07.09.2012
0

Поделиться

1938 Жан Прилузский Мать-Богиня как связывающее звено между локальными божествами и универсальным богом

Жан Прилузский

Мать-Богиня как связывающее звено между локальными божествами и универсальным богом

В первом докладе мы рассмотрели возникновение и развитие культа великой богини. Теперь мы хотим исследовать, какие причины могли сподвигнуть к этому развитию.

Сначала мы должны заняться вопросом, соответствует ли религиозное развитие какому-нибудь обдуманному и сознательному устремлению, или же проявлению инстинктов. Теоретики колебались между этими двумя объяснениями. Похоже, что обе точки зрения соответствуют действительности, пусть и касаемо разных времен. Когда говорят об обдуманном и сознательном устремлении, невольно думают об философских рефлексиях, и предпринимаются попытки противопоставить философское творчество народному творчеству, считая первое сознательным и индивидуалистичным, второе — коллективным и эмоциональным. Подобная постановка вопроса, тем не менее, не самое подходящий зачин, так как каждый религиозный образ по сущности является коллективным, в то время как философская мысль более остро представляет собой нечто индивидуальное. Невозможно полностью понять, как философские спекуляции могут непосредственным образом повлиять на духовные позиции религии и на развитие верований.

Философское творчество не должно быть противопоставлено народному творчеству; гораздо более необходимо принять позицию между этими обеими полюсами. Между спонтанными представлениями, положенными в основу мифа, и философской мыслью есть место для работы посредника, которая формирует религиозное учение иявляется в определенной мере сознательной и обдуманной, но не исключительно философской. Вероучения — это результат обработки мифов с помощью теологической мысли. Подобно тому, как в области права ученые-правоведы развивают существующие обычаи и тем самым готовят поле деятельности для законодателей, в области религий теологи превращают мифы в вероучения и прокладывают путь для философии. Теологи принадлежат к классу духовенства, к клиру в самом широком смысле этого слова; им принадлежит власть, которая среди некоторых народов возрастает до теократии, но которая в общем смысле наличествует даже без политического влияния. Если ее действие упустить из виду, становится вовсе невозможным понять, как мифическая мысль перешла к философской. Теология предоставляет свободное пространство между мифологией и философией, для того, чтобы получить объяснение развитию религиозного мышления, а именно, становлению универсальных религий. Теперь, перед нами стоит задача, как можно более исчерпывающе определить долю эмоциональных верований и теологической обработки в развитии культа Великой Богини.

Как уже было изложено в первом докладе, сначала почитались силы, действующие на ограниченной местности, пока не совершился постепенный переход к представлению о Великой Матери как единственном божестве, чья власть распространялась на всю Вселенную. Но одно лишь определение того, что ее царство не имеет границ, было бы слишком несовершенным. Эта политическая характеристика также и близко не исчерпывает все присущие ей черты. Ее власть распространяется не только на определенный округ или страну, но и, в конечном итоге, на весь мир; в то же время, она также стирает все временные ограничения. Ее владычество содержит в себе все прошлое и все будущее. Это распространение власти во времени и пространстве идет рука об руку с изменением ее сущности. С древнейших времен, она — жена и мать, постепенно становящаяся всевышним божеством, в котором соединяются признаки обоих полов и всех живых существ. Чтобы дать точное определение этому многостороннему развитию, мы скажем, что богиня стала мирозданием, обобщенным в одну-единственную сущность — «Все в Одном».

Мы прослеживаем развитие несоизмеримой важности, чье действие ощущаются во всех областях; до сих пор, современный человек не сделал из него все необходимые выводы. Так как Богиня-Мать стала всевышним божеством, так как она — Все, и в то же время, Одно, можно заключить, что это представление имело глубокое и длительное влияние на восприятие стран, в которых был распространен ее культ, следовательно, на весь континент, состоящий из Европы и Азии. Это влияние несло за собой тенденцию к уничтожению всех границ между людьми: так как если все народы происходят от Великой Матери, какое значение имеют тогда физические формальности, различия цвета кожи, языка, класса или касты? Уклон ко всеобщему человеческому братству, впоследствии часто провозглашаемому, но на практике, конечно, всегда отрицаемому, был заложен в культе Богини-Матери.

В развитии этого культа можно различить два временных отрезка, первый, в котором правит миф, плод инстинктивных представлений, и второй, в котором перевес имеет влияние теологической мысли, догмы. Разумеется, между этими двумя периодами нет четкой границы, они не разделяются внезапной революцией. Как и везде, так и в области религий, революция — это только лишь выражение изменений, которые готовились задолго до этого. Схоластике теологов и даже ходу мысли философов всегда присуща заметная часть более древнего мифологического мышления. Эта непрерывность религиозной жизни коренится в глубокой необходимости, которую мы не должны упускать из виду.

Для земледельческих народов произрастание было великой реальностью, то есть, непреодолимым импульсом, благодаря которому в начале периода роста каждый год зеленеют деревья и распускаются растения, и который есть причина того, что растения в постоянном изменении своей формы порождают все, что необходимо для жизни людям и животным. Человек не сразу воспринял эту огромную силу в ее полном объеме. Чтобы ее осознать и почитать, чтобы ее направить, ему нужно было сначала мысленно ограничить ее в пространстве, и ввести конкретные представления о ней. Можно наблюдать каждый день за тем, как вода является предпосылкой для любого роста. Таким образом, вода оказывается непременно связанной с силами роста. Ручей, тем самым, кажется таинственным и священным местом, из которого проистекает не только вода, но и вся растительная жизнь. Здесь есть возможность повлиять на божественные силы, оказать им почести. Но и ручей недостаточно постижим для того, чтобы прийти к нему от мироощущения, мало склонного к абстракции. Ручей сам по себе не имеет формы. Следовательно, к нему можно подойти ближе с помощью схожих предметов, которые привлекают к себе внимание издалека, или легко запечатлеваются в памяти, с помощью скалы, из которой он течет, или с помощью деревьев, которые его окружают. Дерево и камень, как правило, являются символами священного места, из центра которого истекает ручей, который, в более широком смысле, представляет собой также и силу текущих вод, и растительную жизнь, для которых священное место является высшим проявлением, местом их жительства и их соединением.

Гораздо позднее, после того, как богиня приняла человеческую форму, ей строили храмы и посвящали в них статуи. Мы, тем не менее, находимся во времени, в котором божественные силы еще не имеют человеческой формы, а следовательно, у них нет ни статуй, ни дома. Священное место выполняет это предназначение. Оно — река, дерево, урожай в их наброске, в их становлении. Одного камня или одного дерева достаточно, чтобы пробудить этот образ. В предыдущем докладе мы обсудили значение этих древних символов; человеку нужно было прочувствовать посвященную местность, ее возвышенную святость, стоящую за упрощенным отображением, которое ее олицетворяет.

Как произошел этот переход от конкретных объектов, символизирующих силы природы, к образу богини в человеческой форме? Мы не можем это так просто себе представить. Прогресс, который сегодня кажется нам вряд ли заслуживающим внимания, так как с тех пор прошли тысячелетия, означал поворотный момент в развитии человечества. Этот поворот с психологической точки зрения является следствием могущественных процессов приспособления. Человек осознал, что те же божественные силы, что дают рост урожаю, порождают так же и людей с животными. Образ матери теперь создает не только представление о человеческом материнстве, он напоминает также о плодородии в любой форме, в царстве как животных, так и растений. Теперь человек почитает не только одну лишь растительную жизнь, локализованную в священных местах, он теперь поддерживает культ плодородия в форме Богини-Матери. Из срубленного дерева и грубого камня, которые изначально были символами благотворных свойств воды и сил роста, человек создает все больше фигур в виде человека. Речь идет не просто об эстетическом улучшении навыков. Развитие формы определилось развитием мифа. Символы божества изменились, так как изменилось само понятие божества.

Как произошли эти изменения? По этому поводу мы можем только делать предположения. Возможно, прогресс состоял в том, что течение года роста урожая представлялось как рождение в начале и смерть в конце; иными словами, жизнь растений была приравнена к жизни людей и животных. Этому пониманию мог поспособствовать прогресс в материальном плане. После того, как дерево на протяжении долгого времени было наиболее значимым растением, зерно стало более важным для питания людей. Из-за этого начало и конец периода роста все больше совпадали с посевом и урожаем. Как только земледелие стало объектом мифа, ступени развития года урожая непременно должны были вступить в соответствие со ступенями человеческой жизни. Посевное зерно проникало в землю, как семя в лоно женщины. Зерно оставалось в почве на время роста, которое соответствует беременности. Ростки — это рождение, за которым следовала жатва. Наконец, зерно мололи, и оно умирало. Человек пришел к тому, что стал рассматривать ростки злаков как рождение, а землю — как мать зерна и всех растений. Таким образом, Мать-Земля, которая дарит жизнь растениям и тем самым дает питание людям и животным, рассматривалась земледельческими народами как принцип и символ всего плодородия.

Как оплодотворялась божественная мать? Ей часто предоставлялись двое прислуживающих; иногда это были дикие звери, виды оленей или змеи, иногда — домашние животные, виды коз или единороги, иногда — боги в человеческой форме. Возможно, чтобы передать образ наиболее внушительного плодородия и большого урожая, отдавалось предпочтение тем животным, чье стремление к размножению было общеизвестным: козлы, олени, ослы. Похоже, что только позднее человек отказался от этих грубых образов из-за более утонченного мировосприятия. Возможно, подобным образом, под влиянием размышлений, проистекающих из более утонченного нравственно мировоззрения, очень рано в Египте и позднее в других местах оба зверя рядом с богиней были заменены не чем-то вроде двух человекоподобных Диоскуров, а одним родителем мужского пола, ее единственным супругом.

Так, под действием новых представлений и восприятий, возможно, вместе с прогрессом в обработке почвы, новые мифы постепенно оттеснили старые. Теперь люди почитали не просто рост, локализируемый на священных местах, теперь они поклонялись самому плодородию в форме Богини-Матери. Часто при ней были двое слуг, иногда — единственный супруг, ее спутник; или же божество возле нее было божеством злаков, ее сыном или дочерью. Эти группы принимают разные формы, в соответствии с местностью и общественным устройством. Триада, пара родителей и диада матери и ребенка даже соединялись в своего рода священную семью с отцом, матерью и ребенком. Религиозное восприятие в древности изображало группу из Богини-Матери и ее свиты в форме мифа, как живые, воплощенные явления. Но впоследствии в своей проницательности жрецы развили значение мифа. Они попытались изменить сущность формы, и в то же время, расширить ее содержание, слить ее в одну всесодержащую единицу. Мы хотели бы по очереди рассмотреть диаду и триаду.

Пара из мужского бога и Богини-Матери, прежде всего, имела половой смысл. Ее предназначением было продолжение рода. Ее сфера влияния расширилась до того, что ей стали приписывать создание мира. Ее миссией было не просто продолжение жизни, она были источником всех живых существ и всех вещей. В то же время, диада Бога и Богини несет в себе тенденцию сливаться в единицу в виде андрогинного божества. Это явление имело преимущество в том, что вместо двух однополых существ, которые как таковые непременно являются несовершенными, появляется совершенное существо, способное порождать само по себе, без необходимости в другом. Оно создает мир, хранит его и управляет им, иными словами, оно — в то же время создатель, время и судьба. На этот долгий процесс развития, как мы увидели, безусловно повлиял прогресс социальных учреждений. В развитых цивилизациях, как правило, патриархальные институты перекрыли очень древние следы матриархата, приведя к его уничтожению, так, что древнее господство Богини-Матери освободило место для всесилия Бога-Отца и в религиозной сфере. Но это оттеснение одного пола другим — лишь одно из проявлений общего процесса, трансформации Богини в андрогина и, наконец, в Бога, который становится все более бесполым.

Зерно в разных странах олицетворялось то богом, то богиней. Пара Богини-Матери и зерна, которое она породила, развивается подобно двойному образу жена-муж. Мать-ребенок, изначально две обособленных фигуры, пусть и связанные кровными узами, иногда омраченные кровосмешением, были в итоге приравнены друг к другу и срослись в одну единственную фигуру, которая, благодаря чудесному процессу обновления — насильственной смерти с последующим возрождением — поочередно сменяла свой возраст от старика к ребенку и наоборот. В мифологиях многих стран вместо насильственной смерти и возрождения встречается схождение в Ад с последствующим восхождением в Высший Мир. Различные мифы, наконец, приводят к тому, что неограниченное время становится атрибутом божественной сущности, которая находится в непрерывном обновлении.

Как уже упомянуто, Богиня-Мать стала не только неограниченной во времени; она еще и неограниченна в пространстве. Также и эта отличительная черта стала присуща ей только после длительного развития. Сначала будучи привязанной к священному месту, затем приравненной к Матери-Земле, в итоге Богиня-Мать распространяет свое господство на бесконечное небесное пространство. Она принимает звездный характер, вскоре считаясь то богом или богиней Солнца, то богом или богиней Луны. Оба ее слуг также становятся небесными божествами, и олицетворяют, например, вечернюю или утреннюю звезду. Вездесущие Богини символизировалось гномоном или космическим древом, что для обоих вариантов означает, что Богиня-Мать становится связана с осью Вселенной. В таком случае, она проявляется как столб, поддерживающий небесный свод, или как прочные балки, соединяющие между собой три мира, небо, воздух и землю.

Великую Богиню, будь она безграничное пространство или время без конца, начинают понимать как Единое, то, что заключает в себе Вселенную, всеобщность, что содержит множественность, и эта множественность символизируется двумя или тремя мифическими фигурами. Еще один шаг в сторону абстракции привел теологию к пониманию единой сущности как отдельной от триады, иными словами, к тому, чтобы считать триаду саму по себе особой четвертой фигурой, что приводит к построению тетрады. В это же время теология состязалась с наукой о числах; жрецы приспособились к любым уловкам схоластики.

Я прошу вас отнестись снисходительно к этому несколько абстрактному изложению. Тем не менее, было необходимо предоставить более широкие рамки и прояснить основные отличительные черты бесконечно расширяющегося и сложного объекта. Теперь мы можем заняться отдельными фактами, не опасаясь затеряться в деталях, хоть я, само собой, и должен ограничить себя несколькими характерными случаями. Их рассмотрение позволит наблюдать действие обозначенных тенденций в различных сферах. Я буду придерживаться примеров из четырех стран, Греции, Италии, Ирана и Индии.

Грекам была знакома ужасная фигура, чье происхождение, несомненно, было на Востоке. Речь идет о Горгоне, когда у нее есть человеческое тело, или о горгонейоне, когда она обозначена маской. Шарль Пикард доказал, что Горгона и Медуза тождественны Великой Богине. Мы наблюдали, что Великая Богиня в общем имеет тенденцию идентифицироваться с временем и смертью. К особым отличительным чертам Горгоны принадлежит то, что она приносит смерть тем людям, на кого она посмотрит. Часто она изображалась как женщина с бородой. Эта сочетание женского тела с признаком мужского пола, вне сомнения, показывает, что Горгона, как и андрогинные божества Востока, возникла из слияния двух фигур, мужчины и женщины. По сути, допускается, что горгонейон связан с богом Бесом, уродливым карликом, которого почитали от Египта до Финикии и Греции. Бес — символ Востока; среди его свиты находится паредра, представляющая Запад. Горгона, как и горгонейон, очевидно, считалась связью двух мифических миров, олицетворяющих как оба пола, так и обе половины пространства. Из этого объединения вырастает полноценная сущность, как продолжение Великой Богини, подобно ей, единое со временем и смертью.

В Италии схожее развитие привело от богини Дианы к богу Янусу. Согласно воззрению, принятому еще Нигидием Фигулом, Янус был мужской формой Яны, что есть то же самое, что и Диана. Если это мнение верно, Янус — еще один пример мужского божества, занявшего место Богини-Матери. Этим происхождением можно объяснить все отличительные черты Януса. Он — создатель мира и всех вещей (rerum sator), отец богов (Janus Pater), он управляет зачатием, он связан с реками и ручьями, он, в конце-концов, бог времени, и его влияние в войне было значительным.

Имя «Янус» можно вывести из слова janus, что обозначает «общественные врата в виде арки, через которые проходят оживленные пути». Янус, бог начинаний и отправлений в путь, был назван в честь врат, где начинались путешествия и смена мест. Тем не менее, то, что имя бога происходит от этих ворот, находится под вопросом. Куда более вероятным является то, что триумфальная арка была названа так в честь бога. Врата — это места перехода, и каждый переход напоминает о времени и пространстве. Всеобщий бог, как бог пространства и времени, непременно также управляет и пространственным переходом, роль которого играет любой вход и выход; этот бог — защитник временного перехода, такого как рождение, смерть и начало нового года. Когда богиня Диана была преобразована в бога Януса, всеобъемлющая сущность нового бога была выражена тем, что ему дали два тела, смотрящих в обе стороны пространства. Таким образом была выражена также и двойная суть времени, его два лица, одно, повернутое в прошлое, и второе — в будущее. Подобно тому, как карлик Бес и его паредра смотрели в противоположные стороны, взгляд Януса направлен к обеим сторонам горизонта. Поэтому его имя было подходящим для обозначения огромных ворот, открывающихся в обе стороны. Январь, первый месяц года — это месяц Януса, и это показывает, что этот бог управляет особыми днями, днями перехода от старого к новому времени.

В то время как Янус и Горгона, без сомнения, составляют божественную диаду, на примере культа кабиров мы можем проследить развитие триады. Согласно Геродоту, почитание кабиров пришло от пеласгов, доэллинского народа, населяющего Грецию и северо-запад Малой Азии. Согласно Ферекиду, в Троаде, как и в Лемносе и в Имвросе, было трое кабиров. Эта группа присоединилась к Богине-Матери, которая до этой поры носила имя Кабира, Кабиро или Геката. Из сравнения источников следует, что группа кабиров состояла иногда из трех, иногда из четырех божеств. Как можно объяснить это различие?

В Ватикане находится известный памятник, так называемое мраморное изваяние из Шабле. На нем — Гермес с тремя лицами на одном единственном пьедестале. Первое лицо изображает Аксиокерсоса, который был приравнен к Аполлону, второе — Аксиокерсу, приравненную к Афродите, и третье — молодого бога Касмилоса, отождествленного с Эросом. Так как согласно письменным источникам тетрада кабиров включает в себя четвертого бога по имени Аксиерос, вполне можно предположить, что четвертая фигура — это сам Гермес; таким образом, он рассматривается как отдельное явление, независимое от трех богов, которые его составляют. Также и на вазе Блакац, на которой изображены божества-кабиры, триада, состоящая из бога Пана, Афродиты и молодого бога Эроса дополняется Гермесом. Гермес пеласгов, бог роста и плодородия (Геродот II, 51), возможно, был мужским заместителем Великой Богини. Согласно целому ряду источников, тем не менее, именно божество, занимающее первое место в тетраде кабиров, было Богиней-Матерью. Это Деметра, согласно орфикам, как и Мнасею, а также Дионисодору, и это Юнона согласно Сервию и Варрону. Вкратце, из этого следует, что кабирская тетрада состояла из более древней триады, включающей в себя женское божество и двоих мужских спутников, и присоединившейся к ним Богини-Матери или ее мужского заместителя.

Рассмотрение этрусского зеркала показывает нам еще одну последнюю ступень в развитии верований. Трое кабиров на нем изображаются как трое братьев, младшего из которых убивают оба старших. Мертвеца, поверженного на щите, снова пробуждает к жизни Гермес, который и здесь дополняет кабирскую тетраду.

Тем самым, в развитии представлений о кабирах определяются четыре различных ступени. В древнейшее время, без сомнения, начинающееся еще с доэллинского периода, кабирская триада состояла из богини с двумя спутниками-мужчинами. Позднее богиня разделилась на Богиню-Мать и Богиню-Дочь. Это соответствует паре Деметра-Кора. Подобное разделение можно наблюдать в различных местах, где встречаются две формы Афины, Афродиты или Артемиды, каждый из которых имеет свои особые функции. В дополненной таким образом тетраде кабиров первое место занимает Богиня-Мать, иногда как Деметра, иногда как Юнона. На третьей ступени место Богини-Матери занимает бог-мужчина, который в наших источников называется Гермесом или Аксиеросом. Теологические спекуляции породили две следующие ступени развития, независимые друг от друга. С одной стороны, бог-мужчина, вступивший на место Богини-Матери, становится соединением трех кабиров, что означает, что тетрада кабиров становится группой из трех божеств, из которых возникает гипостатическая триада, которая сверх этого еще и становится особой, четвертой фигурой. Об этом очень продвинутом понимании дает хорошее представление мраморная табличка из Шабле; оно является очень конкретным, так как скульптор хотел выразить учение с помощью известных образов греческой мифологии.

То же развитие, что мы смогли проследить в Италии и Греции в ходе трансформации культа Горгоны, Януса и Кабиров, мы, как будет продемонстрировано, можем противопоставить также и со стороны Ирана и Индии. Даже в своих самых древних частях, в гатах, Авеста передает не древнейшую религию Ирана. Как недавно показал Найберг, и как еще ранее заметил Франц Кумон, религия гат была реакцией против культа Митры. Согласно Геродоту (I, 131), персы называли Афродиту Митрой. Тем самым кажется, что иранский Митра был порожден слиянием Богини-Матери с индоиранским богом Митрой. Здесь же Геродот говорит о том, что персы переняли у ассирийцев и арабов обычай приносить жертвы Урании. Эта Урания, без сомнения, соответсвует богине, которую индийцы называют Варуной. Таким образом, древнейшие греческие свидетельства открывают для нас культ Богини-Матери в Иране, олицетворяемый мужским божеством Митрой и женской богиней Уранией, Анахитой и т.д. Эта пара сравнима с диадами в Греции, Фригии, Сирии, которые известны под именами Афродитос и Афродита, Аполлон и Лето, Кибела и Аттис.

Реформатор Зороастр отдал первое место в ранге божеств богу Ахура-Мазда, которого Геродот отожествил с Зевсом. Эта реформа действовала на протяжении длительного времени, так как и Дарий, и Ксеркс в своих надписях взывали только лишь к Ахура-Мазде. Тем не менее, позднее, под властью Артаксеркса, древняя пара Анахиты и Митры вместе с Ахуда-Маздой составила триаду. Является ли это результатом соединения религии Зороастра со старым культом божественной пары? Разве эта новая триада не является в определенном смысле продолжением более древней группы, состоящей из Богини-Матери и ее спутников? Эти два объяснения не исключают друг друга, и каждое из них может содержать в себе часть правды.

Иные мифические фигуры встречаются нам в триаде Ахеменидов. Но теологические спекуляции в Иране начались довольно рано. В одном месте гат (яшт 30,3) сказано, что добрый и злой дух есть «правители-близнецы». Являются ли эти близнецы сыновьями Богини-Матери или мужского родителя? Вторая точка зрения больше подходит к учению гат.

Благодаря Евдему Родосскому, одному из учеников Аристотеля, нам известно, что уже во времена Ахеменидов одни признавали высший принцип касательно времени, другие — касательно пространства. Это соответствует общему развитию верований. Из «Зерван Акарана», что означает «неограниченное время», в европейских языках возникло понятие «зурванизм», как обозначение религиозной системы, проявлявшейся в основном по поздним свидетельствам. Здесь время выступает в роли высшего принципа, как андрогинной божество, порождающее все, начиная с обоих принципов добра и зла. Этот андрогинный бог, в котором мы видим заместителя Великой Богини, становится понятием, обозначающим время, в ходе процесса, который можно наблюдать в Греции. Как недавно изложил Бидез, Хронос, чье всесилие признавали в начале своей космогонии орфики, а затем и Ферекид, похоже, никто иной как Зерван Акарана, чьи всеохватывающие и неизменные законы записали халдейские жрецы, которые затем способствовали их почитанию (MelangesCapart, p. 41).

С другой стороны, переход от триады к тетраде можно увидеть в первом веке до н.э. по записям Антиоха I Коммагенского. Старая группа, состоящая из двух мужских божеств и одной богини, олицетворялась Аполлоном-Митрой, Гераклом-Веретрагной и персонификацией Коммагены. К этой триаде присоединился Зевс-Ормузд, Великий Бог, который, разумеется, занял первое место. Подобная тетрада почиталась и среди Сассанидов, но тогда женское божество звали Бедукт, дочь бога (Christiansen, LIransouslesSassanides, p.154).

Схожесть тетрады Зервана с тетрадой кабиров еще больше бросается в глаза, если рассматривать не только официальную религию, но и теологические трактаты Пехлеви. Основываясь на исследованиях Шедера, Найберг показал, что можно распознать многие триады, в которых Зерван возникает в трех различных аспектах, которые относятся к его действиям и манифестациям. Каждый раз он присоединяется к группе трех фигур, создавая таким образом тетраду. В этих группах Зерван рассматривается как бог неба или судьбы, что значит, в его соотношении с пространством и временем. Мифический образ времени присоединяется к триаде возрастов. Зерван, управляющий годами полового созревания, зрелым возрастом и старостью, обозначается как «тот, кто делает взрослым». (Ашокар и Аршокар), как «тот, кто дает мужскую силу» (Фрашокар) и «тот, кто дает состариться» (Зарокар). Когда сам Зерван присоединяется к этой группе, он создает тетраду, подобную той, что на мраморной табличке в Шабле, где Гермес присоединяется к трем богам, которые являются его тремя ликами. И также как и на этрусском зеркале Гермес и три кабира — мужчины, так и в тетраде Зервана он сам и его три ипостаси мужского пола.

Если мы обратимся к Индии, мы увидим такое же развитие верований. Во времена вед, Адити — одно из имен Богини-Матери. Боги адитьи — сыновья Адити, подобно тому, как в эллинском мире кабиры были сыновьями богини Кабиры. Этот способ обозначения богов именем их матери в обоих случаях позволяет предположить продолжение доэллинского или доарийского влияния. Уже в одной из строф Ригведы (I,. 89, 10) появляется уклон к тому, чтобы приравнять богиню к безграничности времени и пространства, отождествить ее со Вселенной:

Адити — небо, Адити — воздух;

Адити — мать, она — отец, она — сын;

Адити — все боги и пять видов созданий,

Адити — то, что уже родилось,

Адити — то, что еще должно родиться.

Но в Индии, как и везде, значителен разрыв между народной мифологией и ученой теологией.

Один из текстов Упанишад показывает, как понятие единого принципа было приведено в соответствие с мифом о паре создателей. Согласно Brh.aran. UpI. 4, 1, первое существо распалось на два существа человеческой формы, на мужчину и женщину. Они оба соединились и создали человечество. Затем они приняли формы животных, и «породили все, что спаривается, вплоть до муравьев». Здесь есть четкое напоминание об изначальном андрогине, который разделился на два разнополых существа. Упанишадам знакома космология гуны, что учит о Вселенной как о трех мирах — небо, воздух и земля, которые возникли из соединения трех стихий, огня, воды и земли. К трем мирам нужно присоединить только лишь Великую Богиню или ее мужского заместителя, чтобы получить тетраду; это те же мысли, что и лежат в сути Упанишад. Праджапати, Бог-Создатель, согревает миры, чтобы породить триады, представленные стихиями, ведами, магическими слогами и т.д. Суть Праджапати, тем самым — тепло (тапас), принцип всего сущего. В Chand. Up. V. 10,1, праведники обозначены как «те, кто почитают богиню Сраддха как тапас», и я уже доказал в прошлом году на этом же месте, что Сраддха — это Великая Богиня. Праджапати, создатель, чья сущность есть тапас, тождественен Великой Богине, и тапас, единственный принцип, составляет вместе с тремя стихиями тетраду. Праджапати, тождественный Великой Богине — Одно, то, что присоединяется к Трем — трем стихиям или трем мирам.

Мы можем бесконечно следовать этими разветвленными тропами, так как эти мысли были приняты в индийскую теологию. В Атхарва-Веда и эпической литературе бог, правящий над всеми живыми существами, тождественнен «кала», времени и судьбе, и превосходство «кала» выражается в мифологии, которая очень отличается от учения Упанишад. Тетрада появляется до начала христианского летосчисления в очень различных религиозных системах.

Патанжали, который, возможно, писал около 150 г. до н.э., указывает на четыре формы Кришны. Теология кришнаизма знает в своем полном развитии четыре «вьюха», или ипостаси высшего Бога: Вашудева, Самкарсана, Прадьюмня и Ануруддха.

В древнем буддизме Брахма занимает место высшей сущности. Конечно, в канонической литературе он уже утратил заметную часть своей значительности. Тем не менее, в одном из архаизированных текстов, таком как Махасамая суттанта, пар. 20, Брахма составляет тетраду, так как принято различать Махабрахма, великого Брахму, и его трех сыновей, которые на самом деле есть три отображения и эманации высшего бога: Субрахма, Параматта и Санамкумара.

Взглянем еще раз на путь, который мы прошли. Проблема, которую мы подвергли рассмотрению, наполняет всю историю религий. Ее можно очертить следующим образом: как из примитивных культов возникли великие всеобщие религии? В этот вопросе есть два главных аспекта: с помощью какого развития религии, которые были в состоянии собрать вокруг себя все человечество, оттеснили множественные локальные культы? Как материальные объекты, такие как камни и деревья, растения и животные, освободили место чистому, вечному и вездесущему Духу? Мы увидели, что в ходе этого развития на переднем плане стояло почитание Великой Матери. В первом докладе мы уделили особое внимание первому аспекту. Мы пронаблюдали за тем, как на место сил локального роста вступило божество, чье могущество постепенно расширялось, пока оно не распространилось на весь мир. Во втором докладе мы исследовали суть Богини, которая сначала олицетворяла рост определенного места, затем стала дарительницей плодородия, и наконец стала символом неизменного хода небесных тел, непреодолимой власти судьбы. Тем не менее, не будет ошибочным заметить, что наше внимание в отношении обоих этих аспектов занимала одна и та же проблема: постепенный переход от частного к общему.

У этого вопроса есть еще и третий аспект, которым я сегодня еще не занимался, но на который тем не менее хотел бы указать. Религия — это не просто концепция Вселенной, для людей она еще и средство к освобождению. Когда человек помещал разумных божеств на место бессознательных, инстинктивных сущностей, которым он поклонялся до этого, он прокладывал путь для себя самого и для общества к господству сознания и разума. Когда необузданная чувственность азиатских богинь сменяется супружеской любовью Изиды и Осириса, когда неизменная закономерность небесных тел вступает на место жестокой своенравности и кровожадности богини смерти, это происходит из-за того, что человек пытается в той или иной мере установить нравственный закон, обуздать инстинкты и насилие, и получить свободу. Человечество соединила это продвижение и общность всех людей в любви к единому богу, но полностью осуществить это все в реальности не удалось. Можно ли, в таком случае, говорить о неудаче религий? Это было бы суждением, подобным мыслям дикаря, который, видя закат солнца, верит в его затухание. Религия — это феномен, превышающий наши способности к пониманию. Мы можем знать о ее прошлом, но ее будущее лежит для нас в потемках. Если создатели мифов и теологи и сказали свое последнее слово, все же — как мы можем предположить — это стало началом времени философии, и философия есть продолжение религии.

Пер Nightingale