это наследие малых и скрытых
племен.

Но мы принадлежим Западу. Чем больше мы находим на Востоке
и в других местах, тем больше мы внутренне разобщены, тем более
мы бездомны на своей собственной земле. Мы становимся культур-
ными бомжами и бродягами. Ответы, которые мы находим, никогда
не становятся окончательными. Они только создают новые проблемы.

И все же есть нечто, о чем нам никогда не говорили.

Даже в эти современные времена то, что не вполне искренне назы-
вают «мистическим восприятием», всегда отодвигается на периферию.

То, что не отрицается, удерживается на достаточной дистанции —
где-то там, на окраинах общества. Но о чём нам не говорят, так это
о том, что духовная традиция лежит в основании западной цивили-
зации.

Можно сказать, что люди, о которых идет речь, были мистика-
ми. Но они не были мистиками в нашем понимании этого слова: сама
идея мистицизма появилась гораздо позже.

Они были усердными и практичными, настолько практичны-
ми, что тысячелетия назад они посеяли семена западной культуры
и сформировали мир, в котором мы живем. И раз уж мы являемся
частью этой западной культуры, то они являются нашими предками.
Сейчас мы, не зная нашего прошлого, выживаем и боремся в том, что
создали они. Практически без усилий они заложили основы дисци-
плин, которые сделали Запад таким, какой он есть: химии, физики,
астрономии, биологии, риторики, логики. Но сделали они это с тем
уровнем понимания, которого у нас уже нет, потому что их знание
исходило из мудрости, которая для нас не более чем миф.

И дело не в том, что их неправильно поняли. Это только незначи-
тельная часть правды. Ведь они понимали, что их неправильно пой-
мут. Они понимали, что будут иметь дело с детьми, которые возьмут
себе только понравившиеся кусочки и не увидят полную картину.

Так и вышло. Ничто из того, какими эти люди были и чему они
учили, больше не ценится. Даже следы их существования практиче-
ски стерты. Их имена едва ли известны кому-либо. Фрагменты их
слов сохраняются в руках нескольких ученых, которые ведут себя
так, как описывал это Иисус. Они держат в руках ключи знания,
но прячут их, не идут за эти двери и не открывают их для других.
А ведь за этими дверями то, без чего мы не уже можем. Дары, ко-
торые нам дали, больше не работают, а инструкции к ним мы вы-
бросили в незапамятные времена.

Сейчас важно наладить связь с традицией снова — не только ради
самих себя, но и для кое-чего большего. Это важно, потому что нет
другого способа идти вперед. И нам не обязательно искать это са-
мим. Нам не обязательно обращаться к другой культуре. Всё, что
нам нужно, находится внутри нас, глубоко в наших корнях, и только
дожидается прикосновения.

Однако за подобный контакт с традицией есть цена. Цена всегда
должна быть заплачена, и именно потому, что люди не хотели пла-
тить цену, всё пришло к такому итогу.

Цена осталась неизменной: мы сами, наша готовность к транс-
формации. Ничто меньшее не подойдет.

Мы не можем просто стоять в стороне и смотреть. Мы не можем
отступить, потому что недостающим ингредиентом являемся мы сами.
Без нашего участия слова останутся просто словами. А та традиция
существовала не для наставления или развлечения, и даже не для
вдохновения. Она звала людей домой.

Так что важно знать, о чем идет речь. Эта книга не для того, что-
бы удовлетворить ваше любопытство или породить новые вопросы.
Эта книга о людях, которые забрали все у тех, кого учили и не дали
им взамен ничего, что можно себе представить.

Большинству из нас это всё покажется безумием, полнейшим бре-
дом. И это именно так, потому что исходит из области за чувства-
ми. Так получилось, что такой же точно бред дал толчок западной
цивилизации — бред такой могущественный и такой невозможный,
что многие пытались на протяжении тысячелетий найти в нем смысл
и всегда терпели поражение.

Так многие из нас сегодня озабочены исчезновением видов, кото-
рые западная цивилизация стирает с лица земли. Но едва ли кто-то
обращает внимание на самую страшную опасность из всех: на исчез-
новение нашего знания о том, кто мы есть.

Потому как нам не двадцать, сорок или семьдесят лет. Это только
видимость. Мы древние, невероятно древние. История звёзд у нас
в карманах.

Утраченное знание должно быть про прошлое. Однако оно не име-
ет никакого отношения к тому прошлому, каким мы привыкли его
воспринимать. Мы — прошлое. Даже наши завтра лишь разворачи-
вающееся прошлое. Нам нравится думать, что мы можем вступить
в будущее, покидая прошлое, но этого сделать нельзя. Мы продви-
гаемся в будущее только тогда, когда готовы встретиться с нашим
прошлым и стать самими собой. Так что, давайте начнем сначала —
с тех, кто был предками наших предков.

Фокея

Они были торговцами, исследователями, пиратами. Те, кто из-
учает их, называют их античными викингами. Они были самыми
отчаянными авантюристами среди греков, отодвигавшие грани-
цы неизвестного. То, о чем другие только мечтали, они воплощали
в реальности.

Они назывались фокейцами, и имя их города было Фокея. Это
небольшое поселение на западном берегу того, что мы сейчас назы-
ваем Турцией, немного севернее современного города Измир.

Они стали известны за пределами своих родных краев благода-
ря тому, что отодвигали границы возможного дальше, чем считали
возможным большинство греков. Старые легенды говорят о том,
что именно они были первыми моряками, кто регулярно совершал
плавания через Гибралтар в Атлантику; и происходило это в 7-6
веках до н.э. Фокейские колонисты были теми, кто проплыл вдоль
западного побережья Африки, а затем вверх, к Франции и Англии,
Шотландии и дальше.

А также на восток. Фокейцы находились в привилегированном
положении. Они жили близко к западному концу великого кара-
ванного пути, тянувшегося на тысячи миль, от Средиземного моря
через Анатолию и Сирию по направлению к Персидскому заливу.
Это была знаменитая Королевская Дорога: путь, который исполь-
зовали цари Азии и Персии, затем Александр Великий и, гораздо
позже, христиане для распространения своей вести на Запад. Она
послужила путем для восточного влияния на искусство и религию
Запада — даже до того, как Фокея стала известна, и несла в обрат-
ную сторону влияние Греции. Что и сделало Фокею ключевой точкой
в отношениях между Востоком и Западом.

Слово «фокея» обозначает «город тюленей». Фокейцы сами были
амфибиями, всегда сосредоточенными на океане. Большую часть сво-
ей истории они написали на воде — а море не оставляет много следов.

Так что неплохо будет осмотреться вокруг. Это поможет нам
лучше почувствовать тот мир, в котором они существовали: мир
по-прежнему забытый и практически неизвестный. Не беспокойтесь
о деталях. Сами по себе они не так важны. Позвольте этому знанию
развернуться перед вами подобно хвосту павлина и следите за гла-
зами, которые смотрят на вас. Так как это не чья-то чужая история,
она ваша собственная.

Немного южнее Фокеи находится остров Самос, прямо рядом
с материковой Азией. Самос и Фокея очень похожи. Фокейцы были
лучшими экспертами области дальней торговли, но люди Самоса были
известны тем же. Фокейцы и самосцы вместе заслужили практиче-
ски легендарную славу торговцев с Андалусией и дальним западом.
И эта репутация подтверждается удивительными находками в Ис-
пании и на Самосе.

Затем еще был Египет. Будет не совсем правильным сказать, что
Самос и Фокея просто вели торговлю с Египтом. Они делали куда
больше: они строили свои собственные склады и места поклонения
на берегах Нила, также, как и остальные греки. Ни для самосцев,
ни для фокейцев Египет не был лишь какой-то чужой страной. Он
был частью знакомого им мира, в котором они жили и работали.

Самос был домом Пифагора. По крайней мере, до того момента,
как он уплыл на запад и поселился в Италии — около 530 года до н.э.
Истории, столетиями передававшиеся в античном мире, повествуют,
что Пифагор обрел свою мудрость в путешествиях по Египту и Ан-
далусии; Финикии, региону, примерно соотносимому с побережьями
Ливана и Сирии; Персии, Вавилону и Индии. В наше время ученые
смеются над такими историями. Они полагают их романтическими
фантазиями, спроецированными на известного грека его потомками,
которые хотели найти ранние свидетельства контактов западной куль-
туры и Востока. Но, все же, следует быть чуть более внимательными.

По информации античных источников отец Пифагора был гра-
вером гемм. При внимательном рассмотрении это кажется весьма
правдоподобной версией. И то, что делал отец Пифагора, должен
был уметь делать и сам Пифагор: ведь по традиции тех времен
сын рос, перенимая мастерство отца. Однако быть греческим гра-
вером гемм в те времена значило вполне определенные вещи. Это
предполагало обучение навыкам в Финикии и закупку материалов
на Востоке. И не удивительно, что более поздние греческие писа-
тели предполагали, что отец Пифагора был торговцем между Са-
мосом и Финикией.

Также существовал еще один факт про Пифагора: факт, осно-
ванный на лучших источниках. Он утверждает, что Пифагор носил
штаны. Это довольно странно. Греки не носили штанов; так делали
только персы и иранцы. Но чтобы начать разбираться с этими фак-
тами, нам нужно посмотреть на еще одного человека с Самоса —
человека по имени Теодор.

Теодор был современником Пифагора и его отца. Он также был
гравером гемм, умелым скульптором и архитектором. Античные
историки утверждают, что он работал и учился в Египте; и недавние
археологические находки в Египте очень убедительно подтвержда-
ют их слова. О Теодоре известно еще несколько фактов. Мы знаем,
что он лично работал на царей восточной Анатолии, которая сейчас
является частью Турции, а также на царя Персии. Весьма вероят-
но, что с его именем могут быть связаны лучшие примеры античной
архитектуры в самом сердце Персии.

Это может казаться невероятным. И, в каком-то смысле, это так.
Но Теодор, как Пифагор, был с Самоса: острова, который веками
поддерживал теснейшие дипломатические, торговые и культурные
связи с Персией.

И Теодор был не одинок. Случайно мы также узнали еще об од-
ном греческом скульпторе, который работал вдали от своего дома
на два поколения персидских царей. Его звали Телефан. Он был
родом не с Самоса, а из Фокеи.

Разные люди отправляются в путешествие по различным причи-
нам. Иногда они вынуждены уехать; иногда они полагают, что это
их личный выбор.

Но важно, что дальние путешествия случались, и случались до-
вольно часто. В Античном мире это было гораздо более обычным
делом, чем мы привыкли думать, и более обычным, чем это происхо-
дило позднее, в Средние века. Но самое поразительное в этой истории
то, что даже на пике военных действий между Грецией и Персией,
образованные греки направлялись в Персию, чтобы учиться, зара-
батывать деньги и искать мастеров.

Мастера и ремесленники переселялись туда вместе со своими
семьями; своими способностями они помогали строительству в Пер-
сидской империи. Задолго до этого, Восток уже оказал сильное
влияние на греческое искусство резьбы по камню. Теперь уже греки
формировали великие достижения персидской архитектуры.

И все же это лишь незначительная часть истории. Лучшие из уче-
ных выяснили нечто, что довольно трудно признать. Самые известные
открытия Пифагора не были на самом деле его открытиями. Они уже
веками были известны в Вавилоне, и заслугой Пифагора было толь-
ко то, что он сумел донести эти знания до Греции и адаптировать их
к миру греков. Но даже эти ученые не смогли понять, как легко родной
остров Пифагора объясняет существование его связей с Вавилоном.

Величайший храм на Самосе был посвящен Гере, матери богов. Он
был известен по всему греческому миру. В 6 веке до н.э. он был рас-
ширен и перестроен; новый проект опирался на египетские образцы.

Внутри священных помещений храма были найдены загадочные
бронзовые объекты. Их принесли в храм в качестве подношений
еще раньше, в 7 веке. Они были загадочными только с точки зрения
греков — но на Востоке они были известны. Эти предметы принад-
лежали культу Гулы, вавилонской богини врачевания. И они попали
на Самос не через обычную торговлю. Они оказались там, потому
что религия и почитание не ограничены границами государств и игно-
рируют языковые барьеры. То же самое происходило и с искусством.
Мастера на Самосе копировали вавилонские культовые предметы,
подражали изображениям вавилонских демонов. Восточные влияния
проникали на Самос из Сирии и Вавилона с 7 по 5 века до н.э. Ино-
странные торговцы приезжали в Востока. Но случалось и наоборот:
самосцы сами путешествовали на восток; во времена Пифагора тор-
говые пути были многолюдны.

Там, где перемещаются товары и вещи, открыта дорога путеше-
ствий. Там, где существует культурный контакт, есть возможность
для искателя. Это должно бы быть очевидно: по крайней мере, было
таковым. Слова «торговля» и «любопытство» греки всегда ставили
рядом, потому что знали, что они идут рука об руку.

Что же касается храма Геры — он не был домом только для то-
варов из Вавилона, Египта или Персии. Он также являлся местом
для предметов, привезенных из Андалусии и Финикии, с Кавказа,
из центральной Азии. А один из таких товаров оказался, на удивле-
ние, живым. Именно из храма Геры на Самосе всему западному миру
были представлены павлины. Их выращивали и держали на терри-
тории храма как священных птиц богини.

Они попали на Самос через Персию из Индии.

VI век подходил к концу, когда Вавилон стал частью Персидской
империи. Но, в целом, ничего не изменилось: Вавилон, Персия и Ин-
дия и так были тесно связаны на протяжении многих веков. Теперь
появилось еще больше причин для путешествий. В Вавилоне можно
было встретить коренных жителей Месопотамии, персов, и даже
целые общины индусов.

Там были и поселения греков, тех греков, которые работали и тор-
говали в Вавилоне еще с начала века. Это были первые из греческих
общин, которые продолжали жить там еще семь сотен лет. Среди
этих ранних переселенцев были люди из одной области в Анато-
лии — области, которая называлась Кария. Когда царю Перси для
исследования Индии понадобились надежные следопыты, которым
он может доверять, он выбрал человека из Карии. Потом мы пого-
ворим еще о карийцах и их связях с Фокеей.

Долгое время нас убеждали в том, что древние греки были за-
крытым народом, который не хотел учить иностранные языки, и са-
мостоятельно сформировал западную цивилизацию. Это оказалось,
всё же, не совсем справедливо. Связи с Востоком были с самого
начала, даже до того, как ещё что-либо началось.

Хорошо держать это в уме.