Миранда Шо

Страстное просветление. Женщины в тантрическом буддизме

РУКОВОДСТВО ПО ТРАНСЛИТЕРАЦИИ -

Санскритские слова, которые имеются в английских словарях, обычно приводятся без диакритических знаков и курсива (например: карма, мантра, йоги, йогини). Для удобства читателей книги я старалась везде, где это возможно, использовать английские слова. В индийском контексте я обычно привожу в самом тексте или в примечании санскритский термин. Когда же контекст тибетский или гималайский, даются санскритский и (или) тибетский термины.

Тибетские слова даны в транслитерации по системе Уайли. Те немногие тибетские имена, которые встречаются в тексте, пишутся без дефисов и в соответствии с широко распространенным и узнаваемым употреблением (например: Цонгкапа, Миларэпа, Речунгпа). В случае иных тибетских имен собственных, таких как названия текстов, школ и менее известных личных имен, тибетские слова пишутся в транслитерации и через дефис.

Последователи Тантры имеют множество имен, что порождает трудности в их идентификации, и особенно это касается обычая именовать людей в честь великих учителей прошлого. Эта трудность осложняется многообразием написаний, встречающихся в санскритских и тибетских источниках. Поэтому было необходимо унифицировать имена при отсутствии уверенности в том, как они звучали первоначально.

Обычно тибетцы добавляют к санскритским именам суффикс -па, который помогает различать среди слов имена. Иногда я сохраняю этот суффикс, когда он стал частью общепринятой формы имени и читатели находят его именно в таком виде в других произведениях и указателях (например: Наропа, Луи-па, Тилопа), но в случае менее известных лиц и там, где это возможно, я этот суффикс опускаю.

Ссылки на издания санскритских и тибетских текстов, на которые опирается перевод, приводятся в концевых примечаниях. В большинстве случаев я обращалась ко многим вариантам, но в примечании указан только один, поскольку это облегчит задачу для любого исследователя, который пожелает проследить за ходом моей работы. Что касается тибетских канонических текстов, мое первое предпочтение было отдано изданию Деге (sDe-dge); однако в некоторых случаях по причинам доступности, удобочитаемости или значительных отклонений я делала перевод по другому изданию и указывала его в концевых примечаниях и в библиографии. Номера по изданию Деге, использованные в примечаниях и библиографии, соответствуют каталогу Тохоку издания Деге, в то время как номера Пекинского издания и указания на листы соответствуют изданию Отани. Все переводы выполнены мной, за исключением тех, где имеются соответствующие сноски.

СТРАСТНОЕ ПРОСВЕТЛЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Поиски следов небесных танцовщиц

Всякий, кто станет читать тантрический текст или зайдет в тантрический храм, сразу же столкнется с ошеломляющим сонмом поразительных женских образов. Он откроет для себя пантеон женских будд и целое воинство просветленных существ женского пола, называемых дакини (dakinl). Дакини взмывают ввысь и летают, не стесняемые одеждами, с развевающимися волосами. Их тела изгибаются в танце, глаза сверкают страстью, восторгом и яростной силой. Почти слышишь мягкое постукивание их замысловатых костяных украшений и ощущаешь ветерок, поднимаемый их радужными шарфами, когда они парят над ландшафтом, приметы которого характерны для буддийской Тантры. Эти безудержные создания наслаждаются всеми видами свободы. В тантрической литературе предстает образ йогини, наделенной магическими силами, всемогущей волшебницы, способной принимать какой ей вздумается облик, и просветленной женщины, которая одним лишь точным слоном или жестом может помочь человеку пережить проблеск прямого переживания реальности.

Эти женские образы с их духом свободы и кипучей страсти внушают ощущение совершенного владения духовной силой. Они пробудили мой первоначальный интерес к традиции Тантры и были путеводной звездой на протяжении всех моих исследований. Мне кажется, что йогини, — украшение тантрической литературы, посылающие нам свои неотразимые взоры с образцов тантрической живописи и скульптуры, могут быть свидетельством роли женщин в буддийской Тантре — их исторического существования, духовного освобождения и мистической проницательности. Данное исследование явилось плодом моих поисков женщин, вдохновлявших и помогавших создавать эти влекущие женские образы.

Многие толкователи тантрического искусства и литературы утверждали, что положительные женские образы не отражают жизни или достижений реальных женщин. Историкам скорее представлялось, что тантрический буддизм был жестким направлением, в котором женщинам в лучшем случае отводилась маргинальная я подчиненная роль, а в худшем — роль су-пи, in униженных и эксплуатируемых. Преобладающая точка зрения заключается в том, что роскошным йогиням тантрической иконографии на человеческом уровне соответствовали презренные проститутки и женщины низких каст, использовавшиеся в ритуальных целях. Такое мнение неудивительно, поскольку утверждения, недооценивающие духовную жизнь женщин, встречались во всех областях исторической науки, пока не были предприняты обширные исследования на эту тему. Например, похожие утверждения о низком статусе женщин в средневековой христианской Европе существовали до тех пор, пока несколько десятилетий назад первая струйка интереса к истории не превратилась в бурный поток всё более специализированных и методологически разработанных исследований. Подобные утверждения напоминают мнение, сложившееся о женщинах австралийских аборигенов, которое было развеяно, когда этнографы открыли богатый мир женских мифов и ритуалов, где мужчинам не уделяется никакого места. Поэтому исходные предположения о маргинальном положении женщин в тантрических сообществах не должны мешать более глубоким исследованиям: они лишь подчеркивают необходимость дальнейшего изучения этого вопроса. Данная книга бросает вызов преобладающей точке зрения о месте женщин в буддийской Тантре, выдвигая новые исторические и текстуальные свидетельства и приводя новые толкования центральных тем и понятий в свете этих доказательств. Существуют многочисленные свидетельства о том, что женщины принимали активное участие в развитии Тантры. В тантрических жизнеописаниях мы видим портреты смелых, прямых, независимых женщин. Тантрические тексты предписывают уважать женщин, служить им и почитать в ритуалах. Литература Тантры знакомит нас и такими практиками, которые выполняют исключительно женщины, и с такими, в которых мужчины и женщины участвуют совестно. В теории Тантры выдвигается идеал сотрудничества, таких отношений между мужчинами и женщинами, которые направлены на освобождение. Там, где существовавшие Прежде оценки практик, учений, взаимоотношения полов и социальных групп были сочтены неадекватными, они были подвергнуты критике и либо изменены, либо отвергнуты, дабы пронести последующий анализ.

НАУЧНЫЙ КОНТЕКСТ

Буддийские исследования отстают от исследований в других областях в плане изучения проблем пола. Мужское доминирование очень долго считалось постоянным и неизменным принципом в буддийской истории. Поскольку женщины присутствовали во все эпохи буддийской истории на протяжении двух с половиной тысячелетий и их присутствие неизбежно оказало влияние на становление этой традиции, вряд ли стоит пренебрегать этой гранью буддийской истории. Если речь идет об индо-тибетском буддизме, то некоторый прогресс в женском вопросе был достигнут в раннем буддизме, монашестве, и буддизме Махаяны. Следует также указать две статьи, в которых была начата серьезная дискуссия на тему положения женщин в индийской буддийской Тантре, а также работы, уделившие внимание тибетским монахиням и йогиням-мирянкам.

Сосредоточиваясь на теме места женщин в буддийской Тантре в Индии, данная работа закладывает основу для проведения различия между отношениями полов на индийском этапе развития этого учения и теми, что имели место в тибетской истории. Появление могущественных буддийских династий, консолидация жреческой иерархии, господствовавшей в экономической и политической жизни страны, введение системы перерожденцев, позволившей иерархам мужского пола воспроизводить себя без нужды в браке, и расцвет субкультуры затворничества — всё то так или иначе повлияло на роль женщин, но как именно, предстоит еще изучить. Более радикальные тантрические учения такие как те, которые включают в себя сексуальные практики, встречали в Тибете сопротивление официальных кругов, что вылилось в наложение ограничений на перевод смущающих текстов. Тем не менее, в Стране Снегов сохранился и расцвел весь спектр тантрических учений. Тантрический идеал объединения со всем и утопическое видение мужчин и женщин как спутников в духовных поисках — словно тлеющие угли, способные вспыхнуть, лишь только учитель или культурное окружение между сторонниками и противниками целибата, духовными властями и харизматическими лидерами, а также иерархические и эгалитарные тенденции весьма способствовали жизнеспособности тибетской традиции. В данной книге рассматривается и то, насколько в Тибете помнят женщин-первооткрывательниц тантрического движения их духовные наследники и верят в их начинания.

Эта книга, стоя в ряду всё более расширяющейся литературы о женщинах и религии, дает материал, необходимый для межкультурного исследования в таких областях, как объяснения пола, индивидуальности, тела, сексуальности и ритуала. В области феминистской теологии некоторые ученые выдвигают буддийские принципы, которые могут дополнять, обмениваться информацией с западным феминизмом, и главное, предлагать альтернативные модели личности и силы. Эти ученые — главным образом, Анна Кляйн и Рита Гросс — сосредоточиваются на основных понятиях буддийской философии и психологических откровений, таких как буддийское понимание отсутствия «я», взаимозависимость и опыт созерцания. Этот диалог может быть обогащен тантрическим пониманием воплощения, экстаза, а также трансформации страсти и интимной близости.

Одна из главных целей данной книги заключается в том, чтобы дополнить религиозную историю индийских женщин главой о буддийской Тантре. В изучении женщин и религии в Индии, как и в других странах, прежние мнения пересматриваются и опровергаются благодаря пристальному вниманию к жизни женщин и к способам их самовыражения в религиозной сфере. Индологи прошлого были склонны рассматривать как нормативную и типичную лишь мужскую религиозность. Многие факторы способствовали тому, что эти ученые не имели никакого представления о существовании религиозной деятельности женщин. Среди таких факторов — некритическое принятие сообщений информаторов при сборе материала, невольное участие в полемике, отсутствие доступа на собрания и религиозные практики женщин (особенно в таком весьма дифференцированном по признаку пола обществе, как индийское), а так же предпочтение письменных источников в ущерб изучению ритуалов и устных традиций. Ученые начали документировать существование в Индии религиозных традиций, где роль хранительниц сокровищ культурного знания, ритуалов и медитации, устных и местных традиций принадлежит женщинам. Впечатляющие результаты таких новейших изысканий показывают, что духовная история индийских женщин только начинает раскрываться.

Тантра как в индуистской, так и в буддийской ее разновидности представляется полем деятельности, где индийские женщины могли участвовать в религиозных занятиях свободно, серьезно и по собственной инициативе. Таково убеждение в первую очередь индийских ученых и таких представителей западной науки, как сэр Джон Вудроф и Лилиан Силберн, которые провели много времени в Индии в качестве тантрических учеников. Эти местные и западные ученые сообщают, что женщины в тантрических традициях могут быть учителями (гуру) и исполнять ритуалы посвящения, а в некоторых тантрических линиях передачи, полученные от женщин-гуру, считаются даже более ценными. Кроме того, утверждают, что от тантристов-мужчин требуется уважать, почитать женщин и ритуально им поклоняться. Принимая во внимание обычно высокий статус женщин в тантрических сообществах, некоторые индийские ученые предполагают, что Тантра (как индуистская, так и буддийская) происходит от жриц и шаманок матриархальных родовых и деревенских общин.

Редкие сообщения из первых рук дают интригующие намеки на то, что женская традиция в Тантре жива. Например, свирепые тантристки традиции Шакта (sakta) и Вайшнава (vaisnava), отвечая на вопросы антрополога Бхоланатха Бхатта-чарьи, выказали полное отсутствие раболепства перед своими спутниками-мужчинами и развеяли все предположения, будто они практикуют Тантру ради кого-то иного, кроме самих себя.17 (Обирая антропологический материал о женщинах-аскетах в Бенаресе, Линн Дентон обнаружила, что тантристки не подчиняются никаким социальным условностям и вольны откровенно выбирать себе партнеров и образ жизни. Браджамадхава Гжаттачарья в духовной автобиографии описывает наставления и посвящения, которые он получил от своего тантрического Гуру — Женщины в Шафранном, торговки кокосами в его родном селе, которая давала ученикам посвящения и учила без помощи какого-либо авторитетного мужчины. Научные описания сексуальной йоги в кашмирском шиваизме, выполнены индологомЛилиан Силберн, обогащенные учениями, которые она получила при посвящении, показывают полную равноценность посвященных мужчин и женщин в выполнении высоких практик кундалини (kundalinl), в которых оба партнера должны обладать достаточным мастерством и от которых они получают равное благо. Эти исследования, хотя и не напрямую отвечают на вопрос о месте женщин в буддийской Тантре к средневековой Индии, подтверждают, что женщины могут быть активными, самостоятельными участницами тантрического учения.

Эти положительные утверждения местных и других заинтересованных ученых не находят никакого отклика в западной науке, освещающей буддийскую Тантру. Описывая реформистскую направленность этого движения, ученые подчеркивают его радикальные и уравнительные тенденции, однако, когда речь идет о женщинах, они говорят об их угнетении и эксплуатации, никак не объясняя такой вопиющей непоследовательности. Большинство западных исследователей убеждены, что подлинными, глубокими практиками Тантры были мужчины, а женщины лишь допускались к ритуалам, когда мужчинам требовались их «услуги». Эти авторы отзываются о тантрических йогинях уничижительно, даже презрительно:

Партнерша... в сущности, использовалась как средство достижения результатов, которые обретал сам йогин.

Складывается впечатление, что они [мужчины] — главные действующие лица, а их спутницы — пассивные участницы, нужные только для того, чтобы способствовать возникновению духовного прозрения со стороны [sic] йогинов.

В...Тантре ...женщина — орудие, чужеродный объект, не имеющий возможности взаимного или реального общения.

Цель садханы (sadhana) Сахаджаяны (Sahajayana)... уничтожить женское.

Предполагается...что женщин привлекают для каждого отдельного случая и делают их участницами собрания.25

«Потаскушка», или долби (dombl), — женщина презираемой, шшкой касты дом, представительницы которой зарабатывали на жизнь стиркой, торговлей и проституцией... Тантрические йогины использовали их для выполнения сексуальных ритуалов.

Роль, исполняемая в тантрических «оргиях» (чакра: cakra; тантрическое «колесо») девушками низкой касты и куртизанками, хорошо известна. Чем более порочна и развратна женщина, тем больше она подходит для этого ритуала. Их присутствие было необходимым для проведения психосексуальных ритуалов, а их поведение обычно было столь разнузданным и непристойным, что они по праву именовались ведьмами.

Подобные же заявления делались по адресу женщин и Тантры в целом:

Их отношение к женщине: ...ее следует использовать как ритуальный предмет, а потом отбросить. Главная роль женщин в тантрическом культе Шакта заключается в том, чтобы служить партнершами (шакти: sakti; души: duti) мужчин-посвященных.

Все эти голословные заявления приводятся как нечто очевидное, без документальных подтверждений или анализа. Сценарий, предлагаемый этими учеными, всегда одинаков. Мужчины — это те, кто занимается духовными поисками, а женщины — «пассивные дополнения», которых «применяют», «используют» и «употребляют» как «ритуальный предмет» или «чужеродное тело». Разумеется, мужчины имеют духовные помыслы, а женщины — нет. Что касается поведения женщин, то их награждают такими эпитетами, как «потаскушки», «распутницы», «порочные и развратные», «разнузданные и непристойные». Хотя этот сценарий, по-видимому, был придуман, чтобы возвысить мужчин как истинных практиков традиции, его непредусмотренным результатом стало создание образа жестоких, эгоистичных йогинов-тантристов, которые в погоне за своим духовным совершенством используют что угодно — даже тела других людей.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ

Неизменная разница между местной и западной точками зрения на последовательниц Тантры весьма заметна. Несколько теоретических исходных положений стали своеобразной линзой или призмой, которая преломляет образы так, как этого ожидают. Ныне такое преломление известно как схема колониального отношения к аспектам жизни Индии, которая казалась страной непостижимой, враждебной или неисправимо чуждой. II.«пример, уничижительная оценка женщин, практикующих Тантру, является отголоском колонизаторского мнения о том, что индийские дэвадаси (devadasl) — это «храмовые проститутки». Эти женщины, которые были художницами, учеными, исполнительницами ритуальных танцев и богослужений, представлялись взгляду колонизаторов неким неведомым и раздражающим явлением. Поскольку британские чиновники и миссионеры были неспособны понять духовной роли этих храмовых служительниц, они заклеймили их как «шлюх» и «развратниц» и объявили традицию дэвадаси вне закона. Их мнение отражало не только отсутствие у них знания реальной жизни порабощенного ими народа, но и глубокую антипатию к некоторым из его культурных ценностей. Такие взгляды преобладали до самого недавнего времени, пока антропологи, исследовав жизнь немногих сохранившихся дэвадаси из Пури в прибрежном штате Орисса, не обнаружили традицию существования экономически независимых, образованных и почитаемых храмовых танцовщиц, ритуальное служение которых было весьма необходимым для поддержания хорошо организованного индийского государства. Как воплощения женских божеств и энергии, танцовщицы получали за свое служение щедрые дары, и для верующих была священна даже пыль с их ног.

Анализ колониального противостояния в Индии показывает, в чем разница между колониальным и местным мировоззрениями, если иметь в виду черты, которые, по их мнению, отличают мужчин и женщин. Индийское мировоззрение не является отражением западных ценностей, а включает в себя глубокое уважение и почитание магических способностей и божественных сил, таящихся в женщине. Это почитание особенно характерно для частично совпадающих друг с другом мирон Шакты и Тантры, в которых обитают дэвадаси и женщины буддийской Тантры. Возможно, научная характеристики inn инь буддийской Тантры как «потаскух», «распутниц», (Порочных и развратных» обнаруживает следы викторианского толкования по поводу не только сексуальной жизни женщин вне брака, но и религиозного возвышения и почитания женщин. Теолог Ханс Кюнг признаёт, что религиозное поклонение перед женщинами настолько противно иудейским и христианским ценностям, что ставит главную преграду для понимания:

Христианским теологам особенно трудно обсуждать...шактистский тантризм с его ориентацией на женскую энергию или божество...Невозможно не заметить, что все тантрические системы, а особенно шактистские практики, христианству полностью чужды, более чужды, чем что-либо иное известное нам в буддизме или индуизме.

Отчасти такие воззрения чужды потому, что в них находит свое отражение культурный мир, жизнь которого определяют совершенно иные пары противоположностей, чем те, на которых строится толкование Тантры на Западе. Индийское общество и религия вращаются вокруг представлений о чистоте и загрязнении, благоприятном и неблагоприятном; они не разделяют преобладающего на Западе противопоставления природы и культуры, материи и духа, человека и божества. Ассоциация женщин с «природой», «материей» и «человеком» — особенно в качестве менее ценной половины этих парных противоположностей — здесь совершенно неуместна.

Чтобы судить о женских духовных практиках в буддийской Тантре, от исследователя требуется правильно определить области их культурного значения, а не подгонять под свое понимание пола, сексуальности и энергии. Герберт Гюнтер относит ту систему толкования, о которой говорилось выше, к «западной психологии доминирования», которая выливается в то, что он называет «западными параноическими мнениями о тантризме», а именно представление об озабоченности «параноика, одержимого своей половой потенцией и усилиями заполучить желаемое». Приведенные здесь интерпретации действительно породили особые западные, запутывающие своей упрощенностью андроцентрические схемы отношения полов: мужчины — активные деятели, женщины — пассивные жертвы; эксплуататоры-мужчины обладают властью, эксплуатируемые женщины бесправны; сексуальные подвиги мужчин достойны восхищения, а женский промискуитет заслуживает осуждения; мужчин оценивают с точки зрения интеллектуальных и духовных критериев, а женщин — лишь биологических. Такие противопоставления имеют явно европейское происхождение, что не позволяют приписывать их без разбору всем культурам. Кроме того, такое толкование предполагает конфликтные, антагонистические отношения между полами и неизбежное доминирование одного над другим при любом общественном устройстве, что опять-таки неприменимо к иным культурам.

Неразборчивое применение сугубо западных категорий не принимает во внимание природу особенностей отношения полов, полностью определяемых культурой. В других культурах имеется совсем иное понимание пола, силы, статуса и духовных достижений. Не существует межкультурного единообразия отношений полов, которое позволило бы говорить исходя из глобальной, антиисторической, уравнительной точки зрения, не учитывая особенностей их статуса и прав в конкретной культуре. Антрополог Шелли Эррингтон считает неадекватным применение упрощенных моделей для описания сложности взаимоотношений полов, существующих во всем мире: «В лучшем случае, никакая простая схема или критерий высокого или низкого статуса не может быть мерилом статуса и власти женщин независимо от конкретной культуры. В худшем случае, наши наиболее бессознательные представления о «власти» и «статусе», возможно, необходимо перевернуть на сто восемьдесят градусов, если мы собираемся понять отношения между мужчинами и женщинами в разных частях мира». Доминирование, эксплуатация и власть — это весьма изменчивые категории, которые редко точно соответствуют категориям, относящимся к полу (например: мужчины обладают властью, они - эксплуататоры женщины не обладают властью, они — эксплуатируемые и т. д.), но, скорее, образуют сложную систему переменчивых ситуаций.

В цитировавшихся выше точках зрения на женщин и тантрический ритуал навязывается не только западное понимание иола, сексуальности и власти, но и более фундаментальные представления о личности. Постулируется ситуация, где женщины обезличены и эксплуатируемы. Утверждение об обезличивании женщин строится на представлении о том, что они обладают индивидуальным «я», как оно понимается в контексте западных представлений. Такое понятие «я» предполагает, ЧТО «я» - это облеченная в плоть субстанция, которая может претерпеть некоторые изменения, но, тем не менее, сохраняет свое торжество и остается некой ограниченной сущностью на протяжении всего срока жизни. Такое представление о «я» делает процесс овеществления, или опредмечивания, превращающего «я» в «вещь», «объект», «продукт», который другой человек может «использовать» как средство достижения своих целей. Это опредмеченное «я» расходится с традиционным индийским и буддийским пониманием личности. Более того, такое упражнение в «предметном фетишизме» или утилитарной логике, которая считает, что тело женщины использовалось мужчинами для достижения своих целей как физический инструмент, подразумевает картезианскую двойственность ума и тела, раздельность духа и материи, которая чужда индийскому контексту с его гораздо более динамичным, гибким и органичным пониманием живых существ и их богатого гармоничного взаимодействия: ритуального, общественного и биологического.39 Применение к средневековой индийской традиции категорий, свойственных Западу, — например, атомистического представления о вещественном «я», — неизбежно выльется в искаженный анализ, хотя это искажение, скорее всего, останется незамеченным из-за интуитивной близости таких категорий для западных авторов и их читателей. Трудно осознать структурные принципы собственного мышления; однако для интерпретации буддийской Тантры и роли в ней женщины требуется учитывать собственное традиционное понимание женского начала и отношения полов.

Я утверждаю, что буддийская Тантра предлагает модель не эксплуатации, а взаимодополняемости и обоюдности. Тантрические тексты не предлагают узаконить угнетение женщин или использование их в сексуальном плане, а, наоборот, побуждают видеть в женщине опору, источник духовной силы. В них проявляется высокая оценка, уважение к женщинам, о чем пойдет речь в последующих главах, а также выказывается подлинное стремление обрести и выразить надлежащее почтение к религиозно продвинутым, обладающим духовными силами женщинам. Западные ученые принимали это стремление за доказательство того, что методы Тантры, эксплуатируя женщин, служат освобождению одних лишь мужчин. Данная же книга выдвигает иное толкование.

В тех интерпретациях, которые приводились выше, категории, свойственные западной культуре, были возведены в абсолют и применены к тантрическому контексту без выяснения, созвучна традиция Тантры этим соображениям или же предлагает в корне иное понимание возможностей раскрепощающих отношений между мужчинами и женщинами. Нет никакой очевидной нужды прибегать к этноцентрической евро-американской схеме толкования, потому что традиция буддийской Тантры высказывается по поводу отношений мужчины и женщины весьма ясно. Данное исследование продемонстрирует, что буддийская Тантра предоставляет четкое понимание женского и мужского начал, а также идеальных, преобразуемых в духовные, взаимоотношений, которые могут быть достигнуты между ними. Авторы классических текстов йогини-тантры (yoginl-tantra) обсуждают эти ключевые вопросы достаточно подробно.

Кроме того, представители традиции Тантры создали глубокие произведения, где точно описывали воплощение, которое понимается не как «душа» в «теле», в как многоуровневый континуум ум-тело, обладающий телесностью, чувствительностью, способностью познавать и духовностью, уровни которого тонко переплетены и интерактивны. Это невещественное «я» видится не как нечто ограниченное или как статично сущее, но как вместилище энергий, сокровенных ветров и пламени, растворения, плавления и течений, могущих производить поразительные преображения в воплощенном переживании и устанавливать мост между человеком и божеством. Именно в свете этой модели динамичного, проницаемого, не ограниченного косными рамками «я», следует толковать парадигму буддийской Тантры. Герберт Гюнтер, наряду с другими западными учеными, поместил присущее Тантре духовное партнерство в контекст буддийской метафизики, и данная книга продолжает анализ в том же ключе.

МЕТОДОЛОГИЯ

Принципы толкования, которые я сочла наиболее полезными, — это те, что были выдвинуты в контексте феминистской историографии, особенно в трудах Герды Лернер, Элизабет Шусслер Фиоренца и Джоан Скотт. Один из принципов, в котором феминистские историки, — это потребность заявить о женщинах как об историческом факторе, то есть сосредоточиться на том, как они действовали сами, чем на том, что с ними делали, а так же изучить, как женщины относились к событиям не как относились к женщинам. Поэтому один из принципов, на которые я опираюсь в своей работе, заключается в том, чтобы рассматривать женщин как активных творцов истории и интерпретаторов собственного опыта, а не как пассивные объекты или жертвы истории. Женщины обладают способностью допускать события или не допускать их; они использовали символы и толкования, исполняли и вводили в обиход новые ритуалы и практики медитации, были писателями и учителями, знатоками духовных вопросов и просветленными наставниками. Поэтому моим намерением было по возможности раскрыть и показать движущие и творческие способности, а также самосознание женщин буддийской Тантры. То, как мужчины могут рассматривать женщин или относиться к ним, интересует меня лишь постольку, поскольку это проливает свет на движущие силы пола.

Существенно важно обратиться к историческим свидетельствам выдающихся женщин, чье значение может быть измерено с точки зрения условных историографических моделей, но необходимо также и по-новому оценить степень исторической важности, дабы учесть здесь жизнь и заботы женщин. Требуется обновление распространенных исторических моделей, чтобы они смогли охватить деятельность, внесенный женщинами вклад и их точки зрения. Историкам также необходимо оценивать события и движения в свете участия в них женщин. В стремлении воссоздать историю женщин важно осознавать, что культурные ценности зачастую являются совместным творением мужчин и женщин. Что касается буддийской Тантры, то здесь требуется признать, что точка зрения женщин на традицию Тантры и их участие в ней содержится не только в текстах, написанных женщинами, но и в литературе, созданной общинами, частью которых они были. Поэтому я рассматриваю тантрические тексты и иконографию как итог труда сообщества мужчин и женщин, а не одних только мужчин. Рассматривая их как свидетельство опыта и прозрений как мужчин, так и женщин, мы получаем совершенно другое толкование, чем при попытке считать их результатом творчества мужчин, которые по своей философии, нравственности и поведению неотличимы от избранных групп современных представителей Западной культуры.

Исторические исследования, посвященные женщинам, могут отталкиваться от иных допущений, чем те, что имеются в общепринятой истории. Одно из отличий заключается в том, что о жизни женщин сохранилось очень мало письменных свидетельств. Поэтому, хотя имеющаяся информация о женщинах не может считаться представительной в количественном отношении, но, по словам Элизабет Шусслер Фиоренца, «ее следует воспринимать как вершину айсберга, указывающую, сколько исторических данных мы утратили». Даже если документы прошлых времен оказываются безнадежно андроцентрическими, это нельзя принимать за доказательство того, что женщины не принимали активного участия в историческом процессе или не имели собственной точки зрения на свою жизнь. Андроцентрические источники не обязательно отражают реальность жизни женщин, однако они сообщают кое-что об окружении, в котором им приходилось жить.

Таким образом, данное исследование составляет часть усилий по обнаружению религиозной литературы, написанной самими женщинами, их воззрений, практик и самосознания. Чтобы попытаться восстановить историю женщин, необходимо сначала собрать все свидетельства, оставленные женщинами: произведения искусства и ремесел, надписи, автобиографии, трактаты, художественные сочинения, фольклор, письма и произведения устного творчества.49 Эти документы составляют основу для системы интерпретации, и в свете этого можно толковать свидетельства, не исходящие непосредственно от женщин. Согласно историку Элизабет Шусслер Фиоренца, «исторически адекватный перевод и толкование андроцентрических текстов... должны не рассматривать тексты, имеющие явное отношение к женщинам, как разрозненные осколки в андроцентрической картине, но создать четкую феминистическую модель исторической реконструкции, благодаря которой они стали бы светом и красками, из которых может сложиться феминистическая картина».

Выявление гиноцентрической картины зачастую требует творческого применения приемов герменевтики, позволяющих извлечь из текстов информацию о женщинах. Иногда сведения о женщинах и их точках зрения можно воссоздавать, выходя за рамки высказываемых в тексте утверждений и пытаясь представить себе тот мир, в котором этот текст бытует, противоречия, на которые он откликается, практики или общественное устройство, которые в нем стремятся утвердить, и положения, которые в нем не излагают. Например, содержащаяся в танттрах классификация женщин была создана как андроцентрическая, поскольку она отражает желание мужчин выявить определенные типы женщин и тем самым выразить скорее мужские интересы, чем женские. Однако эти выдержки можно рассматривать с разных точек зрения. Одна точка зрения — это взгляд йогина, отыскивающего йогини конкретной разновидности. Однако нужно также исследовать историческую среду, которая сделала бы такую встречу необходимой, и одна из возможных причин — это традиция, согласно которой мужчины идут в ученики к женщинам. Кроме того, легко представить себе картину с точки зрения искомой таким образом женщины, потому что в текстах описывается, как мужчина должен к ней подойти, что он должен ей поднести, какие формы уважения или почитания ей выказать. Таким образом, эти выдержки можно рассматривать как сведения о том, чего тантрики-женщины требовали от учеников-мужчин, и как основу, опираясь на которую, они могли бы заявлять свои права на полагающуюся им дань. Хотя эти отрывки отвергали как андроцентрические и непригодные для задач феминистического переосмысления, на самом деле они дают богатую информацию о женщинах и об отношении полов в традиции Тантры. Поэтому термин «андроцентрический» относится скорее к способу понимания текстов, чем к ним самим. Хотя иногда приходится критиковать прежнее понимание, данное исследование больше посвящено непосредственной задаче: воссоздать мир, породивший эти тексты, и определить, какое место занимали в нем женщины.

Это исследование опирается на ряд источников, в том числе на произведения, написанные женщинами, тантрические тексты, индийские и тибетские традиции комментариев, устные традиции и материалы, собранные в экспедициях. Самые основательные свидетельства о женщинах в буддийской Тантре происходят из литературных произведений самих женщин. В данной книге использованы приблизительно сорок написанных женщинами текстов, которые были обнаружены мной в ходе архивных изысканий. Поиски текста, написанного женщиной, обычно отталкивались от имени конкретной женщины или от упоминаемого в другом источнике сочинения той или иной женщины. Иногда для поисков женских имен и указаний на женский пол автора использовались каталожные списки авторов. Так было обнаружено много кандидатов на роль автора-женщины. Следующим шагом было определить, где текст был написан, и просмотреть его. На этой стадии отсеялись многие тексты, если только колофон или содержащиеся в тексте доказательства, — а лучше то и другое, — не подтверждали авторство женщины. Затем привлекались другие виды подтверждений, например, упоминание о жизни этой женщины или о ее учениях в других источниках. Около одной пятой аннотаций указывали на тексты, относительно которых можно было бы подтвердить несколькими дополнительными доказательствами, что их авторы — женщины или что это учения женщин, записанное их учениками. По завершении этой черновой работы, которая заняла несколько лет и проводилась на двух континентах, начался еще более ответственный процесс, а именно знакомство с целым рядом литературных форм, тем и практик медитации, чтобы получить возможность читать разнообразные специальные произведения. Потом потребовались дополнительные исторические и полевые исследования, чтобы изучить историческую роль и сохранившееся доныне влияние этих произведений. Эти исследования оказали неоценимую помощь, позволив понять религиозные практики женщин, их учения и уровень познаний.

Кроме того, такое изучение опиралось на обнаруженные тексты, созданные в общинах, составной частью которых были женщины. Наиболее уместны для этого исследования эзотерические тексты под названием йогини-тантры и махайога-тан-тры (mahayoga-tantra; далее упоминаются собирательно как анут-тарайога-тантры (anuttarayoga-tantra), или «тантры непревзойденной йоги»), поскольку именно в них описываются духовное партнерство между мужчинами и женщинами и сексуальное соединение как средство духовного преображения. Хорошо известно, что главные тексты упоминаются в биографиях великих индийских учителей и занимают первостепенное место в практиках созерцания, ритуалах и комментариях во всех сферах гималайского буддизма. Главные йогини-тантры, о содержании которых здесь идет речь, это Чакрасамвара (Cakrasamvara), Хеваджра (Hevajra) и Чандамахарошана (Candamaharosana). За немногими исключениями переводы выполнены по ранее не переводившимся текстам или частям текстов. Иногда я справлялась в индийских и тибетских письменных комментариях по поводу того, как там интерпретируются женские образы. Комментарии различных школ не проявляют единодушия по этому вопросу, как и по любым другим. Таким образом, данное исследование документально обосновывает лишь одно из живых течений среди многообразия личных и коллективных мнений, существующих в этой полиэтнической традиции.

Мое путешествие было и интеллектуальным и физическим. Физическое путешествие — это полевые исследования, проводившиеся мной в течение шестнадцати месяцев пребывания в Индии, нескольких недель в Японии и шести месяцев подряд в Непале. Прежде чем отправиться в экспедицию, я письменно советовалась относительно целесообразности своего замысла с Далай-ламой и получила его официальное одобрение. Я получила от него и дополнительные советы во время личной беседы в его резиденции в Дхарамсале, Индия. Одобрение им моего проекта, а также последующее одобрение главами других школ тибетского буддизма были очень полезны для организации сотрудничества, бесед и доступа к собраниям рукописей. Кроме того, в Индии я консультировалась с индийскими историками и учеными, специалистами по Тантре, главным образом с Нарендранатхом Бхаттачарьей и Локешем Чандрой. Эти ученые поддержали мои исследования, подтвердив мое видение Тантры и поделившись со мной собственными изысканиями, а также предоставив библиотеки.

Кроме того, я совершила много поездок к многочисленным ламам и тантрическим йогинам и йогиням, чтобы побеседовать о роли женщин в Тантре, отношении к женщинам и толковании ими соответствующих отрывков из текстов. Часть этого времени я провела в одном из тибетских монастырей, а остальное — с ламой Юру в Ладакхе, в прилепившейся на карнизе скалы маленькой келье, казавшейся еще более крошечной на фоне окружающих Гималайских гор. Внизу, в скалах, находится пещера, служившая кровом знаменитому Наропе (Naropa), а все окружающие, затейливо выделяющиеся утесы просто усеяны пещерами, в которых на протяжении веков жили тантрические йогины и йогини. Это отдаленное и высокогорное место было совершенным убежищем для тех, кто практиковал самые эзотерические учения Тантры.

Экспедиционный сбор материалов по эзотерической традиции включает в себя неотъемлемые от любой экспедиционной работы исследования: наладить соответствующее сотрудничество, получить допуск в общины и на религиозные мероприятия, завоевать доверие и добиться взаимодействия с широким кругом людей. Есть и такие чисто этические задачи, как соблюдение конфиденциальности и защита интересов лиц, ее сообщающих. Однако исследования эзотерической традиции накладывают и дополнительные требования. Элементы тантрической традиции, которая интересовала меня больше всего, — поклонение женщинам и сексуальная близость как форма духовной практики — принадлежат к самым эзотерическим и строго охраняемым. Получить доступ к этой стороне традиции означает не просто отыскать соответствующие тексты. Тантрические письменные источники не содержат в себе всех необходимых объяснений, и устные комментарии считаются более авторитетными, чем печатное слово древних первоисточников. Поэтому необходимо получить непосредственный доступ к устной комментаторской традиции, тайно хранимой в умах и сердцах живых ее учителей (как мужчин, так и женщин). Но даже и достигнув этого, необходимо уважать тот факт, что те, кто рассказывает об эзотерических практиках, часто делают это при условии никогда не упоминать их имени, а по некоторым вопросам требуют и вовсе хранить полное молчание.

В контексте буддийской Тантры еще одно требование для получения эзотерических наставлений — получить посвящение. Посвящение имеет три уровня: ритуальное посвящение (абхи-шека: abhiseka), передача путем чтения текста {агама: agama) и тайное устное наставление (упадеша: upadesa). Ритуальное посвящение — это погружение телом и душой в процесс, в символическом виде сосредоточивающий в себе ту истину, которую станет переживать посвящаемая на своем будущем духовном пути. Передача путем ритуального чтения дает разрешение изучать, и ее дают, чтобы подготовить ум к обретению знания этой традиции. Я получила ритуальные посвящения по нескольким ключевым учениям и передачу путем чтения — по другим, что дало мне формальное право получить тайные устные наставления. С моей стороны, посвящение укрепило мое уважение к традиции, решимость обрести адекватное понимание и по достоинству оценить глубину учений Тантры как древней и утонченной религиозной традиции, которой на протяжении многих веков следовали и которую высоко ценили множество искренних и замечательных людей.

Я чрезвычайно благодарна за то, что ученые и практики, с которыми я встречалась, щедро делились самыми строго охраняемыми аспектами своей традиции. Несмотря на то, что я сталкивалась с формальным требованием получить посвящение, отдельные учителя сами принимали решение помогать мне и откровенно со мной беседовать, принимая во внимание всю глубину ответственности, которая лежит на тех, кто охраняет и передает эзотерические учения. Было ясно, что те, чья помощь была мне необходима, намеревались выяснить, каковы мои мотивы и насколько серьезна моя цель. Тот факт, что я была докторантом в Гарварде, был не слишком весом, поскольку большинство людей, с которыми я общалась, никогда не слышали о Гарварде. Статус ученого вызывал некоторое уважение, но сам по себе был недостаточен, чтобы служить основанием для получения тантрических учений. Однако физические трудности предпринятого мной путешествия были доказательством моего стремления к познанию, а иногда меня просили рассказать о последних сновидениях или объяснить свою мотивацию. Были и другие знаки, на которые обращали внимание, чтобы выяснить желательность оказания мне помощи. Подтверждением могли служить радуга, облако необычных очертаний или выпадение осадков.

Приведу пример: как-то раз, когда один лама раздумывал, стоит ли давать мне посвящение, мы вышли из затемненного молельного помещения и окунулись в сияние розово-золотого заката солнца над снежными вершинами Гималайских вершин. Когда мы, восхищенные ярким зрелищем, застыли у дверей, с безоблачного неба вдруг стал падать легкий снежок. Снежинки отражали цвета неба и наполняли пространство нежным, мерцающим потоком розового и золотого света. Этот неземной, волшебный снегопад продолжался пять минут, а затем также внезапно прекратился, оставив нас стоять, затаив дыхание под влиянием мистического чувства. Это выглядело как явный благоприятный знак, поданный женскими духами, именуемыми дакини, особыми охранительницами тантрического знания. Этот сверхъестественный знак одобрения позволил получить некоторые бесценные учения. В других случаях требуемыми подтверждениями являлись радуги, сновидения и другие знамения. Для моих информаторов они означали, что дакини, сами принадлежа к женскому полу, естественным образом более расположены к женщинам, чем к мужчинам, и на этот раз явно благоволят вверить передачу тайных учений йогини-тантры женщине.

Поскольку учения ануттара-йоги (anuttara-yoga), или йогини-тантры, венчают обучение Тантре, для меня было недостаточными сотрудничество с образованными людьми и практиками-новичками и даже ряд бесед с самыми безупречными учителями. В конце концов мне потребовалось руководство учителя, достигшего самого высокого уровня в практике медитации, в теории и в личной реализации. Найти такого учителя довольно трудно и еще более трудно найти того, кто пожелает учить и найдет на это время. В результате шести месяцев поисков по всей Индии я нашла учителя, который обладал необходимыми качествами, желал и имел возможность давать подробные наставления, которые мне были нужны. Моим главным наставником в экспедиции был лама Сонам Чжорпел Ринпоче, возвышенный и полный обаяния учитель школы дригунг-кагью ('bri-gungbka-brgyud), в беседах с которым я провела сотни часов. Глубоко заинтересовавшись моими исследованиями, он ощущал большую ответственность за их результат и поэтому проявлял большое внимание к моим намерениям. В ходе нашего длительного общения он пришел к более полному пониманию сложности моих замыслов и задач, например увидел мою жажду обнаружить совершенных женщин прошлого, ощутить вкус написанных ими слов, получить поддержку от вдохновляющих прозрений женского воплощения. В конечном счете именно это, достойное бодхисаттвы сочувствие моим помыслам побудило его поделиться со мной драгоценностями своих знаний и открыть врата фантастического мира Тантры перед искателем со столь скромными способностями.

Как хорошо известно в антропологии, различные установки экспедиционной работы и сбор разных видов данных требуют неодинакового уровня заинтересованности участников, даже в рамках одного проекта. Степень участия в различных случаях можно разложить по такой шкале: полная незаинтересованность, или отчужденное наблюдение; пассивное; умеренное; активное и, наконец, полное участие. Кроме того, нужно умело сочетать точки зрения изнутри и извне, чтобы их чередование позволило как обрести эмпатическое прозрение, так и сохранить критическую дистанцию и перспективу. Не раз бывало, что мой статус наблюдателя рушился, как, например, тогда, когда я оказывалась в обществе исключительно мудрого человека или полных безудержной энергии йогина или йогини. Такое же случалось и в обстановке ритуала, когда я откладывала в сторону свою камеру, блокнот и словарь и стремилась пережить событие более целостно. В таких случаях я погружалась в ту или иную остановку так, чтобы память запечатлелась в моей крови, плоти и костях, вдохнула жизнь в мой язык, увеличив его выразительность и поэтическую глубину. Хотя в своей книге я по возможности опираюсь на письменные источники, я получила их очевидные подтверждения или наблюдала сохранившиеся в живой традиции практики и поверья, которые здесь описываю.

Женщин буддийской Тантры и их божественных сестер часто называют дакини (dakini), что можно перевести как «танцующая в небе» или «упирающаяся свободой пустоты». Как свидетельствует их название, они не оставляют после себя проторенных путей. Временами их след тает в прозрачном воздухе, куда они взмывают, пускаясь в свои просветленные приключения, но порой этот след остается в густой чаще древних текстов, среди хитросплетений тибетской истории и духовных традиций или на пылающих углях костров славы их знаменитых учеников. Следы женщин буддийской Тантры подчас неясны, загадочны, даже скрыты и замаскированы, но доступны каждому, кто обнаруживает, где их искать. Найденные же, эти следы сияют, оживляют и побуждают — ведь они подают своим искателям знаки из простора безграничной, как небо, свободы.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Буддийская тантра в Индии

ВВЕДЕНИЕ КАСАТЕЛЬНО РЕЛИГИИ И ИСТОРИИ

Буддийская Тантра, венец культурных достижений Индии периода Пала (Pala) (VIII—XII вв.), была влиятельным и обширным движением. Она получила распространение по всей Азии, где сохранилась во многих странах и доныне. Буддийская Тантра возникла тогда, когда буддизм Махаяны переживал период расцвета философских трудов и имел широкое влияние на умы людей. Процветание монастырских университетов не только создавало благоприятную обстановку для изучения и созерцания, но и способствовало невиданному возрастанию благосостояния, политического влияния и социального престижа. Китайские паломники, посещавшие Индию, засвидетельствовали, как вознаграждалось самоотречение, такими словами:

Поскольку государство высоко ценит людей ученых и талантливых, а народ уважает тех, кто обладает высоким разумом, — почестям и восхвалениям таких людей нет конца, и оказываемое им и частными лицами, и властями внимание чрезвычайно значительно. А потому люди... прилежно стремятся овладевать знаниями.

[Монахи] посещают царский двор...Там они представляют свои чертежи и показывают (политические) таланты, намереваясь занять места в правительстве...Они получают в дар землю и назначаются на высокие посты. После того они могут заниматься чем пожелают.

Монаху, успешно продвигавшемуся в учености, могли пожаловать землю, слуг, скот, дома, золото и серебро, драгоценные камни, одеяния, предметы искусства и привилегию восседать на слоне во время торжественных шествий. Восхищенные покровители подносили эти дары в знак уважения и как способ накопить духовные заслуги. Одному монаху его горячий царственный поклонник даже поднес доход от восьмидесяти деревень. Но монах отказался.

Буддийская Тантра опиралась на великие достижения философии Махаяны, но ее движущей силой было критическое отношение, и возникла она вне могущественных буддийских монастырей как движение протеста, поначалу возглавляемое скорее мирянами, чем монахами и монахинями. Желая вернуться к классической всеобщности Махаяны, тантрические реформаторы протестовали против привилегий священнослужителей и сухой схоластики, стремясь создать такую религиозную систему, которая была бы более доступна для всех слоев общества. Тантристы полагали, что степень духовного самосовершенства следует подвергать испытанию в семейной жизни, в сутолоке городов и рыночных площадей, посреди рождающих священный ужас мест сожжения трупов и полных опасностей безлюдных диких пустынь. Новое поколение буддистов тоже стоит на том, чтобы духовный путь включал в себя желание, страсть и экстаз. Поскольку, вместо того чтобы бороться со страстями, их стремятся подчинить, слившись с ними, тантри-ки видят себя «героями» (вира: vira) и «героинями» (вира: vira), отважно бросающимися в пучину страстей, чтобы добыть жемчужину просветления. В согласии с дерзновенным утверждением Тантры, что просветление можно обрести в любой деятельности, половая близость стала главной парадигмой тантрического ритуала и медитации.

Тантрическая революция, завоевав популярность и получив поддержку царя, в конце концов вошла в курс обучения таких университетов, как Наланда, Викрамашила, Одантапури и Сомапури. Покровителями и членами этих оплотов высшей учености были как индуисты, так и буддисты. Важное место в них занимали филология, литература, медицина, математика, астрономия и искусство, а также «внутренние науки»: медитация, психология и философия. В то время как монастыри служили официальными оплотами веры, странствующие тантристы-миряне несли буддизм в города и веси, места, населенные племенами, окраинные территории, создавая обстановку, при которой новые поколения могли привносить свои практики, символы и божеств в лоно буддизма. Буддизм принял в себя и использовал практики, с величайшей древности сохранившиеся в индийских дебрях, горах, сельской местности, среди туземных и деревенских жителей и представителей низших сословий. Возобновленная социальная открытость и способность включать в себя самые разнородные религиозные практики преобразовали буддизм в такую традицию, которая вновь смогла завоевать веру людей из всех слоев индийского общества. Буддийская Тантра привлекала к себе приверженцев иных религий, территориально расширяясь по всем регионам индийского субконтинента и распространяя свое триумфальное шествие на Гималаи, Восточную и Юго-Восточную Азию.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА БУДДИЙСКОЙ ТАНТРЫ

Тантра представляет собой коренной пересмотр господствующих ценностей, практик и символов буддизма. Как новая религиозная парадигма, буддийская Тантра послужила стимулом для мощного подъема литературного и художественного творчества. Последователи Тантры дали миру новый корпус литературы, называемый тантрами, которым они придали статус божественных откровений. Питаясь из того же источника, что и индуистские Тантра и Шакта (почитание богинь), буддийские тантры возникли из динамичного взаимообмена среди различных элементов общества, который оживил буддизм свежими вливаниями культурной энергии. В этих произведениях предстает поражающее воображение яркое многообразие ритуалов, посвящений, магии, мантр, йоги, священных пиршеств и экстатических практик.

Социальная среда и образ жизни последователей Тантры были чрезвычайно разнообразны. Среди них были царевичи, царские советники и богатые купцы, которые занимались тантрическими практиками медитации, продолжая исполнять свои обязательства перед обществом. Другие выходцы из царских и знатных семейств, такие как царевна Лакшминкара (Laksmlnkara), расставались со своим привилегированным положением и роскошью, дабы предаться суровым тантрическим практикам в отдаленных пещерах, лесах и местах сожжения трупов. Третьи, такие как ученый Тилопа, который стал дробильщиком кунжутного зерна, начинали вести самый скромный образ жизни, который больше соответствовал занятиям тантрической практикой. Монах Сараха (Saraha), оставив свои монашеские обеты, нашел духовную спутницу и перенял ее ремесло, став стрелоделом. Он восславил свою скромную жизнь семьянина как наилучшую обстановку для религиозной практики. В тот день, когда он соединился с изготовительницей стрел, он воскликнул: «Сегодня я стал настоящим монахом!». Одна из его поэтических строф выражает урок, который он получил от своей спутницы:

Без медитации, без отречения от мира Живи дома вместе со своей супругой. Совершенное знание можно обрести Услаждаясь радостями чувств.

Некоторые тантристы сами происходили из низших слоев общества — башмачники, птицеловы, ткачи, содержатели постоялых дворов — и продолжали заниматься своим делом, живя неприметно, но внутренне развивая духовную свободу. Среди них мы находим Манибхадру (Manibhadra), домохозяйку, которая, выполняя работу по дому, предавалась тантрической медитации. Даже просветление Манибхадра обрела, занимаясь обыденными делами: однажды, возвращаясь от деревенского колодца, она уронила полный кувшин, и одновременно с хлынувшей водой вырвалось наружу ее сознание, слившись со всем сущим. Традиция Тантры объединяла людей, для которых духовное знание или совершенства обычно несвойственны, а именно таких неприкасаемых и отверженных, как тряпичники, подметальщики улиц, воры, игроки, разносчики, лицедеи и разнообразная челядь. Были также и представители племен, обитавших в отдаленных диких местностях, такие как охотницы Падмалочана (Padmalocana) и Джняналочана (Jiianalocana). Некоторые, например Сараха, уходили из монастырей, чтобы более полно изведать чувственный мир обычной жизни. Другие оставались в монастырях и старались выполнять тантрические практики тайно — хотя такие попытки обычно не удавались, судя по известности некоторых подобных практиков.

Как ветвь Махаяны, буддийская Тантра заимствовала свою философию из традиции Махаяны. Воззрения философии мад-хьямаки, йогачары и татхагатагарбхи, а также идеалы бескорыстных помыслов и преданности сострадательному служению составляют теоретическое ядро тантрической практики. Тем не менее, интеллектуальная преемственность этих двух направлений иногда опровергается поразительным несходством методов. Махаяна учит, что мир, кажущийся непросветленному восприятию таким порочным, на самом деле — сияющая страна Будды, лишь одна из драгоценностей бесконечной череды стран Будды. Тантра разделяет эту онтологическую точку зрения, но выдвигает другие методы обретения реализации. В то время как Махаяна предлагает постепенный процесс очищения в течение множества жизней, посвященных совершенствованию мудрости, сострадания, терпения и других добродетелей, буддийская Тантра заявляет, что просветления можно достичь за одну жизнь. Тантрические практики требуют от практикующего немедленно увидеть все вещи и все переживания как чистые по природе и исконно совершенные. Многие тантрические методы направлены на то, чтобы сломать привычные двойственные стереотипы мышления быстро и непосредственно, самым прямым способом. Они могут включать в себя ситуации, рассчитанные на то, чтобы поразить, возбудить отвращение или ужас с целью вызвать сильную реакцию и пробудить первичное содержание души. Каждый уголок ума и сердца будет освещен, а все тени и темные тайники выявлены. Вот почему Тантра считается «быстрым путем» к просветлению. Эту быстроту придает ей метод, который заставляет взглянуть в лицо самому себе, а после этой встречи со своим «я» духовный наставник дает необходимые средства для его преображения.

Махаяна рассматривает эмоции как питательный ил, в котором может укорениться и расцвести лотос сострадания, щедрости и восприимчивости, как сказано в Вималакиртинирдеша-cyтре: «Такие цветы, как синий лотос, красный лотос, белый лотос... не растут на сухой почве пустыни, а расцветают на болотах и грязных топях. Точно так же качества Будды... расцветают в тех живых существах, которые, подобно болотам, наполнены грязными топями страстей». Отталкиваясь от такой оценки эмоций, Тантра утверждает, что страсти, желание и чувственное восприятие по природе чисты. Тантра славится тем, что это путь для сильных, страстных людей. Ведь на пути Тантры вас могут подстерегать западни, потому что страсть становится препятствием для того, кто недостаточно чист сердцем и умом. Однако для йогинов и йогинь, развивших в себе непривязанность и движимых состраданием, страсть служит топливом и дает энергию для практики созерцания пустоты. «Пустота» (шунъята: sunyata) — это буддийский термин, обозначающий подобную радуге невещественность и иллюзорную природу всех явлений. Задача Тантры заключается в том, чтобы сохранять ясное осознание пустоты среди страсти, потому что это позволяет превратить страсть в высшее блаженство. Поэтому многие тантрические практики нацелены на то, чтобы вернуть йогина или йогини к слиянию с непрекращающимся потоком прямого, непосредственного переживания. Кроме того, Тантра предлагает много методов для того, чтобы усилить, направить в нужное русло и наконец совершить подношение этого переживания блаженства. К числу таких методов относятся ритуальные пиршества, спонтанное стихосложение, ритуальные танцы и песни, подношение внутренней теплоты, вкушение мяса и спиртных напитков, а также йоги-ческие практики, выполняемые совместно мужчинами и женщинами. Более подробно эти практики описываются в следующих главах.

Поскольку путь к просветлению требует бесстрашно встречаться лицом к лицу с любым аспектом психики, в том числе с первичными уровнями гнева, желания и страха, необходим опытный наставник. Таким наставником является тантрический учитель, или гуру. Гуру дарует посвящение, дает наставления и применяет точный психологический подход в обучении каждого ученика. В начале пути гуру дает посвящение (абхишека: abhiseka), которое подготавливает ученика и позволяет ему получить эзотерические учения. Посвящение может быть как кратким, конфиденциальным действием, так и сложным ритуалом, длящимся много дней. Он накладывает печать обязательства и священного доверия на всё, что происходит во взаимоотношениях учителя и ученика. Эти взаимоотношения могут стать довольно близкими, по мере того как гуру наблюдает психологическую эволюцию ученика и применяет всевозможные методы, исследуя особенности его личности, скрытые отдаленные воспоминания, детские разочарования и печали, тайные источники страдания в настоящей и прежних жизнях и очищая от всех личных и накладываемых воспитанием наносных факторов. Цель прохождения этой эволюции — не только освобождение от страдания, но и расширение творческой способности, ясности и радости.

Тантру можно практиковать в любом окружении. Хотя буддийская Тантра предлагает много практик, по сути, ни один метод не является необходимым. Нужен лишь способ как можно более непосредственно прорваться сквозь обычное восприятие, чтобы обрести просветление за одну жизнь. Для каждого человека есть свой наилучший метод, поэтому учителя определяют, какие практики они считают самыми подходящими для того или иного ученика. Для начала часто предписывают такие энергичные методы очищения, как простирания и повторения мантр, чтобы подготовить ум для последующих практик. Тантрические учителя разработали практики медитации, которые можно выполнять, занимаясь любой деятельностью. Домохозяйки, ремесленники, люди любого труда получали наставления, как преображать свое восприятие, занимаясь повседневными делами. Ювелир мог выполнять практику, представляя, что всё вокруг — чистое и сияющее, как блестящее золото; винодел мог воображать извлечение блаженства из гроздьев переживания; башмачник — что он прошивает кожу-страсть нитью-свободой, чтобы изготовить сандалии-просветление.

Например, Сахаджаваджра была бродячей торговкой вином в Уддияне (Uddiyana) и всегда старалась угодить тамошним тантристам. Ее мучили сомнения, совместим ли ее способ зарабатывать на жизнь с возможностью достичь просветления. Когда она активно искала ответ на этот вопрос, гуру Падма-ваджра (Padmavajra) узрел, что она близка к полному просветлению, и дал ей практику медитации, соответствующую ее ремеслу:

Все будды пьют вино, не сотворенное человеческими руками и неиссякаемое... Это следует понимать как неисчерпаемую сокровищницу, врата в область всех будд. Ее называют также областью вне мысли. Дочь Будды, пребывай в этом созерцании, и ты отведаешь изначального вина спонтанной реализации (сахаджа: sahaja), которое пьют все будды. Оно утолит твою жажду, и ты сможешь служить всем существам.

Поскольку Сахаджаваджра практиковала Тантру, ей не нужно было отказываться от своего ремесла. Ее гуру дал ей метод, благодаря которому она смогла объединить свою работу с практикой медитации.

Некоторые тантрические совокупности методов при помощи языка, образа и ритуала создают эстетический мир, в который посредством медитации и ритуала первоначально погружается практикующий и из которого он в конце концов обретает пря|мое осознание. Один из этих эстетических, или использующих творческое воображение, методов — йога божества (дэва-йога), где созерцающий представляет себя божеством: Тарой, Манд-жушри или Авалокитешварой. Назначение этой практики — пробудить и обнаружить в себе просветленные качества, будь то защитная сила Тары, сияющая мудрость Манджушри или неисчерпаемое сострадание Авалокитешвары. Созерцающий может расширить эту практику и представлять всех существ как будд, окружающий мир как обитель будды, все звуки как речь будды, а все события как его освобождающие деяния.

Одно из главных тантрических изображений, используемых для воссоздания субъективной реальности практикующего, — мандала (mandala). Мандала — это схематический план просветленного видения. Обычно каждый человек воспринимает мир таким, каким его отражает культурная среда, склад психики и привязанности этого человека, а также его стереотипы мышления и поведения (обусловленные кармой). Созерцание мандалы замещает привычно замутненный способ видения мира ярким, хрустально прозрачным миром сияющих красок, прекрасных форм, божественных образов и звуков. Основная схема мандалы — дворец, покоящийся на цветке лотоса, который поднимается из космического океана. Дворец мандалы представляют не материальным, а, скорее, сотканным из кристаллизовавшегося света или прозрачным, как драгоценный камень, пропускающий сквозь себя лучи света: сапфирово-синий, ру-биново-красный, изумрудно-зеленый, желтый как топаз и белый как алмаз. В каждой стене — большие врата, украшенные драгоценными сосудами, балдахинами, жемчужными гирляндами и знаменами победы. Путешествие по мандале символически воссоздает путь к просветлению. Созерцающий входит через восточные врата и встречает ряд будд, олицетворяющих разные аспекты личности и их просветленные соответствия. В этом процессе визуализация и воображение используются, чтобы превратить пять ядов эгоцентрического бытия в пять нектаров, или мудростей будды. Гнев преображается в зерцалопо-добную мудрость, надменность становится мудростью равности, вожделение — различающей мудростью, ревность — всесовершающей мудростью, а неведение — всесторонней мудростью всеобъемлющего пространства.

Благодаря влиянию Тантры буддийский пантеон расширился, включив в себя новых божеств и божеств новых разновидностей. К поражающему воображение измерению буддийской иконографии и сотериологии прибавились будды в женском облике, наглядно подтверждая возможность обрести состояние будды, пребывая в женском теле. В ранних буддийских текстах подтверждается, что женщины могут достигать просветления, но отрицается существование каких-либо будд в женском облике: «Это невозможно, это никак не может произойти, чтобы женщина, даже совершенная, могла стать полным и совершенным буддой». Поскольку обретение состояния будды считалось редким событием, случавшимся лишь через космические интервалы времени, это положение вовсе не представляло собой серьезного ограничения для женщин. Махаяна тоже придерживалась мнения о способности женщины обрести просветление, но отрицала возможность существования будды в женском облике. Однако, поскольку в Махаяне состояние будды выдвигалось как всеобщая цель всех практикующих, отрицание будд в женском облике заключало в себе больше противоречий. Обретя просветление, женщина должна была стать буддой мужского облика, очевидно, единственной разновидностью будды, известной в Махаяне. В Бодхисаттвабхуми (Boddhisattvabhiimi), тексте IV века, говорится:

Полностью совершенные будды — не женщины. А почему? Именно потому, что бодхисаттва [то есть тот, кто находится на пути к полному просветлению]... полностью отказался от женского состояния. Восходя к непревзойденному престолу просветления, он уже больше никогда не родится женщиной. Все женщины по природе полны скверны и слабы разумом. И ни один из тех, кто полон скверны и слаб разумом, не достигает полностью совершенного состояния будды.

Хотя в других отношениях в текстах Махаяны высказываются положительные точки зрения на женщин, этот предрассудок имел для женщин отрицательные последствия, поскольку утверждал непригодность женского тела как оболочки для существа, обретающего просветление.

Появление в тантрической иконографии будд в женском облике стало для женщин благоприятным фактором в разных отношениях. Введение будд в женском облике было особенно удачно, если иметь в виду точку зрения буддийской теории о том, что состояние будды может быть обретено в нынешней жизни и в нынешнем теле. Поскольку тела бывают и мужскими и женскими, отсутствие будд в женском облике, по существу, исключало бы женщин из тантрической теории обретения состояния будды в нынешнем теле. Напротив, более раннее учение о неотъемлемо присущем состоянии будды развилось в тантрическое определение мужчин как будд в мужском облике, а женщин — как будд в женском облике. Так, в Чандамахаро-шана-тантре {Candamaharosana-tantra), в которой содержится диалог будд в мужском и женском облике, будда в мужском облике провозглашает:

Я, сын Майи [то есть Шакьямуни],

Ныне ношу облик Чандамахарошаны.

Ты же, благородная Гопа [жена Шакьямуни],

Тождественна богине Совершенство Мудрости.

Все женщины во вселенной —

Твои воплощения,

А все мужчины — мои воплощения.

Вероятно, самый значительный будда женского облика — это Ваджрайогини. Она кроваво-красного цвета, с распущенными черными волосами и в убранстве из костяных украшений; она танцует вздымая чашу-череп, до краев полную нектара. Она прекрасна, страстна и неистова. Иногда эта высшая освободительница попирает ногами труп, а иногда парит в небе. Ваджрайогини часто являет себя одна, но иногда изображается со свитой йогини, а временами — в сопровождении мужского спутника. Другой важный будда в женском облике — это Найратмья (Nairatmya), синяя как небо, что символизирует ее выход за пределы эгоцентрического бытия. Она танцует, воздевая вверх руку с ножом в форме полумесяца, которым она отсекает эгоцентрические состояния ума, где бы они ни возникли.

Другим нововведением тантрической иконографии являются яростные, или гневные, будды и другие божества. У гневных божеств {кродхакая: krodhakaya), иногда называемых херу-ками, или «пьющими кровь»,19 обычно налитые кровью глаза, свирепый взор, синяя кожа, одеяние из тигровой шкуры, подпоясанное змеей, и украшения из костей и черепов. В разряд гневных входят такие мужские будды, как Хеваджра, и такие женские, как львиноликая Сингхамукха. Тантрические йогины и йогини, подражая божествам, тоже носят тигровые шкуры и костяные украшения и пьют из чаш-черепов. Гневные божества танцуют, попирая всё то вредоносное, что они одолели, и хохочут, торжествуя победу над этой темной, гнетущей силой, которую непросветленные люди принимают за страшных демонов. Такие будды могут показаться угрожающими, но будды по определению действуют только на благо живых существ. Гневные божества демонстрируют, что даже в ярости заключена чистая энергия. Практикующий должен перестать видеть в устрашающих и враждебных проявлениях угрозу для себя и понять, что они есть символы чистой энергии, свободной от всего неблагого. Как учила одна последовательница Тантры VIII века:

Поступки милосердные, героические, устрашающие,

Сострадательные, свирепые и умиротворяющие,

А также страсти: гнев, жадность, гордость и зависть, —

Всё это без исключения

Суть совершенные образы

Чистой, самопросветленной мудрости.

На духовном пути ярость и гнев не устраняются полностью, потому что подчас бывает необходимо уметь проявлять гнев, чтобы кого-то спасти, освободить или защитить. Например, Чандамахарошана говорит своей возлюбленной Двешаваджри (Dvesavajri), что он не расстается с оружием, дабы защищать женщин от мужчин, не умеющих чтить их и служить им.

Четы будд, в которых будда мужского облика соединен с буддой женского облика священным союзом (майтхуна: maithuna), и другие божественные пары — еще одно нововведение тантрической иконографии. Эти пары божеств бывают и в мирном и в гневном обличье. В своем упоительном объятии божественные супруги переживают блаженство и страсть, но их лики выражают нежность и покой, обнаруживая совершенный плод их мудрости. Переживание этого соединения у будд не приземленное, в нем нет ни эгоистичности, ни привязанности, потому что благодаря постижению пустоты их страсть перенесена на высший уровень. Они воплощают страстное просветление.

КУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ТРАДИЦИИ ТАНТРЫ

Одна из причин силы и жизнеспособности буддийской Тантры заключается в искусном сочетании ею разнообразных элементов индийской культуры. Нет такой индийской религиозной традиции, из которой буддийская Тантра не позаимствовала бы чего-то ценного. Ведийские ритуалы и мантры, мистическая теория Упанишад, хатха-йога, кундалини-йога (kundalinl-yoga), шиваитская иконография и шактистские представления — всё нашло свое место в тантрическом арсенале. Хатха-йога подарила практику физических и дыхательных упражнений для увеличения гибкости, управляемости и долговечности тела. Кундалини-йога — ряд методов обуздания циркулирующей в теле мощной психо-физической энергии. В Индии верят, что эту энергию можно направлять в нужное русло для повышения детородной способности, половой потенции, творческих возможностей или духовных переживаний и способности познавать. У большинства людей неуправляемая энергия лишь возбуждает кипение хаотичных мыслей и эмоций или растрачивается на пустую погоню за удовольствиями, но йогин или йогини осознанно ее накапливают, а затем направляют на нужные цели. Накапливаясь, эта энергия порождает тепло и становится внутренним огнем, внутренним жаром (чандали: candall), который выжигает грязь неведения и приверженности к эго.

Из всех индийских традиций, которые оказали влияние на Тантру, главные — это шактизм (почитание богинь) и шиваизм. Буддийские тантристы встречали своих индуистских собратьев в местах паломничества и там, где сжигались трупы, поскольку в тех же самых местах собирались и йогины и йогини шиваитской и шактистской традиций. И поныне у буддийских тантристов, шиваитов и шактистов есть общие священные места и одно и то же название для них — питха (pltha). Их встречи предоставляли богатые возможности для взаимного влияния и заимствований.

Влияние шиваитской традиции явно прослеживается в иконографии буддийской Тантры. Индуистское божество Шива известно как повелитель йогинов. Он обитает в местах сожжения трупов, где никто не потревожит его медитацию, и всё необходимое для себя он находит именно в этих местах. Он натирается пеплом погребальных костров, облачается в лохмотья с трупов, украшениями ему служат обвившиеся вокруг него змеи, он восседает на шкуре тигра или антилопы, пьет и вкушает из чаши-черепа, а его ожерелья и музыкальные инструменты сделаны из человеческих костей. У него нет обета безбрачия, и его подруга Парвати (Parvatl) — тоже великая йогини. Некоторые из черт Шивы были включены в буддийскую символику, что особенно заметно в иконографии будд-херук, таких как Чакрасамвара и Хеваджра.

Участие буддийской Тантры в более широких течениях индийской культуры, вероятно, наиболее очевидно в шактистских элементах, присутствующих в иконографии, ритуальных мотивах и представлениях о поле. Буддийская Тантра и шактизм (почитание богинь) сходятся в подчеркнутом внимании к женским божествам и женщинам как воплощениям женского божества. Оба течения проявляют склонность видеть вселенную как порождение созидательной способности женщин, рассматривать женственность онтологически первичной, а мужественность производной и зависимой; для них также характерно почтительное отношение к женщине в социальном и ритуальном контекстах. Тексты буддийской Тантры включают в себя фрагменты жанра, иногда называемого «восхваление женщин» (strlprasamsa), в котором провозглашаются достоинства женственности. Эти фрагменты не имеют прямых прецедентов в более ранней буддийской литературе, но являют собой отголоски текстов индуистской Тантры и шактизма, обнаруживая близость к миру культуры шактизма. В текстах буддийской Тантры и шактизма имеются аналогичные места, настаивающие на уважении к женщинам и содержащие угрозы и порицание в адрес тех, кто нарушит этот непреложный наказ.24 Буддийские тантристы также разделяли с индуистскими тантристами практику почитания женщин (стрипуджа: strlpuja, также называется «тайное почитание», или гухьяпуджа (guhyapuja). Теоретическая основа этой буддийской и индуистской практики заключается в представлении о том, что женщины суть воплощения богинь, и почитание женщин — это разновидность поклонения, безусловно требуемого женскими божествами.

Эти особенности можно скорее понять путем сравнения с современными традициями Тантры и шактизма, чем обратившись к внутренним буддийским факторам. Вывод, сделанный

Андре Паду, специалистом по индуистской Тантре с мировой известностью, о том, что «в целом идеология шактизма... коренится в тантризме», можно в равной степени отнести к буддийской Тантре. Буддизм и шактизм настолько сходятся, что буддийскую Тантру можно по праву назвать «шактистским буддизмом».

Еще несколько десятилетий назад среди ученых было принято определять период Пала как эпоху упадка и вырождения буддизма, обусловленного подъемом Тантры. Однако более взвешенные исследования обнаружили, что в этот период в северо-восточных областях Индии, а также далее на запад и юг буддизм большей частью процветал благодаря энергии развивающегося тантрического направления. Жизнеспособность буддизма в Индии отражалась в силе его институтов, его продуктивности в сфере искусства и литературы, распространению в самой Индии и за ее пределами, а также в заметном культурном влиянии. Распространение за пределы Индии и миссионерская деятельность свидетельствуют о силе буддизма в тот период, когда такие известные проповедники, как Шантарак-шита (Santaraksita), Падмасамбхава (Padmasambhava), Амогха-ваджра(Атс^Ьауа]га), Ваджрабодхи (Vajrabodhi), Субхакарасин-гха (Subhakarasimha) и Атиша (AtTsa), несли буддизм в Центральную, Восточную и Юго-Восточную Азию и зачастую делали это в ответ на приглашение тамошних правителей. Такие буддийские центры паломничества, как Бодхгая, Шравасти и Кушинагара, привлекали в Индию ученых, художников и религиозных подвижников со всей Азии.

В период Пала, золотой век буддийского искусства, буддийское художественное творчество и философия достигли зенита. Тантрические произведения искусства и литературы получили небывалый размах. Сохранившиеся до нашего времени впечатляющие художественные произведения представляют собой лишь долю того, что было создано тогда, поскольку работы, выполненные с применением более недолговечных материалов (дерева, ткани штукатурки, глины), с тех пор давно рассыпались в прах. Это художественное наследие включает в себя утонченную архитектуру монастырей того времени, которая не выдержала губительного натиска или огня и меча, или времени и климата. Художественный уровень был столь высок, что художники, ремесленники и иконописцы всего буддийского мира черпали вдохновение в Индии. Размах влияния искусства периода Пала на всю Азию подтверждают оставленные в красках и камне конкретные свидетельства притягательности и силы буддийской культуры этого периода.

В этот период буддийская литература достигла расцвета, что сделало Индию международной интеллектуальной меккой. Буддийские авторы и общины создали вечные образцы классической философии и этики, выдающиеся драматические и поэтические сочинения и тысячи произведений зарождающегося тантрического направления.29 Многие из этих произведений были утрачены, когда в XIII веке мусульмане жгли монастырские библиотеки, но, к счастью, большое количество буддийских текстов уже попало в Тибет, Китай и другие страны по всей Азии и было переведено на множество языков, что сохранило их за пределами их родины. Таким образом, в эпоху Пала буддизм не только не претерпел упадка, но и обрел свое высочайшее культурное выражение.

Буддийская Тантра была одной из жизненных духовных сил в Индии периода Пала. Этот период культуры не был неким абстрактным монолитом, из которого буддийская Тантра вышла и с которым тантристы не имели ничего общего. Напротив, общество периода Пала было динамичной и плюралистической средой для культурного творчества и разнообразия, неотъемлемой частью которого была буддийская Тантра. Вместо того чтобы подходить к культуре периода Пала как к чему-то безусловно чуждому тантрическим элементам, важно документально подтвердить, что традиция Тантры — одно из основных течений этой культуры. Подобным же образом роль женщин в буддийской Тантре — не нечто незначительное или некий диссонанс в стройном хоре «индийской культуры», а главная черта одного из самых блестящих порождений индийской цивилизации.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Женщины в тантрической теории

МОГУЩЕСТВЕННЫЕ И БЛАГОДАТНЫЕ

Будды повелевают тебе служить Восхитительной женщине, что будет тебе опорой. Мужчина, нарушающий это повеление, - глупец, Который не обретет просветления.

— Чандамахарошана-тантра}

Духовная жизнь женщин раскрывается в свете представлений о женщинах, о природе и значении женственности. Представления и отношения, формирующие восприятие женщинами самих себя, — например, символическое содержание и истолкование их религиозных практик — столь же важны, как и материальные предметы, которыми они оперируют, и физические действия, которые они выполняют. Представления о женщинах нетрудно найти в тантрической литературе, особенно в биографических произведениях, и в текстах йогини-тантры. Эти представления выражены в форме четко высказываемых положений, определений, применяемых в отношении женщин-практикующих, и описаний взаимодействия мужчин и женщин. В тантрических текстах выражается глубокое и тонкое метафизическое понимание женского воплощения. В них вырисовывается образ духовно независимых и могущественных женщин, внушающих чувства благоговения, восхищения, уважения и преклонения перед ними. Примечательно, что в полном соответствии с такими описаниями тантрические тексты полностью свободны от осуждения женщин — недостатка, столь свойственного религиозной литературе. В них нет никаких высказываний о неполноценности женщин или их несостоятельности в религии. Явно отсутствуют образы покорных, угнетенных женщин и описания оскорбительного, потребительского отношения. В этих текстах нет ни стремления обосновать или оправдать власть либо превосходство мужчин, ни утверждений о том, что в традиции Тантры женщины не должны практиковать, учить или брать на себя лидерство.

Поскольку в тантрической литературе нетрудно обнаружить воззрения, касающиеся женщин, невнимание к ним ученых нельзя приписать тому, что о них ничего неизвестно. Западные ученые не готовы воспринять положительные воззрения на женщин потому, что они не согласуются с предположениями большинства западных ученых касательно отношений полов. Индийские ученые, тантрические учителя и такие западные ученые, как сэр Джон Вудроф и Лилиан Силберн, признают истинный статус женщин в Тантре, но эта неизменная особенность классического тантрического мировоззрения ускользнула от большинства исследователей, в частности, буддологов, склонных ограничивать ее строго буддийскими рамками, и такой подход не учитывает шактистского направления этой традиции.

При отсутствии явно отрицательного отношения или женоненавистнического порицания женщин, ученые сочли то особое значение, которое придается женщинам в тантрических текстах, доказательством того, что они выражают только мужские взгляды и интересы:

Все эти тантрические тексты... явно были созданы в первую очередь для практиков-мужчин... Таким образом, несмотря на содержащиеся в тантрах панегирики женщинам и их высокий символический статус, вся теория и практика предназначена для мужчин.

Мы должны... признать существование стойкой андроцент-рической установки даже в выработке идеала женственности... Любое достоинство женственности предназначено главным образом для блага практика-мужчины.

Тексты неизменно отталкиваются от точки зрения практиков-мужчин и ее отражают... Дело не просто в стилистических условностях патриархального общества, но, возможно, это и отражение большего созвучия Тантры мужской психике и психологии в индийской культуре.

Этот андроцентрический уклон интерпретации, по-видимому, держится на тех соображениях, что постоянно делать женщин предметом обсуждения могли только мужчины, а это служит доказательством мужского авторства и свидетельством подчиненной роли женщин. Складывается впечатление, что существует неписаное правило: если в тексте речь идет о женщинах, значит, они служат целям мужчин. Вследствие такой странной логики получается, что, хотя тантры выражают положительные взгляды на женское начало и призывают к духовному сотрудничеству между мужчинами и женщинами, содержание текстов расходится с их толкованием.

Мое предположение об авторстве и точке зрения касательно пола в тантрических текстах совершенно иное. Хотя тантры — это гиноцентрические тексты, в которых предметом обсуждения часто являются женщины, отсюда вовсе не следует, что женщины представляют собой пассивные объекты мужских наблюдений и посягательств. Я считаю, что, поскольку эти тексты не были созданы мужчинами в отрыве от женщин, они не выражают исключительно мужские точки зрения. Эти точки зрения возникли из совместных изысканий и практики и рождены из прозрений как мужчин, так и женщин. Действительно, многие прозрения, содержащиеся в тантрических текстах, могли родиться только в практиках, выполняемых мужчинами и женщинами совместно. В текстах Тантра открыто описывается как духовный путь, на котором жизни мужчин и женщин тесно переплетены. Я утверждаю, что пространные описания их взаимодействия и совместных практик женщин и мужчин сами по себе служат достаточными свидетельствами возникновения йогини-тантр в сообществе женщин и мужчин. Поэтому я включаю женщин в число создателей тантр и делаю вывод, что эти тексты отражают воззрения и интересы не только мужчин, но и женщин.

Если читать тексты, рассматривая их как сокровищницы прозрений как мужчин, так и женщин, а не как произведения, написанные исключительно мужчинами и для мужчин, то это открывает новые перспективы для толкования. Отрывки о женщинах можно изучать, чтобы найти потенциальные свидетельства того, как сами женщины смотрели на свою жизнь и как ее ощущали. Такой подход к толкованию раскрывает возможность обнаружить, что женщины помогали создавать, а иногда и сами диктовали те категории, с точки зрения которых рассматривали их мужчины, те отношения, которые связывали их с мужчинами, и те условия, на которых они принимали партнерство мужчин. Таким образом, вместо того чтобы держаться предвзятого мнения о том, что тантрические произведения непременно созданы мужчинами, и низводить женщин к простым «объектам» этих текстов, данная книга предлагает свежий взгляд на тантрическую литературу, дабы выявить ее действительный контекст — разновидности женщин и отношения полов, которые на самом деле в них описываются, и образцовые виды партнерства, как они там понимаются.

БОЖЕСТВЕННЫЕ НЕБОЖИТЕЛЬНИЦЫ

Женские образы, появляющиеся в тантрической литературе, в первую очередь рисуют женщин как самостоятельных духовных подвижниц. Эти поразительно независимые женщины иногда смотрят на мужчин гордо и свысока, а иногда активно взаимодействуют с ними как с духовными соратниками. Объединяя силы с мужчинами, женщины становятся духовными союзницами и чтимыми учителями, мистическими спутницами и даровательницами магических сил и просветления. Мужчины же предстают не как владыки женщин, а как просители, возлюбленные или духовные сыновья и братья. Тантрические тексты не характеризуют женщин с точки зрения их отношения к мужчинам, но дают определение тантристам как мужчинам, имеющим особые взаимоотношения с женщинами. Женщины не нуждаются в одобрении мужчин для своего участия или продвижения в традиции Тантры, продвижение же в Тантре мужчины знаменуется стадиями его взаимоотношений с женщинами. Необходимое условие его просветления — должное почитание женщин.

Поскольку женщины — это незаменимые союзники мужчин на пути Тантры, мужчины-практики должны стараться их найти и снискать их благосклонность. Согласно Чакрасамвара-тантре:

Мои вестницы — повсюду;

Они даруют все духовные достижения

Взглядом, прикосновением, поцелуем, объятием.

Наилучшее место для йогинов —

Там, где собираются йогини;

Счастливцы обретут там

Всевозможные волшебные силы.

Бывает, мужчинам приходится проделать далекое путешествие, чтобы найти свои духовные половины, дабы заняться практиками, увеличивающими блаженство, поскольку именно таков путь, на котором они должны сотрудничать с женщинами:

Наслаждение и волшебные силы обретают

В таких местах, где присутствуют посвященные

женщины (дакини: daltini).

Там должен ты остаться, читать мантры,

Пировать и резвиться вместе.

Эти выдержки дают пример оживленного и праздничного настроения тантр. Дух беззаботной радости и веселья, сопровождающий содружество мужчин и женщин, прямо противоположен мрачности мужского доминирования, приписываемого этой литературе.

Очевидными свидетельствами статуса и роли женщин в традиции Тантры являются иконография и соответствующие термины. Что касается искусства, то их духовные качества отражены в нем посредством характерных отличительных признаков, таких как изящные украшения из цветов или резной кости и короны из черепов или цветов. Женщины запечатлены или в позах радостного танца или в непоколебимых йогических позах, а руками они делают символические жесты (мудра: mudri). Они или сидят на шкуре антилопы, или носят тигровую шкуру как нательное одеяние, на что исключительным правом обладают только опытные практики. В руках у женщин часто бывает чаша-череп (капала: kapala), из которой они пьют и в которой готовят подношение — дарующий блаженство нектар. В другой руке йогини обычно вздымают нож, украшенный резной рукоятью, и с изогнутым в форме полумесяца лезвием. Этот небольшой нож — не утилитарное оружие, а ритуальный предмет и орудие медитации для сокрушения иллюзии, всего вредоносного и всех воззрений, коренящихся в привязанности к своему «я». Тантристка может представлять, что она изрубает им в прах все вредоносные проявления и извлекает чистую, блаженную сущность энергии, нектар, который она предлагает своим сестрам и ученикам в сияющей чаше-черепе.

Термины, используемые для обозначения женщин-последовательниц Тантры, — это исключительно почтительные титулы, отражающие их высокий духовный уровень и достижения в практике. Главные из таких терминов — йогини, дакини, вестница и героиня. Йогини означает женщину, практикующую йогу или ритуалы, существо женского рода, обладающее магическими силами, или разновидность женского божества.7 Термин дакини подразумевает очень точное определение, но перевести его можно как «небесная странница», «летающая женщина» или «небесная танцовщица», что подчеркивает полет духовного прозрения, экстаза и свободы от всего мирского, даруемой постижением пустоты (рис. I).8 Женщин-последовательниц Тантры иногда называют «вестницы» (дути: dutl), потому что они приносят успех во всех устремлениях, как немирских, так и мирских.9 «Героиня» (вира.: vlra) — это отважная женщина, которая встречает лицом к лицу все опасности тантрического пути, с присущими ему психологическими поисками и радикальным отказом от всех условностей.10 Другой термин, который встречается в древних произведениях, — это видьядхарини (vidyadharini), «держательница знания»; он обозначает женщину, которая обладает знанием магии, ритуала и методов медитации.

Некоторые из терминов — в частности, йогини и дакини — имеют двойное значение, подразумевая и человека и божество, поскольку тантрический образ мышления предлагает скорее спектр градаций, чем резкую границу между человеческим и божественным. Продвижение в тантрической практике приносит обладание сверхъестественными силами и реализацию личного божества. Женщины, продвинувшиеся на этом пути, внушали уважение и благоговение своими особыми способностями, и удачная многозначность этих терминов позволяет использовать их для обозначения женщины в любой точке этого спектра, начиная с неофитки и заканчивая женщиной во всей славе полного просветления.

УВАЖЕНИЕ И ПОЧИТАНИЕ

Наиболее яркая особенность тантрической литературы, отражающая отношение к женщинам, — это неизменное их уважение и почитание. Такое уважение иногда продиктовано бесстрастной убежденностью, как в следующем отрывке из Чандамахарошана-тантры, главного тантрического текста категории йогини-тантр:

Женщин следует почитать.

Женщины — это небеса, женщины — это истина, Женщины — непревзойденное пламя преображения. Женщины — это Будда, женщины — Сангха, Женщины — совершенство мудрости.

Одно из самых ранних выражений этих представлений можно найти в произведении Лакшминкары (Laksmlnkara), одной из матерей-основательниц буддийской Тантры. В трактате, озаглавленном «Постижение недвойственности», Лакшминкара выступает за такое уважение на основании того, что женщины — это воплощения женских божеств.

Недопустимо чернить женщин,

Какое бы место в обществе они ни занимали по рождению,

Потому что они — само Совершенство Мудрости, Воплощенное в мире явлений.

Совершенство Мудрости, которое упоминает Лакшминкара, — это богиня из ранней Махаяны. Иначе именуемая Праджняпа-рамитой и Матерью Всех Будд, это женское божество воплощает высшую истину, продолжая и поныне оставаться почитаемым в Тантре. Утверждение, что женщины суть воплощение женского божества, было для буддизма новой темой, но в текстах Шакты и индуистской Тантры того же периода оно существовало. По-видимому, такие женщины, как Лакшминкара, взяли на себя инициативу принять эти ценности Шакты и объединить их с буддийским путем. Связывание воедино земных женщин и женских божеств явилось мощным утверждением женского начала.

В том же самом тексте Лакшминкара идет гораздо дальше простого заявления о необходимости уважать женщин и требует их ритуального почитания. То, что она ратует за такую практику, интересно с точки зрения протестующего характера ее текста. На протяжении всего своего сочинения Лакшминкара утверждает, что внешние ограничения неприменимы к женщине, практикующей Тантру, которая может есть что угодно, делать что вздумается и идти куда пожелает. Несмотря на то, что Лакшминкара пренебрегает необходимостью постов, паломничеств, повторения мантр, религиозных обрядов и выполнения ритуалов, она выдвигает твердое требование к практикам-мужчинам:

Тот, кто знает эту йогу, должен всегда почитать

Путем метода мудрости и искусных средств

Мать, сестру, дочь и племянницу.

Своим могущественным жезлом мудрости

Он должен всегда почитать женщин,

Даже калек, ремесленниц и из низшего сословия.

Следовательно, согласно Лакшминкаре, спектр отклика мужчины на божественность женщины должен простираться от уважения до ритуального поклонения. Йогин, достойный этого названия, «должен всегда поклоняться женщинам» — и не только родственницам, которых он любит, но и тем, к кому, возможно, не расположен. Проповедуя поклонение женщинам (йо-шитпуджа: yositpuja), Лакшмикара не вводит новый вид ритуала, а одобряет практику, которая уже существовала в современном ей обществе, что прослеживается в небуддийских школах того периода. Ее одобрение поклонения женщинам особенно замечательно, если учесть, что оно высказывается в тексте, посвященном постижению недвойственности. Ясно, что двойственность пола —это не та двойственность, которую Лакшминкара хотела бы ослабить или устранить. Двойственность пола она оставляет на месте и учит должным взаимоотношениям между полами, которые необходимо конкретно осуществлять в форме ритуального поклонения женщинам.

По словам Лакшминкары, в теории буддийской Тантры метафизическая основа для уважения женщин — это утверждение о том, что женщины суть воплощения великих богинь буддийской Тантры. Отождествление земных женщин и богинь часто исходит из уст какого-либо женского божества. Например, в Чандамахарошана-тантре Ваджрайогини неоднократно заявляет, что являет себя в женщинах и через женщин. Она провозглашает, что все виды женских воплощений — в том числе сверхъестественные существа, женщины всех каст, богатые и бедные, родственницы и даже самки животных — разделяют с ней ее божественность:

Где бы в мире ни видели женское тело,

В нем следует узнавать мое священное воплощение.

Ваджрайогини объявляет, что во вселенной все женщины и существа женского пола — это ее воплощения (рупа: гпра) или проявления, а потому следует их всех без исключения уважать, почитать и им служить.

Уважать женщин предписывалось как мужчинам, так и женщинам, хотя это подразумевало разные формы проявления уважения. Женщинам необходимо понимать тождество себя и Ваджрайогини. Им следует обнаружить божественную женскую сущность в самих себе. Это должно вдохнуть в них самоуважение, уверенность и «божественную гордость», что необходимо для прохождения пути Тантры. Божественная гордость, или памятование о своей конечной тождественности с божеством, качественно отличается от надменности, потому что проистекает не из чувства неполноценности или компенсаторного самовозвеличивания. Эта гордость — противоядие от сомнений в самом себе и уныния, а также выражение чистого тантрического воззрения. Когда женщина заявляет о своем тождестве божеству, она не нуждается в поисках внешних источников одобрения, потому что бездонный запас чувства собственного достоинства проявляется из глубин ее собственного существа.

В Чандамахарошана-тантре, которая обращается к этой теме, будда Ваджрайогини, именуемая также Двешаваджри (Dvesavajri), или Алмазная Ярость, провозглашает свою метафизическую связь с женщинами и выражает особую заботу о них. Она говорит о том, что полностью погружена в пустоту и блаженство, а потому на некоем уровне не имеет формы, но являет себя в телесном образе «на благо женщин, которые не знают, что я пребываю в их телах». Ваджрайогини принимает зримый образ для того, чтобы женщины, видя просветленное существо в женском облике, узнали в самих себе свое личное божество и потенциальную возможность просветления:

Если [в женщине], когда она созерцает мой образ,

Возникает высшая гордость ее врожденной божественности,

Она не запятнается грехом,

Пусть даже убьет сотню индуистских жрецов...

Пусть даже она безжалостна, непостоянна и вспыльчива

И подумывает лишить кого-то жизни ради выгоды,

Эта йогини останется незапятнанной.

Знаменательно, что эти страстные слова в защиту женщин вложены в уста женского божества. Она напоминает своим почитателям, что ее пол — особенность, которую она разделяет с земными женщинами. Это откровение обладает явной способностью возвысить женщин, поскольку очевидно, что принадлежность к женскому полу не может быть помехой для людей, если она не является помехой для будды. Напротив, поскольку будда в женском облике присутствует во всех женщинах, все женщины разделяют ее божественные качества. Это представление может подвигнуть женщин познать свою внутреннюю силу и духовную самодостаточность. Присутствие божественного женского идеала помогало женщинам избавляться от непросветленного «я» и обретать свое просветленное лицо с помощью такого пути, который не принижал женское начало.20 Кроме того, иметь божественного двойника необходимо для тантрической практики, поэтому это метафизическое положение открывало для женщин врата Тантры. Присутствие в иконографии просветленных образов женских будд подтверждает тот факт, что женщина может обрести состояние будды в своей нынешней жизни и в своем нынешнем женском теле.

В то время как отношения женщины с Ваджрайогини представляют собой отношение тождества, для мужчины это в первую очередь отношение поклонения, которое он должен распространить и на женщин как ее живых представительниц. Поклонение таким богиням, как Ваджрайогини, следует выражать как почитание женщин, а почитание женщин открывает путь к поклонению богине. В том же тантрическом тексте будда в женском облике помогает мужчине исправить свое отношение к женщинам, предписывая ему, о чем размышлять и что произносить в присутствии своей спутницы:

Одни лишь женщины дают жизнь, Милостиво даруют истинное блаженство Во всех трех мирах.

Если говорить о достоинствах женщин,

Они превосходят достоинства всех живых существ.

Лишь в сердцах женщин

Повсюду находишь чуткость и защиту.

Они одинаково дают поддержку и другу и чужаку.

Женщина с подобными качествами —

Это достославная Ваджрайогини во плоти.

Для мужчин созерцать женщин как воплощения Ваджрайогини и переносить свое почитание Ваджрайогини на всех женщин было способом избавиться от обычных представлений о женщинах и очистить свое видение. Этот процесс представлял собой не произвольное упражнение в разрушении общественных условностей, но средство правильно воспринимать женщин — как воплощения женского божества, по природе божественных и по сути священных. Медитация должна подводить к прямому видению:

Мужчина должен созерцать свою спутницу Как воплощение образа [Ваджрайогини], Пока усиленная практика не создаст Ясного, прямого видения.

Один из признаков, отличающих тантриста-мужчину и свидетельствующих о его духовном продвижении, — это способность видеть женщину как божество. В тантрических литературных произведениях мы встречаем много примеров такого возвеличивания женщин. Например, йогин по имени Ургьенпа повстречал дочь куртизанки, обладавшую силой очистить его ум от застарелых страхов и неблагих склонностей. Она сделала это, подав ему чашу с карри. Очистив таким образом ум, Ургьенпа смог увидеть эту девушку в ее истинном облике: как Ваджрайогини. Обычный человек увидел бы только, как женщина низкой касты подала еду мужчине, однако на самом деле то достославная Ваджрайогини одарила своим благословением, и человек с чистым видением смог воспринять эту истинную ситуацию. В другом примере йогин Тилопа безуспешно искал того, кто наставлял бы его в созерцании будды Тары (Тага). Как повествует об этом Таранатха, Тилопа отправился в Уддияну, страну, которая славилась женщинами-тантристками, и повстречал темно-зеленую женщину с признаками дакини. Он подал ей тайные знаки, которые должны делать мужчины-тантристы при встрече с йогини, и она приветствовала его ответными знаками. Когда он попросил женщину быть его духовной наставницей, она предстала в облике Тары и наделила ум Ти-лопы своим благословением, тем самым дав ему посвящение, которого он искал.

Читателю, далекому от данной традиции, может показаться, что эти обожествленные женщины должны были быть призрачными видениями или плодом воображения, а вовсе не людьми, — но, согласно тантрическому мировоззрению, просветленный человек может являть себя в облике божества. Полное отождествление с божеством — одна из целей практики Тантры, а способность воспринимать божество — один из плодов духовного продвижения. Следовательно, Тилопа развил свое вмде-ние до такой степени, что сумел распознать божественную сущность земной женщины и узреть в ней присутствие и дух будды Тары. Точно так же и Ургьенпа осознал, что его спутница была воплощением будды Ваджрайогини.

Постулат о божественной сущности всех женщин служит мерилом чистоты видения, о чем свидетельствует следующий рассказ о двух йогинах, вместе совершавших паломничество в Северную Индию. Оба они достигли значительных успехов в медитации, обрели определенные магические силы и собирались почтить некоторые священные места и позаниматься там медитацией. Однажды им случилось повстречать двух женщин, которые присматривали за скотом, пасшимся на горном склоне. Поскольку видение этих мужчин было не полностью очищено, они увидели лишь двух женщин, занятых презренным трудом, но не сумели разглядеть за рамками своего обычного восприятия то чудесное зрелище, что развернулось перед ними: «У подножия горы сидела святая Тара и давала буддийские учения нагая (naga), но они увидели только старуху, присматривавшую за большим стадом коров. Дойдя до середины горы, они повстречали богиню Бхрикути (Bhrkutl), проповедовавшую учение Будды группе асуров (asura) и якшей (yaksa), но увидели девушку, которая пасла большое стадо коз и овец». Змееподобные существа (наги), злобные духи (асуры) и хранители сокровищ (якши), которым проповедовали эти женщины, тоже оставались невидимы для обычного зрения. Один из йогинов, Буддашанти (Buddhasanti), начал что-то подозревать. Поскольку он совершал паломничество, то ожидал, что всё им встреченное должно быть полным смысла, а потому не стал доверять своему обычному восприятию этих обитательниц гор. Он стал с искренним раскаянием молиться Таре, и она вознаградила его, даровав способность творить чудеса. А его спутник по паломничеству не проявил внимания к происходящему и упустил благоприятную возможность духовного продвижения.

В оценке женского пола буддийская Тантра сходится с основной направленностью индуистской Шакты, или поклонения богиням, которое делает упор на божественность и почитание женщин. Тексты индуистской Тантры и Шакты тоже ратуют за уважение к женщинам как к представительницам или воплощениям богини. Когда Ваджрайогини говорит, что воплощена во всех женщинах, и на этом основании требует к женщинам уважения, ее слова перекликаются с соответствующими выдержками из текстов Шакты. Буддийская Тантра точно так же, как индуистская, проявляет убежденность в том, что все энергии вселенной струятся через женщин и из женщин. Такое утверждение женского начала представляет собой существенный отход от нейтральной недвойственности Тантры и явно происходит от точки зрения Шакты на женщин как на обладательниц особой духовной силы и как на сосуды и каналы энергии (шакти: sakti), порождающей жизнь и благосостояние на всех уровнях.

Эта основная идея Шакты прослеживается в следующем отрывке из Чакрасамвара-тантры, где приводится сравнение женщин с землей (бхуми: bhumi; тиб. са: sa, или сажи: sa-gzhi), сознательно используя метафорический смысл земли как источника и как основания. «Основание» в данном контексте означает то, что обладает силой создать нечто до сих пор не существовавшее, как земля рождает новую жизнь, а затем поддерживает всё, что на ней живет. В тантрических источниках женщина-спутница, женщина-наставник, женский ум и вообще всё, что служит порождающим источником и опорой духовного продвижения, называется основанием, подобным земле. Именно в этом смысле связь мужчины со своей женской половиной может быть основанием его духовной жизни:

Обладающая обетом женщина подобна земле: Она — богатство героя, [ее] любящего. Сделав ее основанием, [подобным] земле, Йогин Чакрасамвары поклоняется [ей].

Этот отрывок из буддийского сочинения в равной степени был бы уместен и в тексте Шакты, поскольку выражает почтение и женщинам и земле как источникам жизни, энергии, а также материального и духовного процветания.

В написанном в XI веке тибетском комментарии к Чакра-самвара-тантре, озаглавленном «Жемчужные четки», касательно существующей аналогии между йогини и землей говорится: «Если, повстречав йогини, которая готова доставить ему наслаждение и передать энергию и силу (адхиштхана: adhisthina), и влекомый к ней страстью, йогин не окажет ей поклонения, она не благословит его, и духовных достижений у него не появится». Согласно «Жемчужным четкам», йогини сама обладает духовными качествами и поэтому может дать духовную поддержку точно так же, как земля служит опорой жизни. Обретение мужчиной просветленных качеств зависит от его связи с партнершей, которая ими обладает. Как богиня благословляет и наделяет благами своих почитателей и как шакти вдыхает жизнь во все аспекты биологического, культурного и религиозного бытия, так женщина направляет эту жизненную силу, или духовную энергию, своему супругу-почитателю. Эта роль духовной кормилицы истощает женщину не больше, чем вскармливание младенца истощает мать или, лучше сказать, чем истощается пламя свечи, если им зажигать другие светильники.

Вопреки тому, что высказывается в западных источниках, эта энергия не представляет собой нечто такое, что мужчина по собственной воле может извлечь или похитить у женщины. Именно женщина решает, когда и кому даровать свое благословение. Ее способность повышать духовное развитие мужчины опирается на неотъемлемое от нее божественное начало, которое она пробуждает и доводит до зрелости с помощью духовных практик, где она визуализирует себя в образах различных богинь, наделяя себя их обликом, убранством, милосердным или гневным выражением лица и сверхъестественными силами для освобождения существ. Даруя мужчине энергию и силу, «благословляя» или «наделяя силой» (адхиштхана), она тем самым не лишается их сама, но добровольно делится своей энергией с мужчиной, который заслужил ее благосклонность, выполнив различные необходимые требования, такие как проявление ритуального этикета, использование тайных знаков, подношение даров и почтительные жесты.

Правила этикета, которые должен соблюдать мужчина, включают в себя «поведение левой стороны». Тексты, относящиеся к йогини-тантрам, или «материнским тантрам», рекомендуют проявлять почитание именно таким образом. Как говорит само название, эта система эзотерического этикета требует, чтобы мужчина во всех взаимодействиях с женщиной отдавал предпочтение левой стороне: идя с женщиной, держался слева от нее и делал первый шаг с левой ноги; совершая почтительный обход вокруг нее, двигался в направлении против часовой стрелки; делая тайные знаки, пользовался левой рукой; подносил ей дары и кормил левой рукой и обнимал ее тоже левой рукой. Поведение в таком стиле — это способ, которым йогин проявляет уважение к йогини и дает ей понять, что он принадлежит к кругу тантристов. В комментарии Цонгкапы, отмечающего: «признак тантрического йогина — то, что он выполняет все действия слева», необходимость такого поведения объясняется его угодностью йогини, и далее уточняется, что оно подразумевает:

Многим вестницам, то есть дакиням, нравятся действия левой стороны. Совершай такие действия. Если делаешь то, что им нравится, а именно совершаешь действия левой стороны, их умы будут удовлетворены.

Когда мужчина видит женщину, он должен обойти вокруг нее три раза, начиная с левой стороны [т. е. против часовой стрелки], положив ладони себе на голову, и троекратно выразить ей свое почтение, произнеся: «Ты моя мать, а я твой сын. Пока я не обрету просветление, меня будет питать молоко, рождающееся в твоих персях — обителях просветления». Так воздавай почести.

Согласно Чакрасамвара-тантре, другой обет йогини-тантры требует, чтобы мужчина, которому посчастливилось найти могущественную женщину, богато одаренную духовными достоинствами, всегда был с ней неразлучен на протяжении всего тантрического пути.

Кроме выполнения действий левой стороны от мужчины требуется использовать тайные знаки, когда он приближается к йогини впервые. Среди таких знаков — жесты руками и тайные слоги (чхомма: chomma), иногда называемые «язык дакинь», которые давали возможность общаться между собой йогинам, говорившим на разных языках. Цонгкапа объясняет, что назначение этих эзотерических кодов выходит за рамки простого общения и заключается в установлении взаимопонимания: «Посредством этих знаков герой, то есть брат, и сестра достигнут понимания, означающего, что ум дакини и ум мужчины, стремящегося к духовной цели, обретут полное согласие... Это символы совершенных йогини, символы вестниц, обладающих духовными достижениями». В нескольких главах Чакрасамвара-тантры указаны фразы, жесты и позы тайного языка, используемого для передачи сообщений, например: «я голоден», «вот мясо», «соберитесь в мандале», «оставайся в лесу» и «будь со мной». В том же тексте также описывается мимический словарь, который йогини может использовать, чтобы передать свое настроение, особенно свое удовольствие или неудовольствие.

Таким образом, хотя уважение к женщинам является краеугольным камнем тантрического взаимоотношения полов, оно подразумевает разный смысл для мужчин и женщин. Эта философия требует от женщины распознать собственную божественность, а от мужчины — очистить свое видение, почитать женщин особым поведением, например, действиями левой стороны, и использовать тайные знаки, которые предписывают им женщины. Благодаря этим различающимся, но дополняющим друг друга способам практики, отношения между мужчиной и женщиной строятся как отношения между преданным почитателем божества и божеством. Термины, используемые для выражения необходимых поведения и отношения мужчины к своей спутнице, взяты из лексикона религиозного поклонения. Они обозначают его зависимость и упование на нее как на свое духовное прибежище (нишрая: nisraya, ашрая: asraya), почитание и служение (сева: seva), вера и преданность (бхакти: bhakti, шраддха: sraddha), умилостивление (упасана: upasana, упачара: upacara) и подношение даров (дана: dana), а также исполнение ритуала (пуджа: puja). В определенном ритуальном контексте женщина тоже может видеть своего спутника как божество, но его божественность не несет такой же символической нагрузки. От нее не требуется откликаться на его божественность какой-то особой почтительностью, уважением, молитвами или служить ему так же, как это необходимо с его стороны по отношению к ней.

Эти отношения также аналогичны отношениям человека и божества с той точки зрения, что божество является подателем благ, а поклоняющийся ему человек — их получателем. Хотя божество тоже может получать из этих взаимоотношений некоторое удовлетворение, поклонник обретает гораздо больше, чем объект его поклонения. В конечном счете просители желают получить от своих божеств высшее освобождение, избавление, и именно это же тантрические йогины стремятся найти в своих взаимоотношениях с духовными женщинами. В текстах неоднократно говорится, что мужчина не сможет обрести освобождение, если не проявит уважения к женщинам и сам не вступит в союз с женщиной. Хотя может существовать искушение толковать это ритуальное поклонение как доказательство эксплуатации мужчинами женщин в попытках достичь духовного продвижения за их счет, такое толкование не принимает во внимание общий дух иерархии и благоговения, присутствующий в таких взаимоотношениях, который описывается как связь между миром божественного и человеческого: между богиней и ее почитателем. Женщина дарует свое милосердие по доброй воле в ответ на обращенную к ней мольбу, преданность, почитание и поклонение.

ПОСЛЕДСТВИЯ НЕПОЧТИТЕЛЬНОСТИ

Безусловное уважение к женщинам было столь неотъемлемой чертой этики Тантры, что мужчины, не принимавшие этот аспект всерьез, подвергались суровой критике и осуждению. Мужчины были осведомлены о том, какое поведение и отношение к женщинам одобряется, а какое противоречит мировоззрению Тантры. Практики-мужчины получали совет отказаться от любых возможных предубеждений против женщин, которые несовместимы с путем Тантры. Среди особых обязательств, принимаемых при тантрическом посвящении, главный обет — это обещание никогда не порочить и не принижать женщин.

В главе из Чандамахарошана-тантры, озаглавленной «Хвала женщинам», в самых допустимо сильных выражениях высказывается протест против клеветы на женщин и аскетизма, заставляющего их избегать:

Даже если ты страшишься кабалы, влекущей смерть,

Не поддавайся подобным страхам.

На этом пути недопустимо избегать женщин!

Их, свободных от лицемерия, надменности и стыда,

Всегда помогающих тем, в чем есть нужда,

Истинных даровательниц духовных достижений,

Следует почитать всем, что имеешь.

Недопустимо пренебрежительно относиться к женщинам…

Следует говорить женщине приятные слова

И отдавать всё, что она пожелает.

Почитая ее подношением всего, чем владеешь,

Ничем не оскорбляй ее.

Никогда не отворачивайся от женщин!

Внемли словам Будды!

Если поступаешь по-иному,

Это падение ввергнет тебя в ад!

Если мужчина, практикующий Тантру, неспособен оказать женщинам уважения и почитания, которого они заслуживают, его может ожидать не полное просветление, а духовный упадок и даже ужасное наказание. Цонгкапа предупреждает о жестоких последствиях непочтительности в своем комментарии к Чакрасамвара-тантре:

Если в том, кто стремится к просветлению, Родится гнев по отношению к вестнице, Заслуги, накопленные за десять миллионов кальп, Будут уничтожены в одно мгновение.

Согласно Чандамахарошана-тантре, даже убив сотню индуистских жрецов, мужчина может не запятнать себя грехом, но, если станет порицать или унижать женщин, отправится в ад. В этом аспекте буддийская Тантра очень созвучна Шакте, потому что в текстах Шакты тоже содержится угроза сурового наказания даже за самое мягкое неодобрение или неуважение по отношению к женщинам. В следующей выдержке из Кау-лавалинирнаи (Kaulavallnirnaya) это мнение сжато выражено так:

Женщину нельзя ударить

Даже цветком,

Пусть она совершила сотню проступков!

К тем, кто унижает женщин, Ваджрайогини нетерпима и посылает гиперболические проклятия по адресу тех, кто полагает, что может покорить вершины Тантры, пренебрегая женщинами:

Болтливые глупцы... которые, ненавидя женщин,

их порочат,

Из-за этого неблагого деяния будут в течение трех кальп

Подвергаться непрестанным мучениям в бездонном

аду Рудры, Стеная, когда их тела будут гореть в адском пламени.

Главная миссия Чандамахарошаны, в этом тексте выступающего супругом Ваджайогини, — подавление злодеев во всем мире, но среди них он выделяет тех, кто совершает преступления простив женщин. Он заверяет Ваджрайогини, что держит меч и аркан наготове, высматривая мужчин, не почитающих женщин, чтобы изрубить негодяев на куски:

Мать, дочь, сестра, племянница

и любая другая женщина-родственница, а также

музыкантши, брахманки, подметальщицы,

танцовщицы, прачки и проститутки,

как и святые, йогини и аскетки...—

им обязан он служить как должно,

не делая никаких различий.

Если он будет делать между ними различия,

Чандамахарошана будет рассержен,

сразит этого йогина,

грозя ему мечом и арканом,

и ввергнет его в ад Авичи.

И не обретет он Плода ни в этом мире, ни в следующем.

Классические тексты традиции Тантры несомненно весьма серьезно относятся к необходимости уважительного отношения к женщинам и должного поведения. Тантрические жизнеописания подкрепляют эти положения назиданиями о том, что может случиться с мужчиной, проявляющим неуважение к женщине, даже если ее нравственность кажется сомнительной. Собрание тантрических жизнеописаний содержит множество историй о злополучных йогинах, которые умышленно или неумышленно оскорбляли женщин. В одном из них рассказывается, как йо-гин Майтрипа (Maitrlpa) в поисках Шавари (Savari), знаменитого тантрического гуру, забрел далеко в горы Шрипарвата (Sriparvata), что в Южной Индии. Когда Майтрипа его нашел, гуру сидел с двумя своими спутницами. У этих лесных женщин были длинные спутанные волосы, юбки из коры и листьев, а через плечо перекинуты охотничьи снасти. У их ног лежала свежая дичь, и они занимались отыскиванием вшей в волосах гуру. Вид этих женщин невольно вызвал у Майтрипы усмешку, и он не мог понять, что делает духовный учитель в таком неприятном обществе.

Не ведал Майтрипа, что эти женщины были тантрическими йогини и звали их Падмалочана (Padmalocana: «Глаза-лотосы») и Джняналочана (Jnlnalocana: «Глаза-мудрость»). Вскоре они стали наставлять Майтрипу в той самой тантрической мудрости, в поисках которой он явился. Дакини обладают особым даром устранять препятствия к обретению всеведения быстрым, решительным ударом меча недвойственной мудрости, а эти охотницы и были величайшими дакинями. Идя по лесу, Майтрипа увидел, как одна из этих женщин застрелила дикую свинью. Пока его ум оправлялся от потрясения, она произнесла меткое высказывание:

Пустив стрелу ясного понимания, Я сражаю вепря неведения — Вкуси же мяса недвойственности!

Затем она застрелила оленя и спела:

Пустив стрелу высшего переживания, Я сражаю оленя субъекта-объекта — Вкуси же мяса недвойственности!

На самом деле она поражала цель двойственных суждений, не позволявших Майтрипе достичь просветления. Когда Майтрипа постиг, что духовный уровень этих женщин выше его собственного, он признал их своими гуру, но его признание произошло слишком поздно, и он был наказан. Поскольку у него были оскорбительные мысли на их счет и он не проявил к ним почтения при первой встрече, его жизнь сократилась, и в ней он не успел обрести просветление. Майтрипа был наказан за непочтительность к своим гуру, но более глубокий смысл этой истории заключается в том, что причина постигшей его неудачи — неготовность допустить возможность, чтобы женщины, к тому же охотницы, могли стать его учителями. Так проявление неуважения к женщинам стало одним из его самых ошибочных и опасных действий на его духовном пути.

Такие случаи нередко описываются в тантрической литературе. Точно так же йогин Канха (Kanha) не сумел распознать в простой женщине тантрического гуру. Он был отправлен своим гуру на поиски того, кто мог бы передать ему одно особое учение, и, хотя Канха был предупрежден, что учитель, которого он ищет, — женщина, он не мог заставить себя поверить, что гуру направил его именно к порогу крестьянки, ютившейся в жалкой заброшенной хижине. Сомневаясь в том, что это она и есть, Канха снова пустился в путь, но, проплутав целый день, снова очутился у той же хижины. Всё еще не уверившись, он отправился на поиски в третий раз и, наконец, убедился, что именно эта женщина и есть тот учитель, которого он искал. Когда его видение очистилось, он узрел ее в истинном облике — как будду, восседающую во дворце на пышно украшенном троне. Канха вернулся к своему учителю с требуемыми учениями, но гуру был недоволен, укоряя его в том, что он не выполнил истинной задачи своего путешествия. Если бы он сумел отнестись к дакини без каких-либо предвзятых умственных представлений, то смог бы обрести полное просветление, но его предубеждение ему помешало.

Другой случай был с Абхаякарагуптой (Abhayakaragupta), ученым, который очень гордился своей ученостью. Ему несколько раз предоставлялся случай узнать Ваджрайогини в ее проявлениях в образе человека. Поскольку в своих прежних жизнях он питал горячую веру в этого женского будду, в этой его жизни Ваджрайогини являлась ему несколько раз через промежутки времени во многие годы, дабы у него было время расширить свою мудрость. При первой их встрече, когда он, принадлежа к жреческому сословию, был индуистом и еще не принял буддизм, к дверям его дома пришла женщина из касты неприкасаемых и попросила, чтобы он предался с ней любовным утехам. Он ответил, что не может даже притронуться к ней, дабы не оскверниться, не то чтобы заниматься любовными утехами. Ученый прогнал ее, опасаясь, как бы его репутации не повредило, если кто-то увидит ее у его порога. Но, прежде чем уйти, она посоветовала ему отправиться в Магадху и принять посвящение буддийской Тантры, однако он не поспешил воспользоваться ее советом. При второй встрече, когда спустя некоторое время он уже принял буддийские монашеские обеты, какая-то девочка принесла ему сырого мяса, говоря, что животное забили специально для него. Такое подношение выглядело для него отвратительным, а приняв его, он нарушил бы свои монашеские обеты, и потому он отверг этот дар. При третьей встрече, случившейся, когда Абхаякарагупта уже давно стал учеником тантрического гуру, женщина, которая прислуживала его учителю и обычно приносила ему воду, явилась с мясом и вином в его комнату для медитации и предложила ему вместе с ней выполнить тантрическое пиршественное подношение. Видя его замешательство, она приказала ему это делать, вероятно, надеясь, что ее настойчивость заставит его понять серьезность происходящего. Но непонятливый ученый снова отклонил ее предложение. Тогда женщина выругала его за то, что он, несмотря на свои обширные познания тантрических учений, не понял смысла ее предложения. Она сказала, что он упустил случай достичь духовного совершенства в этой жизни, поскольку трижды отверг вестниц Ваджрайогини.

В этой истории речь идет о том, что сама Ваджрайогини испытывала Абхаякарагупту, являясь ему в облике неприкасаемой или служанки — женщин, чей духовный авторитет он не был склонен признавать. Это можно толковать или так, что сама Ваджрайогини, будда в женском облике, посылала ему свои волшебные эманации, или так, что она побуждала женщин действовать от ее имени. В обоих случаях испытания, которые посылала Ваджрайогини, были нужны, чтобы побудить этого ученого узнать в женщинах ее воплощения и носительниц духовного знания. Став практиком Тантры, Абхаякарагупта начал почитать Ваджрайогини, но, когда он не сумел распространить это почитание на ее проявления в человеческом облике, божественная йогини была очень недовольна. Его просветление было отложено на следующую жизнь — и это послужило ему наказанием.

Суть подобных историй не в том, что мужчины питали явное предубеждение относительно женщин. Подобная подоплека их поведения в каждом из этих случаев могла быть и очень тонкой. Будучи тантристами, все эти мужчины знали предписания, как относиться женщинам, но вследствие остатков застарелых представлений или просто потому, что недостаточно глубоко усвоили эти учения, они проявили неспособность чистого видения касательно женщин. В этой традиции видеть женщин такими, каковы они на самом деле, — значит видеть их вместилищами силы и присутствия женских божеств. В современной живой традиции тибетского буддизма есть люди, чья ориентация на монашество требует от них воздерживаться от всех описываемых в тантрах видов близости, а иногда способствует развитию в них компенсаторного страха и неприязни по отношению к женщинам. Однако в этой же традиции всегда было и теперь есть множество людей — и мирян, и монахов, — которые воспринимают тантрическое учение касательно пола очень серьезно. Такие практикующие верят, что признание врожденной божественности женщин и соответствующее к ним отношение — необходимое условие их собственного духовного роста.

КЛАССИФИКАЦИЯ ЖЕНЩИН

Тантры разряда йогини-тантр уделяют классификации женщин значительное внимание. В общих чертах она совпадает с системами классификации, принятыми в индийской светской эротической литературе, хотя тантристы приспособили эти категории к своим религиозным целям и ценностям. В то время как в светских сочинениях внимание уделяется преимущественно красоте и приятности манер женщины, задача тантрических схем — подобрать пары йогинов и йогини по соответствию их характеров для плодотворного духовного сотрудничества. Духовная совместимость выражается с точки зрения принадлежности к тому или иному семейству будд, или к родословной (кула: kula) будды. Мужчины изучают особенности женщин различных семейств будд, выясняя, какой цвет одежды они предпочитают, каково их телосложение, а также особенности поведения и психологии. Цонгкапа даже своим последователям-монахам советует изучать классификацию женщин и размышлять на эту тему на том основании, что «даже если человеку не посчастливится практиковать с женщиной в этой жизни, то у него сложатся соответствующие привычки ума для будущих жизней, когда он сумеет этим заняться».58

Классификационные описания женщин дают существовавшие в традиции Тантры свидетельства о женщинах с точки зрения качеств, которыми они обладали в действительности или должны были обладать в идеале. Хотя может показаться, что главное в классификации женщин в тантрической литературе — закрепить субординацию женщин в этих сообществах, характер качеств, на которые делается упор, не позволяет сделать такой вывод. Например, в одной из глав Чакрасамвара-тантры описываются женщины различных семейств будды. Женщина первого типа представляется приятной и кроткой. У нее спокойный нрав, ласковое выражение лица, а в доме есть изображение лотоса. Это могло бы дать основание утверждать, что такая женщина может стать легкой добычей хищника-йоги-на. Но по мере продолжения перечня описываемые женщины становятся всё более энергичными и волевыми.

Мы читаем о женщинах, которые всегда говорят правду и гордятся своей силой; затем — о женщинах с сильным умом и активных; потом — о тех, у кого сварливый характер и хвастливая речь; далее — о женщинах бесстрашных, упивающихся собственной свирепостью, которые любят есть мясо и выполнять духовную практику на кладбищах; и, наконец, о женщинах, наслаждающихся своей необузданностью. Эти женщины не выглядят существами, с которыми можно легко справиться или к чему-то принудить. Мы не встречаем совета искать женщин смиренных, доверчивых и беззащитных, как можно было бы предположить, если бы намерения мужчин были устремлены на пассивных жертв. Напротив, стремятся найти женщин не только сильных, но осознающих свою силу и наслаждающихся ею, потому что они «горды своей силой», «упиваются собственной свирепостью» и «наслаждаются своей необузданностью».

Другой пример категорий женщин, характерных для тантрической литературы, а потому, предположительно, и для жизни тантрических сообществ, можно найти в той главе Чакрасам-вара-тантры, где йогини подразделяются на четыре вида. Йогини первого типа не могут не говорить правды и всегда радуются буддийским учениям. Йогини второго типа высокомерны, богаты и властны и любят слушать вести о том, кто пал на поле битвы. Йогини третьего типа переменчивы, гневаются по малейшему поводу, любят спорить и очень горды. У йогини четвертого типа неприветливое выражение лица, грубые черты, и они чрезвычайно надменны. Ни одна из этих женщин не выглядит легкой добычей для того, кто попытался бы ее подчинить. Таким образом, если рассмотреть реальное содержание таких классификаций, то там, где могли бы ожидать подчеркнутой покорности и подчиненности, вместо этого обнаруживается, что спутницы йогинов скорее выглядят свирепыми, властными и необузданными. Смиренность полностью отсутствует. Такие женщины по всем меркам выглядят весьма внушительно.

Места, привлекательные для йогини, тоже предполагают наличие у них отважного нрава. Кроме мест сожжения трупов и лесов, излюбленными пристанищами им служат пещеры, перекрестки дорог, берега рек, заброшенные дома, места, где устраивают представления и развлечения, а также храмы богинь. Йогини явно любят пребывать в живописных местах с девственной природой и в таких безлюдных местах, где никто не помешает их созерцанию и ритуалам. Женщина, способная отправиться в такие места в одиночку или даже в сопровождении других, должна быть крепкой, бесстрашной и отважной.

Чтобы помочь мужчинам узнать свои женские половины, в тантрических текстах описываются также общие признаки йогини, такие как красноватый или голубоватый оттенок кожи, взгляд искоса, необычная линия волос или родинки, быстрая смена смеха плачем и решительное, напористое поведение. Мужчин предостерегают, что при первой встрече йогини могут быть очень устрашающими. Йогини могут пытаться отпугнуть приближающегося героя устрашающими криками и гневным обличьем, чтобы испытать его храбрость и решимость. Чакрасамвара-тантра обещает:

Если герой не испугается,

Дакини возьмут его за левую руку

И перенесут в свою обитель.

Затем дакини примутся с ним резвиться,

И это место станет подобным раю.

Вооруженный знанием этих обычаев и знаков, мужчина повышает свои шансы узнать при встрече божественное существо, как это случилось с Атишей:

Однажды он повстречал нагую женщину, на которой была гирлянда из костей и черепов. Сама она была похожа на скелет и то смеялась, то громко плакала. Атиша... понял, что, возможно, она могла бы дать ему какие-то тайные наставления, и поэтому, мысленно преклонившись перед ней, спросил, не может ли он получить от нее наставления.

— Если хочешь получить учения, тебе нужно отправиться в Восточную Бенгалию, — сказала она и стала удаляться.

Атиша следовал за ней, пока она не достигла обширного места сожжения трупов. Там она внезапно обернулась и спросила Атишу:

— Как ты догадался, что я могу дать тебе наставления по учению? Разве по мне видно, что я это могу?

— Да, — ответил Атиша, — конечно, видно! Довольная им, она дала ему посвящение.

Узнав ее по костяным украшениям, а также по смеху, перемежающемуся слезами, и, не обманувшись необычной внешностью, Атиша был вознагражден тем, что эта встреча приблизила его к просветлению. Он прожил в Уддияне, среди дакинь, три года.

Тот образ неукротимой женщины, который мы видим в схемах тантрической классификации, также популярен и в биографической литературе. Все без исключения женщины — героини жизнеописаний — откровенны и раскованны. Их явно не ограничивают ни общественные условности, ни психологическая закрытость. Там нет ни тени преклонения перед мужским авторитетом или признания мужского превосходства. Напротив, женщины открыто и без колебаний осуждают мужчин, если видят, что те допускают ошибки. Страницы тантрических жизнеописаний оживляют их незабываемые меткие ответы, которыми они крушат мужское самодовольство. Стоит вспомнить лишь реплику, которую бросила йогини Изготовительница Стрел Сара-хе, когда тот пытался завязать с ней легкий разговор. Она холодно сообщила: «Учение Будды можно познать только через действия и символы, а не слова и тексты». Позже Сараха погрузился в состояние глубокой медитации, а его подруга в это время готовила тушеную редьку. Он пребывал в созерцании много лет, но, пробудившись от транса, первым делом попросил редьки, проявив тем самым привязанность, за которую ему досталось от жены. Она сказала, что ему явно нужно еще практиковать медитацию, и поэтому он объявил, что уйдет в горы медитировать в одиночестве. Рассерженная его намерением бежать от реальной жизни, она предупредила его, что бессмысленно удаляться в горы, поскольку физическое уединение ничего ему не даст, если он не откажется от рассудочного мышления. Ее упрек послужил его окончательному духовному пробуждению и ныне запечатлен в одном из его стихов: «Не сиди дома, не уходи в лес, а познавай ум, где бы ты ни находился».

Подобные истории иллюстрируют, как дерзко выражали тантрические йогини свои безошибочные наблюдения, которыми они славились. Такой же убедительный урок от женщины у всех на виду получил и Луива. Луива, йогин из царского рода, много лет практиковал тантрическую медитацию и считал себя безупречным практиком, когда ему довелось, зайдя в харчевню, повстречаться с йогини, ее владелицей. Своим ясновидением она разглядела в его сердце небольшое, но застарелое затвердение — царскую гордость, сохранившуюся вопреки многолетнему отречению от мирского. Вместо того чтобы подать ему какое-нибудь яство, она поднесла миску с заплесневелыми объедками. Луива с отвращением швырнул миску на улицу и возмутился: «Как ты смеешь подавать йогину отбросы?» Она же мгновенно парировала: «А как любитель вкусного сможет достичь просветления?» Уязвленный точностью ее ответа, он понял, куда направить свои усилия, чтобы покорить последнюю вершину просветления. Он поселился на берегу реки и стал питаться рыбьими внутренностями, которые выбрасывали рыбаки. Благодаря этой практике Луива обрел состояние непрерывного блаженства, при котором вкус рыбьих внутренностей не уступал вкусу божественного нектара.

В другом примере один очень бедный йогин по имени Кантали (Kantali) жил у дороги и зарабатывал скудное пропитание, собирая тряпье и сшивая из него лоскутное полотно. Однажды за шитьем он уколол палец и, утратив свою невозмутимость, вскрикнул от боли. Проходившая мимо йогини увидела возможность помочь человеку, попавшему во власть иллюзии своего «я», о чем свидетельствовало его трепетное отношение к нему. Она сказала ему, что много жизней подряд он погружен в круговорот страдания, и спросила, готов ли он к переменам. Ее уверенная речь пробудила доверие к ней, и Канта ли спросил, что ему сделать, чтобы разорвать этот круг. Йогини возразила, что не знает, достанет ли у него силы духа, чтобы следовать ей. Он же заверил, что выполнит всё, что необходимо. Она стала его гуру и направляла его на пути к просветлению, начав с визуализации божеств, затем дав ему практику тонких внутренних йог и закончив окончательным постижением природы ума.

Увидев, что ее ученик испытывает затруднения при созерцании божеств во время шитья, странствующая йогини подала свою помощь в виде спонтанной песни:

Представляй, что тряпье, которое ты собираешь

и сшиваешь, — пустое пространство. Представляй, что твоя игла — внимательность и знание. Вдень в эту иглу нить сострадания И сшей новое одеяние для всех живых существ трех миров.

Ее песнь дала выход излившемуся из его сердца потоку безграничного сострадания, а прилив чувства свободы и радости заставил его рассмеяться и воскликнуть: «Взгляни на чудесную ткань, сшитую этим йогином!» Прохожие думали, что покрытый пылью бедняга на обочине дороги помешался, и дивились его собеседнице — женщине в лохмотьях, хохотавшей так же безудержно, как и он сам. Таковы лишь некоторые характерные примеры, показывающие, что проницательных и неукротимых женщин, которых мы встречаем в тантрической литературе, никак нельзя назвать пассивными или беспомощными жертвами сексуальных домогательств.

МАТЕРИ, СЕСТРЫ И ДОЧЕРИ

Другая разновидность классификации женщин, встречающаяся в тантрической литературе, это упоминание о родстве. Самыми шокирующими для первых исследователей Тантры были отрывки, настаивающие на необходимости предаваться любви со своей матерью, сестрой и дочерью, такие как, например, следующий отрывок из Гухьясамаджа-тантры:

Тот, кто соединяется с матерью, сестрой и дочерью, Обретет разнообразные совершенства и истину На вершине Махаяны.

Эти спорные представления, намеренно рассчитанные на то, чтобы произвести шокирующее впечатление, отражают картину взаимоотношений в тантрических сообществах. Посторонним такие представления показались бы недопустимыми, но людям посвященным была понятна их символика. Последователи Тантры имели в виду не биологическую семью, а тесно связанные группы, объединенные тайными посвящениями и обетами. Исходная взаимная преданность сместилась с биологического родства на духовное родство людей, объединенных общим мировоззрением и чаяниями. Поэтому последователи Тантры называли друг друга членами одной семьи, как в следующем отрывке из Чакрасамвара-тантры:

Будь только с вестницами:

Матерями, сестрами, дочерьми и женой,

Практикуй только в таком кругу

И никак иначе.

Соответственно называли и мужчин-тантристов:

Если мужчина способен узнать дакинь,

Которые хранят свои тантрические обеты,

Они мгновенно сочтут его Братом, отцом или мужем.

Подобные термины, обозначающие родственные узы, породили целый ряд толкований. Распространенное толкование заключается в том, что партнерша вашего гуру — всё равно что мать, ученица того же гуру — сестра, собственная ученица — дочь, а партнерша — жена. Соответственно, для женщины ученик того же гуру — брат, собственный ученик — сын, а партнер — муж. Слово «мать» тоже имеет более значение как мать освобождения и духовной жизни. В соответствии с гиноцентрической точкой зрения этих текстов, женский половой орган почитается и как врата, ведущие в жизнь, и как оплот состояния будды. Практикующий мужчина получает совет созерцать лоно своей партнерши и осознать, что этот орган был его вратами к бесчисленным перерождениям, а ныне стал преддверием просветления. Только в этом смысле мужчина может соединиться со своей «матерью» — матерью его освобождения.

Хотя заявления о соединении между членами семьи были не лишены оттенка эпатажа, в первую очередь они подразумевали духовное родство на почве Тантры и необходимость семейной преданности среди членов тайного содружества. В них подчеркивалось, что практики Тантры, включающие в себя сексуальное соединение, следует выполнять только с посвященными тантристами — людьми, которые объединены одними и теми же посвящениями, обетами и духовными практиками.

ТАНЦОВЩИЦЫ, КУРТИЗАНКИ И ЖЕНЩИНЫ НИЗКИХ КАСТ

Танцовщицы, куртизанки и различные представительницы низких каст, как например прачки, ткачихи, торговки вином, охотницы, рыбачки, ремесленницы и даже неприкасаемые — занимают видное место в тантрических жизнеописаниях, поэзии и ритуальных руководствах. Наличие этой группы женщин в литературе приводится как свидетельство эксплуатации женщин в тантрических сообществах. Западные ученые обычно предлагают такое объяснение: женщины этих классов были невежественны, неразборчивы в половых связях и доступны для мужчин-тантристов, которые нуждались в них для выполнения практик, подразумевающих сексуальное соединение:

Практические соображения... также требовали использования [sic] женщин низких каст... неприкасаемые девушки [sic] были более неразборчивы в связях и не соблюдали законов Ману.

Они появляются здесь потому, что женщины этих каст пользовались этим [sic] и, предположительно, ими тоже пользовались всегда, когда «безумцы» реально выполняли подобные ритуалы.

Роль, которую девушки [sic] низких каст и куртизанки исполняли в тантрических «оргиях» {чакра: сакга; тантрическое колесо), хорошо известна. Чем более развратна и разнузданна была женщина, тем лучше она подходила на эту роль.

Эта линия толкований объясняет присутствие таких женщин в тантрических сообществах их пригодностью для целей мужчин и их социальной незащищенностью от сексуальных посягательств. Чуть более благопристойная теория касательно женщин низких каст в тантрических источниках — это предположение о том, что связь с такими женщинами давала мужчинам возможность преодолеть свои классовые предрассудки. Общение с существом, стоящим в самом низу социальной лестницы, — женщиной низкой касты, — могло заставить практикующего мужчину отказаться от классовой гордости и опасений ритуального загрязнения:

Если получавший посвящение индиец принадлежал к касте дважды рожденных, у гуру были очевидные основания для использования [sic] неприкасаемой женщины в ритуале посвящения: такая связь могла послужить уничтожению социальных условностей, уменьшению гордости и развитию мудрости равности.

Согласно влиятельной версии этой теории, поскольку женщины низких каст занимают самую нижнюю ступень социальной иерархии, в практике Тантры их возвышение и символика приводят к обретению духовного прозрения вследствие перевертывания или coincidentia oppositorum совмещения противоположного того, что считается низким в социальной сфере, и того, что считается возвышенным в духовной сфере:

Главное значение имеет символика «прачки» и «куртизанки», и мы должны считаться с фактом, что, в соответствии с учениями Тантры о тождестве противоположностей, «самое благородное и самое драгоценное» кроется именно в «самом низменном и самом заурядном».

Сторонники этих теорий не выдвигают предположений о том, что могут от такой ситуации получить сами женщины, поскольку, по их мнению, речь идет лишь просто об «использовании» женщин в качестве орудий для достижения мужчинами своих целей.

Эти объяснения касательно присутствия женщин низких каст в тантрических сообществах несостоятельны по многим причинам. Они строятся на поверхностных признаках женщин и неадекватных обоснованиях их участия в тантрических ритуалах. Нас уверяют, что при выборе духовного партнера мужчина выбирает женщину, ориентируясь на ее касту, а не на основании истинной причины: практикует ли она Тантру, как и он сам. В йогини-тантрах всегда выдвигают истинные основания для выбора партнера по практике. Самое главное требование для женщины — иметь тантрическое посвящение и соблюдать свои обеты. Важно также и каково ее продвижение в практике, уровень духовного прозрения, а также знание ритуалов, йоги и медитации.81 Если мужчина происходит из высокой касты или был монахом, то зачастую ради долговременных, открыто проявляемых отношений с такой женщиной он жертвует многим — социальным положением, монашеским престижем, богатством, репутацией, а бывает, и троном. Маловероятно, чтобы мужчина мог приносить столь большие жертвы ради невежественной, развратной женщины, лишенной и тонкого ума, и изысканности, и духовных добродетелей. Было известно и о таких случаях, когда женщины из высоких каст, представительницы царского или жреческого рода отказывались от своего кастового статуса, чтобы взять в супруги мужчину из низкой касты, хотя в таком случае никто не считает, что она поступала так потому, что мужчина был социально ущербен, развратен, простоват или глуп.

Эти теории строятся на фундаменте неправильного понимания культурной роли тех женщин в индийском обществе. Представление о «тантрическом перевертывании», предложенное для объяснения присутствия женщин низких каст, на основании этнографических данных подвергла критике Фредерик Марлен, которая доказывает, что, хотя женщины низких каст, такие как танцовщицы, куртизанки и прачки, могли стоять на нижней ступени социальной лестницы, их общественное значение этим не исчерпывалось. В индийской культуре женщины этих категорий традиционно считались обладательницами плодородных и благодатных сил. Присутствие этих женщин в контексте Тантры нельзя объяснить лишь структурной оппозицией, или «перевертыванием ценностей», потому что Тантра явно отрицает социальную иерархию, стоящую на страже интересов власти. Женская способность рождать, давать рост и духовное преображение не находится в каком-либо соотношении с двойственными принципами иерархии, правящими обществом. Эту преображающую силу (в буддийском контексте — адхиш-тхана) невозможно обрести ни опираясь на социальную иерархию, ни пытаясь ее перевернуть или нарушить. Эта сила заменяет собой иерархию и выходит за ее пределы, потому что ее действенность не зависит от социального статуса того, кто ею наделен. Благодаря своим занятиям, женщины низких каст обладают преображающей силой, или женской энергией, и воплощают ее. Было бы естественным, чтобы Тантра — традиция, которая сосредоточена на энергии и считает женщин ее вместилищем, — привлекала и приветствовала женщин, которые уже чувствуют в себе уверенность, силу и духовную мощь или стремятся их обрести.

Другая причина, по которой подобные теории не способны в полной мере объяснить присутствие женщин низких каст в тантрических сообществах, заключается в том, что они не принимают во внимание субъективной, внутренней стороны мотивации самих женщин. Это серьезное упущение для теории, претендующей на то, чтобы пролить свет на динамику полов в традиции, которая явно привлекала и делала своими сторонницами огромное число женщин. Для таких женщин тантрическое движение было естественным образом привлекательно благодаря их высокому статусу в таком культурном контексте, где духовная сила ценится выше ритуальной чистоты. То, что в этой традиции их сила признавалась и почиталась, могло только поощрять женщин присоединяться к ней. В индийском обществе женщины этих сословий часто имели довольно высокий уровень финансовой независимости и свободы действий и передвижения. Буддийская Тантра была близка таким женщинам в силу отсутствия иерархии, основанной как на разнице полов, так и на разнице сословий, которая могла бы или исключать их присутствие или его ограничивать. Присущее этим женщинам внутреннее чувство силы и независимости отражалось и приумножалось в тантрической философии пола. Кроме того, перед этими женщинами не стояли препятствия в виде кастовых структур, которые могли бы помешать их участию.84 Социальное происхождение этих женщин означало, что они были свободны делать независимый выбор своей религиозной принадлежности и своего партнера, а зачастую принимать неординарный образ жизни тантрической йогини.

Толкования, в которых упор делается на внешние причины участия женщин низких каст, также игнорируют соответствие социального происхождения этих женщин тантрическим задачам. Подчеркнутое внимание к низким кастам показывает, что мудрость Тантры не ограничивается отдельным социальным сословием, будь оно высоким или низким. Присутствующий в тантрах упор на женщин низких каст и низкие касты в целом — это сложная тема, которая не только находит свое подтверждение в онтологических положениях Махаяны о том, что всё одинаково чисто и ценно, но и несет в себе мысль о том, что мудрость следует искать в любом социальном классе, потому что люди низких каст нисколько не менее, чем другие, способны обладать учениями и посвящениями и передавать их. Женщины, происходящие из этой среды, именно благодаря ее разнообразию обладали собственными духовными прозрениями, способными обогатить тантрическую практику. Женщины низких каст приходили в Тантру не будучи сами «чистым листом», но принося с собой навыки и духовное знание, которые могли быть непосредственно применены к тантрической методологии. Танцовщицы принесли телесную науку: знания о священных жестах и движениях, способы воплотить в себя божество. Куртизанки принесли эротическое искусство и утонченные приемы. Виноделы и торговки вином — основы перегонки спиртного, столь важного для тантрических таинств. Домби — знакомство с местами сожжения трупов, где часто устраивались тантрические пиршественные подношения. Люди из местных племен принесли с собой умение изготовлять из кости украшения и музыкальные инструменты, ритуальное использование черепов, искусство магии, начитывания мантр, поклонение богиням и ритуальные способы общения с духами и божествами, умение вселять их в себя.

Сословия, к которым принадлежали женщины низких каст, служили источниками культурной энергии, из которых черпали в то время силы буддизм и другие классические традиции. Слияние буддийского учения об освобождении с архаическими религиозными практиками и символами — неотъемлемая особенность тантр. Делая упор на эти сословия, буддийская Тантра указывает на ту часть общества, от которой она получила многие из отличительных черт своих ритуалов и иконографии. Возможно, выдвигая на первый план женщин из этих сословий, буддийские источники указывали на свои собственные корни.

Если рассмотреть все эти факторы, становится ясно, что присутствие женщин низких каст в движении Тантры объясняется не их сексуальной доступностью, а намного более сложными факторами. Эти женщины были обладательницами духовной энергии и кладезем культурного знания. В буддийской Тантре они могли найти сферу приложения своих возможностей, где им не нужно было приносить в жертву свою независимость, инициативность или силу своей личности. Они были вольны заниматься тантрическими практиками как серьезные самостоятельные практикующие. Их открыто вызывающее поведение было вполне уместно в тантрических сообществах, и, вместо того чтобы играть скромную роль, прислуживая мужчинам, они могли заставить мужчин уважать и почитать себя.

ТАНЦОВЩИЦА И ЦАРЬ

Обычные представления о женщинах в буддийской Тантре вообще, а в частности о женщинах низких каст, грубо упрощают их духовную жизнь и неверно отражают интимные отношения, речь о которых идет в тантрах. Пример духовного жизненного пути женщины-тантристки, происходящей из низкой касты, может помочь прояснить, насколько верны такие выводы. Рассмотрим историю, в которой царь отказался от своего трона, чтобы связать судьбу с танцовщицей. Ее звали Домбийогини (Domblyoginl), царь же остался в истории только под именами Домбипа (Domblpa) или Домбихерука (Domblheruka), которые он получил благодаря связи с ней. В начале этой истории царь, правитель Ассама, был уже опытным практиком Тантры, а учителем его был Вирупа (Virupa). Царь уже достиг достаточной зрелости, чтобы выполнять одну из высоких йогических практик, для которой требуется взаимодействие с партнершей, а неизбежное появление его кармической посвященной спутницы было открыто ему в видении. Впервые они встретились, когда она пришла во дворец со своими родителями среди других певцов и танцоров, собиравшихся дать представление при дворе. В то время ей было двенадцать лет, и у нее был неземной нрав и склонность к духовной практике. Чтобы получить у семьи танцовщицы разрешение оставить ее у себя, царь предложил щедрую плату, а именно количество золота, равное ее весу.

Присутствие Домбийогини во дворце хранилось в тайне в течение двенадцати лет, пока подданные царя не обнаружили их связи. Изгнанные из царства, они удалились в безлюдные места и медитировали в уединении в течение следующих двенадцати лет. Тем временем благополучие покинуло страну, оставшуюся без правителя, и, наконец, раскаявшиеся подданные решили позвать царя обратно. Когда министры пришли в лес, чтобы вернуть царя, они увидели, что танцовщица плавает по озеру на листе лотоса. В своей уединенной практике и танцовщица, и царь явно достигли больших успехов. Они сели верхом на тигрицу и направили ее в город, размахивая ядовитой змеей вместо хлыста, чем показали свои мистические достижения. Позднее Домбийогини и царь преобразились в чету будд — Найратмью (Nairatmya) и Хеваджру (Hevajra) — одну из числа тех, которых они созерцали, и царь, которому довелось найти более возвышенное времяпрепровождение, отказался снова принять свое царство.

Обычно из истории их партнерства на протяжении более чем двадцати лет делают вывод, что царь использовал в своих интересах танцовщицу, роль которой сводилась к тому, что она помогла царю избавиться от его кастовых предрассудков.86 Однако, как явствует из самой этой истории, отличительными чертами Домбийогини были не доступность или принадлежность к касте, и даже не то, что она соответствовала всем индийским канонам красоты. Ведь только такое ее личное качество, как тонкая духовность, заставило царя узнать в ней его предназначенную судьбой спутницу. Она не была просто представительницей низкой касты, маргинальных слоев общества, а потому «доступной» для подобных практик, как и не была невежественной и грубой. Будучи танцовщицей, достойной выступать при дворе, она обладала обширной артистической подготовкой. К двенадцати летнему возрасту она уже не один год проходила обучение, поскольку обучение танцу начинается в самом юном возрасте, особенно в семье танцоров. Следовательно, Домбийогини была образованным, культурным и утонченным человеком, владевшим высоким мастерством, которое достигалось многими годами суровой физической подготовки. Главным образом благодаря этим качествам царь узнал в танцовщице возможную тантрическую партнершу. Царская плата ее семье была знаком искренности его намерений и уважения к их дочери, а также залогом того, что он будет хорошо заботиться о ней. Царь не покупал ее, а скорее возмещал ее родителям ущерб от утраты ее будущих заработков. Царь отрывал ее от прежней жизни и семьи, но он не ждал от нее жертв больших, чем приносил сам. Они оба порвали с прежним образом жизни, чтобы вступить на новый совместный путь.

Едва ли можно утверждать, что царь «эксплуатировал» танцовщицу, поскольку они прожили вместе более двадцати лет. В течение этого времени она получила множество буддийских учений для подготовки к йогической практике тантрического соединения, которая, как утверждает сам Домбихерука в трактате на эту тему, «не для новичков».87 Первые двенадцать лет он продолжал жить во дворце и мог видеть или не видеть множество танцовщиц, но с течением времени они стали настолько близки с Домбийогини, что, выбирая между своим царством и своей подругой из низкой касты, он выбрал ее, и можно предположить, что просветление они обрели вместе. Их взаимные чувства проявились в решимости отправиться вместе в изгнание, вверив друг другу свое телесное выживание и духовную судьбу. В течение следующих двенадцати лет, когда ей было вначале двадцать четыре года, они, находясь в безлюдной глуши, могли видеть только друг друга — ситуация, требующая исключительного взаимопонимания, взаимодоверия и преданности одним и тем же религиозным идеалам. К тому времени Домбийогини уже много лет практиковала медитацию и достигла в ней такого уровня, который был сравним с уровнем ее супруга, а потому они могли предаваться высшим йоги-ческим практикам вместе. Танцовщица и царь нуждались друг в друге, чтобы вступить в мир видений Тантры. Они поровну делили трудности и озарения духовного пути.

Продвижение Домбийогини в практике медитации проявилось в ее магических силах, таких как способность ходить по воде и владение четырьмя взглядами. Таранатха также сообщает, что она сочинила песни свершения (ваджрные песни), большинство из которых для нас утрачено.88 Одна из ее песен случайно уцелела в собрании тантрических песен, сохранившихся в Непале. В песне говорится о ее способности ходить по воде, сверхъестественной способности, свидетельствующей о том, что танцовщица постигла пустоту. В песне она предстает созерцающей чету будд: Ваджрайогини и ее супруга Чакрасамвару:

На озере Домбийогини становится двумя,

Как же сидят они посреди озера?

Эти двое пребывают во дворце наслаждения,

Танцуя в сфере явлений,

В стране незапятнанной чистоты.

Естественно, чарующе они покоятся

На знании Будды.

Ваджрайогини являет себя в двух образах

И выходит за пределы мира.

Та, что с головой дикой свиньи, Ваджраварахи,

Обнимает (своего возлюбленного).

Она сидит на четырехугольной мандале, даруя сострадание.

Порой бывая в одном облике, порой — в другом,

Она обнимает синеликого владыку.

Озеро, о котором идет речь, это и место, откуда Домбийогини брала воду во время пребывания в отшельничестве, но это также и метафора, подразумевающая весь мир, который, в зависимости от точки зрения наблюдателя, предстает или как юдоль страдания, или как обитель блаженства. Чистота видения танцовщицы позволила ей играть с явлениями, не утопая в них под тяжестью таких весомых аспектов относительной реальности, как законы физики и сила притяжения. В первой половине песни Домбийогини представляет чету будд в слиянии. Она воображает себя Ваджрайогини, проявляющейся в разнообразных обликах, дабы удовлетворить желания живых существ во всем мире. Обнимая своего супруга, которого она видит как будду херуку, танцовщица игриво воображает себя сначала в одном облике, а затем — в другом, чередуя образы четырех божественных йогини тайной мандалы Чакрасамвары. Их соединение, пусть само по себе исключительно блаженное, в конечном счете осуществляется из сострадания к миру. Тайное единение будд в мужском и женском обликах порождает волны блаженства и гармонии, которые обращают мир в мандалу и орошают его потоками нектара, утоляющего духовный голод в сердцах живых существ, где бы они ни были.

Песня Домбийогини — луч блистательного видения, устремляющийся из ее ума, подтверждает изысканное совершенство ее духа. Эта единственная сохранившая песня свидетельствует об утраченном богатстве, хотя не исключено, что некоторые из ее стихов были ошибочно приписаны Домбипе. Эта песня также свидетельствует о том, что танцовщица полностью погрузилась в эстетическую вселенную Тантры и в совершенстве постигла йогу тантрического соединения.

Пример Домбийогини подтверждает, насколько ошибочными могут оказаться западные суждения о женщинах низких каст. В западных толкованиях подчеркивается их предположительная униженность; однако в произведениях Тантры они изображаются не как низкие и по происхождению и по нраву, а как прекрасные и наделенные артистическими дарованиями йогини. Долгожданная духовная спутница царя сама достигла значительных успехов и в конце концов стала духовным учителем и просветленным поэтом. После смерти Домбихеруки Домбийогини, которой тогда шел по меньшей мере четвертый десяток, учила самостоятельно как тантрический гуру. Она давала посвящения, а также тайные устные наставления по тонким вопросам эзотерических йог, и от нее или через нее идут две линии передачи Хеваджры.

Внимательное чтение жизнеописания тантрической йогини, происходившей из низкой касты, показывает, что никакой речи о развратности в нем нет, и вряд ли царю понадобилось бы проводить с ней двадцать лет только для того, чтобы преодолеть свои кастовые предрассудки. Скорее, мы видим серьезное долговременное идейное партнерство, посвященное эмансипации обоих участников. Домбийогини выполняла практики и развивалась духовно на протяжении всей истории их взаимоотношений, о чем свидетельствует тот факт, что она стала гуру. Эту танцовщицу не эксплуатировали: она стремилась к просветлению — и она его обрела.

ТАНТРИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ ПОЛА: ГИНОЦЕНТРИЧЕСКАЯ ГАРМОНИЯ

Нуддийская Тантра в Индии выделяется среди других буддийских традиций своим толкованием женского начала. Попытки интерпретировать ее как движение, отличающееся от других буддийских школ только в методологии, упускают из виду эту существенную особенность. Тантрическая философия пола возникла в то время, когда буддизму были свойственны перемены и творческий подъем, а отношение к женщинам занимало в умах реформаторов главное место. Рита Гросс убедительно доказывает, что стремление к равенству всегда пылало в сердце буддизма на протяжении всей его истории, хотя на протяжении многих столетий такое представление о равенстве разными способами искажали и отрицали. У буддизма Тхеравады имелась свободная от дискриминации теоретическая основа, но ее перевесила оценка женского воплощения как неблагоприятного, а также осуждение женщин монахами-мужчинами. Махаяна учит, что неравноправие полов — это ненужная двойственность, но в го же время допускает проявления женоненавистничества. Буддийская Тантра обновила вечное стремление буддизма к сохранению философии равенства, внеся новую стратегию. Вместо нейтралитета Махаяны по отношению к двойственности полов Тантра выдвигает полярность полов на первое место, причем больший упор делается на женский пол. С формальной стороны считается, что мужчины обладают равным метафизическим статусом и значением, но в эмпирических областях изображений и ритуала женщины получают более явную поддержку.

Главный оплот этой поддержки — развитие принципа, что женщины суть воплощения женского божества. Женщины рассматриваются как земные, во плоти, проявления богинь, и это тождество усиливается изображением взаимоотношений между божеством и поклоняющимся ему человеком как взаимоотношений между женщиной и мужчиной. Божественность мужчины — непременная предпосылка тантрической метафизики, но она не поднимается на такой же уровень конкретного выражения, как божественность женщины в этом гиноцентрическом контексте.

Отождествление с моделями божественной роли женского начала дало женщинам неколебимую опору для уверенности в своих силах, а именно, для «божественной гордости», проистекающей от пробуждения собственной природной божественности. Присутствие примеров женщин-божеств, открыто, без страха и стыда упивающихся собственной женственностью, по-видимому, придавало женщинам силу отважно говорить правду, телом и умом пускаться в рискованные приключения, а когда нужно, вступать в спор и быть напористыми. В тантрических жизнеописаниях женщины откровенно и без обиняков бранят мужчин, которых необходимо призвать к прямому видению реальности, бросая вызов их предрассудкам, разрушая лелеемые ими иллюзии или пробивая брешь в раздутом самомнении. Испытываемое женщинами, принадлежавшими к этому движению, чувство свободы от авторитета мужчин усиливалось тем, что женщины не нуждались в согласии мужчин на их духовное продвижение как в теории, так и в практике. Не было ни какого-либо духовного института, который стоял бы у них на пути, ни перспективы получить метафизическую пользу благодаря подчинению мужскому авторитету. Женщины могли осваивать путь Тантры по собственной инициативе. Они нуждались лишь в учителе, а этим учителем могли быть как мужчина, так и женщина.

Отсутствие страха и покорности в женщинах, последовательницах буддийской Тантры, согласуется с духом тантрического партнерства. Женщинам не нужно было с помощью взаимоотношений с мужчинами добиваться самоутверждения, соблюдать общественные условности или придерживаться нравственных правил. Психологически это предоставляло женщине свободу использовать эти взаимоотношения исключительно для собственного просветления. В отличие от традиционных браков тантрические взаимоотношения были добровольными. В их основе лежала страстная преданность одним и тем же духовным целям и идеалам. Такое партнерство нужно было женщине по одной причине: обрести духовные идеалы взаимодополняемости и гармонии, приблизиться к которым можно было участием в таких взаимоотношениях. Духовные качества женщины могли служить укреплению духовных качеств мужчины, но главным в ее духовной жизни было не это, а обретение собственного просветления.

Вследствие такой гиноцентрической ситуации духовный рост женщин и мужчин происходил в самостоятельных, но параллельных направлениях. Мужчины со своей стороны начинали осознавать необходимость взаимодействия с женщинами. В то время как женщина становится всё более уверенной в себе и самостоятельной, мужчина, по мере осознавания того, что женщина, занимающаяся развитием собственной личности, одновременно может способствовать укреплению и расширению его духовной жизни, проявляет больше склонности поддерживать такие взаимоотношения. Приучаясь видеть в женщинах будд в женском облике, мужчина получает возможность избавиться от привычного непросветленного мышления, и, главным образом, от гордыни и предрассудков по отношению к женщинам. В тантрических взаимоотношениях конкретное поведение мужчины — (то символическое, ритуальное и общее выражение уважения — служит залогом того, что он не станет пытаться подчинять себе женщину или в ущерб ей самой пользоваться ее энергиями для поддержания своего духовного роста. Когда мужчина проявляет знаки почитания, он показывает, что желает вступить во взаимоотношения, в центре которых не будут стоять его эго или его потребности, но которые будут посвящены их общему просветлению. Ни интересы женщины не должны ставиться ниже интересов мужчины, ни наоборот, но они должны взаимно переплетаться. Ведь само слово тантра происходит от глагольного корня тан, что значит «переплетать». В тантрическом пути переплетается очень многое, в том числе и жизни мужчин и женщин.

Тем не менее, вся эта ситуация, требующая сложного равновесия, пропорциональности взаимоотношений, имеет уклон в сторону женщин. В тантрических текстах уточняется, что мужчина должен обращаться к женщине, ублаготворять ее и заслужить ее внимание, но соответствующих требований к женщине нет. Кроме того, есть многочисленные примеры того, как мужчины добиваются благосклонности и одобрения со стороны женщин, но нет соответствующих мотивов в жизнеописаниях женщин. Поскольку женщины не нуждаются в каких-либо особых действиях, чтобы получить одобрение от мужчин, женщины в тантрических жизнеописаниях проявляют беспечное безразличие к мужскому одобрению и покровительству, которых можно было бы ожидать в подобной ситуации.

Такой гиноцентризм, вероятно, способствовал установлению между мужчинами и женщинами психологического равенства. Хотя может показаться, что в таких условиях женщины доминировали, кажущееся неравновесие, по-видимому, помогало достичь более глубокой гармонии полов, которая воспета тантрической иконографией в парных образах будд. Задачей такой динамики было не женское доминирование над мужчинами ради самих себя, но установление партнерских взаимоотношений, посвященных постижению конечной истины. Такой тип партнерства исключал возможность того, чтобы один из партнеров стал отклоняться от собственного пути к просветлению ради исполнения потребностей непросветленного эго другого. Таким образом, практика мужчин предполагала процесс очищения и повышения чувствительности, что делало их более способными к осуществлению собственного преображения в контексте интимных отношений.

Я полагаю, что в буддийской Тантре равновесие в практике достигается благодаря теоретической привилегированности женщин, противостоящей размыванию или полной потере равновесия присутствием пусть даже небольшой доли мужской завоевательной стратегии. Некоторое неравновесие в пользу женщины могло служить практическим соображениям: не допустить, чтобы женское начало — и земные женщины — упускалось из виду или подавлялось. Существовавшее в теории Махаяны равноправие полов, пусть даже по замыслу оно поддерживало идеалы освобождения и равенства, означало, что малейшее покушение мужчин на права женщин влекло за собой утрату этого равенства. В буддийской Тантре гиноцентрическая философия выдвинула предупреждающий и корректирующий противовес мужским попыткам возвысить себя за счет женщин. В своем распоряжении женщины имели непререкаемый авторитет священных текстов и живых примеров просветления, что позволяло им противостоять попыткам мужчин их принизить. Идеология пола вооружила женщин против попыток отдельных мужчин взять над ними верх в области психологии или религии, а также против коллективных попыток мужчин оттеснить их от духовного движения, над созданием которого трудились женщины. Несмотря на то что мужчинам удавалось лишать женщин прав (например, в некоторых традициях, сложившихся в тибетском обществе), эти учения, сохранившиеся с древних времен, утверждали их неправоту. Изречение Будды совершенно недвусмысленно провозглашает: «На этом пути нельзя отказываться от женщин!»

Если рассудить о том, кто мог положить начало этой гиноцентрической, но уравновешенной системе взаимоотношения полов, представляется возможным, что движущей силой перемен были женщины. Вряд ли мужчины по собственной воле создавали бы движения или системы философии, в которых женщины занимают явно привилегированное положение и получают несомненные блага. Поэтому я не думаю, чтобы уважение к женщинам и их почитание, столь характерные для тантрического воззрения, были широким жестом со стороны тантристов-мужчин или ни с того, ни с сего оказанной им любезностью. По-видимому, гораздо более вероятно, что такое отношение и поведение мужчин явилось следствием ведущей роли женщин в выработке этих нравственных установок. Полагаю, что женщины доносили до мужчин свое понимание самих себя и требования к мужчинам, формируя мировоззрение мужчин, их поведение и литературное творчество. Кроме того, женщины стремились выбирать в спутники тех мужчин, которые соответствовали бы их собственному чувству достоинства и силы, и такой процесс отбора вполне мог служить фактором, определяющим структуру тантрических сообществ и характер тантрического партнерства.

Совершенно очевидно, что направлять развитие мужчин по этому пути было в интересах женщин. Любые достижения мужчин на этом поприще приносили непосредственную пользу его партнерше и соратницам. Прошедший такую школу мужчина был лучшим спутником и возлюбленным, чем тот, кто был воспитан в духе женоненавистничества, убежден в своем превосходстве и данном свыше праве господствовать над женщинами. Такой мужчина мог стать близким гордой, восприимчивой йогини с отчетливым чувством личной силы и был хорошим спутником для женщины, нетерпимой к мужским притязаниям и давлению вследствие ее характера, воспитания или нежелания жертвовать своим духовным ростом. Другая причина — очевидные блага, которые несла женщинам такая ситуация. Я полагаю, что женщинам принадлежала руководящая роль в формировании такого представления о духовном партнерстве как о сотрудничестве, приносящем истинное освобождение. Откликаясь на инициативу тантрических йогини, йогины почитали женщин, чтобы привести свое видение в согласие с онтологической реальностью божественности женщин и обрести способность к таким взаимоотношениям, которые требуются для успешного прохождения пути Тантры.

Эта глава начинается с очерка культурной среды, в которой последовательницы буддийской Тантры вели свою духовную жизнь. Учения Тантры проявляют положительное отношение к женскому воплощению, а четкие правила поведения по отношению к женщинам поощряют конкретное выражение уважения в социальном и ритуальном взаимодействии с ними. Положения, представленные в этой главе, не имеют ничего общего с умышленной стратегией подавления, подчинения или исключения женщин. Женщинам не приходилось бороться против враждебного отношения, идеологии мужского превосходства или навязчивой идеи неприятия женской сексуальности, что иногда можно встретить в написанных мужчинами аскетических текстах. Учения Тантры поддерживают женщин в их духовных устремлениях, одновременно лишая теоретического обоснования идею мужского доминирования.

Учения Тантры не узаконивают доминирование одного пола над другим, а напротив, устанавливают тесную связь между мужчинами и женщинами, стремящимися к духовному совершенству. Хотя отдельным практикующим, возможно, не удавалось достичь этих идеалов, они выдвигались как руководящие принципы, которые все более претворялись в жизнь по мере приближения к просветлению. К этим идеалам стремились, а иногда они становились реальностью. В «повести об освобождении», в совместном духовном путешествии Домбийо-гини и Домбипы, нашли свое отражение истории поисков мужчиной и женщиной завершающего обретения освобождения посредством духовного сотрудничества.

Женщины пользовались психологическим равноправием в условиях тонкого, но прочного гиноцентрического равновесия, при котором именно их искали, к ним взывали и их ублаготворяли. Женщина могла потребовать особого обращения к себе, почитания и поклонения, прежде чем принять ученика или партнера, и это давало мужчине возможность показать серьезность своих намерений по отношению к ней. Такой ход событий явно помещает их отношения в контекст поисков просветления. В таких взаимоотношениях они расстаются с привязанностью к своему эго, и поведение мужчины как просителя позволяет женщине избавиться от собственного эго, а не обслуживать эго мужчины.

Такая идеология пола направляет духовное развитие мужчины и женщины по взаимодополняющим путям, чтобы они могли быть идеальными партнерами во взаимоотношениях, посвященных их общему освобождению. Уважение к женщине было пробным камнем духовного продвижения мужчины, а коренное изменение мужчины — необходимым условием сотрудничества в практиках и подъема на высший уровень интимности, представленный в тантрах. Женщины же развивали в себе психологическую независимость, которая позволила бы им сохранять равноправие. Коротко говоря, учения Тантры поддерживали женщин в их духовных устремлениях и поощряли мужчин почитать женщин вообще. Кроме того, тантрическая классификация и биографические очерки рисуют разные типы сильных, уверенных, откровенных женщин, которые вполне могли внушать чувства благоговения, восхищения и преданности. Торжествующий тон при изложении этих данных предполагает, что уважение со стороны мужчин было не добровольной или вынужденной уступкой, а подлинным восхищением талантом, энергией и страстным стремлением к просветлению их спутниц и учителей.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Женщины в тантрических сообществах

ЙОГИНИ И ФИЛОСОФЫ

Тантрические йогины и йогини собирались в местах паломничеств по всей Индии, где они встречались с другими тантристами, практиковали внешнюю и внутреннюю йогу и выполняли сложные ритуалы. В этой открытой и раскованной духовной обстановке не было никаких формальных барьеров для участия женщин. Тантрические источники не содержат никаких запретов на полное участие женщин во всем наравне с мужчинами и не предполагают никакой руководящей роли и особого авторитета мужчин. Но, хотя для участия женщин не было формальных ограничений, современные исследователи буддийской Тантры выдвигают мужчин на авансцену, а женщин, практиковавших наравне с ними, отодвигают в тень, помещая на второй план. Почти нет исторических исследований, в которых не утверждалось бы, что присутствие женщин в тантрических сообществах было аномалией, не имело прямого отношения к устремлениям, практике и достижениям тантристов-мужчин и сводилось просто к помощи в ритуалах.

Такие утверждения не выдерживают никакой критики перед лицом многочисленных свидетельств того, что на самом деле женщины присутствовали и полноценно участвовали в жизни тантрических сообществ. Например, среди учеников Канхи мужчин и женщин было поровну, а лучшей среди них была женщина. Немало женщин было и среди пятидесяти четырех учителей Па-дампы Сангье (Pha-dam-pa Sangs-rgyas), а двадцать четыре его ученицы обрели просветление. Среди четырех самых выдающихся учеников Джнянамитры (Jnanamitra) было две женщины. У Шантигупты (Santigupta) было два лучших ученика, и одним из них была женщина по имени Динакара (Dinakara).4 Когда царевна Шрисукха (Srlsukha) стала тантрическим гуру, сотни женщин из ее свиты стали ее ученицами и сделались совершенными йогини. Есть свидетельства, что у махасиддхи Бодхиваджры (BodhinantalTvajra), одного из учеников Канхи, среди учеников были сотни женщин.6 Известно, что из учеников махасиддхи Наропы двести мужчин и тысяча женщин обрели полное просветление. У большинства из восьмидесяти индийских великих махасиддхов (mahasiddha) были спутницы. Множество йогини устраивали тантрические пиршественные подношения, на которых допускали таких мужчин, как Канха, Атиша, Камалашила (Kamalasila) и Гоцангпа (rGod-tshang-pa). Когда такие йогины, как Луипа (Lui-pa), Наропа и Кантали были близки к окончательному духовному прорыву, женщины из их непосредственного окружения являлись, дабы преподать решающий урок, а затем продолжали свой беззаботный путь.

Какова же была религиозная практика этих женщин? Каковы были их достижения? Сведения о религиозных практиках женщин можно извлечь из сборников жизнеописаний, историй линий передач, колофонов к текстам, гимнов-восхвалений, разрозненных упоминаний о женщинах и произведений самих женщин. Вероятно, другие исследования могут отбрасывать представленные здесь мною свидетельства, как сведения о воображаемых эпизодах или фигурах, считая упоминания о женщинах лишь средствами оживления текстов или полетами фантазии, а не материалами такой же историографической ценности, как и соответствующие материалы о мужчинах. Мое исследование придает равный вес аналогичным данным о мужчинах и женщинах и позволяет свести данные о женщинах в осмысленную систему.

ВОЗРАЖЕНИЕ ПРОТИВ АНДРОЦЕНТРИЧЕСКОГО ТОЛКОВАНИЯ ИСТОЧНИКОВ

Толкование буддийской Тантры, которое выдвигает на первый план мужчин и отодвигает женщин или представляет их как бледные символы частично имеет место вследствие андроцент-рического понимания тантрических источников. Все источники, в которых описывается, во что практикующие Тантру верили, что практиковали и чего достигали, произвольно считают относящимися только к мужчинам, если только нет специального упоминания о женщинах, и при этом не обращают внимание на то, употребляли ли создатели этих текстов слова общего рода как подразумевающие исключительно мужской род или как подразумевающие оба рода. Касательно андроцентрического подхода есть несколько логических и лингвистически)! проблем.8 Логическая проблема заключается в том, что исходная посылка не выходит за пределы логического круга, а потому является несостоятельным аргументом:

Посылка: Обычно тантрические тексты не имеют в виду женщин.

Вывод: Женщины не являются объектами обсуждения в тантрических текстах.

Поскольку исходная посылка сама требует доказательства, а вывод просто иначе формулирует посылку, ясно, что предположения историков касательно женщин просто переносятся не письменные источники еще до того, как начнется осмотрительный и вдумчивый анализ.

Лингвистические проблемы андроцентрического толкования частично происходят от расхождения правил грамматики и композиции, по которым строились оригинальные санскритские источники и их тибетские переводы. В санскрите, где слова имеют окончания, изменяющиеся в зависимости от рода и числа, если в составе группы есть мужчины, всегда используется существительное множественного числа мужского рода, пусть даже в этой группе присутствуют и женщины. Поэтому санскритское слово sadhakah (мужской род, именительный падеж, множественное число), означающее «практикующие», — это конструкция общего рода, не уточняющая пол всех входящих в нее людей. Ее можно использовать как для обозначения группы, включающей в себя и мужчин и женщин, так и для группы, состоящей только из мужчин. Толкование таких общих конструкций, которыми полны тантрические тексты, — имеются ли в них в виду только мужчины или мужчины и женщины, будет зависеть от исторического понимания традиции, а не от рассмотрения грамматики.

Родственная проблема композиции заключается в том, что при переводе тантр с санскрита на тибетский язык тибетцы обычно переделывали санскритские шлоки в семисложные или девятисложные строки. Иногда, чтобы сократить строку, приставки, а также окончания, указывающие число и падеж, опускались, в результате чего иногда становилось неясным, какое число и род имелись в виду в оригинале. Например, санскритское слово mantrinah (мужской род, именительный падеж, множественное число), означающее «практикующий мантру», потенциально обозначает и практикующих мужчин, и практикующих женщин и его правильным переводом на тибетский язык было бы sngags-pa-rnams, но, чтобы выдержать количество слогов в строке, его могли сократить до sngag-pa (единственное число), а иногда даже до sngags. Естественно, что эту сокращенную форму переводят как существительное в единственном числе — «практикующий Тантру», — которое на английском языке соответственно относится к неопределенному роду («Tantric practitioner»), хотя многие читатели «прочитают» его как слово мужского рода. Однако такая сокращенная форма иногда переводится как йогин, приобретая еще более сильную мужскую окраску и даже требуя применить местоимение «он». Точно так же санскритское слово йогини (yoginl), которое следовало бы переводить на тибетский как налчжорма (rnal-'byor-ma), часто сокращается до налчжор (nal-'byor), теряя свое женское окончание, и поэтому на английский обычно переводится как йогин. Сравнение с санскритским оригиналом (если он имеется) или с другими вариантами тибетских переводов может помочь установить род, но до сих пор было принято считать такие языковые конструкции свидетельством мужской специфики тантрических текстов и мужского состава тантрических сообществ. Результат такого процесса лингвистического и культурного перевода — полное исключение женщин, которые были неотъемлемой частью этого движения.

Андроцентрическое толкование также охватывает и вопрос пропорционального представительства женщин в некоторых главных источниках. Документами, освещающими этот период, обычно выступают собрания кратких очерков о восьмидесяти четырех махасиддхах, или «великих практикующих», легендарные жизненные пути которых знаменуют расцвет буддийской Тантры в средневековой Индии. Одним из самых значительных ранних и широко цитируемых сочинений этого жанра является 4amypaiuumucuddxa-npaepummu(Caturasitisiddha-pravrtti) Абхаядатты (XII век). В этом и сходных произведениях имеется сравнительно немного информации о женщинах, и только четыре из обычно перечисляемых восьмидесяти четырех махасиддхов являются женщинами. Этот факт сочли точным указанием на пропорциональное представительство женщин в тантрических сообществах, хотя четко установлено, что количественные сведения, имеющиеся в исторических источниках, не соответствуют количественному присутствию или историческому значению. Более того, если рассмотреть жизнеописания и иконографию махасиддхов-мужчин, то примерно у шестидесяти из них были спутницы-тантристки. Некоторые из женщин, которые этой книге не названы по имени, известны из других источников. Например, махасиддху Шавари часто изображают с двумя женщинами, которые лишь мимоходом упоминаются в его жизнеописании. Однако их имена и их деятельность как учителей известны из других источников, а кроме того, сохранились некоторые из их песен. Когда Майт-рипа пришел как ученик к Шавари, то его учителями одновременно стали и женщины: Падмалочана и Джняналочана, которые преподали ему самые ключевые уроки, в том числе помогли (делать высочайшее открытие природы его собственного ума. Если эти женщины просто упоминаются в сочинении Абхаядатты, иногда даже не по имени, то это не означает, что они не занимали никакого важного места в тантрическом движении, а лишь отражает стиль и риторические задачи этого текста. Поскольку обширный труд Абхаядатты дает полезную информацию историкам, ученые склонны рассматривать его как историческое сочинение, однако Абхаядатта писал его в первую очередь как сборник назиданий. Все жизнеописания в нем примерно одной длины, и не вызывает сомнений, что автор не пытался включить в них всё, что он знал, но просто освещал жизненный путь великих практиков, давая лишь те подробности, которые помогали понять повествование. Дополнительная информация, популярные истории и поучительные случаи из жизни махасиддхов, скорее всего, были широко известны в его иремя, и поэтому казалось излишним приводить приземленные подробности о таких высоких и известных фигурах — такие как имена всех их учителей, соратников и учеников. Эти истории в первую очередь служили кладезем наставлений и вдохновения для других практиков Тантры, а дополнительные подробности могли сообщаться в устных комментариях. (Следовательно, труд Абхаядатты следует рассматривать не как детальный фотографический снимок конкретной области буддийской истории, а как мозаику, передающую общий дух буддийской практики. В нем содержатся сведения о разновидностях выполнявшихся практик и различных образах жизни тантрических практиков, но вовсе не обязательно видеть в нем надежный источник статистических данных.

Можно сопоставить дидактическую направленность сочинения Абхаядатты и истории линий передач, составленные Джо-нангом Таранатхой (XVII век), который дает больше информации, оценивает различные источники, а иногда цитирует противоречащие друг другу сведения и взвешивает их относительную ценность. Таранатха намеренно писал историю религии, а у Абхаядатты такой задачи не было. Соответственно, гораздо больше информации о женщинах содержится в работах Таранатхи, поскольку он часто включает имена учителей, их соратников и учеников.

Андроцентрическая избирательность проявляется и в том, что сочинение Абхаядатты принимают как источник количественных данных о присутствии женщин в тантрических сообществах, а произведение Таранатхи, в котором женщины представлены гораздо шире, не принимают. Тот факт, что в йогини-тантрах больше половины упоминаний, где есть указание на род, относятся к женщинам, считают не свидетельством преобладания женщин в тантрических сообществах, а доказательством того, что их авторами были мужчины, которых интересовал противоположный пол. Таким образом, андроцентри-ческие критерии, применяемые к тантрическим текстам, просто подгоняются так, чтобы независимо от содержания данного текста получить вывод о доминировании мужчин. Кроме того, критерии, применявшиеся к письменным источникам, никак не могут быть применены к другим видам свидетельств. Историк часто бывает похож на археолога, откапывающего в развалинах обломки и черепки — свои доказательства. Вывод, что пятипроцентная доля явных упоминаний женщин соответствует пятипроцентной доле участия женщин в данном движении, равносилен утверждению, что, если на археологической раскопке найдено два черепка, значит, в этом месте было немного горшков, или что если сохранилось только два фундамента, то первоначально в этом месте было очень мало зданий. Более того, заявлять, что в текстах о жизни женщин не говорится потому, что они не заслуживали упоминаний о себе, равносильно тому, чтобы объявлять сохранившиеся черепки и памятники древности «заслуживающими» сохраниться благодаря своей природной исторической важности. Такая линия доводов в равной степени абсурдна в применении и к археологическим материалам, и к письменным источникам. В письменной истории, как и в археологии, любое случайно сохранившееся свидетельство должно быть вписано в общую картину, учитывающую все имеющиеся факты и сплетающую их в единое целое. Если сопоставлять информацию о женщинах в различных жанрах тантрической литературы, становится ясно, что жизни женщин и их пути в учении нисколько не менее интересны или исторически важны для буддийской Тантры, чем жизни и пути мужчин. Можно обнаружить, насколько широко было присутствие женщин в тантрических сообществах, документально обосновывая их знания и компетентность в таких областях, как магия и ритуал, тантрические пиршественные подношения, визуализация божеств и мандал, внутренние йоги, обретение просветления и принятие на себя роли гуру.

МАГИЯ И РИТУАЛ

Магия, ритуал и сверхъестественные способности неотделимы от буддийской Тантры как методы, пробуждающие в людях веру, и как проявление власти йогина над феноменальной реальностью. Современным западным читателям требование обладать сверхъестественными силами и знаниями искусства магии может показаться сомнительным, но в контексте буддийской Тантры они считались доказательством духовных достижений. Магические способности свидетельствуют о способности владеть энергиями божеств, выходить за пределы кажущейся плотности так называемых материальных предметов и постигать их текучую изменчивость, податливость, достигаемую посредством ритуальных действий. Действенное исполнение ритуала требует от йогина владения телом и первоэлементами (к которым относятся земля, воздух, огонь, вода и пространство). Затем можно овладеть способностью управлять погодой, исцелять, обеспечивать урожай и давать учения. Принимая во внимание, что ритуальные и магические способности использовались в тантрической практике, достижения женщин в этой сфере служат ощутимым свидетельством успешного освоения ими тантрических методов.

Сохранившиеся истории о женщинах-тантристках описывают их достижения в магии и ритуале. Многие из этих женщин были учителями, и о том, что они владели магическими силами, рассказывают их ученики, которые считают эти способности доказательством духовного мастерства своих гуру. Женщина-учитель Динакара с тринадцатилетнего возраста усердно практиковала учение Будды, перейдя от Винаи и Махаяны к изучению Тантры. Среди множества своих достижений она владела ритуальным взглядом (способностью с помощью пристального взора подчинять своей воле людей, животных и предметы), который она использовала для обращения на истинный путь докучливых йогинов-небуддистов, а однажды — чтобы поставить на место одного йогина, хвалившегося способностями, которых у него не было. Кроме того, Динакара умела летать и обладала другими сверхъестественными способностями (сиддхи: siddhi). Другая женщина-гуру, Домбийогини, была известна своим владением ритуальными взорами и четырьмя видами ритуальных действий (успокоения, возрастания, подчинения и разрушения), а также способностью ходить по воде. Женщины-гуру, сестры Мекхала (Mekhala) и Ка-накхала (Kanakhala), владели магическими взорами и способностью проходить сквозь плотные предметы. Они умели переносить предметы на расстояние, что проделали с хижинами некоторых индуистских йогинов, которые досаждали им своими нелепыми вопросами. Гангадхара (Gahgadhara), царевна, которая стала знаменита как учитель Кьюнгпо Налчжора (Khyung-po rNal-'byor) и духовная спутница Майтрипы, была также известна силой своих ритуальных взоров. Она предпочитала жить в лесу и могла преображаться, принимая множество обликов. Однажды она обратилась в волчицу и в этом облике принимала ритуальные подношения.

Примеры обретения женщинами магических сил можно продолжить: Бандхе (Bandhe), лучшая ученица Канхи, была ясновидящей, могла становиться невидимой, владела ритуальными взорами и искусством быстрой ходьбы, то есть способностью за несколько минут преодолевать большие расстояния. В Ассаме своими магическими силами она обратила на Путь целое царст-^ во, сначала вызвав дождь, чтобы погасить бушующее пламя, а затем мантрами и телесными преображениями отразила натиск тантристов-индуистов (вишнуитов), расстроив их богослужение в храме и сея разрушения, пока народ, взмолившись к ней, не обратился на путь. Другая ученица Канхи, Джалахари (Jalahari), умела наполнять свою чашу-череп рисом, супом и пивом, перенося все это из кухонь людей. Когда же ее чаша была полна, она не ела эту еду, а питалась, вдыхая ее сущность. Когда супруг Джатиджалы (Jatijala), Буддашриджняна (Buddhasrijiiana; бывший монах, известный также под именем Джнянапада: Jnanapada), собрался уединиться для выполнения практики махамудры (mahamudra), жена научила его ритуалу умилостивления Джам-балы (Jambhala), бога богатства, чтобы в период занятия практикой он мог не заботиться о средствах на жизнь. В XI веке в Южной Индии восемь учениц Локапрадипы (Lokapradlpa) обрели сверхъестественную способность оставаться вечно юными. Алоки (Alokl) и Душила (Duhslla), две куртизанки, которые были ученицами одного и того же йогина — лесного отшельника, тоже были знамениты своими магическими способностями. Одна йогини, имя которой до нас не дошло, благодаря тому, что в течение месяца повторяла мантру Тары на месте сожжения трупов и покрывала веки их пеплом, обрела способность становиться невидимой. Знаменитая йогини Менака (Menaka), которая обрела совершенство, «бескрайнее как небо», владела четырьмя магическими взорами и могла ходить по воде. Кангкана (Kangkana), одна из близких учениц Канхи, могла делаться невидимой и забавлялась тем, что перемещала плоды с одного дерева на другое, а спутница Куккутипы (Kukkutipa) обладала способностью превращаться в наседку.

Владение ритуалами и магией требовало не только медитативной подготовки, но и точного эзотерического знания ритуальных предметов, действий и того, что нужно произносить. Женщины запечатлели свой опыт ритуалов, написав наставления о том, как использовать мантры и ритуалы, чтобы достичь конкретных результатов. Руководства по практике Обезглавленной Ваджрайогини, написанные Лакшминкарой, и руководства по практике Манджушри, написанные Яшодаттой (Yasodatta) и Яшобхадрой (Yasobhadra), включают в себя наставления по начитыванию мантр для достижения особых, а в некоторых случаях и экзотических целей, например: сотрясти целый город, подчинить себе царя, потребовать исполнения любых желаний.

Особенно богаты ритуальными подробностями сочинения Сиддхараджни (Siddharajnl). Она исчерпывающе излагает ритуал, медитацию и йогическую систему практики Будды Бесконечной Жизни (Амитаюса), а также дает письменные руководства по родственным божествам — Хаягриве (Hayagrlva) и Ава-локитешваре (Avalokitesvara). Ее руководство по Хаягриве включает в себя наставления о том, как освящать вылепленное из теста подношение (санскр. бали: bali; тиб. торна: gtor-ma), символизирующее сокровенные телесные субстанции и природные качества просветления, и как использовать ритуальные фигурки для устранения препятствий своих учеников. Сиддхараджни щедро делится своими знаниями ритуала в руководстве по практике эзотерической формы Авалокитешвары. В этом сочинении описывается создание сложной мандалы, методы приготовления лекарственных пилюль и тантрических «внутренних подношений», объясняется, как правильно убирать ритуальные вещества и делать огненное подношение, связанное с активностью подчинения. Она написала и еще один текст — о том, как выполнять огненное подношение, завершая выполнение уединенной практики Амитаюса. Ее авторитет в этой области признаётся тремя из четырех школ тибетского буддизма.

Эти многочисленные примеры, которые, вне всякого сомнения, представляют собой реальные случаи, ясно демонстрируют, что женщины не просто обеспечивали мужчинам помощь в ритуалах, но самостоятельно обретали магические силы и способности, необходимые для выполнения ритуалов. Хотя литература Тантры лишь мимоходом упоминает о магических способностях женщин (и мужчин), эти проблески рисуют духовную картину, в которой женщины были вольны как птицы и с легкостью переступали порог, отделяющий мир обычной действительности от страны магии, где мысли реальны, всё видимое — лишь символы, а предметы отражают творческие способности ума. Благодаря тантрической практике женщина наглядно видит созидательную способность собственного ума во всем, что она воспринимает в так называемом внешнем мире. Дакини Сияющая Львица прославила магию, что правит в мире мудрости, такими словами:

Не смотрю на «иное», смотрю на «я». «Я» — бескрайняя изначальная мудрость, А все «иное» магией этого «я» сотворено. Мудрость недвойственности — за пределами ума.

ТАНТРИЧЕСКИЕ ПИРШЕСТВЕННЫЕ ПОДНОШЕНИЯ

Тантрические пиршественные подношения, или общинные собрания (ганачакра: ganacakra и чакрапуджа: cakrapuja), принадлежат к характерным тантрическим практикам. Ганачакра — это тантрический ритуал, который состоит из многих этапов. Священное место для проведения этой церемонии размечают геометрическими фигурами, которые рисуют на земле порошковыми красками, а затем раскладывают сложный набор подношений. Облачение участников включает в себя такие знаки отличия, как костяные украшения и короны; они используют музыкальные инструменты архаического вида: барабанчики из черепов, грубы из бедренной кости, раковины, для того чтобы создать настроение повышенной настороженности. Практикующие усаживаются в круг и вкушают предписываемые ритуалом мясо и вино, подаваемые в чашах из черепов. Эти пиршества также предоставляют случай для обмена знаниями ритуала, для ритуального почитания женщин (стрипуджа: stripuja) и для выполнения сексуальных йог.38 Кульминацией пиршества является исполнение тантрических танцев и музыки, которые никогда нельзя открывать посторонним. Участники пиршества также могут исполнять импровизированные «песни свершения» (чаръягити: caryaglti), чтобы выразить свою возросшую ясность и блаженный восторг в спонтанно рождающихся стихах.

Как считалось, пиршества — это ритуалы, на которые женщины «допускались», когда практикующим мужчинам требовались их «услуги». Однако существует множество свидетельств, что женщины сами устраивали пиршества независимо от мужчин. По меньшей мере два собрания «песен свершения» к Тибетском буддийском каноне представляют собой антологии песен, пропетых на чисто женских пиршественных собраниях. В одном собрании упоминается пиршество, состоявшееся в Бихаре, в месте для сжигания трупов, которое носит название Шитавана (Sltavana), — в одном из мест, благоприятных для тантрических собраний. На нем присутствовали тридцать пять «высоких йогини, постигших абсолютную реальность» (дхат-чишвари: dhatvlsvari). Пиршество, которое дакини устраивали в месте сожжения трупов Аттахаса (Attahasa), послужило созданию другой антологии, имеющейся в Тибетском каноне. Есть и другие свидетельства того, что женщины главенствовали на тантрических пиршествах и организовывали их наравне с мужчинами. Например, когда многочисленные ученики Канхи — йогины и йогини — устраивали пиршество, вела это собрание Бандхе, лучшая ученица Канхи.

Для тантрической литературы обычны описания пиршеств, устраиваемых одними женщинами или мужчинами и женщинами поровну. В этой литературе нет ни описаний пиршеств, проводившихся одними мужчинами, ни указаний на то, что женщины допускались на пиршества лишь по приглашению мужчин.43 Мне не приходилось встречаться с примером пиршества, устраиваемого мужчинами, на которое женщин бы приводили или приглашали, но описания обратного мне встречались часто. В тантрической литературе имеется множество примеров, когда йогины получают допуск на собрание йогини. Для прак-тикующего-мужчины быть допущенным на пиршество йогини — большая честь. По классическому сценарию, йогин неожиданно оказывается посреди собрания йогини, как правило, в лесной глуши, в заброшенном храме или в месте сожжения трупов. Он просит допустить его в их круг и пирует с ними, получает от них посвящения и обретает в их обществе познания в магии и тантрические учения.

Один практик Тантры, тибетец, совершивший паломничество в Индию, рассказал, как, совершая паломничество в храм богини (возможно, Джваламукти: Jvalamuktl) у подножия гор в Северной Индии, он случайно наткнулся на собрание йогини. С наступлением вечера он увидел, как множество женщин входили в храмовый двор с цветами и другими вещами, нужными для пиршества. То, что они готовились к ночному ритуалу, их короны, замысловатые украшения и радужные одеяния — всё это подсказало ему, что перед ним йогини. Понимая грозящую ему опасность, если он прогневит их своим вторжением, но движимый решимостью не упустить такую редкую возможность, он миновал стоявшую у ворот стражницу, увернувшись от ее удара, и оказался среди йогини. Йогини-распо-рядительница разрешила ему присоединиться к ним. Он слушал песни женщин и смотрел их танцы, принимал участие в пире и описал все это событие в путевом дневнике как вершину своего духовного пути.

Мотив пиршеств и собраний йогини очень распространен в этой литературе. По велению своего гуру, Джаландхари, Канха должен был присутствовать на пиршестве йогини и получить от одной из них передник из костяных украшений. Канха действительно нашел эту йогини на пиршестве и получил от нее передник, но развязал узлы, соединяющие отдельные резные фрагменты, а потому благодатная энергия и магическая сила, вплетенные в это одеяние, рассеялись.46 Ати-ша, один из основателей тибетского буддизма, прежде чем стать монахом, три года провел в Уддияне, где вместе с йогини принимал участие в тантрических пиршествах и слышал много песен дакинь. В Уддияне же Луипа участвовал в пиршестве, устроенном дакинями в месте сожжения трупов и получил при этом посвящение Ваджраварахи (Vajravarahl). Несколько собраний песен из Тибетского канона содержат песни, которые были пропеты для йогинов, которым посчастливилось присутствовать на собрании йогини. Среди них — ряд песен, пропетых для Камалашилы на тантрическом пиршестве, которое проходило в Уддияне, в месте сожжения трупов, и возглавлялось йогини Махасукхасиддхи (Mahasukhlsiddhi: «Владеющая Великим Блаженством»). Во вступительной части объясняется, что дакини были довольны Камалашилой и сочинили символические песни, дабы прославить его мудрость.

В тантрических текстах общинные пиршества также описываются как ритуал, устраиваемый и возглавляемый женщинами. Например, сюжет о мужчине, присутствующем на пиршественном собрании, в котором обычно принимают участие только женщины, присутствует в Хеваджра-тантре. Значительная часть этого произведения посвящена тому, как найти место, где йогини проводят пиршественные собрания, и получить на них доступ. Если мужчина использует нужные тайные знаки для общения с йогини, они могут допустить его на свое собрание, и в тексте это описывается так: «Если [йогини] держат в руках гирлянды, они дают понять, что ты должен остаться в их обществе. Движения с гирляндами означают: "О хранитель тантрических обетов, оставайся и прими участие в этом собрании". В том месте, где происходит собрание, он должен оставаться в священном кругу и делать всё, что приказывают йогини». В этом описании женщины усаживаются в круг и ведут ритуал, а йогин, который олицетворяет Хеваджру (будду в мужском облике), сидит в центре. Эта схема отражает иконографию мандалы самой Хеваджра-тантры. После того как йогин и йогини вкусили священной пищи, йогин поклоняется собравшимся женщинам и, воздавая им почести, обретает в их обществе духовное совершенство.

В своей классической форме это пиршество явно представляет собой вовсе не такую практику, на которую женщины, если им посчастливится, могут быть допущены, а ритуал, выполняемый, как само собой разумеющееся, или исключительно женщинами, или общиной, состоящей из мужчин и женщин. Собрания женщин, усаживающихся кругами, для того чтобы проводить пиршества, выполнять ритуалы, учить и вдохновлять друг друга, представляют собой практику, которая отражена и в светской литературе того периода. Такие ночные собрания женщин назьшались «круг йогини» (йогини-чакра: yogini-cakra, йогешвари-чакра: yogesvarl-cakra или йогини-манд ала: yoginl-mandala), «собрание йогин...