Клуб Касталия

Тобиас Чертон

Реальная жизнь Уильяма Блейка

Глава 7

Секс и одинокий гений

1779-1782

И открылись глаза у них обоих,

И узнали они, что наги,

И сшили смоковные листья,

И сделали себе опоясания.

(Бытие 3:7)

Под фартуком подмастерья билось сердце романтика. И сердце это было свободно. Блейку исполнился 21 год, он стоял на краю пропасти.

Сравнивая Берлин 1930-х и Париж 1920-х годов, поэт Алистер Кроули высказал мнение, что, по крайней мере, в Париже получение специального разрешения вовсе не означало обретение свободы. Проблемой Лондона 1780-х годов был полный запрет на сексуальное влечение. Прыжок в свободу мог оказаться губительным. И единственным документом, разрешающим проявление сексуальности, являлось свидетельство о браке. В стихотворении «Лондон», над которым Блейк работал, вероятно, на протяжении десяти лет, он говорит о «катафалках новобрачных»: сильный образ, не требующий пояснений. Церковь, как конформистская, так и нонконформистская, поддерживала надежную, проверенную тысячелетиями доктрину, о том, что всякий, кто желает обрести спасение, должен воздерживаться от чувственных удовольствий или же направить свои сексуальные устремления на продолжение рода, чтобы желание не стало пороком, а Диавол не завладел душой, обрекая ее на вечные муки. В те времена смерть была вездесущей, и, когда новая душа сходила с мирской сцены, Диавол, зная свои права, мог получить ее. Нечистоты текли по сточным трубам, и всякий видел их, и всякий ощущал их запах.

Как следствие, образцовая святость, телесные страдания и широко распространенное лицемерие стали типичными чертами английского общества. Грешники стремились скрыть свои вольности, однако истина непременно выходила за пределы лондонских кварталов. Дело Принца Уэльского получило широкую огласку и послужило источником огорчения для короля, который верил в Церковь и благоприличие и стремился навязать обществу свои взгляды.

Помимо запрещенной литературы, существовали две сферы, в которых выражение идей сексуальности оставалось возможным на законных основаниях. Во-первых, наука, а, во-вторых, искусство. Они оставались прерогативой высших классов, невзирая на изменения, происходившие в обществе, которые не радовали представителей аристократии.

На севере Англии диссентер и ученый Джозеф Пристли (1733-1804), который вырос в семье ткача, перешел от учебников и естественнонаучных исследований о «современном состоянии электричества» к радикальным рассуждениям о правительстве и религии. Его рассуждения можно отыскать в таких работах, как «Институты естественной религии и веры»[1] (1772-74). Это трехтомное литературное «извержение» впоследствии будет раздражать Блейка, вероятно, даже в большей степени, чем в свое время досаждало правительству.

Когда же Блейк, наконец, вышел из-под опеки Базира, шотландский сексолог доктор Джеймс Грэхем (1745-1794) находился в Европе. Он успел заручиться покровительством леди Спенсер, матери радикальной фокситки[2] Джорджианы, герцогини Девонширской. Джеймс Грэхем снискал известность в 1778 году, когда его двадцатиоднолетний брат, Уильям, заключил одиозный брак с вдовой его – Катариной Маколей (1731-1791) – которая была вдвое старше его. Будучи историком, Катарина придерживалась республиканских взглядов и находилась в дружеских отношениях с американским противником рабства Бенджамином Уэстом.

В 1781 году д-р Грэхем вернулся с континента и основал «Храм здоровья» в лондонском квартале Адельфи, который был возведен братьями Адам. В целях демонстрации благотворного влияния «пневматической химии» на здоровье взор посетителей храма услаждали совершенные «богини здоровья». Одной из «богинь» Грэхема была юная Эми, или Эмма Лайон, которая позже стала музой Джорджа Ромни, затем, в 1791 году, вышла замуж за сэра Уильяма Гамильтона, а через несколько лет сделалась любовницей лорда Нельсона: по праву, животворящая богиня здоровья.

Взгляды д-ра Грэхема напоминали устремлённые ввысь колонны классической архитектуры. Изучив в Америке с другом и коллегой Бена Франклина, Франклином Эбенезером Киннерсли, электромагнетизм, впитав философские идеи эманаций так называемого эксперта по гипнозу и «животному магнетизму» Франца Месмера, Грэхем пришел к убеждению, что сперма является главной жизненной силой в организме человека. Прохождение спермы по мужским и женским каналам совершенно необходимо для жизни. Не следует растрачивать сперму на мастурбацию или непотребных женщин. Ее нужно прославлять и возвеличивать в супружеском ложе. Воспринимая буквально метафору «живительная сила», д-р Грэхем в 1781 году в особняке Шомберг-хаус на улице Пэлл-Мэлл установил «небесную кровать». За 5 фунтов стерлингов супружеские пары могли познать неземную ночную радость, а также пройти курс лечения и оздоровления в соответствии с последними достижениями науки, регулируя наклон матраса величайшей механической лодки любви. Для полноты чувств, в такт движениям пары трубы издавали сладострастные звуки, а стеклянная статуя испускала электрические разряды, чтобы разгорячить тела супругов и привести пару в состояние кристально чистой гармонии. Из отверстий, скрытых под куполом, струились восточные ароматы, создавая сладостную и таинственную атмосферу. Библейский стих: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю!» (Бытие 9:1) служил инструкцией по эксплуатации кровати, а также сдерживал возможные нарекания со стороны блюстителей нравов.

Фаворитка Принца Уэльского, Мэри Дарби Робинсон (получившая прозвище «Пердита»), национальный герой Великобритании адмирал Кэппел, политики-либералы Чарльз Джеймс Фокс и Джон «Либерти» Уилкс, а также большинство представителей партии вигов выражали одобрение откровенному искусству Грэхема. Представления во имя сексуального просвещения стали ярчайшим заревом неосуществившейся сексуальной революции, которая зарождалась под пудреными париками, бриджами и юбками жителей Лондона и вожделела «действа».

В июле 1779 года Уильям Блейк представил королевскому академику Джорджу Майклу Мозеру (1706-1783) рисунок и рекомендательное письмо от уважаемого художника и был принят стажером в мастерские Королевской академии, расположенной в здании Сомерсет-хаус неподалеку от Стрэнда. На протяжении трех месяцев он выполнял анатомические эскизы размером не менее двух футов с изображением и прорисовкой всех мышц и сухожилий. Работы Блейка свидетельствуют о том, что он ответственно подходил к учебе. По окончании стажировки Блейк представил еще один рисунок и подал заявление о приеме на обучение. 8 октября 1779 года Блейк вместе с шестью другими юношами был зачислен студентом в Академию. Он получил студенческий входной билет за подписью президента Академии Джошуа Рейнольдса и его секретаря Ф.М. Ньютона. Отныне Блейк мог рисовать в галереях Академии и на протяжении шести лет посещать лекции и выставки. Студентов Академии обучали анатомии, живописи, архитектуре и перспективе. Каждый профессор читал шесть лекций в год. Гравюра не входила в программу обучения.

В детстве короля Георга III обучал рисованию швейцарец Мозер. Джордж Мозер был известным ювелиром, эмальером, гравером и художником. К сожалению, отношение Блейка к нему было обусловлено случаем, который он описал в аннотации к книге «Работы сэра Джошуа Рейнольдса» (под редакцией Эдварда Мелоуна). Обеспокоенный, что молодой Блейк имел исключительное пристрастие к картинам Рафаэля и Микеланджело, которые Мозер называл «Грубые, жесткие, сухие и незаконченные работы», он предложил Блейку для изучения образцы работ Элизабет Виже-Лебрен и Питера Пауля Рубенса. Что и говорить! На изучение картин Рубенса у Блейка не было времени, а Элизабет Виже-Лебрен считалась модной французской портретисткой. И если само по себе рождение во Франции не было преступлением, то написание модных портретов казалось Блейку чем-то сродни предательскому поцелую Иуды ‑ в контексте духовной эстетики Блейка это был жест лживой угодливости. Особенно Блейка огорчало то, что его собственные работы оставались незамеченными, или же, если о них и вспоминали, то чтобы понасмехаться над ним.

На самом деле Мозер лишь попытался развеять тенденциозность Блейка: весьма непростая задача и в лучшие времена в работе с неуверенными студентами. Мозер хотел показать Блейку что-то совершенно новое.

Королева Мария Антуанетта высоко ценила творчество Элизабет Виже-Лебрен, и в 1783 году художница была избрана в члены французской Королевской академии живописи и скульптуры. В 1779 году, в возрасте 24 лет, Элизабет Виже-Лебрен, вдохновляемая полотнами Рубенса, развила собственный стиль рисования. Возможно, Мозер, считал, что предложенные им образцы работ воодушевят молодого Блейка. Но как реагировал Блейк? Он «тайно бушевал», а затем открыто высказал свое недовольство. И каковы бы ни были истинные чувства Блейка в отношении этого вопроса, в аннотации к «Работам сэра Джошуа Рейнольдса» он, обращаясь к своему учителю, сделал весьма жесткое заявление: «Те работы, которые вы [Мозер] называете законченными, еще и не начаты, как же тогда они могут считаться завершенными? Не ведающий начал искусства, не может знать его конца». Интересно, сказал ли Блейк это учителю в лицо. Во всяком случае, после подобного замечания студента, Мозер, скорее всего, потерял к нему уважение. Едва ли такие рассуждения были в интересах Блейка, однако он не молчал. Он продолжал свою мысль: советовали бы вы пророку Божьему быть осмотрительнее в высказываниях? Подобно вольнодумствующему мистеру Эмерсону, герою книги Эдварда Моргана Форстера «Комната с видом», Блейк верил, что всему приходит время: время быть вежливым и «время говорить».

И если Тейтем был прав, утверждая, что Блейк «не выносил взбучек», тогда неудивительно, что всякий раз, когда он слышал упрек или критику в свой адрес, его сердце сжималось: он вспоминал, как отец порол его в детстве, и изо всех сил старался сохранить самообладание, он тосковал по няне, которая всегда понимала его и могла успокоить.

В то время, когда возрастной студент Блейк самоотчужденно поклонялся Кватроченто, пренебрегая вкусами общества и модными течениями, другие интересы омывали берега Королевской академии. И вероятно, Блейк все же не был к ним столь глух, как сам описывал свое отношение к полотнам Рубенса и портретам Элизабет Виже-Лебрен.

Королевская академия художеств не была изолированным учреждением. Своим основанием она была обязана усилиям Общества дилетантов, многие члены общества внесли значимый вклад в работу Академии, например, Джошуа Рейнольдс. Некоторые дилетанты состояли в клубе «Брукс», который недавно переехал в роскошный особняк на Сент-Джеймс-стрит с улицы Пэлл-Мэлл. В 1782 году клуб «Будлз», основанный графом Шелберном (занимающим пост премьер-министра в 1782-3 годах), также обосновался на Сент-Джеймс-стрит в здании через дорогу.

Когда в 1780 году Блейк поступил в Академию, член Общества дилетантов Ричард Пейн Найт (1750 ‑ 1824) получил место в Палате общин. Наблюдая за происходящим и предпочитая не подливать масло в огонь парламентских дебатов, Пейн Найт никак не ожидал, что его увлечения получат широкое народное признание. Он собирал античные изделия из бронзы, монеты, рисунки и гравюры, в частности связанные с предметом его величайшего интереса: с культом Приапа. В 1786 году была опубликована работа Найта «Сообщение об остатках культа Приапа», в нее вошли гравюры с изображением сцен поклонения Приапу.

Приап был богом садов и полей, традиционно его изображали с гипертрофированным пенисом. Найт рассматривал фаллические образы в качестве универсальных символов божественного творения и полового гения. Другими словами, образы, которые христианская церковь считала срамными, Найт превратил в религиозные символы – он верил, что в прошлом они играли именно такую роль. Тем самым, он обнаружил, что физические ощущения могли стимулировать художественную чувствительность и эстетическую восприимчивость, возвышая сознание человека, а не развращая его. Невольно Пейн Найт сформулировал основной принцип неоязычества. И эту идею услышал Блейк.

Мы часто не замечаем очевидное. Художественная галерея была тем местом, где изображение половых органов оставалось частью мира искусства и красоты (хотя обнаженная натура всегда вызывала смешки школьников). Идея «божественности тела человека» превратилась в клише искусства того времени, и в данном контексте, в отличие от доктрины моравских братьев, эта идея не была связана с Сыном Божьим. Искусство являлось стимулятором сексуальной чувствительности, подобный эротический опыт можно было также получить в борделях или любовных интригах. Именно Искусство служило установкой и обстановкой для интриг аристократии и любовных приключений романтиков – когда сексуальной Природы казалось не достаточно. Но возможен ли классический пейзаж без статуй, мифических фигур или руин храмов? Конечно, в скором времени идеи бескомпромиссных «новых романтиков» о храме сексуальности природы и о человеке, о фаллосе, как предмете поклонения, и о вселенной, вытеснят с картин художников старинную садовую мебель.

Плавный переход от искусства к качественной порнографии наиболее явно заметен в работах французского арт-дилера Пьера-Франсуа Хьюг, самовольно добавившего к своему имени титул «Барон д’Анкарвиль» (1719-1805), в частности, в его знаменитом произведении «Monumens de la vie privée des XII Césars d’après une suite de pierres et médailles, gravèes sous leur règne[3]» («Капри у Сабель», Рим, 1785). Книга «Памятники из частной жизни 12 королей» фактически породила новый жанр «исключительной» литературы, которая выполняла функцию физиологического раздражителя. Д’Анкарвиль остро чувствовал спрос. В 1780 году он представил британского дипломата при Неаполитанском дворе, сэра Уильяма Гамильтона, чете Порчинари, у которых Гамильтон приобрел значительную коллекцию антиков, интересовавшую Королевскую академию. Гамильтон и Хьюг решили извлечь выгоду из приобретения и выпустили одно из наиболее разительных художественных изданий своего времени: «Коллекция этрусских, греческих и римских древностей из собрания Уильяма Гамильтона» («Antiquités étrusques, grecques et romaines tirées du cabinet de M. Hamilton», в четырех томах, Неаполь, 1766-7).

Однако издание книги д’Анкарвиля «Recherches sur l’origine, l’esprit et les progrès des arts de la Greece; sur leur connections avec les arts et la réligion des plus anciens peuples connus[4]» (в трех томах, Лондон, 1785) не окупилось. Откровенные иллюстрации книги, изображающие гениталии и половые сношения, вызвали такой скандал, что арт-дилер был вынужден бежать из Англии во Францию. Несмотря на этот провал, первая публикация д’Анкарвиля и Гамильтона имела большое значение. На гончарном заводе в городке Этрурия, графство Стаффордшир Джозайа Уэджвуд начал копировать изображения декоративных ваз, его керамика пользовалась огромным спросом. Тем временем греческие и этрусские орнаментальные мотивы оказали влияние на творчество Джона Флаксмана (1755-1826), с которым Блейк уже был в приятельских отношениях. С 1775 года Флаксман, сотрудничая с Уэджвудом, создал фризы для декорирования яшмового и базальтового фаянса. В скором времени он предложил и Блейку поработать с керамикой Уэджвуда.

Сам Блейк был неравнодушен к книгам д’Анкарвиля. Он изготовил копии двух иллюстраций из второго и третьего тома каталога, составленного д’Анкарвилем и Гамильтоном в 1766-7. Тейтем ошибочно отмечает, что эти рисунки Блейка представляли собой копии работ художника и коллекционера античных гравюр Джорджа Камберленда (Камберленд питал страсть к «приапическому» классицизму). На первом рисунке, выполненном карандашом и акварелью, изображена сцена «апофеоза» Вакха: Ариадна держит в руках рог изобилия, Ирида, в развивающихся прозрачных одеждах, преподносит ему амброзию, а Силен играет на лире. Второй рисунок выполнен карандашом и тушью, на нем изображен разгневанный Вакх в образе быка, которого крылатый Гений (возможно, Ариадна) ведет к алтарю. Рядом в неистовом танце скачут вакханы, в руках у некоторых из них – зажженные факелы. Невысокий треножник наводит на мысль, что здесь вещает оракул (другими словами, это место боговдохновления), а череп, у ног одного из вакханов, говорит о том, что здесь проводятся обряды жертвоприношения. Блейку импонировали темы вакханальных мистерий. Скорее всего, Блейк изготовил эти копии во время учебы в Академии. Все мужские половые органы на рисунках изображены в неэрегированном состоянии. Лишь через десять лет эрегированный фаллос появится в работах Блейка.

Другой значимой для Академии фигурой был Чарльз Таунли (1737—1805). Таунли присоединился к Обществу дилетантов в 1786 году, в молодости он путешествовал по Италии, собирая предметы античного искусства. Его друг, шотландский художник и торговец картинами, Гэвин Гамильтон, в 1748 году присоединился к Джеймсу Стюарту, Мэтью Бреттингему и Николасу Реветту во время экспедиции в Италию, которая побудила Общество дилетантов профинансировать поездку в Грецию и Малую Азию.

На картине «Чарльз Таунли в своей галерее искусств», написанной Иоганном Цоффани в 1782 году, мы видим, как Таунли, в окружении мраморных скульптур и римских и греческих ваз, беседует с бароном д’Анкарвилем. В следующем столетии коллекция Таунли пополнит собрание античных древностей Британского музея, позже ее затмит коллекция мраморов Элгина. И если Элгинские мраморы когда-нибудь возвратятся в Афины, Британская библиотека, будет вынуждена произвести переоценку экспонатов коллекции Таунли, которыми, с 1778 года, во время учебы Блейка в Академии, можно было любоваться в галерее на Парк-стрит, построенной специально для этой коллекции.

Ричард Косвей (1742-1821) окончил школу рисования Шипли, что располагалась на Стрэнде, еще до начала обучения Блейка. Когда Блейк копировал работы мастеров в Академии, Косвей зарабатывал на жизнь как художник-миниатюрист. Избранный почетным членом Королевской академии в 1771 году, он написал портрет принца Уэльского в 1780 году и зарекомендовал себя. В январе 1781 года Косвей женился на английской художнице и композиторе итальянского происхождения Марии Хэдвилд. В 1784 году супруги переехали в Шомберг-хаус на улице Пэлл-Мэлл, где Мария открыла модный салон – небесная кровать была демонтирована, ее заменил более традиционный будуар. Через два года Томас Джефферсон, находясь с американской дипломатической миссией во Франции, влюбился в Марию Косвей. До конца жизни он хранил портрет Марии, написанный ее мужем. Ричард Косвей вел распутную жизнь: он желал испробовать все многообразие, что предлагал Лондон 1780-х годов. Месмеризм, магнетическое лечение, мистическая каббала и мессианский иудаизм, фантастические театральные представления, масонские посвящения и белая магия Калиостро могли усладить чувства и душу любого, кто не располагал средствами для безумного путешествия в другие страны. Со временем небесная кровать будет казаться чем-то обыденным.

Был ли юный Уильям Блейк соблазнен? Стал ли он мужчиной?

Ранние работы

Классическое искусство вызывало у Блейка отвращение, он продолжал игнорировать большинство произведений искусства своего времени, однако не все. Мы знаем, что примерно в 1820 году, когда Блейку было более 60 лет, на гравюре «О поэзии Гомера и Вергилия» он вырезал текст: «Греческая форма есть форма Математическая, Готическая форма – форма Живая. Математическая форма постоянна для Рассудительной Памяти, Живая форма служит для Вечного Существования». Бытие побеждает Разум. Жизнь побеждает Память. Чувства побеждают Геометрию. Природа побеждает Числа и Цифры. Отношения Блейка с Флаксманом были подобны этой дихотомии, как и с античном искусством, в них постоянно присутствовали любовь и ненависть. Для Уэджвуда Флаксман создал модель «Апофеоз Гомера» (1778), сюжет оказался очень популярен. Вместе с ним славу обрел и сам Флаксман. Блейк же хотел «апофеоза» того, во что он верил. Подражание классическому искусству, считал он, лишает христианство жизни. Новые церкви, возводимые в стиле древнеримских храмов (например, собор Святого Павла) казались ему неприглядными. Блейк хотел, чтобы все вокруг было живым, естественным, сердечным и непосредственным (можно сказать, «органичным»). Для многих его искусство будет слишком «кричащим». Часто откровенность вызывает смущение.

В общем, классика была холодной, а Готика – так же горяча, как кипящая поэзия Библии, происходящая из духа. В противостоянии разума и сердца Блейк (возможно, бессознательно) оставался истинным приверженцем моравских ценностей: сердце сближает с Богом. История Англии была для Блейка продолжением Библии, но ее писали историки, не ведающие духовной преемственности.

В этом случае неудивительно, что на самых ранних известных нам рисунках Блейка, как правило, выполненных карандашом и акварелью, преобладают исторические сюжеты. Основные сюжеты его произведений в период обучения в Академии – «Лир и Корделия в тюрьме», «Святой Августин, обращающий короля Этельберта, правителя Кента», «Составление Великой хартии вольностей», «Ключи Калаида», «Покаяние Джейн Шор», «Иосиф Аримафейский проповедует жителям Британии». Кроме того, Блейк рисовал виньетки для книг Шекспира: «Корделия и спящий Лир», «Джульетта, уснувшая», «Фальстаф и принц Хэл», «Просперо и Миранда», «Лир, сжимающий меч», «Макбет и леди Макбет», «Отелло и Дездемона». В 1790-х годах он возвратится к некоторым из этих сюжетов и доработает их.

Один из ранних рисунков, который впоследствии станет известен под названиями «Радостный день», «Альбион восстал», Джеффри Кейнс назовет его «Танец Альбиона», Блейк доработал значительно позже. На рисунке (1794) изображен мужчина, окруженный цветными – в основном, красными и золотистыми – лучами, он стоит на вершине горы, его руки распростерты, словно он поражен электрическим током, одна нога отведена вправо. Картина обрела невероятную популярность, а ее название «Радостный день» было изменено на «Радостный день, любовь и долг» и послужило девизом школы «Абботсхолм» в графстве Стаффордшир (основанной в 1889 году). Школа была создана приверженцем теории нового воспитания Сесил Редди, она входила в состав международной ассоциации «Круглая площадь» наряду с другими школами, обучение в которых строилось в соответствии с идеями немецкого педагога Курта Хана, например, со школой-интернатом Гордонстоун в Шотландии.

На двух сохранившихся эскизах, выполненных приблизительно в 1780 году, изображены различные варианты положения фигуры. Один из них свидетельствует о сомнениях Блейка насчет, позиции ног фигуры на портрете. Можно заметить тонкие линии, изображающие разведенные в стороны ноги фигуры, это напоминает позицию мага на иллюстрации «Третьей книги сокрытой философии»[5] Корнелия Агриппа (опубликованной на английском в 1651 г.): фигура «Витрувианского человека» с раскинутыми в стороны руками и ногами вписана в квадрат (другая фигура вписана в пентаграмму). Однако более толстыми линиями Блейк сводит ноги фигуры вместе, возможно (эскиз не совсем четкий), перекрещивает их, словно Альбион склонился в поклоне или присел в реверансе. На другом эскизе представлено зеркальное изображение фигуры: в сторону отведена левая нога; это напоминает позу Альбиона, преклоняющегося перед распятым Христом, на иллюстрации Блейка к блистательной поэме «Иерусалим» (закончена в 1815-1820, однако Блейк начал работу над ней в 1804 году). Я полагаю, что геометрическая вычурность «Витрувианского человека», являющегося архитектурной мерой (квадраты, окружности, прямые углы), пропорции которого определяют пропорции всякого творения – «по образу и подобию Божьему» – не вполне соответствовали вкусам Блейка.

Блейк восхищался идеями Парацельса о человеке как микрокосме или маленькой Вселенной, едва ли ему бы понравилось «возведение в квадрат» «святого образа». Его Альбион – настоящий Человек, он – форма живая, а не математическая. И Альбион, как и Блейк, не со-образуем. Стоит также отметить, что на знаменитой раскрашенной версии гравюры человек изображен смотрящим вперёд, его глаза широко раскрыты, наполнены невинностью и излучают осознанную радость. В более ранних версиях гравюры взгляд человека направлен вверх, к предмету его желания, а голова слегка запрокинута. Поза исполнена жертвенностью и откровением: Человек такой, каким Бог хочет его видеть, каким Он-видит-Себя: руки его распростёрты, он ничего не скрывает, обнаженный, честный, настоящий. Я думаю, это есть не что иное, как «Апофеоз» Уильяма Блейка: душа, «одеяние» (тело) которой полностью преобразилось, когда она ступила в пространство и время настоящего Человека, возрожденного и сияющего, светящего подобно звезде. Как и все самое лучшее, личное искусство, становится универсальным. Блейк утверждал: мы все члены тела Бога.

Блейк обращался к классическому искусству, хотя он не был привязан к нему; он мечтал создать нечто новое, но очевидно, что еще не был готов.

Между тем, в реальном времени и пространстве, Британия оказалась неспособна одержать окончательную победу над армией генерала Вашингтона. «Враг» не вызывал ненависти: едва ли возникало желание убивать, и то лишь c целью покарать. Однако теперь, когда Франция стала на сторону повстанцев, Испания и Франция заключили союз с американцами, а ведение войны оказалось уж слишком дорогостоящим мероприятием, возникло естественное желание победить. Традиционные враги атаковали Англию чужими руками.

В начале 1780 года управление британскими колониями, делами которых ранее занималось Министерство по делам колоний, было передано Военному министерству. Это означало, что орган военной администрации сменил гражданскую и торгово-ориентированную структуру. Новости о победе пришли 12 мая. Около 5000 американских военнослужащих под командованием майора Бенджамина Линкольна сдались генерал-лейтенанту Генри Клинтону. В то же время, в Лондоне, Блейк принял участие в двенадцатой выставке Королевской академии, представив акварель «Смерть графа Гудвина». Традиционный исторический сюжет и эффективная композиция произвели сильное и глубокое впечатление. 27 мая газеты «Морнинг хроникл» и «Лондон эдвертайзер» опубликовали отрывок интервью Джорджа Камберленда, в котором он хвалил Блейка: «едва ли можно говорить об использовании цвета» ‑ рисунок не изобиловал цветами ‑ «однако прекрасная композиция и ярчайшие образы».

Джордж Камберленд (1754-1848) также был художником. В 1772 году он учился в Королевской академии, но позже оставил ее. Камберленд подружился с Блейком. Позже они, Томас Стотард (1755-1834), Флаксман, а иногда гравер Уильям Шарп (1749-1824) начнут собираться вместе, делиться идеями и творческими замыслами. Камберленд и Шарп придерживались радикальных взглядов в вопросах общества и сексуальности, некоторые из которых разделял и Блейк. В конце 1780-х Флаксман и Шарп сообщат Блейку свое восхищение учением Сведенборга.

Более консервативный по своей природе Стотард поступил в Академию в 1778 году. В 1792 году он стал членом-корреспондентом Академии, в 1794, представив портфолио эскизов для публикаций, был избран полноправным ее членом.

Блейк и мятеж лорда Гордона

В июне Блейк впервые почувствовал, что означают радикальные идеи на улицах. В 1778 году лорд Джордж Гордон, двадцатидевятилетний крестник короля Георга II, был возмущен решением правительства об отмене дискриминации католиков. Лорд Гордон уверял, что такой шаг ‑ лишь политическая уловка, чтобы увеличить количество призывников в армию: католики отправятся в Америку и станут убивать протестантов, братьев Гордона. Для агитации толпы он использовал старый известный лозунг «Нет папства, нет рабства!» и создал «Общество протестантов» в Лондоне. В действительности, эта организация состояла из пьяных бедняков и экстремистских речей.

6 июня Уильям Блейк был подхвачен бесчинствующей толпой мятежников. Католические церкви были уже сожжены, толпа разгромила дом лорда-судьи Хайда на площади Лестер-филдс, а затем устремилась, таща Блейка за собой по Грейт-Куин-стрит мимо тихого дома Базира, к стенам Ньюгейтской тюрьмы. Освободив 300 заключенных, мятежники начали угрожать прохожим, упиваясь пьяным разгулом, насилием и безосновательной эйфорией. Было убито более 300 человек, а Лондон пережил второй самый крупный пожар после великого пожара 1666 года.

Городские власти были скованы нерешительностью, бездействовал и лорд-канцлер. Король взял ситуацию в свои руки: провел совещание с Тайным советом и генеральным прокурором и получил разрешение применять оружие без зачитывания мятежникам закона об охране общественного спокойствия и порядка. Георг вызвался самостоятельно возглавить гвардию: «Я глубоко опечален поведением магистратов, но я отвечаю лишь за одного из них, и он исполнит свой долг,» ‑ произнес король, и каждое его слово было правдой. Действия короля предотвратили нанесение еще большего ущерба столице. Мятежники сходили с ума: они начали прямое наступление на военных на Флит-стрит.

Д-р Марша Шухард в книге «Сексуальный путь Уильяма Блейка к духовному видению» (2008) предположила, что мятеж лорда Гордона ознаменовал время, когда Блейк был вдохновлен на создание гравюры «Радостный день». Провидца, скорее, захватила не толпа мятежников, а видение Альбиона, восстающего против монархического угнетения и недобросовестного правительства. Даже если опустить тот факт, что гравюра «Радостный день» или ее эскизы еще не существовали, сложно представить, что Блейк, будучи представителем низшего среднего класса, разделял исполненные ненавистью анархичные идеи обитателей беднейших районов Лондона. Блейк был не похож на политически радикального протестанта: напротив, все свидетельствует о его толерантном, экуменическом отношении к католицизму. Мы не знаем, мыслей Блейка об ужасающем зрелище, свидетелем которого он стал, но мы знаем, что об этом думал его друг Джордж Камберленд, ‑ и политические воззрения Камберленда были более радикальными:

… в прошлое воскресенье [4 июня] большую часть ночи у стен католической часовни на Мур-филдс, я наблюдал сцены, что заставили мое сердце кровоточить, ибо я не в состоянии был воспрепятствовать им ‑ редчайшее и наипечальнейшее зрелище в мире ‑ толпа, которой благоприятствуют магистраты, которую защищают войска ‑ с благочинной несправедливостью разрушала дома невинных людей. Вместе с лордом Гордоном, любое наказание которому будет недостаточным, магистраты нашего города заслужили обильного возмездия от бесчестно покинутых ими людей […] попустительство наделило их смелостью, вчера они уничтожили дом сэра Д. Сэвилла и жилище мелкого торговца, на которое указал один из них, а вместе с тем сожгли две школы и многие церкви. Сегодня была сожжена омеблировка лорда Питерса и судьи Хайда, и толпа, вооруженная дубинками, в количестве, как мне сообщили, 5000, в этот момент движется к домам герцога Ричмонда и лорда Шелберна. Ньюгейт разрушен, и заключенные на свободе, и все вокруг в огне […] Говорят, солдаты сложили сегодня оружие, получив приказ стрелять…

Спустя примерно 70 лет невестка Стотарда, миссис А.Э. Брэй, опишет любопытное событие, которое, как полагают, имело место в сентябре 1780 года и вновь указывает на связь Блейка с радикализмом. Однако в очередной раз такая связь проистекает лишь из ошибочных ассоциаций. В своей биографии Стотарда миссис Брэй описала, как во время работы над эскизами на набережной Медуэй Блейк, Стотард и их общий друг, мистер Оглби, были задержаны военными по подозрению в шпионаже. После того, как Королевская академия подтвердила невинные намерения арестантов, командир замка Апнор прекрасно провел время в компании молодых людей. Позже Оглби говорил, что этот опыт он никогда не хотел бы повторять.

Должно быть, описанные события произошли именно там. Возведенный в елизаветинские времена замок году был перестроен в 1718 и использовался в качестве пункта для размещения артиллерии и как казарма для 64 солдат и двух офицеров. Для молодых, чувствительных художников, вооруженных только карандашами и кистями, обстоятельства сложились благотворно. Возможно, им пришлось выпить больше обычного. После событий 1780 года, скорее всего, Блейк ощущал, что ему хватило общения с солдатами на всю оставшуюся жизнь. Однако судьба распорядилась иначе.

20 ноября Британия объявила войну Голландии после того, как голландцы присоединились к Лиге вооруженного нейтралитета императрицы Екатерины II. Нейтралитет заключался в предоставлении оружия североамериканским колониям через голландскую базу в Вест-Индии. Тем временем Вашингтон отдал приказ о вторжении на земли ирокезов в долине реки Мохок, а его друг маркиз Лафайет возвратился в Америку, достигнув договоренности с Людовиком XVI об отправке войск и флота на помощь Вашингтону.

Британия продолжала наступление. 3 февраля 1781 года был захвачен Вест-Индийский остров Синт-Эустаций, а в Париже маркиз де Кондорсе, подогревая острые споры, выпустил брошюру «Размышления о рабстве негров». Ежегодно примерно 100.000 рабов вывозили из Африки в Индию и Америку.

В Кенигсберге философ Иммануил Кант (1724-1804) утверждал, что воля, интуиция и чувственное созерцание предшествуют разуму. Хотя на первый взгляд такая философия соответствовала воззрениям Блейка, из рассуждений Канта следовал неожиданный вывод: убеждения, основанные на интуиции и ощущениях, лишены рационального содержания. Религия, не апеллирующая к разуму, должна быть отвергнута как продукт воображения. Открытым остается вопрос: что же обладает большим влиянием? Этот вопрос глубоко беспокоил Блейка в 1790-х годах, в значительной степени из-за того, что он имел прямое отношение к созданию произведений изобразительного искусства.

Словно вникнув в самую суть, в 1782 году знакомый Блейка Генри Фюзели (1741-1825), рожденный в Цюрихе и вернувшийся в 1779 году в Лондон с континента, представил неизгладимый «готический ужас», картину «Ночной кошмар». Картина изображает спящую или лежащую без сознания на постели женщину, ее голова бессильно свешена вниз. Вымышленная сущность, небольшое демоническое существо сидит на груди несчастной молодой женщины. Темные глаза демона смотрят на зрителя. Реально ли это? Безусловно, нет: как следует из названия картины, на ней изображено сновидение. Какие выводы из этого мы можем сделать? Существует причина возникновения сновидения? Или же нет? Почему нам снятся кошмары? Что они означают? Чего мы боимся? Сюжет картины, бесспорно, имеет сексуальный, эротический подтекст, он пугает нас, но все же кажется немного комичным, напоминая «Сон в летнюю ночь» (Фюзели работал в Шекспировской галерее Бойделла в то время). Рационалисты не относились к картине всерьез, так как не могли придумать лучшей стратегии поведения – и совершенно не желали наслаждаться ей.

Не философия, а экономика, определяла ход событий в Америке. 27 февраля 1782 года парламент проголосовал против продолжения войны и тем самым нанес сокрушительный удар по политической карьере лорда Норта. Лорд Рокингем был избран премьер-министром: виги праздновали временный триумф. Бывший радикал и либерал Чарльз Джеймс Фокс вошел в правительство в качестве министра иностранных дел и стал проводить политику прекращения войны в Америке. Правительство вносило поправки в «Закон о бедных», согласно которому были созданы работные дома: как оказалось, обстоятельства складывались благоприятным образом для отца Блейка, его бизнес процветал, предоставляя одежду для бедняков.

В то время Уильям Блейк, скорее, был больше озадачен предстоящей свадьбой с Кэтрин Софи Буше (или «Баучер»), чем обеспокоен будущем Великобритании. Он снова был влюблен. Вероятно, за год до этого, в 1781 году, девушка по имени Клара разбила его романтическое сердце, похоже, это было кульминацией романтических разочарований. Уилл был настолько расстроен, что семья отправила его в Баттерси к кузену Джеймса Блейка, который выращивал овощи и фрукты для продажи на рынке. Был ли Блейк готов сыграть Приапа в тех зеленых лесах? Во время пребывания Блейк познакомился с Кэтрин, младшей дочерью Уильяма Бутчера (написание фамилии варьируется) и Мэри Дэвис из Уондсуэрта, заключивших брак в 1738 году. Кэтрин «Буше» родилась 25 апреля 1762 года, 16 мая родители крестили ее в церкви Сент-Мэри в Баттерси.

Кэтрин влюбилась в Блейка, едва увидев его: сердце ее запылало, она поняла, что он предназначен ей судьбой. Она ждала случая. И он представился, когда Блейк поведал ей печальную историю своей неразделенной любви. Кэтрин, должно быть, воскликнула: «Мне Вас так жаль!», а Блейк переспросил: «Вы меня жалеете? Ах, я люблю Вас за это». Ну что ж, любовь оказалась взаимной.

Существует портрет молодого Блейка в профиль, который, как считают, нарисовала Кэтрин после его смерти. Она изобразила Блейка, каким его запомнила, с большими глазами, высоким, благородным лбом, увенчанным копной вьющихся огненно-рыжих волос. Он словно пришел из другого мира.

18 августа 1782 года преподобный Д. Гарднор в присутствии Томаса Монгера, Джеймса Блейка (по-видимому, отца Уилла) и приходского клерка Роберта Мандей обвенчал Уилла и Кейт. Гилкрист и Тейтем отмечают, что отец Блейка был против брака. Возможно, это было правдой, однако в церкви он все же появился. В свое время Джеймс Блейк сам прошел через неудобства и неприятности, связанные с заключением, по мнению многих, неприемлемого брака, однако в случае с сыном, он, вероятно, считал, что имеет достаточно причин, чтобы не одобрять женитьбу. Мог ли юноша на самом деле позволить себе семью? Почему мисс Буше согласилась выйти замуж? Ответы на эти вопросы оставались неясны, но брак мог успокоить сердце и разум Уилла, побуждая его зарабатывать на жизнь. В любом случае, Уилл не желал отпускать прелестную Кейт: он был совершеннолетним и мог позаботиться о себе. В регистрационной книге Кэтрин поставила крестик вместо подписи: то ли не умела писать, то ли не хотела. Блейк указал, что он и его супруга будут относиться к приходу Баттерси. Возможно, отец настаивал, чтобы молодая семья не возвращалась на Брод-стрит, или же Блейк сам сказал об этом отцу.

Молодожены поселились в доме 23 на Грин-стрит, неподалеку от Лестер-филдс (сейчас Лестер-сквер). Ранее на Лестер-филдс располагалась резиденция принца Уэльского. И хотя принц, в поисках поддержки вигов, перебрался в Карлтон-хаус на Пикадилли, район по-прежнему оставался вполне благопристойным.

Блейк зарабатывал на жизнь изготовлением коммерческих гравюр. Ему требовался издатель. Вероятно, именно тогда он познакомился с Джозефом Джонсоном. Джонсон держал книжную лавку и еженедельно устраивал в доме 72 на Сент-Пол-Черч-ярд скромные литературные вечера. Джонсон был известным издателем радикальной литературы, иногда он сотрудничал с наемными граверами, такими как Блейк. Джонсон был знаком с Уильямом Годуином, Эразмом Дарвином, Генри Фюзели и Джозефом Пристли.

Помимо заказов, от Джонсона Блейк получил знания о гностицизме (доктрине «познающих»), об эзотерике и теософии, противостоящих догматам раннего христианства, философские принципы и литературные мифы которого повлекли за собой разделение мнений о христианской церкви во II и III веках.

Джонсон опубликовал новую книгу популярного унитарианского проповедника Джозефа Пристли «История коррупции христианства» (в 2 томах, Бирменгем). На девятой странице данной книги Пристли употребляет слово «эманация», возможно, именно здесь Блейк впервые увидел его. Контекст таков: душа Христа является эманацией Божественной Мысли. Аналогично в философско-теософической системе Блейка слово «эманация» относится к архетипическим фигурам. Оно означает «рожденный мыслью»: изначально любое создание имеет связь, духовную или психологическую, со своим источником. В гностических системах эманации обладали двойственным характером: «мужчину и женщину сотворил их».

В своей книге Пристли привел цитаты из работ Исаака Бозобра по истории манихейства (религиозном учении, возникшем в III веке на территории Ирана), сочинений Иринея (анти-гностической коллекции одного из первых Отцов Церкви, около 180 год н.э.), из шеститомника И.Л. Мосхайма «История духовенства, античного и современного», в переводе пресвитерианца Арчибальда Маклейна (Лондон, Т. Кэделл, 1782), а также из трактата пресвитерианского священника Натаниэля Ларднера «История ереси второго века от Рождества Христова» (опубликованной в 1780 г. В Лондоне, Ларднер, 684-1768). В начале 1780-х литература о гностицизме пользовалась огромным спросом. Поэтому, чтобы познакомиться с гностической доктриной, Блейку не обязательно было искать в Британском музее тексты Кодекса Джеймса Брюса, переписанные Уойдом.

«Коррупции христианства» Пристли была четвертой частью трактата «Институты естественной религии и веры». Первым крупным философским произведением, опубликованным Блейком, было «Естественной религии не существует» (1788): возражение Пристли и прочим авторам «естественных религиозных учений», уходящих корнями в концепции прошлого столетия.

Томас Джефферсон опирался на принципы «Институтов» Пристли, он говорил «это основа моей собственной веры», считая, что единственными признаваемыми религиозными истинами являются те, что соответствуют миру природы. То, что для Джефферсона было верой, для Блейка казалось чертовской ошибкой. В 1803 году Джефферсон компилировал деистскую версию Нового Завета и вел переписку с Пристли. Он удалил из текста все ссылки на чудеса и сверхъестественное. Назвав свой труд «Нравственное учение Иисуса Христа», Джефферсон просил Пристли завершить его (Пристли решил покинуть Бирмингем в 1791 году и переехал в Пенсильванию).

Совершенно очевидно, что спорным у Пристли являлось положение, что первобытная христианская церковь была унитарианской: те, кто шел за Иисусом, скорее всего, пошел бы и за Пристли. Все эти круги были связаны очень тесно, заметьте, портрет Пристли написал Генри Фюзели по заказу Джозефа Джонсона.

19 октября 1782 года, генерал Корнуоллис вместе с армией сдался Вашингтону в Йорктауне, штат Вирджиния. Война завершилась. Король Георг горевал: «Америка потеряна». Живописные холмы и реки, и равнины, фермы, леса и усадьбы – все было ПОТЕРЯНО! Томаc Джефферсон преждевременно торжествовал в «Заметках о штате Вирджиния относительно Британской империи»: «Солнце ее [британской] славы уже садиться за горизонт». Многие списывали старую добрую Англию со счетов. Однако 174 линкора и 294 небольших кораблей оставались в распоряжении Великобритании. И у нее был Уильям Блейк. С ней все еще не было покончено.

Впереди были другие победы. Фредерик Уильям Гершель открыл Уран (назвав первоначально новую планету «Звезда Георга», но название не прижилось, т.к. французы были против отсылки к Георгу III) и был назначен Королевским астрономом. «Лукавый род» ищет знамения, взирая на небеса, предупреждал Иисус. И знамения указывали на события сугубо личного характера. В ноябре войска США отомстили индейцам шауни, поддерживавших в войне Британию. Тысячи «Кентукских винтовок» неустанно обстреливали индейцам и уничтожали их запасы продовольствия. Где они похоронили свои сердца?

[1] Institutes of Natural and Revealed Religion

[2] Фокситы – парламентские сторонники Чарльза Джеймса Фокса.

[3] «Памятники из частной жизни двенадцати королей, выгравированные на драгоценных камнях и медалях во времена их правления».

[4] «Исследования происхождения, значения и развития искусства Греции, а также его связи с искусством и религией древнейших известных народов».

[5] Трактат Корнелия Агриппы «De Occulta Philosophia Libri III» (переводится как « Оккультная философия», «О сокровенной философии», «О тайной философии») был опубликован в 1531 г.